Kitobni o'qish: «Сто дней после приказа», sahifa 2

Shrift:

– Это точно. После революции Антанта вторглась, но они, практически, не воевали. Воевали беляки, а они вывозили тоннами меха, лес, золото.

– Хоть я и русский, но мне обидно осознавать, что мы не только медленно запрягаем, но на наших глазах нас грабят, наши женщины за тряпки готовы на всё, а мы смотрим на всё это тупыми, пьяными, равнодушными глазами. Когда мы соберёмся запрягать, запрягать уже нечего будет.

– Всё. Хватит. Не сыпьте мне соль на рану. Всё это было в прошлой жизни. Теперь всё зависит от нас.

– Во-во. Поэтому я завтра смастерю грабли, чтобы было на что наступать.

Алексей в очередной раз, по заведённой им же привычке, обходил территорию вокруг их стоянки. Он умышленно называл их лагерь стоянкой, т.к. прекрасно понимал, что надолго оставаться здесь нельзя. Ядерный пожар и несколько сантиметровый слой пепла полностью уничтожили траву и мелкий кустарник. Обожжённые и обугленные остовы деревьев страшными декорациями окружали шалаши чудом спасшихся людей. Да, запаса дров им хватило бы на несколько месяцев долгой зимы, но это же было и недостатком. Полное отсутствие зелени изгнало из этих мест всех животных – источник пищи. Надо было уходить и чем скорее, тем лучше. Но неизвестность, которая всегда служила поводом для новых открытий, пугала Алексея. Под чутким руководством и бдительным оком своего отца – Героя России, он окончил нахимовское училище, потом – Ленинградский военный институт, а через три года уже поступил в Академию. Молодой выпускник Академии, командир БЧ всего второй год ходил под Андреевским флагом, опять же под командованием своего отца. И теперь или волею случая, или Божественного провидения он остался самым старшим на этом огромном подводном корабле, вернее на том, что от него осталось после их последнего боя. Американцы, возможно, знали, возможно, предполагали, о такой подлянке на случай начала войны, но они не смогли представить, что эти русские настолько оборзеют, что положат свою лодку на грунт так близко к их берегу. Его отец не зря в своё время получил Героя. И эта русская бесшабашность, помноженная на опыт, обильно сдобренная профессионализмом офицера – подводника, позволила им провести залп “со всех орудий“. Вторым залпом они уничтожили практически всю вражескую эскадру, как раз и выставленную ради них, чтобы НЕ ПУЩАТЬ. Американцам никогда не понять таинственную русскую душу. Они слишком умные для этого. Но трёх оставшихся кораблей хватило, чтобы прижать к берегу и забросать глубинными бомбами практически безоружную субмарину. Когда гибель подводного крейсера стала очевидна, лодка всплыла и приняла бой. Если бы это был футбол, то можно было бы сказать, что сражение закончилось 3:1 в нашу пользу. При счёте 2:0 субмарина протаранила минный тральщик и немного не дотянула до отмели. Почти пять десятков моряков смогли выплыть на берег, но за эти сто с небольшим дней уже двадцать три свежие могилы стали мемориальным памятником воинской славы российских моряков.

Дети знаменитых артистов, дети героев ходят под колпаком славы своих родителей. Все ждали от сына Героя геройских поступков и мудрых решений. По крайней мере, Алексей так думал. И, очевидно, доля истины в этом была. Подчинённый всегда ждёт и надеется на своего командира. Подчинённый всегда уверен в своём командире. Так всегда было и в русской, и в российской армии. Какое принять решение, чтобы спасти тех, кто так надеется на тебя? Как удержать в руках знамя отца и не опозорить его имя?

– Товарищ капита-а-н!– вдалеке бежал и махал самодельной шляпой под сомбреро вестовой матрос. Алексей махнул ему, чтобы он возвращался и пошёл в сторону лагеря.

– Что за шум, а драки нет?– спросил он, подныривая под навес.

