Kitobni o'qish: «Тварь»

Глава первая. Эмигрант из Зоны

Огненный пунктир «трассеров» прочертил ночное небо над головой и чиркнул по сухой земле в каком-то десятке метров. Взметнулись в воздух фонтанчики жирной пыли вперемешку с клочьями почвы. Били не прицельно, но злобно и патронов не жалели – от души месили сектор, в котором засекли неосторожно подставившихся нарушителей.

Это у них, гаденышей, такое развлечение – ночная стрельба по сталкерам, волокущим через Периметр хабар, вырванный с кровью из пасти Зоны. Вроде охоты на зайцев, мечущихся в свете фар – азартная пальба по тем, кто не в состоянии ответить той же монетой. Не то, чтобы все ооновцы были таким прожженными скотами, просто давняя вражда со сталкерами зачастую выливается в открытые столкновения группировок с коалиционными силами, закрепившимися на границе Зоны. Неприязнь вполне взаимная, потому как за время существования зоны отчуждения немало крови пролито с обеих сторон. Так что жаловаться не имеет смысла: если, чего доброго, засветишься при пересечении Периметра, вояки пристрелят тебя без всякого сожаления, с удовлетворением отметив, что собаке – собачья смерть.

Вообще-то, нарушителей специального режима, установленного в зоне отчуждения, полагается задерживать и доставлять в комендатуру соответствующего сектора – для дальнейших разбирательств. Да только кому это надо: выискивать в темноте затаившихся мерзавцев, наверняка вооруженных, а что еще хуже – несущих из Зоны всякую заразу? Так что, расправляясь со сталкерами на месте, патрульные искренне полагают, что таким образом защищают человечество от расползающейся из-за Периметра смертельно опасной мерзости. А если впоследствии и обнаружат расстрелянные с пограничной полосы тела, то с бойцов все, как с гуся вода – пожмут плечами, руками разведут: приняли, мол, за снорка, зомби или еще какого мутанта, прущего из темноты на мирный соседний городок. Кто их в темноте разберет?

А сейчас их, притаившихся за броней транспортера, озверевших от однообразия и скуки ежедневного патрулирования, разбирал обыкновенный охотничий азарт: луч прожектора жадно шарил по ложбине в поисках цели, и вслед ему, будто принюхиваясь, перемещался ствол крупнокалиберного пулемета. Будь они посмелей – не замедлили бы дать «по газам», да, наплевав на инструкции, рвануть через внешний контур на колесах. Да только трусят они, и штаны свои пятнистые, натовские, сушат, наслушавшись рассказов о смертельных ловушках Зоны. Кишка у них тонка – пройти хоть несколько шагов обычной сталкерской тропой. Это при том, что здесь, на внешнем контуре, аномалий и близко нет – Периметр проведен с приличным запасом. Так что единственной опасностью для брата-сталкера как раз и остаются здесь воинские патрули. Благо, они только и могут, что бить издалека, что, впрочем, делают довольно лихо: ствол мощный, километра три под прицелом держит. Если бы не спецкомбинезоны, поглощающие инфракрасное излучение тела, их давно бы уже засекли через тепловизор, и тогда уж полный кирдык… А так – ничего, можно и полежать, вжавшись физиономией в пыльную траву. Чего там – бывали ситуации и похуже. Только вот, затаившийся рядом с Букой проводник, похоже, начинал терять терпение. Аж зубами скрежетал от ненависти:

– Вот, суки! Никак не уймутся! Да сколько у них там патронов?!

