Kitobni o'qish: «Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент»

Пролог

Невысокий гражданин с портфелем в руке вынырнул из перехода метро и засеменил по улице в сторону парка. Тёмное дорогое пальто, кашемировый шарф и по-пижонски, до блеска, начищенные ботинки совершенно не сочетались с надвинутой на лоб «пролетарской» кепочкой. Впрочем, глядя на бегающие глазки и суетливые дёргающиеся движения, вряд ли кто-нибудь из прохожих заподозрил бы его в нарочитом «народничестве» и уж тем более в подражательстве давно умершему вождю.

В реальности, он просто боялся простыть – на осеннем ветру подхватить простуду раз плюнуть – но надевать дорогую и статусную зимнюю шапку было пока рановато, а шляпы в начале 80-х уже практически вышли из моды. Хочешь не хочешь, приходилось довольствоваться тем, что есть. Других соответствующих сезону «прикрышек» для лысеющей головы гражданин не имел, а носить вязаные молодёжные «петушки» не позволяла престижность – всё-таки не сопливый пацан, а уважаемый член общества, прилично воспитанный и хорошо образованный…

Шагов через двести интеллигентный обладатель нестатусной кепки свернул по тротуару налево, к скрывающемуся за деревьями ИПУ – Институту проблем управления. Вероятней всего, как решили бы местные обыватели, он был рядовым сотрудником этого учреждения, пусть и не обделённым способностями, но ничего серьёзного пока не добившимся. Возможно, когда-нибудь в будущем, в другой области и при иных условиях он мог бы достигнуть чего-то большего и даже стать знаменитым, но здесь и сейчас – обычный, непримечательный и мало кому интересный …

Погружённый в мысли, гражданин не сразу заметил, как от стоящей неподалеку машины ему наперерез двинулась девушка в светлом плаще.

– Березовский Борис Абрамович?

– А? Что?

Человек с портфелем остановился и недоумённо посмотрел на перегородившую дорогу девицу.

– Я спрашиваю, вы Березовский? – повторила она, поправив очки.

– Да, это я. А…

– Старший лейтенант Кислицына. Комитет Государственной Безопасности.

Под нос Борису Абрамовичу сунули раскрытую «ксиву», а сзади и сбоку подошли двое каких-то «штатских».

– Эээ…

– Вам надо проехать с нами, – девушка убрала удостоверение и указала на автомобиль.

Её хмурые товарищи взяли гражданина Березовского под локотки.

– Но позвольте! – вскинулся тот, словно очнувшись. – Мне надо на работу! У меня же там семинары, встречи…

– Не беспокойтесь. Ваше начальство в курсе, надолго мы вас не задержим.

Ничего больше не говоря, дама в плаще развернулась и направилась к ожидающей их машине.

Двое сопровождающих запихнули Бориса Абрамовича в салон и плюхнулись рядом, плотно зажав с обеих сторон. Лейтенантша уселась спереди, в пассажирское кресло.

Водитель нажал на газ. Автомобиль тронулся с места…

«Странно… Почему Жигули, а не Волга?» – подумал задержанный, когда они вырулили на Профсоюзную в направлении области.

– Простите, а куда вы меня везёте? – осторожно поинтересовался Борис Абрамович минут через пять.

– В Битцевский парк, – не оборачиваясь, бросила девушка. – Вам надо кое-что засвидетельствовать.

– А что име… – попытался было уточнить Березовский, но его грубо толкнули в бок, и он благоразумно умолк…

В парке машина остановилась на одной из дальних дорожек.

Из автомобиля выбрались все, включая водителя.

«Какие-то они все молодые», – неожиданно промелькнуло в мозгу.

– Нам туда, – махнула рукой девица.

Прижимая к груди портфель, Борис Абрамович двинулся следом.

Остальные, нервируя сотрудника ИПУ, молча хлюпали сзади.

В осеннем лесу было сыро и зябко. Научный работник с тоской глядел на голые ветки деревьев, гниющую под ногами листву, на свои заляпанные грязью ботинки и чувствовал, как с каждым шагом левый всё больше и больше наливается тяжестью, а правый начинает подозрительно чавкать.

«А говорили, что югославские не промокают. Врали, наверное…»

Додумать мысль до конца задержанный не успел.