– Николаич, рыбаки наш БПК (большой противолодочный корабль) нашли. Говорят, только нос торчит, а вся корма под водой. Я думаю посмотреть надо. Как думаешь?

– Аналогично. Только возьмём с собой минёров и все лодки. Может, повезёт, и что найдём путёвое.

– Вообще, я того, уже подсуетился и дал команду от твоего имени.

– Хорошо. Как будут готовы, выступаем.

– Вообще, в принципе, можно уже выступать. Все готовы.

– Молодец, Митрич. Приятно работать. Тогда отдать швартовые.

– Есть отдать швартовые.

Прекрасная лагуна. Крупный песок. Штиль. Что ещё нужно для отдыха человека? Но человеку вечно не угодишь. И сейчас, пройдя пять километров обожжённого леса, и, выйдя на берег, меся ногами песок вперемешку с грязным пеплом, люди не наслаждались природой, а всё своё внимание уделили огромному остроконечному куску металла, торчащему из-под воды. И этот кусок металла имел своё название АДМИРАЛ… . Нет, многоточия там не было. Просто фамилия адмирала была спрятана ниже уровня воды. Или, говоря морским языком – ниже ватерлинии. Чуть левее и дальше под серой массой воды проглядывался монолит капитанской рубки. Над водой торчали только штаги антенн и лопасть локатора.

– Товарищ капитан, посмотрите, на носу гюйс полощется. Если снять, то у нас свой флаг будет.

– Если гюйс есть, значит, на корме и Андреевский флаг есть. Хорошо бы достать.

– Вот вы, мичман, и займитесь. Грузитесь по шлюпкам.

Какой силы был удар или взрыв, можно только предполагать, но нос такой махины, как БПК, был оторван и отброшен почти на двадцать метров от основного корпуса корабля. Судя по разрушениям, надежды на спасение у команды не было. При этом странно выглядел почти не повреждённый вертолёт К-15, лежащий на боку возле колпака спаренной корабельной пушки.

– Минёры, попробуйте проникнуть или вскрыть колпак. Несколько снарядов нам не помешают в любом случае и состоянии. Один технарь пойдём со мною, попробуем снять аккумуляторы и локатор с этой птички. Вода тёплая – попробуйте, поныряйте. Короче, всё, что найдёте – в лодку. Работаем.

На безрыбье и рак рыба. Хоть что-то и сколько, лучше, чем ничего. Этот поход оказался тем знаком, который, очевидно, ждал Алексей. Он дал команду готовиться к выступлению.

Умные раньше были люди – изобрели колесо, телегу, приручили животных. Сейчас люди довольствовались носилками, полозьями – тянучками да собственными плечами.

Они шли на юг. Во-первых, на юге всегда теплее. Во-вторых, по их мнению, и не без оснований, северные земли, принадлежавшие бывшим соединённым штатам, они же обильно удобрили термоядерными бомбами. В-четвёртых, они надеялись, что такой удар нанесли не только они. В-пятых, они, надеясь встретить людей, предпочитали встретить мексиканцев, индейцев, хоть кого, но не американцев, вечно достававших весь мир своей имперской демократией. Понятно, что не простой народ развязывает войну, но, если даже ложки и нашлись, то осадок все равно остался.

Примерно так себя чувствовали викинги, задолго до испанцев и португальцев, вступившие на неведомые земли краснокожих. Ни дорог, ни встречающих тебя с хлебом и солью, ничего. Решили идти до ближайшей пресноводной реки и там разбить временный лагерь – рыба не лучшая еда, но еда. А уж оттуда высылать небольшие мобильные группы в поисках несожжённых лесов, дичи и людей.

