Kitobni o'qish: «Сломанный ген»

Shrift:

* * *

Часть первая

В какой бы дом я ни вошел,
я войду туда для пользы больного…
Клятва Гиппократа

Глава первая

Жесткий осенний ветер хлестал в желтый прямоугольник окна в угловом кабинете последнего этажа флигеля старинного здания клиники. Сыпал мелкий дождик, перемешиваемый порывами ветра и наполнявший уличное пространство плотной взвесью. Заряды жухлых тополиных листьев, мокрых и тяжелых, с регулярностью маятника барабанили в стекло.

Стояла глубокая ночь, больные давно спали, в опустевших врачебных кабинетах было темно, и только в одном из них продолжал гореть свет. За столом с тяжелой толстой столешницей, поддерживаемой двумя массивными тумбами с выдвижными ящиками, сидел усталый человек в мятом белом халате и, склонив голову к самому столу, что-то быстро писал. Красные от напряженной работы глаза доктора слезились, и он поминутно вытирал их рукавом халата. Справа на столе громоздилась кипа исписанных неразборчивым почерком карточек больных, слева же лежала еще более высокая стопка чистых карточек, которые тоже требовалось заполнить.

Мужчина в белом халате спешил. Завтра к середине дня должна прибыть проверка из головного офиса компании, занимающейся клиническими исследованиями нового препарата, а еще сегодня утром документация по больным, которую будут проверять, сияла девственной чистотой.

Кто ж знал, что испытания лекарства внезапно остановят, а разработку нового революционного препарата свернут на стадии клинических исследований. «Видимо, препарат где-то выдал серьезные побочные действия, – решил доктор, – а может быть, даже и помер кто-нибудь – механизм действия-то новый, не изученный».

С одной стороны, то, что клинические испытания свернули, обидно, но с другой стороны, под это дело можно что угодно предъявить. Ведь за каждого пациента должны заплатить, причем весьма неплохие деньги. Не важно, что выдать препарат успели только трем больным – очень уж заболевание специфическое, но проект закрывают, поэтому сколько пациентов получали лекарство, на самом деле проверять никто не станет, главное – бумаги заполнить как следует.

По этой причине и сидел врач за полночь в опустевшем крыле клиники и строчил что есть силы в бланках карточек больных: «… женщина тридцати семи лет, материально обеспеченная, под влиянием непреодолимой тяги неоднократно совершала кражи мужских вещей в магазинах, кражи носили импульсивный характер, украденные предметы материальной ценности для пациентки не представляли…» Время от времени доктор сверялся с записями в потрепанном блокноте: «… мужчина двадцати двух лет неоднократно брал без спросу малоценные предметы и личные вещи соседей по студенческому общежитию, при этом к своим сокурсникам неприязненных чувств он не испытывал и желания им отомстить не имел, бредовыми и галлюцинаторными расстройствами не страдает…» Карточки пациентов ложились в стопку заполненных одна за одной. «…женщина тридцати шести лет после развода с мужем страдает тревожными расстройствами, регулярно уносила с работы ненужные ей вещи, принадлежащие ее коллегам, после совершения кражи испытывает острое чувство вины, способствующее дальнейшему нарастанию тревоги, по характеру работы имела доступ к крупным суммам наличных денег, однако попыток похитить даже незначительную сумму не предпринимала…»

Доктор пробежал глазами только что заполненную карточку: «… неоднократно угонял припаркованные в собственном дворе автомобили, после чего бросал их, объясняя свое поведение желанием наказать владельцев машин, хотя выбор пациентом автомобилей носил явно случайный характер…» Покачав головой, врач разорвал карточку, выбросив обрывки в мусорную корзину. «Они что, совсем?! Издеваются, что ли?! Кто в этого, прости господи, Юрия Деточкина поверит?» – подумал он, злясь на своих коллег.