Хороший вопрос: били-то из башенного пулемета бронетранспортера. А патронов там, наверняка, тройной запас – на случай встречи с реальными гостями из-за Периметра. Снова очередь – и теперь уже Бука ощутил, как сверху осыпало маленькими комочками земли. Сектор обстрела сужался, словно пулеметчик решил педантично засеять пулями весь приглянувшийся ему участок. Проводник снова выругался – сочно, витиевато, от души. Его можно понять: это ведь он обещал спокойный, тихий и безопасный выход из Зоны. И получил за это немалый куш. Наверное, оттого и бесился и трусил, предполагая что отберут задаток. Потому как цена такому обгадившемуся проводнику – горсть радиоактивной пыли. Честно говоря, до самого последнего момента Бука сомневался – нужен ли ему проводник в принципе? Ведь по Зоне он мог сам провести кого угодно и куда угодно, к любому известному объекту без риска вляпаться в случайно подвернувшуюся аномалию. Почти без риска, разумеется: все-таки, никто не знает, что и как повернется в этом месте, которое люди по ту сторону Периметра считают сущим адом. Других мест Бука никогда не видел, так что не спорил с этим утверждением. Он просто жил здесь, был частью окружающего пейзажа и даже одним из персонажей сталкерских баек.

Но это в Зоне. А ему нужно туда, за Периметр. В совершенно чужой мир. Туда, где он никогда не был, и куда никогда не стремился до недавнего времени.

Но теперь все изменилось. Он не мог больше находиться в этом, ненавистном ему месте. Нужно было убраться отсюда – быстро, наверняка. И Бука сделал то, что раньше не пришло бы ему в голову – взял себе в помощь местного «следопыта». Он справедливо рассудил, что Зона – Зоной, но разбираться в тонкостях пересечения хорошо охраняемого Периметра тоже надо уметь. Ведь там, за этой незримой чертой, местами обозначенной колючей проволокой и колеей армейских джипов – все иначе. Там нет мутантов и смертоносных аномалий, радиоактивных осадков и ежеминутной опасности получить пулю в спину.

Просто там – все чужое.

Это хорошо, что проводник не знал его в лицо. Может, он и не слышал про него вовсе. Просто у него узкая специализация – по дырам в Периметре. Он вроде того паромщика, что перевозит души мертвых в ад и обратно. Что-то такое рассказывал ему Док…

Снова очередь – отрывистый, свистящий пунктир прямо над головой. Красиво – если не задумываться в эти секунды о смерти. Бука не думал о смерти: само чувство страха было у него атрофировано с того момента, когда он впервые осознал себя. Было другое чувство – чувство опасности. Но оно скорее приятное, оживляющее тело, заставляющее чаще биться сердце, насыщаемое впрыснутой дозой адреналина – или что там у него в крови? Ведь он – не совсем человек. Док что-то рассказывал о том, какие изменения происходят у тех, кто слишком уж сжился с Зоной. Док и сам был таким – не безмозглый зомби, конечно, но уже тот, кому нет жизни вне Зоны. Этого Бука боялся больше всего: что и он не сможет жить за ее пределами. Тогда ему не останется ничего, кроме, как сдохнуть. Возвращаться обратно было бы еще хуже.

Но уже здесь, притаившись за бугорком, покрытым уродливой, полудохлой, растительностью Бука почувствовал: Зона не отпустит его так просто. И БТР этот явно не был случайностью. Даже не будучи спецом по Периметру, он знал: основная масса патрульных колесит на джипах. И то, что они нарвались на эту звероподобную бронированную штуковину, да еще в «самом безопасном» по слова проводника месте, можно считать знаком. Своеобразным «приветом» от Зоны. Бука не знал, как все это работает, он вообще мало чего знал, полагаясь на врожденное чутье и способности, развитые не без помощи Дока. И теперь это чутье говорило ему: это не просто уродливая машина на безобразно раздутых колесах, облепленная забранными в решетки фарами, с начинкой из поддатых вояк. Это еще одна игрушка тех темных, неведомых сил, что вертят здесь пространством и временем.