Шёл сто двадцать девятый день после приказа. Небо, по-прежнему, было похоже на разодранный ватный матрац старика – энурезника, но сквозь него уже кое-где и кое-когда хрустальной рюмочкой пробивался солнечный лучик. Лес, по-прежнему, своими обгорелыми руками-ветками хватал за головы и одежду бредущих людей, но уже всё чаще и чаще где-то в вышине они слышали пение птиц. Появился, пускай сожжённый до черноты, но кустарник, а на полянах можно было найти, пускай пожухлую, пожелтевшую от засухи траву.

На одной из таких лужаек лежали люди. Измождённые, изнывающие от жажды, но пока живые. Последние запасы воды, по три глотка на брата, у них кончились ещё вчера, когда они остановились на ночной привал.

– Николаич, скажи мне, убогому, ну почему эти америкосы на нас напали? Какого лешего? Чего им не хватало?

– Когда крысу загоняют в угол, она бросается на человека. Причём, не просто пытается укусить его за ногу, а подпрыгивает, чтобы вцепиться в горло.

– Это понятно. Я и сам разок это на себе испытал, но они-то здесь причём? У них всё было.

– Именно в этом и причина. Здесь ключевое слово – было. Была сверхдержава, была власть, возможность дёргать за верёвочки. Но потом? Потом начался медленный, но верный развал. Началась децентрализация – из пятидесяти с небольшим штатов, двадцать девять решили уйти. Курорты – в одну сторону, нефть – в другую сторону. Много чужих дядей сказали, что хватит кормить кровососов и спиногрызов. Дальше – в Америке, собственно, как и в России, шла деиндустриализация. Знаешь, один наш Министр, которого впоследствии сделали советником Президента(!) сказал, что ошибка нашей системы образования в том, что у нас в школах и институтах готовили творцов, а надо готовить высокопрофессиональных исполнителей. Представляешь! То есть твоя задача только нажимать на кнопки. А изобретать, придумывать, рационализировать будут в Америке, Германии. Он хотел и начал нас опускать до уровня древнеримских рабов. Мы – русские, изобретатели паровоза, парашюта, разработавшие систему реанимации, должны просто тупо нажимать на кнопки. Нам запрещалось думать. И наши Президенты этому потакали. Учителя, экономисты кричали об этом много лет, но их не хотели слушать. Это всё вело к безработице, ухудшению материального состояния, растущему недовольству населения, уменьшению роста ВВП. У них до войны, как и у нас, в магазинах были только китайские товары. Они своего, практически, ничего не производили. Третье – Америка всё продавала за свои зелёные, не обеспеченные золотом фантики. Но после того, как наш Президент сказал, что да, покупать мы будем за доллары или евро, но продавать – только за рубли. Представляешь? Получается – чем хуже курс рубля, тем нам выгоднее продавать, т.к. они сначала втридорога должны купить у нас рубли. А если мы покупаем меньше, чем продаем, то мы всегда в плюсе. И им, если хотят купить дешевле, то они же и должны беспокоиться, чтобы наш рубль был более крепким и равным их валюте. То есть Америке грозил полный экономический обвал. Члены Бильдербергского клуба не дураки. Они поняли, что проиграли. Многие их партнёры, через которых они правили балом, распались, подобно СССР. Да, им казалось, что маленьким странам легче перекрыть кислород, но они недооценили нас, т.е. Россию. Америка, как сверхдержава, фактически рухнула. У них оставался последний шанс – устранить Россию. Устранить физически, т.к. от Евросоюза экономически мы не зависим. Мы наладили отношения с Китаем, Индией, странами Южной Америки. Вот американцы и попытались нас ликвидировать. Надо сказать, что если бы не сейсмотелеграф, то им и это сошло бы с рук безнаказанно. Жаль только, что мы никогда не узнаем фамилию того человека, что подал нам этот сигнал. Да, в России всё, как обычно. Представляешь, у каждого вида Вооружённых Сил были свои заглубленные командные пункты, дублирующие друг друга каналы связи. ЦКП, ЗКП Генерального Штаба были разбросаны по всей территории, и всё это они смогли парализовать. Это говорит только о предательстве в самых высших эшелонах власти. Если бы у власти стоял Горбачёв, то вопросов не было бы. Я помню, мне рассказывал дядя Толя, он в ГШ служил и разрабатывал схему и последствия ядерной войны, ядерной зимы. Пригласили они Горбачёва, как своего Верховного, и стали докладывать, что будет, что останется. Послушал он это всё, посмотрел карты, схемы и говорит, что этого допустить нельзя, поэтому наш ядерный запас надо сократить. Спрашивает, что это на схеме? Убрать. Сократить. Ликвидировать. Генералы в шоке, ведь он сокращает нас! Разоружает нас, но не американцев. Плюс американцы простимулировали Раисочку и всё. Но аналогия с Горбачёвым всё равно просматривалась и почему ГРУ, контрразведка ФСБ, наверняка обладая компроматом, опять смолчали, непонятно. За что и поплатились. Скажи, а ты ничего не слышишь? Прислушайся. Ощущение, что шумит, как будто шум реки?

