Kitobni o'qish: «Охота на зайцев»

Shrift:

Возмездие

Давно это было. Над старой просёлочной дорогой, рассекавшей лес и ведущей к небольшому древнему городу, возвышалось дерево.

Необъятный дуб царил над кисейным кружевом осин и берёз, а дремучая крона его накрывала не только дорогу, но и подлесок, пробивающийся сквозь заросли колючей ежевики по обе стороны глубокой колеи. Глухое место было, недоброе. Говорили, будто купца возле дуба ограбили, а потом и убили. Грех-то какой, Господи…

Старый дуб запомнил тот день до мелочи, запомнил его на всю жизнь.

С утра парило. Звенела комариная рать и, завидев пеших или конных путников, бросалась на них и жестоко терзала без всякой жалости. Огромные жирные слепни вгрызались в лошадиные ноздри, глаза и уши, впивались в штаны и рубахи, добираясь до беззащитного тела, и, добравшись, сосали горячую сладкую кровь.

А потом была гроза. Небо разверзлось и опрокинуло на лес и дорогу бездонную бочку, под обрез залитую водой. Сделалось мрачно и страшно. Всё живое забилось, укрылось от небесной напасти.

Внезапно откуда-то сбоку, из кустов ежевики, вынырнул человек и прильнул к шершавому, тёплому ещё стволу.

«Бедняга, – почувствовав дрожащее тело, подумало дерево, – мокрый, холодный и, наверное, голодный…» – и сомкнуло свою крону в плотный, надёжный зелёный шатёр.

«Вот так-то будет посуше, дружок…» – Дуб усмехнулся и начал разглядывать незнакомца.

Приземистый, широкий, плотно сбитый мужик был, наверное, очень силён. Грубое лицо его, обрамлённое шапкой чёрных волос и густой бородой, уродовал шрам от уха до подбородка.

«Разбойник, ну чисто разбойник, – вздохнул дуб. – Избави Бог от встречи с ним в открытом поле…»

А гроза не утихала. Ливень припустил с новою силой. Неясный звук послышался из-за близкого поворота, дождевую завесу раздвинула небольшая коляска. Доехав до дуба, коляска остановилась. Заднее колесо её, попав в яму с водой, не желало двигаться дальше. Из коляски вылез добротно одетый мужчина, по виду купец. Он подошёл к колесу и попытался вытащить его из ямы.

И в этот момент незнакомец со шрамом метнулся к открытой дверце коляски и схватил сумку, лежавшую на сидении…

Обернувшись на шум, купец дико закричал, лошадь взвилась и рванула коляску. Купец вцепился в свою сумку, пытаясь вырвать её из рук незнакомца. Завязалась борьба. Купец не уступал. Изловчившись, он повалил разбойника в грязь, вырвал у него свою сумку и поднялся, шатаясь на ослабевших ногах… И тогда в руке незнакомца сверкнул нож…

Оттащив тело в кусты и забрав добычу, человек со шрамом растворился в дожде…

Все застыли от ужаса… Первым пришёл в себя дуб. Его била мелкая нервная дрожь, он обмяк, распустил плотно сжатую крону и сверху стал походить на озеро, покрытое рябью. Говорить он не мог и только икал.

Бедная ежевика… Купец лежал в ней ничком, и она постаралась спрятать свои острые коготки, которыми защищала душистые нежные ягоды. Ведь всё живое, будь то роза, или ёж, или человек, как могут обороняют себя от угроз и нападок сурового, жестокого мира.

Наутро тело нашли и увезли его в город, а очевидцы злодеяния ещё долго вспоминали о происшествии и поклялись отомстить разбойнику, ежели он посмеет появиться в этих краях.

Прошло несколько лет. Как-то в начале осени выдался на редкость жаркий денёк. К обеду запахло грозой. Тучи стали клубиться над горизонтом, отдалённым эхом заурчал гром, опал ветерок, люди, поглядывая на небо, заторопились по своим делам. Дорога опустела. Гроза потихоньку приближалась. Потемнело.

Сверху оглядывая окрест, дуб увидел, как меж кустов мелькнула тень… Человек пробирался к дороге. Ещё немного… У дуба перехватило дух. Он… Он… человек со шрамом… Дуб хотел крикнуть кустам: «Не пускайте, держите, держите окаянного!» Но не успел – убийца стоял под деревом. Тогда дуб выпрямился, расправил плечи и взмахнул руками… Сотни желудей градом посыпались, застучали по голове, плечам и спине душегуба. Изверг, закрыв руками голову, прижался к стволу и стал недоступен. Дуб был в отчаянии. Он не мог помешать наступавшей беде… А злодей, вглядываясь в сумеречную даль, затаился, как зверь, готовый к прыжку.

Молнии били всё ближе и ближе, раскаты грома крепчали, накрапывал дождь. И тут дуб заметил за поворотом маленькую фигурку. Вглядевшись, он увидел девушку. Она спешила, почти что бежала по уже мокрой дороге.

Несколько минут, и она будет здесь. Несколько минут – и невинная душа отлетит от упругого молодого тела, сражённая злом, исходящим из лезвия ножа.

Дуб отчаянно закричал, ветви его затряслись, затрещали, перекрывая шум дождя… Напрасно. Девушка уже бежала. Бежала навстречу смерти…

И тогда дуб взметнул руки к небу. «О Всемогущий и Всесильный… Дающий жизнь и забирающий её… Услышь стон сердца моего, услышь вопль души моей… Не дай свершиться преступлению, не дай свершиться злодеянию… И, если платой тому будет моя жизнь, возьми её, но покарай убийцу…» И был услышан стон сердца старого дуба. И был услышан вопль его души.