К утру требуемое количество карточек было заполнено; доктор, устало потянувшись, встал из-за стола и вымученно улыбнулся от приятного осознания успешно выполненной трудной, но полезной работы. Оставалось только избавиться от излишков препарата, который, согласно документам, якобы был выдан пациентам. Торопясь, пока в клинику не заявится кто-нибудь из страдающих бессонницей сотрудников, человек в белом халате заскочил в процедурную, открыл своим ключом железный шкафчик с лекарствами, побросал упаковки с таблетками в полиэтиленовый пакет и вернулся к себе в кабинет. Прижимая к груди коробки с лекарствами, доктор с сомнением посмотрел по сторонам, потом принял решение и, подставив лестницу-стремянку, дотянулся до верхнего ящика уходящего под потолок шкафа внушительных размеров. За квадратной дверцей ящика оказались сваленные в кучу и покрытые пылью папки, а также всякий ненужный хлам. Засунув картонки с лекарством в самый дальний угол верхнего отделения шкафа, доктор с чувством выполненного долга направился в сторону ординаторской.

Теперь можно было расслабиться – к проверке все было готово, но отдохнуть доктору так и не пришлось: начался обычный рабочий день лечащего врача в клинике.

Проверка результатов клинических исследований прошла успешно и, на удивление, быстро. Высокая и одновременно невзрачная женщина в очках и в дорогом костюме, но с копеечным клеенчатым портфельчиком с логотипом фармацевтической компании в руках, стремительно появилась в клинике, мельком просмотрела карточки, забрала остатки лекарства, заставила доктора расписаться в журнале и стремглав убежала. На том проект был закончен. Документы по клиническим испытаниям препарата осели в каком-то архиве, а результаты неоконченных исследований уже никого не интересовали.

Ответственного за исследования этого чудесного лекарства доктора, да и почти всех врачей на отделении, такой результат более чем устраивал. Дело в том, что большинство из почти четырех десятков пациентов, якобы участвующих в исследовании, были «липовыми». Их не существовало в природе. Больных, симптомы их заболеваний, клиническую картину, результаты анализов, исследований и тестов выдумали сам доктор и его коллеги-врачи, участвующие в клинических испытаниях. Поступили они таким образом только потому, что проект внезапно закрыли, а терять деньги никто не хотел, благо «мертвые души» на результаты исследования уже никак не повлияют.

Кроме того, само лекарство было разработано для лечения болезни весьма своеобразной, хотя и не такой уж редкой. Новый препарат предназначался для лечения не особо тяжелого, но довольно пикантного заболевания: клептомании. Болезнь эта, при всей ее кажущейся несерьезности, доставляет больным существенные проблемы. И даже не столько самим больным, сколько окружающим. Подверженные клептомании люди страдают чрезвычайно, оказываясь практически в социальной изоляции, тем более что, как правило, эти больные относительно благополучны в повседневной жизни. Причины и механизмы развития расстройства влечений, называемого клептоманией, до конца не выяснены, а лекарственная терапия до недавнего времени сводилась к приему антидепрессантов.

И тут вдруг появляется новое лекарство, способное удивительным образом исключить из симптомов клептомании самую существенную их часть: больной перестает испытывать ощущение удовольствия и общей удовлетворенности от совершенной кражи; не наступает и привычное для клептоманов расслабление после воровства. Благодаря этому со временем пропадает и желание совершать кражи. Препарат, названный «Клептерин», способный таким образом лечить клептоманию, стал поистине революционным! Он был разработан довольно известной фармацевтической компанией и благополучно вышел на стадию клинических испытаний.