– Хм, а и верно. Когда ветер затихает, что-то слышно. Посмотрим?

– Ну, конечно. Рота, подъём, как кричал по утрам наш дежурный по роте в институте. Господа, нас ждут великие дела.

– Достаточно того, чтобы просто нашли воду.

Не пройдя и трёхсот шагов, они вышли на берег широкой полноводной реки. С воплями, криками и матом люди бросились к воде. Пожалуй, это был единственный случай, когда морские моряки предпочли небольшую пресную реку бескрайней дали соленой воды океана.

Накупавшись, напившись и заполнив водой всю свободную тару, отряд построился на берегу.

– Старший матрос, возьми себе хлопчика в помощь, и дуй метров на пятьсот вперёд. Если есть выжившие люди, то нас могут встретить не совсем гостеприимно. Предупреждён, значит, вооружён. Километров через пять тормозни, сделаем небольшой привал. Остальные – нале-е-во, шагом марш.

Но отряд не прошёл и трёх километров, как увидел своих разведчиков.

– Товарищ капитан, река. Что делать будем?

– Как что? Переправляться, конечно. Срубите себе слеги и промеряйте глубину. Только помните, что мы в американских джунглях, а здесь, как известно, и крокодилы летают, но низэнько, низенько, и анаконды десятиметровые слонят едят.

– А разве в Америке слоны водятся?

– Матрос! Если капитан сказал едят, значит, едят, и не задавай глупых вопросов. Сходи в библиотеку, возьми Экзепюри, почитай и развивай фантазию. Она тебе в ближайшие лет двадцать понадобится.

Глубина речушки была по горло самого мелкого из матросов. Мичман, вооружившись автоматом, подстраховывал переправу. Остальные, водрузив себе на плечи ручки носилок, вошли в воду.

– Ой, меня что-то по ноге стукнуло.

– Лишь бы не пираньи. А то до берега дойдут только наши обглоданные скелеты.

– Замолчи. Накаркаешь ещё.

На счастье возле этой реки вороны не водились, и никто ничего не накаркал. Переправа прошла быстро и без потерь.

– Ладно, перекур. Мичман, организуй ловлю рыбы. Нам теперь можно не особо торопиться. Старший матрос, продолжай рекогносцировку. Прошерсти местность. На всякий случай. Митрич, организуй костёр. Сегодня – день отдыха.

Минут через двадцать подбежал матрос – разведчик.

– Товарищ капитан, товарищ старший матрос просит вас прийти. Мы там нашли камень интересный.

Алексей со всеми офицерами и мичманами, заинтригованные сообщением, пошли за матросом.

– Глядите, товарищ капитан, камень. Похоже, какое-то капище или жертвенный камень. Значит, люди жили.

– Логично. Но мхом он оброс явно не за эти несколько месяцев. Обдерите всё с него.

– О, а здесь что-то написано. Но не по-русски.