– Здесь!

Дама остановилась возле какой-то берёзы и резко развернулась на каблуках.

В ту же секунду Борис Абрамович согнулся от сильного удара под дых. Кепочка полетела на землю. Ловящего воздух несчастного прижали спиной к дереву, завели руки за ствол и крепко связали. Ни крикнуть, чтобы позвать на помощь, ни даже просто вздохнуть научный сотрудник не мог – в рот ему вставили кляп, сделанный из собственного шарфа.

Когда «товарищи в штатском» отошли от связанного Бориса Абрамовича, к дереву шагнула девица. Достав из сумочки пистолет, она направила его прямо на пленника:

– Гражданин Березовский Борис Абрамович! За преступления, совершенные против народа и государства, вы приговариваетесь к исключительной мере наказания – расстрелу. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Приговоренный, выпучив от натуги глаза, попробовал промычать что-то членораздельное, типа «это какое-то сумасшествие, вы не имеете права, я буду жаловаться», но у него ничего не вышло. Кляп только сильнее вошёл ему в глотку.

Громыхнул выстрел. Потом ещё. И ещё…

Девушка убрала ТТ и подошла к обвисшему на верёвках Борису Абрамовичу. Брезгливо поморщившись, она вырвала у него изо рта кашемировый шарф, накинула его на шею убитому и затянула петлёй, как удавку. Потом отступила на шаг и едва слышно проговорила:

– Традиции надо чтить. Без шарфика нещито́во…

Глава 1

– Девушка, вы куда?

– В шестьсот первую.

– А у вас пропуск есть?

– Пропуск?.. Да. Есть. Но я его где-то забыла.

– Без пропуска не пущу.

Вахтёрша вышла из загородки и встала прямо в проходе.

– Ну, пропустите, пожалуйста, – Жанна постаралась придать голосу жалобный тон. – Мне очень нужно. Прямо сейчас нужно.

– Всем нужно, – осталась непреклонной вахтёрша. – Найдёте пропуск, ходи́те, когда хотите, а сейчас не пущу.

– Ну, тётенька. Ну, пропустите, пожалуйста. Мне очень нужен один человек.

– Нужен, так попросите кого-нибудь, пусть позовут.

– Кого мне просить?

– Откуда я знаю? Ищите. Вон их тут сколько шастает, лоботрясов.

От досады и огорчения девушке захотелось топнуть.

Ну почему сейчас?! Почему не неделю назад? Почему раньше её всегда пропускали без разговоров, а когда стало действительно нужно, всё пошло наперекосяк?

– Ребята, вы на шестой идёте?

– Не, мы на третий.

– А вы?

– На второй…

– Я на пятый, но если надо…

Жанна развернулась к остановившемуся возле неё долговязому парню.

– Очень надо! Мне очень-очень надо!

– Что конкретно?

– Зайти в шестьсот первую, найти там Синицына и передать ему, чтобы спустился.

Парень почесал в затылке.

– Ладно. Схожу. Но если его там нет, то…

– Хорошо-хорошо. Нет, значит, нет, – замахала руками Жанна…

Ждать ей пришлось около четверти часа. И это было настолько мучительно, что она буквально места себе не находила: расхаживала по вестибюлю из угла в угол, нервно теребила кончик косы, присаживалась на стоящие около входа стульчики, но через пару-другую секунд опять вскакивала и вновь начинала ходить…

– О, привет! Ты к Андрею? А его нет. Он куда-то ушёл.

Появившийся на этаже Шурик подошёл к девушке и виновато развёл руками. Вид у него был немного помятый, словно он только проснулся.

– Пошли! – Жанна схватила Синицына за рукав и потащила к дверям.

Шурик не сопротивлялся.

Когда они очутились на улице, Жанна развернула его к себе и «грозно» нахмурилась.

– Ты Андрею друг?

– Ну… в общем, эээ, да, – не сразу нашёлся Синицын.

– Поклянись!

– Нафига?

– Надо!

Шурик пожал удивленно плечами, но спорить не стал.

– Ладно. Клянусь.

– Хорошо, – девушка отпустила рукав и быстро оглянулась по сторонам. – Короче, Андрея только что забрали в милицию.

– За что?! – изумился Синицын.

– Не знаю. Но думаю, что его просто подставили.