Они нарвались на засаду, когда казалось, все сложности остались уже позади, и проводник с усталым самодовольством комментировал проделанную работу, продолжая набивать себе цену. Действительно, они ловко проскочили между двумя патрульными джипами, объезжавшими внутренний контур Периметра. Гонять по самой кромке Зоны на колесной технике могли лишь самые отчаянные или же плохо информированные вояки: Зона, как гигантская амеба, колышется, непредсказуемо выбрасывая аномальные «отростки» и так же неожиданно их «втягивая». И даже несмотря на то, что машины оборудованы институтскими «спецсредствами», позволяющими сходу, почти безболезненно преодолевать небольшие аномалии, на это надо решиться. Так что зачастую в патруле можно было встретить военных сталкеров, а связываться с ними при прорыве Периметра, как минимум, небезопасно. Кроме патрульных, опасность представляли электронные системы контроля – камеры, датчики движения и прочая мерзость, и тут уж проводник оказался на высоте, проложив рискованный путь прямо под объективами инфракрасных камер. Были у него и свои хитрости, какие-то электронные примочки, притупившие бдительность охранной техники. И после долгого извилистого пути «по-пластунски», они выползли, наконец, к последнему участку, за которым никто уже никто не вправе предъявлять им претензий в нарушении спецрежима.

А потому, когда их, расслабленно, поднявшихся в полный рост, встретил мощный световой удар вспыхнувших во мраке фар, первой реакцией стал ступор. Они замерли, ослепшие и ошеломленные, словно надеялись еще, что все это случайность, а там, по ту сторону контрольно-следовой полосы решили подсветить что-то другое. И только длинная пулеметная очередь вернула им ощущение действительности. Рванув в сторону, успели нырнуть в плоскую, спасительную рытвину в земле, в которой теперь и надеялись переждать охотничье настроение патрульных.

Впрочем, совсем не похоже было на то, что находившиеся внутри БТРа, куда-то спешат. И положение из опасного все больше переходило в отчаянное.

– Ну, и что делать будем? – тихо спросил Бука, поглядывая в сторону бронированной машины. Тихо ворча двигателем, БТР медленно проехал вдоль контрольно-следовой полосы, сдал назад: очевидно, там выбирали более удобную точку, откуда можно было достать нарушителей. – Может, назад?

– Да уж, видно, придется, – пробормотал проводник, одним глазом, из под надвинутого капюшона поглядывая в сторону источника света. – Надо только момент выбрать – а то срежут. Как пить дать – срежут…

Словно в подтверждение его слов, пулемет разродился длинной очередью, веером прочертившей темноту прямо над головами. О том, чтобы встать и бежать – не могло быть и речи. До сих пор их спасала удачно подвернувшаяся яма. Даже не яма – небольшое углубление в земле, позволившее слиться с чересчур плоской местностью. Только теперь Бука понял, что они лежат в луже, и холодная вода норовит затечь в складки легкомысленно расстегнутого комбеза. Это было странно: откуда здесь лужа? Ведь земля вокруг совершенно сухая… Бука мгновенно напрягся: он знал цену подобным странностям. Быстро повернулся в сторону спутника. Тот ответил ему таким же настороженным взглядом: видно и до того дошло, что дело не ладно. Вода заметно прибывала, и скоро начнет заливать рот, нос, заставляя предательски задирать голову.

– Концентрат?! – быстро предположил сосед.

– Тебе лучше знать – ты же проводник, – не без раздражения ответил Бука. Хотя уже чувствовал близость аномалии. Черт возьми, откуда она взялась здесь, за фактической границей Зоны? Видимо, наблюдатели, следящие за контурами Периметра, где-то просчитались. Наблюдателям это простительно, Док называет это «человеческим фактором». Но как прошляпил он, Бука?! Тут же, под комбезом проводника тихонько запищал детектор аномалий – точно, комариная плешь где-то поблизости.

– Свеженькая… – недоуменно пробормотал проводник, отплевываясь. – Выдавливает грунтовые воды, чтоб ее, мать ее, так и разэдак…

Они заворочались в мутной жиже, пытаясь примоститься в новой среде. И, похоже, напрасно: прожектор вдруг бешено заметался прямо над головой, на миг ослепив своим больнично-белым светом.