И вот здесь возникли проблемы. Оказалось, что найти пациентов для участия в этих самых клинических испытаниях чрезвычайно трудно. Большинство страдающих клептоманией считали позорным поразивший их недуг и ни в коем случае не хотели, чтобы кто-нибудь узнал об этой болезни. Добавляло трудностей и, мягко говоря, неоднозначное отношение общества к столь специфическому заболеванию. При такой ситуации больные клептоманией даже к врачу обращаться не хотели, не говоря уж о том, чтобы лечь в клинику. Тем более никто из страдающих этой болезнью – людей, по большей части социально адаптированных, – не хотел принимать участие в клинических испытаниях, где за больными будут пристально наблюдать, да еще и заполнять при этом кучу бумажек, которые потом уходят неизвестно куда.

Поэтому-то в клинике, принявшей участие в исследованиях, и не нашлось достаточного количества испытуемых. Согласились всего два пациента, к которым потом неожиданно добавился третий. Лечащим врачом у них всех был доктор Власов, поэтому его и определили ответственным за клинические исследования «Клептерина». Так и шли испытания нового препарата, ни шатко ни валко, пока фармацевтическая фирма, его разработавшая, внезапно не объявила о том, что проект приостанавливается, а вскоре и клинические испытания «Клептерина» прекратили.

Теперь уже стало понятно, что препарат на рынок не выйдет, а раз так, то можно было уже не мелочиться и приписать столько больных, сколько удастся придумать общими усилиями докторов на отделении. В любом случае история с препаратом под названием «Клептерин» должна была кануть в Лету, однако все вышло несколько иначе.

Глава вторая

– Мама! – со злостью выдавила из себя дочь сиплым от досады голосом. – Ты что – выбросила всю мою косметику?! Сколько раз повторять: не смей трогать мои вещи!

– Светочка, – мягко возразила Виолетта Петровна, – ты же все равно не пользовалась и половиной того, что у тебя было выставлено на зеркале. – В словах матери проскальзывали виноватые нотки. – Твои флаконы только зря пыль собирали. Я убиралась в квартире, ну и выбросила.

Ребенок, пребывающий в переходном возрасте, ничего не ответил на оправдания матери, громыхнув дверью своей комнаты. Килограммами косметики дочка безуспешно пыталась помирить себя со своей собственной внешностью гадкого утенка, которая ей категорически не нравилась.

Не на шутку смутившись, Виолетта Петровна пошла проверять мусорное ведро и с удивлением обнаружила, что кроме косметики Светы, там находится и маленькая коробочка с ее собственными золотыми сережками и колечком с бриллиантом. Во внушительного размера мусорном ведре после уборки квартиры оказались и старинные кофейные чашечки, оставшиеся от бабушки, и спортивные кубки ее мужа, и еще масса ценных и не очень мелочей, годами хранившихся в их квартире. Виолетта аккуратно выудила из ведра тюбики, флаконы и банки с косметикой, выставила их на столике в прихожей и понесла мусорное ведро с остальными вещами на помойку.

Смущение в последнее время не покидало бухгалтера строительно-монтажного управления Виолетту Петровну ни на минуту. Каким-то шестым чувством она понимала, что с ней творится что-то неладное, хотя ничего необычного, с ее точки зрения, она не делала, ну разве что вчера… Возвращаясь вечером с работы через парк, Виолетта наткнулась на типичного забулдыгу в рваной куртке и разбитых ботинках, попросившего у нее денег трясущимися губами и вялым голосом, видимо, не сильно рассчитывая на успех. Повинуясь какому-то странному порыву, она вытащила посреди пустого темного парка кошелек и не задумываясь отдала пропойце все наличные деньги, которые у нее были. Маргинальный тип от удивления застыл на месте с открытым ртом, увидев сумму, которую вручила ему незнакомая женщина. Он так и стоял с зажатыми в кулаке купюрами, глядя вслед Виолетте, пока она не скрылась в подъезде своего дома.