– Подставили? Кто?!

– Да есть тут одна, – дёрнула щекой Жанна. – Оговорила и радуется.

– Зачем?!

– Да что ты заладил, как попугай?! Кто, что, зачем… Какая, блин, разница? Ты лучше скажи: ты хочешь помочь Андрею?

– Ну… эээ…

– Так хочешь или не хочешь?! – возвысила голос девушка.

Шурик испуганно закивал:

– Хочу. Конечно, хочу.

– Тогда тебе надо кое-что сделать, – перешла на деловой тон подруга Андрея. – Ты сейчас зайдёшь в его комнату и поищешь, где у него лежат документы и разные важные книжки-тетрадки: календари, дневники, песенники и всё такое. Понял?

– Понял. А дальше?

– А дальше ты принесёшь их мне.

– Зачем?

– Зачем, зачем… Ты что, совсем идиот? – всплеснула руками Жанна. – Они же наверняка будут искать какой-нибудь компромат на Андрея.

– Кто они?

– Милиция, кто же ещё. Откуда я знаю, что эта дура им наплела.

Синицын наморщил лоб. Копаться в чужих вещах ему не очень хотелось.

– А если меня увидят?

– А ты сделай так, чтобы не увидели.

Шура обреченно вздохнул.

– Ладно. Попробую…

На этот раз Жанна ждала его дольше, почти полчаса. Воровато оглядываясь, он вышел на улицу с сумкой-авоськой. В сумке лежал толстый бумажный свёрток.

– Вот. Всё, что нашёл, – Шура протянул Жанне авоську и, прикрыв рот, прошептал. – Там ещё деньги лежат. Так что ты осторожнее.

– Деньги?

– Ну да. Пятьсот двадцать рублей.

– Пятьсот рублей?! Ничего себе! – лицо девушки удивленно вытянулось. Даже мелькнула мысль, что, может, Андрей и вправду в чём-то замешан… Однако укорениться в мозгу Жанна ей не дала. Потому что Андрей никак не мог быть в чём-то замешан. Просто не мог и – точка…

– Ладно. Пусть они тоже пока у меня побудут. А когда его выпустят, я ему всё вместе отдам. Только ты это… – девушка строго посмотрел на Шурика. – Никому ни о чём. Понял?

– Могила, – провел себя по горлу Синицын…

Четверг. 4 ноября 1982г.

Сидеть взаперти тяжело. А сидеть под охраной – вдвойне. Особенно если знаешь, что невиновен.

Вчера мне так ничего и не предъявили. Просто сунули в милицейский бобик, привезли куда-то в район Лианозово, там пересадили в специальный конвойный ГАЗ и уже на нём, чуть ли не как особо опасного рецидивиста, прямо в Бутырку. Честно сказать, не думал, что всё будет так хреново. Думал, что привезут в какой-нибудь райотдел, запихнут в КПЗ¹, установят личность, допросят, выяснят, что ошиблись, выпишут протокол и отпустят…

А оказалось, хрен вам на рыло, гражданин Фомин. Вы не просто задержанный, вы – птица высокого полёта, с вами даже обычный следователь разговаривать «постеснялся», а тот, который считается по особо важным, был, по всей видимости, сильно занят. Поэтому меня сначала просто оформили (ага, «опись, про́токол, сдал, приня́л, отпечатки пальцев»²), потом до глубокой ночи мурыжили в медсанчасти (чуть ли не в задний проход заглядывали в поисках компромата), и только затем отвели в камеру и оставили там киснуть в безвестности – прокручивать в памяти все свои косяки и тупо гадать, за что же меня всё-таки законопатили в эту законопатку.

Камера, кстати, оказалась совсем не такой, какую всегда рисовали в либеральных журналах времен перестройки и «святых девяностых». Типа, по сто человек на пятьдесят квадратов и тридцать коек, спать по очереди. Спорить не буду, возможно, так всё и было, но к той камере, в которой я очутился, эти страшилки отношения не имели. Четыре стандартные койки (причём, одноярусные), зарешеченное окно, под ним радиатор, в углу умывальник, чаша «Генуя» за кафельной загородкой, крашенные маслом стены. И народу – помимо меня ещё двое: мужичок лет около сорока и пацан примерно моего возраста.