– Засекли! – округлив глаза, прохрипел проводник. Он уткнулся лицом в лужу, шумно втягивая воздух краешком рта, выступавшим над поверхностью. В свете прожектора он был прекрасно виден Буке, и у того появилось странное ощущение – будто он голый, на операционном столе под светом мощной лампы: такую картину он не раз наблюдал в доме на Болоте. Но никогда не думал, что сам окажется в таком положении.

– Почему не стреляют? – чуть повернувшись, с надеждой пробормотал проводник. – Может, все-таки, не засекли?

Ответ пришел быстро: БТР взревел двигателем, неуверенно, очень медленно, сдал назад, развернулся…

– Нет… – пробормотал проводник, судорожно вытягивая из лужи автомат. – Они что же, хотят…

Он не договорил. И без того стало ясно, чего хотят разгорячившиеся охотники: тяжелая машина осторожно проползла мимо столба с ржавой табличкой «СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА» и коснулась рифлеными шинами уходящей в обе стороны распаханной контрольно-следовой полосы.

Все, шутки кончились.

– Твою мать! – заорал проводник, шумно, с брызгами, выныривая из лужи.

Прополз несколько шагов на четвереньках, вскочил и, пригнувшись, рванул обратно, в сторону покинутой, было, Зоны. В дергающемся свете фар он зигзагами, как тот самый удирающий заяц, несся к груде булыжников неподалеку. Совершенно непонятно, что он хотел этим выгадать – разве что на время спрятаться от пуль. Похоже, у него попросту сдали нервы.

Стрельба же со стороны БТРа, прекратилась, и это было более, чем неприятно. По всему выходило, что их попросту решили намотать на колеса. Иначе трудно было объяснить это неожиданное решение патруля – вопреки обыкновению, преследовать нарушителей на их же территории.

Шум яростно взвывшего двигателя привел Буку в чувство. Он вынырнул, наконец, из склизкой жижи, слишком уж медленно поднялся на ноги, потянув за ремень дробовик – совершенно бесполезное в данном случае оружие. Наверное, выглядел он сейчас довольно нелепо – грязное, мокрое чучело, торчащее посреди новоявленной лужи и обтекающее грязью. Как загипнотизированный, он пялился на свет приближающихся фар. Страха не было – его заменило какое-то удивленное отупение. Неизвестно, успел бы он увернуться в последний момент или принял бы другое, куда более, нестандартное решение, но только все случилось куда, как более неожиданно, чем можно было ожидать. Когда вздернутое бронированное рыло маячило уже метрах в пяти от застывшего парня, БТР словно наткнулся на невидимую стену: уткнувшись деформирующимся носом в невидимое «ничто» и продолжая бешено взбивать колесами воздух, он резко задрал корму, на миг продемонстрировав эффектный вид сверху.

Следующие секунды были наполнены ревом вышедшего на запредельные обороты движка и скрежетом сминаемого металла. Бука заворожено наблюдал, как вырванная с корнем, словно пробка из бутылки, вылетела из корпуса башня. Завертевшись волчком, она воткнулась в землю, вспахивая ее пулеметным стволом. А следом, словно сдернутый гигантским тросом, взлетел в воздух и унесся в сторону и сам БТР. В лицо ударило плотным порывом ветра вперемешку с дизельной гарью. А секундой позже тяжелый гробообразный корпус с грохотом рухнул на каменистую почву Периметра.

– Ни хрена себе… – донеслось из-за спины. Там уже стоял, выбравшийся из укрытия проводник. – Трамлин, чтоб меня!.. И так удачно, надо же!

Бука не ответил: и младенцу ясно, что трамплин. Но чтобы такой мощности… Прислушался к своими ощущениям: да, теперь он действительно чувствовал и этот чудовищный трамлин и комариную плешь неподалеку. Однако круто здесь – на «самом безопасном» участке Периметра.

– Никогда здесь не было ни «плеши», ни трамплина, – неуверенно проговорил проводник, глядя в детектор аномалий. – Клянусь, чтоб я сдох – не было!