О своем странном, мягко говоря, поступке Виолетта вспомнила только поздно вечером, когда дочка попросила денег «на завтраки». Просила их Света часто, несмотря на то что почти ничего не ела ни дома, ни в школе, считая себя безобразно толстой, хотя на самом деле была худой как щепка. Запуганные агрессивной реакцией дочери на попытки «лезть в ее жизнь», родители опасались расспрашивать, на что дочь тратит деньги, потому и на этот раз Виолетта ничего не сказала и со вздохом достала кошелек, а заглянув в него, с удивлением обнаружила, что тот пуст. Странно, но она прекрасно помнила, что отдала купюры пьянице из парка, однако связать это событие с отсутствием у нее денег почему-то не могла.

Деньги дочери выдал муж, с мрачным видом наблюдавший из глубины кухни сцену с участием жены и дочки, происходившую в коридоре. Глава семьи Сергей Анатольевич уже давно пребывал в мрачном расположении духа, да и было от чего. В отличие от дочери, воспринимавшей в штыки весь окружающий мир, он не мог не заметить странностей в поведении супруги. Назревал неприятный разговор о необходимости обращения к психиатру. Но Сергей, проявив несвойственную для него нерешительность, подходящий момент упустил, а после того как Виолетта Петровна сообщила ему радостную новость о том, что она ждет ребенка, беседа о психиатрической помощи и вовсе стала невозможной. Правда, теперь Сергей Анатольевич мог успокаивать себя тем, что странности жены как раз и объясняются ее положением. Он молчал, бдительно следил за женой, прятал ценные вещи и прилагал все усилия для того, чтобы хоть как-то сохранить разваливающееся домашнее хозяйство.

Дочь Светлана о скором прибавлении в их семействе в известность поставлена не была (сроки пока позволяли скрывать беременность от окружающих) и потому время от времени изводила мать злыми насмешками.

Сама Виолетта, узнав о беременности, тоже стала списывать свои странные поступки на гормональные изменения в организме, но ситуация с ее сознанием усугублялась. Личность Виолетты стала как будто раздваиваться, и в ее поведении теперь одновременно уживались крайняя бережливость, граничащая со скупостью, и безудержная расточительность. Она могла часами штопать старый свитер, надеваемый мужем только на рыбалку, и в то же время подарила его новый выходной костюм малознакомому человеку. Так же она стала поступать и с собственными вещами: одевалась во что попало, наотрез отказываясь обновлять гардероб. Недавно Виолетта заставила мужа склеить разбившуюся крышку старой сахарницы, а за день до этого не моргнув глазом отдала соседям новый чайный сервиз, стоявший в серванте. Она экономила каждую копейку, даже если покупала продукты, и в то же время, не раздумывая, давала в долг любые суммы денег знакомым и коллегам по первой их просьбе.

Виолетта Петровна перестала осознавать ценность вещей, вернее, она стала оценивать их исключительно с точки зрения утилитарной пользы. Никакие другие качества предметов: эстетические функции, материальная ценность, связанные с вещами воспоминания – в расчет не принимались. Виолетта совершенно искренне не понимала, зачем покупать вкусные, но дорогие деликатесы, когда голод можно утолить более простыми и дешевыми продуктами; одежда, по ее мнению, должна быть теплой и удобной, а что такое красивые и модные вещи, она как будто и не догадывалась. Свои выходные платья, костюмы и туфли Виолетта, ввиду их полной непрактичности, уже выбросила или раздала; некоторые костюмы мужа тоже разделили участь ее нарядов, а теперь и Светина косметика попалась под руку.

Все, что присутствовало в их квартире «для красоты» или как память о каком-то событии или человеке, вызывало в ней раздражение, причем раздражали не сами по себе вещи, а их присутствие в квартире – они занимали место и мешали уборке.

Но больше всего отравляло жизнь близких Виолетты Петровны (а ей самой отнюдь не казалось чем-то ненормальным) пренебрежительное отношение Виолетты к деньгам. Она перестала осознавать связь между бумажками в ее кошельке или записями на счетах в банке и материальными ценностями. Даже параллель между наличием денег и возможностью удовлетворять физиологические потребности в голове Виолетты не складывалась.