– Всем сала́м, – проговорил я, когда дверь захлопнулась.

Пацан в ответ что-то буркнул (видимо, тоже «привет»), едва приподняв голову от подушки, а дядька сразу же взял быка за рога, как будто не спал совсем. Оторвался от шконки, свесил ноги на пол и смачно зевнул:

– Курево есть?

– Нет, – я бросил на ближайшую койку казённый матрас и неторопливо продолжил. – Дымить не дымлю, но, будет возможность, скажу, чтобы передали.

– Масти каковской будешь? – прищурился мужичок.

– Пока никаковской, – пожал я плечами.

– Первая ходка что ли?

– Не знаю.

– Как это? – удивился сиделец.

– Обвинения не предъявляли, подозрения тоже.

– А протокол?

– Какой протокол?

– Протокол задержания. Ты что-то подписывал?

– Что-то подписывал. Но там тоже без обвинений.

– Защитник был? Основания для задержания указаны?

Я покачал головой:

– Нет. Защитника не было. И основания тоже не видел.

– Ну, тогда это просто филькина грамота, – дядька улёгся на койку и заложил руки за голову. – Тебя, видать, просто помариновать захотели. А основания завтра предъявят и адвокатишку соответствующего подгонят. У них это завсегда. Но ты, паря, учти: сразу ни в чём не колись. Ежели что учудил, пусть сами доказывают. Понял?

– Понял. Чего ж не понять?

– Ну вот и ладненько… А курево – это хорошо. Без курева тут тоскливо…

Сосед по камере не ошибся. Меня действительно повели на допрос только на следующее утро. А я, как дурак, всю ночь прикидывал варианты, но ни до чего конкретного в своих размышлениях не дошёл, только вымотался умственно и физически. Вариантов было действительно много: от «засветился на матче Спартак-Харлем» до совершенно банального «меня проверяют на вшивость «Седой» и компания»…

– Итак, Фомин Андрей Николаевич, – не то спросил, не то констатировал факт сидящий за столом «гражданин начальник».

Я на всякий случай кивнул. Отнекиваться было бы странно. Прямо перед прокурорским работником (чёрный мундир, по два просвета и по одной звездочке на петлицах) лежал студбилет с моей фоткой и именем-фамилией-отчеством.

– Я следователь прокуратуры Щапов Аркадий Иванович. Буду вести ваше дело.

– Какое дело? Мне тут пока ничего толком не объяснили.

– Не объяснили? – изобразил удивление следователь. – Да, это непорядок. Но вы не волнуйтесь. Мы сейчас всё исправим.

Раскрыв лежащую на столе папку, он вынул из неё пару листов.

– Прежде чем ознакомить вас с постановлением, я обязан спросить, есть ли у вас адвокат?

– Нет. Адвокатом не обзавёлся.

– Готовы ли вы воспользоваться услугами адвоката, предоставленного юридической консультацией?

– Я должен платить за него?

– Можете, но не обязаны.

– Значит, готов.

– Хорошо.

Следователь поднял телефонную трубку, но, снова взглянув на меня, неожиданно вернул её на аппарат.

– Андрей Николаевич. Как говорится, без протокола. Пока сюда не вошёл ваш защитник, я хотел бы задать вам пару вопросов. Вы не обязаны на них отвечать, но даже если ответите, это не будет иметь правовых последствий. Тем более, я вам их всё равно задам в присутствии адвоката, поэтому вы сможете продумать ответы заранее. Как? Согласны?

Смысла возражать я не видел.

– Согласен.

– Отлично, – Щапов отложил в сторону папку и уставился на меня пристальным взглядом. – Вопрос первый. Вы можете точно вспомнить, где были и что делали вечером в среду, тринадцатого октября, с восемнадцати до двадцати двух ноль-ноль?

– Тринадцатого октября в среду? Это получается… три недели назад. Ага. По средам с утра у нас лабы, потом исткап, дальше обед, за ним физкультура. Заканчивается в пять вечера… Так. Что потом?..

Я почесал в затылке.

В прошлую среду я разговаривал с Леной… в последний раз. В позапрошлую… Хм… В позапрошлую был футбол. Недоброй памяти матч «Спартак-Харлем». А за неделю до этого… Ёшки-матрёшки! Вот оно что!..