– Бывает, – равнодушно заметил Бука. – Зона. Всегда здесь что-то появляется, что-то исчезает…

– Обычно это происходит во время выбоса, – недоверчиво проговорил проводник. Нервно поправил автомат. Сейчас он совсем не был похож на того нагловатого, самоуверенного мужика, загнувшего за свои зело полезные услуги немалую цену. – Может, я место спутал?

Он замер, затравленно озираясь. Сплюнул, заявив:

– Да ну, нафиг… Я, все-таки, еще не спятил. Все это появилось здесь только что.

– А ну, погоди… – медленно выходя из лужи, не глядя, отстраняя проводника, сказал Бука. Он неторопливо направился в сторону лежащего на боку БТРа, попутно вытряхивая грязь и воду из ствола дробовика.

– Ты куда? – слабо окликнул его проводник.

Бука не обратил на возглас никакого внимания. Что-то неприятно свербило в груди – как это бывает, когда чувствуешь опасность, но не можешь определить ее источник. БТР валялся на боку, как огромная, брошенная детская игрушка. Двигатель заглох, но два колеса из четырех, задранных кверху, продолжали мерное вращение. И это не было похоже на инерцию. Едва Бука приблизился к горячей железной туше, как две пары передних колес, дернулись, как в конвульсиях, повернулись, словно закладывая вираж. Снова дернулись. Это было неприятно – будто раздавленное железное насекомое шевелило лапками, никак не желая окончательно сдохнуть. Одна фара, забранная в решетку, как единственный застывший фасеточный глаз, продолжала мертво светить в темноту.

Бука остановился, прислушался к ощущениям. Нет, аномалий поблизости, вроде бы, не наблюдалось. Он поднял дробовик на уровень глаз, щелкнул предохранителем и стал осторожно обходить машину. В провале вырванной «с корнем» башни слабо горело внутреннее освещение. Пригнувшись, запустив вперед ствол дробовика, Бука полез внутрь. Даже тусклый свет единственного плафона дал возможность утвердиться в худших предположениях.

Кабина была пуста.

– Как это? – донесся из нутра бронетранспортера недоуменный голос проводника. Там, за броней он продолжал шарить лучом фонаря. – Катапультировались они все, что ли?

Бука оставил без комментариев болтовню обалдевшего спутника. Некому там было «катапультироваться». Потому, что этой железной хреновиной не люди управляли, и об этом можно было догадаться с самого начала. Просто это «нечто» серьезно воспротивилось его желанию покинуть пределы Периметра. А уж способов остановить слабого и хрупкого человека у него множество. Оно изобретательно и коварно, непредсказуемо и беспощадно, и его мотивации, если таковые имеются, не поддаются человеческой логике. Потому то имя этому «нечто» – Зона. Со всем содержимым этого слова.

– Чтоб я сдох! Рассказать кому – не поверят, – выбираясь из откинутого люка, сказал проводник. Он устало присел на корточки, снова покосился в сторону люка. – Ну, ладно, черт с ним, главное, что живы остались…

Проводник бегло сплюнул через плечо и добавил:

– Я взялся довести тебя до поселка – так что, двинули, пока еще какие сюрпризы по пути не попались.

Наверное, в последствии он сам пожалел о сказанном. А пока они спокойно пересекли проволочное заграждение и КСП и теперь, уже формально, находились за границами зоны отчуждения. Но проводник верно заметил: он обязался довести клиента до ближайшего человеческого поселения, и Бука вовсе не собирался отказываться от этой части его услуг. Хотя бы потому, что испытывал непривычное волнение и даже ощущал дрожь в ногах: этот, внешний, совершенно незнакомый мир, пугал его. Он снова прислушался к себе: что здесь такого, необычного в этом мире, о котором он слышал лишь скупые обрывчатые фразы сталкеров, да не слишком понятные рассказы Дока? Обычно острые, чуткие ощущения молчали. Даже жутковато становилось – словно этот, «нормальный», как про него говорили, мир, был мертв и пуст, в отличие от Зоны, где каждый метр наполнен подозрительным и опасным движением. Собственно, это постоянное ощущение опасности и придавало привычному с детства пространству Зоны объем, дарило ощущение собственного существования. Сейчас же Бука чувствовал себя, будто в вакууме.