Сегодня была суббота, и Виолетта затеяла генеральную уборку, воспользовавшись тем, что никто ей не мешал: дочка с утра ушла в школу, а муж поехал в автосервис. Как обычно в последнее время, ее труды на благо семьи закончились скандалом: вернувшаяся домой Света не обнаружила своих косметических средств и тут же закатила истерику.

Чтобы не усугублять конфликт, Виолетта накинула плащ и отправилась с мусорным ведром на помойку. Выйдя из парадной, она нос к носу столкнулась со вчерашним пьяницей-попрошайкой, которому отдала кучу денег в парке. Асоциальный тип сидел на скамейке напротив подъезда и явно ее поджидал.

Пьяница поднялся со скамейки навстречу Виолетте и, не переставая смущенно потирать руки, обратился к ней дребезжащим голосом:

– Здравствуйте… Извините… Не знаю вашего имени…

– Что вам нужно?! – вздрогнула от неожиданности Виолетта Петровна.

– Не пугайтесь. Я просто хотел вернуть вам деньги.

– Какие еще деньги?

Замешательство, вызванное неожиданной встречей, прошло, и Виолетта вспомнила вчерашнюю историю в парке и узнала обратившегося к ней человека. Сейчас, при свете дня, Виолетта смогла как следует рассмотреть маргинала. Он был невысокого роста, неопределимого возраста, имел маленькое и сморщенное как печеное яблоко лицо характерного багрового цвета, причем чисто выбритое, крохотные короткопалые ручки, которые он то и дело нервно потирал, и богатую шевелюру всклокоченных седых волос. Дополняли причудливую внешность незнакомца огромные очки с толстыми линзами.

– Вы вчера мне отдали большую сумму денег в парке, – пояснил незнакомец. – Неужели не помните?

– Нет, не помню, – соврала Виолетта.

– Тогда тем более я обязан вернуть вам деньги, раз вы не осознавали того, что сделали, – пьяница стал неловко совать в руки Виолетты мятые бумажки. – Здесь немного не хватает… Мне очень надо было купить… В общем, я верну… Обязательно… – смущенно бормотал он.

Чтобы поскорее отделаться от назойливого типа, Виолетта схватила деньги и, пробормотав слова благодарности, ринулась в сторону площадки с мусорными контейнерами.

– И давно у вас подобные симптомы? – внезапно спросил незнакомец вслед Виолетте.

После этой фразы она остановилась и медленно повернулась к мужчине. Что-то в реплике пьяницы заставило ее насторожиться. Вероятно, ее сознание среагировало на слово «симптомы».

– Что вы хотите сказать? – каким-то чужим голосом выдавила Виолетта.

– Я имел в виду такие вот необъяснимые поступки? Давно это у вас? Полгода, год? Или дольше?

– Со мной это случается… Иногда… То есть в последнее время. Но на это есть причины.

– Наверняка что-то подобное происходило и до вашей беременности, – у Виолетты глаза на лоб полезли от удивления. – Не удивляйтесь, я врач-психиатр… Между прочим – доктор медицинских наук, – не без гордости заявил незнакомец. – В прошлом… – добавил он после паузы.

– Не ваше дело! – вспыхнула Виолетта, отшатнувшись от незнакомца, но уходить почему-то медлила, словно ожидая помощи от этого асоциального типа.

– Да, разумеется, но я бы хотел вам помочь. Поверьте, вам самой с этим не справиться. В общем я сам уже давно не практикую, но я все же черкну адресок моего бывшего ученика. Он очень хороший доктор. Найдите в себе силы к нему обратиться, – произнес скороговоркой незнакомец, усиленно шаря по карманам, из недр которых он, в конце концов, выудил клочок бумажки и огрызок карандаша.

Бывший врач написал на бумажке несколько строк и протянул Виолетте.

«Манкевич Артур Эдуардович», – прочитала она. Дальше следовал адрес, написанный еле разборчивым почерком.