– Странно. Как это? Клинопись или что это? Иосифофич, ты хоть и Сосновский, но отец твой – Розенблюм. Попробуй, может, прочитать сможешь.

Лейтенант, потерев камень, сморщив лоб, начал медленно, помогая себе губами, что-то читать.

– Есть. Могу озвучить.

– Так давай. Не тяни кота за хвост.

– “ Мы, сыновья Ханаана, мореходы и купцы, прибыли из Сидона на этот далёкий остров и гористую землю, которую приняли за обитель богов и богинь. На 15-м году правления Хирама, нашего царя, мы вышли в море на восьми судах и два года плыли вместе, огибая жаркую страну. Мы обнаружили здесь наших краснокожих братьев, которые встретили нас с радостью и любовью. Мы прожили здесь один год и возвращаемся домой, чтобы вернуться сюда вновь“.

– Сидон? Это Сирия?

– В то время это была Финикия. А Хирам, если не изменяет память, это четвёртый век до нашей эры.

– Ну, ни хрена себе. Вот тебе и Колумб.

– Если здесь жили до нашей эры, то навряд ли сохранились их вигвамы.

– Да, уж. Но с другой стороны, индейцы никогда не были дураками. И, если они здесь жили, нам тоже есть резон разбить здесь лагерь и отсюда начать планомерный поиск людей или хотя бы разрушенных зданий.

– То же верно. Отсюда можно будет разведывать и по побережью моря, и по реке вверх.

– Правильно.

– Господа офицеры, пока вы здесь тупо заточили себя на людей и какие-то вигвамы, вы не увидели более важного.

– Ну и?

– Оглянитесь. Вы видите зеленые листья на кустарнике? А вверх по течению их ещё больше.

– Ё-моё. Точняк. А как же это так получилось?

– Если включить мозги, то получается, что был надводный взрыв. Деревья взяли на себя основной энергетический удар.

– Правильно. Но только, или взрыв был маломощный, или мощный, но далеко.

– И он наложился на цепочку наших взрывов.

– А может, долбанули по эскадре.

– Не, это навряд ли. Авианосец и четырнадцать кораблей сопровождения ликвидировали мы. Зачем им в такой близости держать ещё один флот? Эскадры так близко не держат. Да и кого прикрывать? Мексику?

– Но по кому-то всё-таки шандарахнули.

– Теперь об этом уже никто не узнает.

– Да, это их проблемы. А вот зелёная трава и листья на кустарнике – это очень хорошо, это, значит, кроме рыбы будем есть мясо. Всё-таки стрелять нам привычнее, чем плести сети и ловить рыбу.

– Да уж. Ловить рыбу с подводной лодки нас не учили.

– Наверное, идти дальше нет смысла. Наличие речушки, впадающей в большую реку, перспективней наличия просто большой реки, обращаться с которой мы всё равно не умеем. Даже, если среди матросов мы и найдём пару рыбаков.

– Правильно. Здесь и море рядом, и джунгли. Рациональнее здесь поставить лагерь.

– Значит, на том и порешили. Осталось расписать весь комсостав по новым должностям и закрепить личный состав.

– Хорошо всё то, что хорошо кончается.

– А уж это теперь только от нас зависит.

Отправив охотников в качестве фуражиров вверх по реке и отобрав четверых волжских парней для ловли рыбы, остальные приступили с строительству лагеря. Как военные люди, они за основу взяли военный лагерь древнеримских легионеров. Благо бревен было в избытке и на дрова, и на частокол. Алексей, на правах командира, обходил территорию и контролировал ход подготовки лагеря к зиме. На земляном валу трамбовали землю поверх положенных под углом и заострённых кольев.

– Молодцы. Перекур пять минут. Хорошо работаете.

– Товарищ капитан, а морозы здесь зимой сильные?

– Да кто ж их знает. Тем более тепереча, не то, что давеча. Климат явно изменился, но насколько?

– Вот проклятые янки. И что они войну начали, собаки. Товарищ капитан, неужели людям так обязательно воевать?