Его посещали уже подобные кошмары – в которых он пребывал в мире, лишенном привычной атрибутики Зоны. В этом мире не за что было ухватиться. Опасность была – потому что ее просто не может не быть – но невозможность ощутить ее, уловить угрозу, создавало ощущение беспомощности и ужаса. Сейчас не было так страшно, как в тех снах, но приятнее от этого не становилось. В конце-концов, он сам сделал свой выбор, и теперь придется привыкать и к этому миру без ощущений, и к людям, которых здесь, говорят, миллионы.

Странный мир, где все ходят без оружия, без спецкостюмов и детекторов аномалий, не опасаясь ни радиации, ни нападения мутантов. Более того – они словно не боятся нападения со стороны себе подобных, спокойно засыпая за тонкими стеклами окон, становясь совершенно беззащитными – просто подходи и души их голыми руками.

– Оружие надо спрятать, – словно прочитав его мысли, сказал проводник. – С этого момента мы, так сказать, мирные жители. Кстати, что у тебя с документами?

– Документами? – растерянно повторил Бука. Пожал плечами.

Вот же незадача – об этом он даже не подумал. Честно говоря, он не понимал толком, что это такое и для чего они нужны – эти документы. Хотя и слышал упоминания сталкеров об этих, почти магических бумажках. Ведь в Зоне действует только одна разновидность документов – ствол. Здесь же, насколько ему известно, оружие – вне закона. Это казалось странным, даже противоестественным, но деваться некуда – придется приспосабливаться к правилам этого мира.

– Что ж ты так, братец, – недовольно проговорил проводник. – Хоть бы предупредил – подготовились бы. Наткнемся, чего доброго, на патруль или ментов – поди, объясни им, что ты турист-экстремал, грибочки со стронцием здесь собираешь. Убить, может, не убьют, но передадут военным властям – будешь знать… Ладно, доберемся до поселка – что-нибудь придумаем. Сделаю тебе ксиву – за отдельную плату, разумеется.

– Спасибо, – машинально отозвался Бука.

Теперь, по эту сторону Периметра, он вдруг осознал, что жизнь здесь совсем не так радужна, как казалось там, в Зоне. Там все просто – или ты, или тебя – и никаких условностей. По крайней мере, не такое количество тонкостей, делающих из прямоходящего двуногого существа полноценного члена общества.

Оружие спрятали в заранее подготовленном тайнике – под аккуратно свернутым слоем дерна, в утопленном в землю толстостенном пенопластовом ящике. Краем глаза Бука заметил, что в ящике аккуратно сложен приличный арсенал – от старых «калашей» до пулемета и, вроде бы, даже ЗРК типа «Стрела». Похоже, что схрон использовался не только для обслуживания переходов, а проводник был не только проводником. Что, впрочем, мало волновало Буку. Дерн вернули на место, придавили на стыке тяжелым, плоским камнем. Все, теперь из нарушителей специального режима, которых люди не сведущие всех без разбору именуют сталкерами, они превратились в обыкновенных граждан. По крайней мере, проводник. Буке же вдруг вспомнилось, что у обитателей этого, внешнего мира, помимо прозвища, есть еще и три обязательных составляющих личности – фамилия, имя и отчество. Одно это вызвало головную боль, а ведь были и еще какие-то данные, без которых нельзя найти себе место среди рядовых граждан – но все это было пока за пределами понимания Буки. Все, чего ему сейчас хотелось – это смириться с ощущением того, что он, наконец, распрощался с проклятой Зоной, и жизнь его начнется с чистого листа…

Они вышли к проселочной дороге. Светало. Вдалеке, в за деревьями, в туманной дымке показались крыши одноэтажных домов. Крепкая рука схватила его за шиворот и оттащила в придорожные заросли: мимо протарахтел синий облезлый трактор. Бука невольно сжался, словно ожидая удара: он никак не мог привыкнуть к тому, что не каждое движение и звук несут в себе угрозу.