– Вечером тринадцатого я был на лекции в МГУ. Что-то про управление экономикой. Я плохо запомнил, потому что оказалось неинтересно. Лекция закончилась где-то в половине девятого. Потом я поехал назад в Долгопрудный. Вот, собственно, всё.

– Понятно, – следователь откинулся в кресле и сложил пальцы в замок. – А теперь вопрос номер два. Где, Андрей Николаевич, все ваши документы? Паспорт, зачётная книжка, комсомольский билет, профсоюзный, деньги в конце концов. Вы же их где-то храните.

– Документы? Деньги? – мои брови поползли вверх. – В комнате в общежитии, где же ещё? В нижнем ящике стола. Я их всегда там держу.

– Странно, – покачал головой прокурорский. – Вчера вашу комнату обыскали, но ничего не нашли.

– Действительно, странно, – пожал я плечами. – Возможно, вы что-то там перепутали. Исчезнуть ничего не могло.

– Ну, хорошо, – не стал спорить следователь. – Возможно, это и вправду накладка. В любом случае, вы на оба вопроса ответили. А теперь приступим к разговору по существу.

Он вновь поднял трубку и быстро проговорил:

– В двести пятнадцатую адвоката, пожалуйста… Всё. Жду…

Честно сказать, я думал, что защищать меня будет какая-нибудь молодая особа лет двадцати пяти, недавно окончившая институт и отправленная сюда для получения опыта и юридической практики. В своё время считалось, что именно такие и назначаются бесплатными адвокатами, а более опытные и успешные без гонорара даже на телефонный звонок не ответят, не то что за дело возьмутся.

Однако нет. Моим адвокатом оказался мужик лет, наверное, под пятьдесят, от которого при первом же взгляде прямо-то веяло уверенностью и опытом. И со следователем, похоже, он был давно знаком. Поздоровались они, по крайней мере, весьма дружелюбно, почти по-приятельски. Так что опять оказался прав мой сокамерник: «…и адвокатишку соответствующего подгонят». Вот, собственно, и подогнали. К бабке не ходи, роли у этих двоих расписаны досконально. Точь-в-точь как в известной «игре» с двумя полицейскими – добрым и злым…

Официальный допрос начался буднично.

– Ознакомьтесь с постановлениями о вашем аресте и о привлечении в качестве обвиняемого, – протянул мне следователь два бумажных листка.

Я взял их в руки, вгляделся.

Всё, как предполагалось. Меня обвиняли в убийстве господина Попова. Мерой пресечения было избрано заключение под стражу на срок до конца декабря. Основания…

– Хотелось бы поподробнее ознакомиться с основаниями для обвинения и задержания моего подзащитного, – опередил меня адвокат.

– Естественно, Семён Яковлевич. Какие вопросы, – развёл руками наш визави…

Вопросы, простые и каверзные, понятные и не очень, сыпались на меня в течение трёх часов. На большинство из них я ответил, на кое-какие – нет, а на явно провокационные ничтоже сумняшеся заявлял, что, мол, не помню, не знаю, не слышал.

После того как следователь выложил «главный козырь» – акт экспертизы на отпечатки пальцев с портфеля убитого – адвокат запросил перерыв и беседу со мной тет-а-тет.

– Андрей Николаевич, нам надо вместе выстроить тактику вашей защиты, – выдал он сходу.

– Надо – давайте выстраивать. Я не против.

– Очень хорошо. Но для этого мне нужно понять, вы действительно виноваты в том, в чём вас обвиняют, или…

– Я никого не убивал, – перебил я защитника. – Просто я случайно оказался не в то время и не в том месте.

– Ясно. Значит, от этого мы и будем плясать…

Допрос возобновился после обеда. На обед в изоляторе давали овощную баланду с запахом мяса, перловую кашу и компот из сухофруктов. Не особенно вкусно, не сказать, чтобы много и сытно, но заморить червячка хватит…

Очередная встреча со следователем началась с «очной ставки». В кабинете появились какие-то парень с девицей, которые сразу же показали, что видели меня сначала на лекции, а потом в парке, где я, по их мнению, преследовал потерпевшего. Я тоже их вспомнил. Они сидели на два ряда ближе, а в перерыве, когда я ушёл, парень выходил на улицу покурить.