– Извините, телефона не знаю, – сказал незнакомец.

Виолетта машинально положила записку в карман плаща и, ничего не сказав и не попрощавшись, дернулась в сторону.

Домой Виолетта Петровна вернулась не сразу. Пораженная до глубины души словами незнакомца, она еще с полчаса бродила по окрестным дворам, пугая прохожих пустым ведром и отрешенным взглядом. А дома ее ждала очередная семейная буря. Вернувшийся из автосервиса муж обнаружил пропажу своих спортивных трофеев, а также других вещей. Сергей Анатольевич был готов рвать и метать, и только тот факт, что жена находится в положении, заставил его удержаться от этого.

Выяснив, куда делись пропавшие вещи, Сергей, воровато оглядываясь, сбегал на помойку и под недоуменные взгляды жильцов близлежащих домов обшарил мусорный контейнер. Благополучное спасение домашних вещей несколько остудило его пыл, но все же он твердо решил поговорить с женой.

Разговор, как и следовало ожидать, выдался тяжелый. Муж без обиняков заявил, что Виолетте требуется психиатр; жена плакала; вышедшая на шум из своей комнаты дочка с видимым удовольствием вставляла едкие реплики. Под конец посыпались клятвенные обещания Виолетты, что произошедшее сегодня не повторится, и заверения в том, что она вполне способна контролировать свои поступки. Впрочем, заверения эти никого (включая и саму Виолетту) не убедили.

В хмурое осеннее утро понедельника Виолетта Петровна, повинуясь выработанной многолетней привычке, явилась на работу за полчаса до начала рабочего дня. Обычно она первая из сотрудников переступала утром порог офиса, но на этот раз дверь была открытой, а в комнатах горел свет. Оказалось, что директор строительно-монтажного управления пришел на работу раньше всех. Такое случалось нечасто. Обычно Дмитрий Васильевич с утра мотался по стройплощадкам или встречался с заказчиками, а на рабочем месте появлялся ближе к полудню.

Начальник сидел в бухгалтерии, развалясь на стуле, стоящем вплотную к столу Виолетты. Директор – импозантный мужчина, возраста седины в бороде, хотя и довольно мелкого для покорителя сердец роста, одевался со вкусом, но с некоторым налетом шика, выдававшего в нем выбившегося в начальники прораба. Удобно вытянув ноги, Дмитрий Васильевич лениво листал квартальный отчет, взятый со стола. Увидев Виолетту, директор встал, отложил отчет и, надев на лицо улыбку, посмотрел на нее тягучим взглядом, после чего натянуто поздоровался и попросил прямо сейчас зайти к нему в кабинет.

Виолетта быстро скинула плащ, стащила сапоги и, стуча каблуками туфель, проворно засеменила в директорские апартаменты. Дмитрий Васильевич уселся за стол для заседаний и жестом пригласил Виолетту сесть напротив.

За время работы Виолетты в этом СМУ директор время от времени посматривал на нее оценивающим взглядом, как, впрочем, и на всех других сотрудниц моложе сорока лет, и у Виолетты мелькнула мысль, что разговор пойдет о не совсем пристойных вещах. Однако вид у усевшегося напротив нее начальника был сконфуженно-решительным, и сердце бухгалтера сжалось от нехорошего предчувствия.

– Бывают, знаете, такие темы, на которые с сотрудниками трудно говорить… Особенно с хорошими сотрудниками… – начал Дмитрий Васильевич издалека, стараясь не смотреть в глаза Виолетте, – но, увы, даже такой очаровательной сотруднице, как вы, я вынужден сказать… – директор, считающий себя непревзойденным ловеласом, никак не мог сойти с игривого тона. – В общем, ваше поведение в коллективе стало… Как бы это сказать? Странным…

– В чем дело, Дмитрий Васильевич, – робко поинтересовалась Виолетта. – Что вас не устраивает? Я что-нибудь сделала не так? С квартальной отчетностью напутала? Или…

– Не в этом дело, – перебил ее начальник. – Ладно, скажу начистоту! – выдохнул Дмитрий Васильевич. – Год с лишним назад у нас в конторе начались странные вещи: у сотрудников стала пропадать всякая мелочевка. Пустяки, конечно, тем более что все пропавшие предметы со временем находились. Только вот странность: все исчезнувшие вещи находили – случайно, заметьте – именно вы, а у вас самой ни разу ничего не пропало.