– Ну, вот и поселок, – нервно облизывая губы и косясь на спутника, сказал проводник. – Слушай, сделай ты лицо попроще, а? А то меня самого тянет у тебя документы спросить… Значит, сделаем так: посидишь пока в хате. Не бойся, место проверенное. Я тем временем решу вопрос с ксивой… Кстати, чем платить собираешься – налом или хабаром?

– Хабаром, как за переход, – вяло сказал Бука, поправляя на плече рюкзак.

– Возьму полторы цены, – скривился проводник. – Это в Зоне артефакты сбыть запросто, а тут можно и подставиться. Согласен с таким раскладом?

– Без вопросов, – отозвался Бука.

В утренних сумерках у дороги возникла длинная, до середины заросшая металлическая ограда. Там, в утреннем тумане, медленно проплывали покосившиеся кресты и редкие каменные обелиски. Почуяв людей, одиноко, протяжно и тоскливо каркнула ворона. Бука невольно поежился: в Зоне тоже есть заброшенное кладбище, и там это далеко не самое веселое место. Сам он со своего полузабытого детства не мог понять, почему тех, кого зарывают в землю, именуют «покойниками»? Какое это имеет отношение к покою – непонятно. А проводник уже сам тащил его на погост, через пролом в ограде, с торчащими рваными, проржавевшими краями.

– Чем меньше народа тебя увидит, тем лучше, – пояснил проводник, напряженно озираясь.

Они миновали древнюю, полуразрушенную часовню, увитую, как поначалу показалось Буке, побегами жгучего пуха, отчего он дернул проводника за руку и невольно повернулся к стене боком, ожидая плевка ядовитыми спорами. Но проводник небрежно бросил, что это – обыкновенный плющ. Они шли через ряды старых, заброшенных могил с деревянными, сгнившими крестами, мимо могил, от которых вообще остались одни лишь заросшие травой холмики. Впрочем попадались здесь и свежие, со странными «обелисками», похожими на вешки Периметра: бетонный столбик со ржавой жестяной табличкой. Только вместо надписи «Запретная зона», «Огонь на поражение» и все в таком духе – скупые трафаретные данные о покойнике.

– Сталкеры, – коротко пояснил проводник, закуривая, по Принятой в Зоне манере, скрывая огонек в кулак. Он как раз остановился у одного такого столбика – на прибитой к нему пластине вообще не было имени, только остатки старой надписи… Что же там написано? «Назад! Сектор обстреливается…» Черный Сталкер! Да ведь это они и есть – вешки с Периметра! Бука понятия не имел о таком обычае – ставить их на могилы сталкеров. Для него вообще это было новостью – что сталкеры, оказывается, могут покоиться где-то, кроме земли Зоны-матушки. Хотя, говоря по правде, помереть сталкеру всегда найдется от чего: помимо прямого убийственного воздействия аномалий, опасности быть сожранным мутантом или пристрелянным братом-сталкером, можно еще гробануться под пулями «голубых касок» или неожиданно отдать концы от неизвестной науки болезни…

Его спутник молча курил, глядя в безликий бетонный столб. Кто его знает, может, лежит здесь какой-нибудь его кореш. А может, и родственник: известно же, что сталкеры зачастую работают семьями – муж, скажем, таскает хабар, а жена сбывает. Такой уж здесь бизнес.

Двор, в который они вошли, через неприметную заднюю калитку, примыкал к самому кладбищу, отделенный от него лишь грязной тракторной колеей. Бука моментально отметил высокий и плотный деревянный забор, закрывающий вид на поселок. Умно: видать, он не первый, кого хозяин незаметно приводит к себе на задний двор, не желая, чтобы соседи пялились сюда и делали выводы.