Следующие три часа были посвящены выяснению, что происходило со мной едва ли не поминутно с момента окончания лекции и до возвращения в общежитие. Конечно, я всего не рассказывал, поэтому время от времени путался в показаниях и прокурорский сразу за это цеплялся. Адвокат хмурился, но старательно пытался перевести всё к отсутствию у меня мотивов к убийству и к тому, что я мог просто забыть детали того трехнедельной давности вечера.

Новый козырь от обвинения гражданин следователь выложил в самом конце.

– А что вы скажете вот на это, гражданин Фомин? – сунул он мне под нос экземляр ещё одной экспертизы.

Пока мы с защитником её изучали, прокурорский довольно потирал руки:

– Вы говорили, что ушли сразу же после лекции, и это было примерно в половине девятого, однако – и вы этого не могли знать – в телефонной будке около корпуса пять буквально в это же время производилась плановая санитарная обработка. Именно из этой будки в 21:55 позвонили на номер 02 и сообщили о трупе на смотровой площадке. При осмотре места происшествия на телефонной трубке были обнаружены отпечатки пальцев только двух человек, и один из них вы, гражданин Фомин.

– И кто же второй? – невольно вырвалось у меня.

– Представьте себе, мы нашли его. Это была женщина-преподаватель с экономического факультета. А по 02 с этой будки звонил мужчина. Запись звонка сохранилась, и у нас есть возможность провести сравнительную экспертизу вашего голоса и голоса того, кто звонил.

– И что это доказывает? – вмешался в разговор адвокат. – Ведь если это действительно звонил мой подзащитный, значит, он просто выполнил свой гражданский долг – сообщил о совершенном преступлении.

– Нет, Семён Яковлевич, – покачал головой следователь. – Если бы ваш подзащитный собирался исполнить гражданский долг, он остался бы на смотровой площадке и дождался прибытия оперативной группы. А так – он всего лишь пытался обеспечить себе алиби. Мол, сам уехал оттуда гораздо раньше, а о трупе сообщил неизвестный.

– Он мог бы никуда не звонить. С его стороны это было бы намного логичнее, – возразил адвокат.

– Если бы он не позвонил, труп обнаружили бы не раньше, чем через сутки, а время смерти определили бы приблизительно, плюс-минус час. И тогда его алиби стало бы неочевидным.

После этих слов адвокат опять запросил перерыв, во время которого долго убеждал меня в том, что со следствием надо сотрудничать… Я слушал, кивал и пытался понять, на чьей же он всё-таки стороне? Формально считалось, что и обвинение, и защита должны быть на стороне закона. По факту… хрен знает…

Вечером после ужина (чёрный хлеб, гречка и чай) Самсон (так звали старшего из соседей по камере, видимо, из-за фамилии Самсонов) между делом поинтересовался:

– Постановление видел?

– Ага.

– Какая статья?

– Сто вторая.

Зек удивленно присвистнул. Сам он проходил по 108-й (тяжкие телесные), второй сосед – по 144-й (кража), так что сокамерники у меня были те ещё перцы. Самое то для будущего учёного.

– Кто дело ведёт?

– Щапов.

Самсон почесал в затылке.

– Серьёзный мужик. А кто адвокат?

– Кутловский.

Сосед усмехнулся.

– Слыхал про такого. Поговаривали, что раньше он в уголовке служил. Слухи про него разные ходят. Кого-то он вроде вчистую отмазывал, кого-то просто на бабки крутил… Короче, мутный какой-то. Советы давать не люблю, но с обоими ухо лучше держать востро, здоровее будешь.

– Да я уже понял.

– И это правильно. Здоровье и самому пригодится…

Суббота. 6 ноября 1982г.

Вчера произошли сразу два события.

Оба, как позже выяснилось, оказались довольно значимыми.

Первое: ночью к нам в камеру подселили ещё одного сидельца, подозреваемого по двум статьям – вымогательство и мошенничество.

– Шатун – вор авторитетный, но резкий, – тихо сообщил мне Самсон после побудки. – Ты с ним поаккуратнее. В душу не лезь, лишних вопросов не задавай. Может не так понять…

Второе: после ещё одного дня допросов, очных ставок и «задушевных» бесед с адвокатом, когда я уже решил, что всё, на сегодня закончили, меня опять привели в допросную.

