Kitobni o'qish: «Повесть дохронных лет», sahifa 10

А вот и они в кадре.

Высокая, рыжая Дама Вандевельде, в детсаде не разлей-вода были, в школе с первых классов за ручку ходили, ранец её носил, а в средних – обогнала меня в росте – сторонился, В старших классах бегала за мной, на дискотеках танцевать приглашала, в свои пушистые рыжие волосы носом зарывала. Смущался и бросал её одну посреди зала, но танцевать всё же приглашала – случалось, и не только на «дамский танец» – пока я не забил на дискотеки. Родители её и мои поженили нас уже при рождении. В классе за рост, худобу и подростковую угловатость прозвали Стамеской, но после как подруга её Портос поправила чубы мальчишкам, и я приструнил, звали только по имени, Дамой.

Изабелла Баба – эфиопка, подруга Дамы. Чемпионка Северо-западного федерального округа РФ по боксу среди учебных заведений. Прозвище Портос. В студенчестве поменяет себе пол на мужской и женится на Даме. Кто мог предположить какой пост в правительстве займёт на Марсе!

Пульхерия Сумаркова – черноволосая и черноглазая красавица, с чертами лица и взглядом юной ведьмы. Мужененавистница: пацанам из соседних школ известная, как подвижница девиза «…выкреслять охотку у паскудников накорню – в младости». В классе её круглую отличницу и недотрогу держали за юродивую. Обозвать так в лицо, ни кто не смел, называли – с благосклонного её согласия – Марго. Боялись её сдачи. За ней не заржавеет: парту обидчика майскими жуками и гусеницами нашпиговывала. Это мальчишкам, девчонки с ней были тише воды ниже травы. В Хрон супруга моего друга Салавата Хизатуллина. Она сподвижница Капитана бин Немо! Обязан верить.

Глашка… – забыл её девичью фамилию. В Хрон сенатор Госдумы РФ. Потому, что головастая: задачки по математике и химии влёт решала; на русском и английском языках писала без ошибок, вообще; на уроках мировой политологии одна до звонка тараторила. Глашкой-головастой и прозвали.

Ленка Жёлудь – не сходила с киноэкранов, со страниц глянца.

Катька Курт – моя сестра, Котёнок-пострелёнок у отца с матерью дома, Клёпа – во дворе и в школе, на переменках сорванец в юбке. Одноклассницы к ней зашли за эскизами новогодних костюмов.

Маша Сумаркова, звали Мальвиной – сестра Марго и Катькина закадычная подруга. Сидит в водяном кресле и дразнит дога Цезаря.

А вот и пацаны заявились. Эти – ко мне, звать репетировать в школе новогодний спектакль. А я на антресолях шкафа с камерой затаился – не найдут.

Салават Хизатуллин – Батый. Мой друг.

Стас Запрудный, Плохиш – вовсе не плохой, не дурной пацан. Толстяк башковитый, прикидывался шутом гороховым – это да.

Доцент, Саша Даничкин. Правильный пацан, дружил с ним, хоть и был в обиде на меня – раз предал, не желая того.

Братья Карамазовы – близнецы. На «Звезде» из одноклассников от анабиоза первыми были пробуждены, связь по спутнику и всему Небу налаживали.

Одноклассницам пацаны «здрасте» не сказали, только Катьке кивнули. Догу тоже. Якобы. На самом деле, мимо собаки: Мальвине. Глаза у девчонки и курчавость её белокурых до сияния волос, ах, взгляда не отвести. А Цветаеву со сцены читает, на дискотеке степ бацает! Ученики соседних школ в нашу заявлялись послушать и посмотреть. Сестра Катька моя с ней дружила, на роль «некрасивой подружки» соглашалась, наряды ей сочиняла и обшивала с вышивкой гладью обалденной. Мои «аллигаторы» на коленках джинсов жалкая пародия на её мастерство – ясен пень, поиздевалась над братом.

Сейчас должен прозвучать зуммер вызова по викамофону. Ага… На экране завуч Вера Павловна с классной учительницей Маргаритой Астафьевной. Первую Бактерией прозвали, вторую – Мэрилин Монро. Попросили поспешить на репетицию, и Франца не забыть. Где сейчас брат, одноклассники у Клёпы не спросили и не искали по дому, зашли для отмазки: я играю «ёлку» – безмолвную, за весь спектакль только и надо раз простонать и вату с себя сбросить, когда рубить начнут. Что там репетировать.

А на антресоль я забрался заснять, как Катька обучала молодого попугая Гошу, подаренного ей на день рождения дядей Францем. У неё до этого уже был старый Гоша, но утонул, упав с фикуса в фонтан. Вниз головой, клювом тяжёлым в воду бултыхнулся, не успел, обжора, крылья расправить. Молодой Гоша – такой же, как и старый, обжора и вредина – про трагический случай с предшественником прознал, и на фикус ни ногой.

Ребята ушли, Мальвина убежала выгуливать Цезаря, Катька снова требовала от попки:

– Гоша, скажи Тим-трим-тум-бум.

– А покроши чо-нить.

– Завянь! Скажи.

– Бум-тум-трим-тим, – твердил попка своё.

Тогда в училище, просматривая видеозаписи, я не думал о том, как красивы места, где родился и вырос, каков я, юноша – атлет и недурён собой. Ту былую беззаботную и счастливую жизнь принимал как данность. Сейчас у меня седина в белёсых и коротких ёжиком волосах. Цвет глаз не голубой, а серый – с имплантированной чужой роговицей. Шея под кадыком обезображена: проткнули трубочкой, чтобы я, подавившийся с бодуна собственным языком, не задохнулся. У меня перебита переносица – так что нос не греческого теперь профиля, курносым стал. Верхушка одного уха порвана – отстреляна снайпером противника; у другого уха мочки нет – срезана в ножевой стычке. Прожил в новом – послехронном – мире я недолго, век в анабиозе проспал. Живу на Марсе не то чтобы в аду, но и не соотнесёшь послехронный, даже самый безоблачный, день с самым, казалось, безрадостным и скучным днём юности – дохронным. Мечтаю о глотке приморского воздуха и зелёной траве газона у родительского дома. Эх, как бы сейчас покосил лужайку, не накосился бы. И выстрелов хочу, только не пулями, не лучами лазеров – лучами солнца в Колизее. Не вечернего закатного – утреннего, восходящего над миром…

Читать Хизатуллин не закончил, прервал зуммер комлога. Вызывал Истребитель…

©Владимир Партолин bobkyrt@mail.ru