Двор был пустынен: ни обычной сельской живности, ни хлама, который зачастую скапливается во дворах у селян, ни огорода. Здесь была лишь ровная, сотки на три, утоптанная площадка, посреди которой одиноко стоял видавший виды серый «УАЗик». Дом был самый обычный: белого кирпича, одноэтажный, не большой и не маленький, под крашеной металлической крышей. По врожденной привычке Бука с опаской смотрел на дом: чистенькие застекленные окна, аккуратная дверь вызывали в нем тревогу – там, в Зоне, это просто кричало бы о поселившейся внутри аномалии. Но здесь, все-таки, не Зона – и он послушно, вслед за проводником, поднялся на крыльцо и вошел в дом.

Их встретила бледная, неулыбчивая женщина в длинном платье, с затянутыми в узел черными волосами. Красивая, но с каким-то странным выражением лица, с тоской, будто навсегда застывшей в огромных черных глазах. Больше всего Буку поразило то, что проводник не перекинулся с ней даже словом – просто провел клиента через маленькую, изолированную прихожую, где заставил скинуть с себя все, в чем он пришел из-за Периметра, и отправил в расположенную рядом душевую. Без сомнения: дом был спланирован аккурат под сталкерские нужды. Бука не очень любил водные процедуры, как его ни приучал его к этому делу Док. Но теперь вдруг подумал, что сейчас окончательно смывает с себя все, что связывало его с покинутым навсегда местом. Он попытался проникнуться этим ощущением – и ничего не почувствовал. Лишь пустота и усталость – это все, что осталось после долгого и опасного перехода.

На выходе из душевой он замер, мокрый, смущенный, будто застигнутый врасплох коварным врагом: перед ним стояла та самая женщина, протягивая ему стопку чистого белья и чужой одежды. Выражение ее лица оставалось все тем же, и это несколько успокоило гостя. Он запоздало прикрылся полотенцем и принял из ее рук одежду, сбивчиво пробормотал «спасибо». Женщина тихо исчезла, а он принялся натягивать на себя шмотки. Те пришлись по размеру, но все-таки, казались непривычно тесными, в отличие от неизменных широких штанов из крепкой негорючей ткани и просторной непромокаемой куртки. В этих потрепанных джинсах и рубашке в клеточку он чувствовал себя каким-то незащищенным, словно голым посреди сталкерского кабака, и это было совсем уж новое и не слишком приятное ощущение.

Тем временем за окном светлело, и женщина поплотнее задернула шторы. Проводник, тоже успевший переодеться в какой-то нелепый костюм, отчего потерял большую часть своей «крутости», сказал раздельно:

– Жди меня здесь. Никуда не выходи и во всем слушай Наталью.

Бука молча кивнул в ответ. Он и без того ощущал робость перед этим новым миром с незнакомыми порядками и красивыми женщинами. Проводник обменялся с ней каким-то напряженным, пронзительным взглядом и вышел. За окном заскрипели ворота. Откашлявшись, завелся «УАЗик», прогрелся – и укатил куда.

– Вы, наверное, устали? – неожиданно раздался глубокий бархатистый голос. – И наверняка голодны.

Бука не сразу понял, что с ним разговаривает эта женщина. Но нашел в себе силы и ответил:

– Ну… Есть немного.

– Тогда пойдемте, позавтракаем.

Бука послушно поплелся за Натальей в небольшую чистенькую кухню. Через несколько минут, забыв о первом смущении, он вовсю уплетал яичницу с кусками свежего, ароматного хлеба. Такого он не ел никогда в жизни: откуда в Зоне – свежий хлеб? Еще он с невероятным наслаждением потягивал сладкий, как патока, чай. Сладкое в любом виде – его единственная и главная слабость в пище. Док договорил, что это как-то связано с особенностями его метаболизма: обостренные чувства потребляют огромное количество углеводов. Может, оно и так, но без сладкого вполне можно было впасть в депрессию, а что еще хуже – потерять «чувство Зоны» и нарваться на элементарную аномалию.

Наталья сидела напротив, внимательно наблюдая за жующим гостем.

– Скажите, – неожиданно произнесла она. – А это правда – что вы никогда не покидали Периметр?