Виолетта издала тихий стон, закрыла лицо руками, а из глаз ее брызнули слезы.

– Ладно! Ладно! – замахал руками испугавшийся Дмитрий Васильевич. – Не будем вспоминать… Я сейчас о другом. Успокойтесь же! Прошу вас! Можете выслушать меня спокойно?

Виолетта Петровна с трудом проглотила слезы и, не отнимая рук от лица, кивнула.

– Настораживает другое, – продолжал директор. – Вот вы на прошлой неделе чуть ли не ночевали на работе.

– Работы много было, квартальную отчетность готовили, – пролепетала Виолетта.

– Знаю, знаю, только вот все сотрудники бухгалтерии как один принесли мне заявления на выплату сверхурочных, а вы даже не подумали. Зарплата у вас меньше всех в бухгалтерии, а вам – хоть бы что. Мне рассказывали, что даже выпущенную для вас зарплатную карточку вы три месяца не удосужились зайти и забрать в отделе кадров. А между тем ведь деньги вам нужны. Я же вижу. Одеваться стали, уж извините, хуже некуда. Бухгалтер, и с таким отношением к деньгам – нонсенс какой-то.

– Так в чем я виновата-то?! – в полном отчаянии воскликнула Виолетта.

– Поймите, – в словах директора послышалась отеческая интонация, – я лично не вижу особой проблемы в том, если работник, так, по мелочи, возьмет себе что-нибудь с рабочего места. Все сотрудники тащат с работы, кто гвоздь, кто доску, а о канцелярщине я даже и не говорю. С этим я бы еще мог примириться, но работник бухгалтерии с таким отношением к финансам меня пугает. Вы вот свои деньги, и так, к слову, весьма небольшие, раздаете в долг направо и налево. Как же вам можно доверить средства организации?

– Вы хотите, чтобы я уволилась? – спросила готовая провалиться сквозь землю Виолетта. – Хорошо, я уйду, – сказала она даже как будто с некоторым облегчением.

– Ну зачем же сразу уволиться? – великодушно сказал Дмитрий Васильевич. – Вам сейчас лучше перевестись в плановый отдел. Временно. Там как раз освободилось место сметчицы.

– Временно?

– Пока вы не… поправитесь.

Виолетта кивнула и еле внятно произнесла:

– Хорошо.

– Вот и чудненько! – Дмитрий Васильевич заметно повеселел. – Сейчас напишите заявление и можете идти домой. Я вас отпускаю. А завтра, так сказать, с новыми силами выходите на работу в плановый отдел.

Виолетта побрела домой. Ее душили слезы от мерзкого чувства безысходности. После довольно прозрачных намеков Дмитрия Васильевича на то, что ее подозревают в мелких кражах, ходить на работу и сидеть там, сгорая от стыда, казалось невозможным, да и о ее ненормальном состоянии директор заявил вполне определенно. Но если она уволится, то кто ж ее возьмет на работу на четвертом-то месяце? Домой идти тем более не хотелось. Муж с дочерью тоже считают, что она ненормальная, и даже уже не скрывают этого. Нигде ей не рады.

Когда и так невеселые мысли Виолетты приняли совсем уж мрачное направление, ее рука в кармане плаща случайно наткнулась на клочок бумажки с адресом доктора. Тот самый, который дал ей пьяница, назвавшийся бывшим врачом. «Другого выхода нет», – решилась Виолетта.