– Как тебе сказать. На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Война есть естественное состояние и наследие развивающегося человека, мир – социальная веха, определяющая прогресс цивилизации. До появления городов и относительного развития цивилизации человек был крайне и чрезвычайно подозрительным и невероятно вздорным. Насилие – закон природы, враждебность – автоматическая реакция детей природы, в то время как война – это те же самые действия, но выполняемые совместно. Всякий раз, когда общественный строй подвергается испытаниям из-за сложностей, сопровождающих общественный прогресс, неизменно происходит быстрый и разрушительный возврат к этим древним методам насильственного разрешения раздражения, порождаемого человеческими взаимоотношениями. Война есть звериная реакция, спровоцированная непониманием и раздражением; мир наступает при цивилизованном решении любых подобных проблем и трудностей. Все древние расы отличались агрессивностью. Хотя есть и исключения, например, андонитов уже в глубокой древности научили золотому правилу, и даже сегодня их потомки – эскимосы – в точности выполняют этот закон. Эти народы чтят обычаи; им практически незнакомо насильственное разрешение противоречий. Но это, как вы понимаете, крайне редкое исключение.

– И что мы к ним не попали.

– Ага, чтобы ты потом сказал, что лето было, но ты в этот день в кубрике топил печку? Нет уж. Все древние народы всегда мигрировали на юг, спасаясь от ледников, а не наоборот.

– Да уж. А говорят человек – царь природы. Если я царь, то дайте мне то, что принадлежит мне по праву.

– Матрос, кто тебе сказал, что человек царь природы, что мы изначально наделены какими-то правами? Не будь наивным. Природа не наделяет человека никакими правами. Всё, что у него есть – это жизнь, а также тот мир, в котором ее нужно прожить. Природа не наделяет даже правом на жизнь. Чтобы убедиться в этом, достаточно представить себе вероятный исход встречи невооруженного человека с голодным тигром в первобытном лесу. Главное, что дало человеку общество – это безопасность. Когда права являются столь древними, что невозможно установить их происхождение, они часто называются естественными правами. В действительности же права человека не являются естественными: они целиком социальны. Они относительны и постоянно изменяются, являясь не более, чем правилами игры – признанными регуляторами отношений, определяющими постоянно изменяющиеся феномены человеческого соревнования. То, что может считаться правом в одну эпоху, может не считаться таковым в другую. Существование столь большого числа дефективных и дегенеративных людей объясняется не тем, что у них есть какое-то естественное право обременять собой цивилизацию двадцать первого века, а лишь тем, что так велит современное им общество, его нравы. Средневековая Европа не признавала за человеком почти никаких прав. В то время исполнение воли короля и Папы Римского было обязанностью каждого, и каждый человек принадлежал какому-нибудь другому лицу, и всякое право являлось привилегией или милостью, оказанной государством или церковью. И протест против этого заблуждения был заблуждением не меньшим, ибо он привел к вере в то, что все люди равны от рождения. Слабые и ущербные всегда ратовали за равные права. Они всегда требовали, чтобы государство заставляло сильных и лучших удовлетворять их потребности и компенсировать иные недостатки, которые чаще всего являются естественным результатом их собственного равнодушия и лени. Однако идеал равенства является продуктом цивилизации; в природе его нет. Сама культура убедительно демонстрирует неравенство людей через их совершенно различные способности к восприятию культуры. Внезапное и неэволюционное претворение якобы естественного равенства быстро отбросило бы цивилизованного человека к жестокой практике первобытных веков. Общество не может предложить равные права для всех, но оно способно обещать честно и справедливо удовлетворять различные права каждого. Задача и обязанность общества – дать людям справедливую и мирную возможность заниматься самообеспечением, участвовать в сохранении вида и, одновременно, пользоваться некоторой долей самоуслаждения; сумма всех этих трех составляющих и является человеческим счастьем.