Конвойный вышел. Я остался один на один со следователем.

За окном было уже темно, верхний свет не горел, только настольная лампа. Прокурорский работник мирно чаёвничал, заедая напиток бутербродами: с сыром и варёной колбасой.

– Будешь? – кивнул он мне на раскрытый пакет.

Отказываться я не стал. Кто знает, что будет сегодня на ужин, и вообще – тюремная пайка с нормальной едой не сравнится.

Примерно через минуту следователь отставил в сторону допитый стакан и посмотрел на меня пристальным взглядом.

– Знаешь, Андрей… Чем дольше я занимаюсь твоим делом, тем больше и больше нахожу его странным.

– И что же в нём странного, гражданин начальник?

Следователь усмехнулся.

– Не стоит изображать из себя матёрого уголовника. Ты на него совсем не похож. И вообще, сейчас у нас не допрос, а просто беседа. Поэтому можешь обращаться ко мне Аркадий Иванович. Договорились?

Я кивнул.

– Ладно. Договорились… Аркадий Иванович.

– Ну, вот и прекрасно.

Аркадий Иванович чуть подался вперёд и по-ученически положил руки на стол.

– Дело всё в том, Андрей, что твоя вина уже практически доказана. Конечно, будут ещё допросы, очные ставки, следственные эксперименты, пикировки с защитой, однако уже сейчас улик против тебя более чем достаточно. Пальчики на портфеле убитого и на трубке, следы борьбы, путаные объяснения, свидетельские показания, а ведь будут ещё и другие, не сомневайся. И даже твоё признание уже ничего не решит. Хотя суд его безусловно учтёт, это факт…

– Тогда зачем вы мне это всё говорите, раз всё уже решено? – пожал я плечами.

– Зачем говорю? – следователь откинулся в кресле и расстегнул пуговицу на мундире. – В твоем деле, Андрей, меня смущает одна неувязка. Как правильно заметил твой адвокат, непонятны мотивы убийства. Корысть? Вряд ли. У гражданина Попова с собой было двадцать рублей. Это не тот куш, ради которого надо специально ехать из Подмосковья в Москву, а после светиться у будущей жертвы на лекции. Обычное хулиганство? Тоже нет, по тем же соображениям. Личная неприязнь? Откуда? Вы ведь с ним раньше никогда не встречались, не так ли?

– Всё правильно. Не встречались.

– О чём и речь, – Аркадий Иванович снова придвинул кресло к столу и неторопливо продолжил. – По факту, остаётся только один мотив. Только один… Тебя, хм, попросили убить гражданина Попова, а ты не смог отказаться. Ничего иного на ум не приходит. Вот так вот, – развёл он руками и уставился на меня.

– А вам не кажется, что есть и другое объяснение? – я постарался придать голосу побольше сарказма. – То, что никакого профессора я не убивал, а это сделал кто-то другой.

– Да, это верно. Такой вариант возможен, – не стал спорить следователь. – И я бы даже поверил в него, если бы не одно но.

– Какое? Или это секрет?

– Нет. Не секрет.

Он сунул руку под стол, выдвинул ящик и вынул оттуда небольшой камушек.

– Удивительно, но это тоже, в определенном смысле, орудие преступление. Его обнаружили 29-го сентября на улице Усиевича.

Я непроизвольно вздрогнул. И прокурорский это явно заметил.

– Именно этот камень стал причиной гибели гражданина Гайдара, внука того самого Гайдара, что был известным писателем. Считается, что камушек просто вылетел из-под колеса проезжающего мимо грузовика и попал потерпевшему прямо в висок. Несчастный случай, непреодолимое стечение обстоятельств. Так, собственно, эту смерть и квалифицировали, и уголовное дело, понятно, не возбуждали. Вроде всё правильно, всё как обычно, но потом случилась одна закавыка, – следователь взял камень, повертел его в пальцах и положил обратно на стол. – Эксперты нашли на нём не только кровь гражданина Гайдара, но и хорошо сохранившийся отпечаток большого пальца чьей-то руки. Чьей? Вот тут начинается самое интересное. Этот отпечаток на сто процентов совпал с таким же, оставленным на портфеле убитого гражданина Попова. Такие вот пироги, Андрей. Такие вот пироги…

Аркадий Иванович убрал камень в выдвижной ящик и внимательно посмотрел на меня. Прямо как Мюллер на Штирлица, застуканного с поличным на чемодане русской радистки.

– Вы что, и вправду считаете, что это я его ухайдакал?

Следователь хмыкнул.

– Я пока ничего не считаю. Но факты – упрямая вещь, и все они сейчас против тебя.

Я молчал. Сказать было, действительно, нечего. Но признаваться в том, что не совершал… Нет уж, на это я не подписывался…

– Не знаю, откуда на этом камне мои отпечатки, объяснить это никак не могу, но гражданина Гайдара я не убивал – это точно.

– Жалко, – покачал головой Аркадий Иванович. – Жалко, что ты не хочешь ничего объяснять, а я, соответственно, не могу не учесть при расследовании все эти… внезапно открывшиеся обстоятельства. Просто пойми, за убийство Попова ты получишь очень серьёзный срок, но если будет доказан ещё один эпизод, с гражданином Гайдаром, вместе это потянет на высшую меру. Хотя, безусловно, имеется и такой вариант, что дело у нас заберут и передадут в КГБ…

На этом месте я снова вздрогнул, только теперь мысленно, взяв себя в руки и постаравшись не проявлять эмоций, как минимум внешне.

– …Практически одновременные убийства двух видных учёных-экономистов, совершённые без явных мотивов – согласись, это наводит на размышления. А вдруг их убили по неким идейным соображениям? Вдруг это результат деятельности какой-нибудь тайной антисоветской группы?

– Глупость какая-то, – пробурчал я, поёжившись.

– Может, и глупость, а может, и нет. В любом случае, мне бы хотелось, чтобы это дело осталось в нашей епархии. Поэтому я и предлагаю тебе… своего рода сотрудничество. Ты говоришь, кто тебя на это подбил, я – переквалифицирую твою статью на более лёгкую, например, 106-ю «по неосторожности» или на 108-ю «нанесение тяжких телесных».

Я сделал вид, что задумался.

– Уверен, тебя просто используют, – не унимался следователь. – И вероятней всего, что втёмную. Кто? Зачем? Рано или поздно мы это всё равно узнаем. Но с твоей помощью это получится гораздо быстрее. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

– Да. Я понимаю.

– И?

– Я должен подумать.

– Отлично, – Аркадий Иванович убрал со стола пакет с недоеденными бутербродами и взялся за телефон. – Конвой в двести пятнадцатую, – после чего опять посмотрел на меня. – Завтра и послезавтра допросов не будет. Времени у тебя – до понедельника…

В камеру я вернулся аккурат к ужину. После прокурорских бутербродов заставить себя хлебать местный «борщ» и заедать его недоваренной кашей было почти невозможно. Однако и отказаться от планового приёма пищи – в глазах сокамерников это выглядело бы весьма подозрительно. Пусть тюремная пайка не амброзия и не нектар, но если охота жрать (а жрать за решёткой охота всегда), сожрёшь что угодно, ещё и добавки попросишь. Поэтому я и не стал строить из себя привередливого барчука, а слопал всё, что налили в миску зэки-раздатчики, уже осужденные, но отбывающие свои сроки в следственном изоляторе, а не в колониях.

Сам ужин прошёл в молчании. Время до планового отбоя – тоже. Самсон штудировал какую-то потрепанную книжку из тюремной библиотеки, «новенький» и пацан (лишь через сутки после ареста выяснилось его погоняло – Чуря) о чем-то тихо шушукались возле окна и недобро поглядывали на меня и Самсона. Я тогда не сразу сообразил, что «это жжж неспроста» – думал о разговоре в допросной и размышлял, как из всей этой дряни выпутываться.

Вариантов после беседы со следователем меньше не стало, но в голове они уже начали упорядочиваться.

Откуда следак узнал про Гайдара и моё участие в происшествии? Пускай он меня и купил на камень и отпечатки пальцев, но документов ведь не показал. А их, вполне вероятно, может вообще не быть, и всё это не больше, чем блеф. Уверенности, что на вылетевшем из-под колёс камушке могут найтись хоть какие-нибудь отпечатки, нет никакой.