И белое пламя молнии прорезало сырую тяжёлую мглу, и сокрушающий гром потряс раскисшую дорогу. И ударила молния в грудь негодяя и, пронзив её, пронзила и сердце столетнего дуба, рассекая его пополам.

И свершилось возмездье, и пал старый дуб; и оплакали гибель его и трава, и кусты, и деревья вокруг.

И ещё долгие годы над старой просёлочной дорогой виднелись останки могучего дуба с рассечённым надвое сердцем.

25.10.2007, Томилино

Любопытная Муся

Ох уж это любопытство.
Если льётся оно через край,
Жди неприятности, горе встречай…

Маленькая мушка родилась в старом домике на окраине большого города с высокими домами, проспектами, узкими улочками, сплетёнными в клубок, парками, театрами и даже аэропортом. Аэропорт, кстати, находился недалеко от домика, почти что рядом.

Кажется, любопытство родилось вместе с маленькой мушкой. Едва научившись расправлять крылышки и делать коротенькие перелёты, она стала обследовать комнату и совать свой носик куда надо и не надо. Мама зорко следила за манёврами малышки, объясняя Мусе – так назвала она свою дочку – названия и назначение того или иного предмета. Когда же Муся утомлялась, мама кормила её чем-то вкусным и укладывала спать. Однажды, уложив дочку, мама сказала:

«Лежи в кроватке и не вздумай вставать и летать. Я скоро вернусь». Она поцеловала малютку и вылетела в открытую форточку.

Муся легла на правый бочок, подложила крылышки под щёчку, закрыла глаза и… в ту же минуту любопытство, терпеливо ожидавшее ухода Мусиной мамы, проскользнуло в комнату, подкралось к кроватке и примостилось рядом с мушкой.

– Мусенька, открой свои глазки, – прошептало оно. – Открой свои глазки, и ты увидишь мир, который окружает тебя.

Муся была послушным ребёнком. Она открыла глаза и стала разглядывать потолок и стены комнаты.

А любопытство продолжало шептать ей на ушко:

– Встань, расправь крылышки, и мы облетим с тобою весь дом…

Но так как Муся, помня строгий мамин наказ, продолжала лежать, любопытство начало тормошить малышку и подталкивать её к краешку кроватки. Ещё чуть-чуть – и Муся упала бы на пол, но крылышки её раскрылись сами собой, и она полетела к двери вместе с любопытством.

В доме оказалось ещё две комнаты. Одна из них была обставлена старинной мебелью, её стены украшало большое зеркало и множество картин. От увиденного у Муси закружилась голова, и она упала на мягкое кресло, стоящее возле зеркала.

– Это и есть мир… – только и выдохнула она.

– Да, – ответило любопытство. – И это только частичка его. Мир прекрасен и бесконечен…

Муся вскочила и увидела прямо перед собою маленькую мушку. От неожиданности она вскрикнула и загородила лапкой глаза. Мушка на стене сделала то же самое.

– Этот блестящий кусочек стены называется зеркалом, – любопытство было тут как тут, – и ты увидела в нём своё отражение…

– Так это я! – воскликнула мушка, разглядывая себя.

И то, что отразило зеркало, очень понравилось ей.

«Какая я маленькая, какая я тоненькая, какие у меня блестящие крылышки. А глаза, глаза… Огромные, в половину лица. Ах… ах… ах…»

– Хватит вертеться перед зеркалом, – напомнило о себе любопытство, – нам ещё надо посмотреть и другую комнату… Другой комнатой была спальня с огромной кроватью, шкафом и лампой под абажуром.

«Наверное, приятно отдыхать на таком роскошном абажуре, греясь у лампы, – подумала Муся. – Отсюда жалко улетать…»

– А как тебе нравится здесь?.. – сказало любопытство, влетая вместе с Мусей в следующую дверь.

– Ах, как здесь вкусно пахнет! – воскликнула мушка. – Что это?..

– Кухня. В ней готовят еду, и она здесь везде: на плите, на столе, на полу, и особенно вон там, в ведре. Погляди-ка, что в нём…

Муся подлетела к ведру. Она и не подозревала, какое богатство, какая вкусная роскошь может находиться в простеньком синем пластмассовом ведёрке, стоящем на полу под раковиной. Схватив какой-то кусочек и сунув его за щёку, подгоняемая любопытством, Муся вылетела из кухни.

– О, я сюда ещё вернусь вместе с мамой, и мы устроим с нею самый настоящий пир…

– А вот и чердак, – сказало любопытство. – Сюда приносят старые ненужные вещи. Будь осторожна, здесь мало света…

– Какой острый запах старой пыли… – пролепетала маленькая мушка. – Как дрожит лучик солнца под крышей, совсем как моё сердечко… Я боюсь, я хочу к маме…

– Но ты же здесь ещё ничего не видела, – проворчало любопытство. – А что вон там, за трубой, а что вон там, в дальнем тёмном углу?..

В это время мама влетела в форточку и, не увидев в кроватке Муси, бросилась на поиски дочери. Она ворвалась в соседнюю комнату – пусто, в спальню, кухню – никого.

– Муся, Мусенька!.. – закричала она.

Дом враждебно молчал. У мамы с такою силой застучало в висках, что она едва не потеряла сознание. «Чердак… чердак… Паук… Мусенька, там паук…» И она рванулась вверх.

А Муся никак не могла справиться с тёмным облаком страха, накрывшим её и сковавшим такие послушные, гибкие крылья. Она ощутила чей-то яростный взгляд, какую-то леденящую кровь угрозу, исходящую из дальнего тёмного угла. В глазах у неё померкло, тьма стремительно сгустилась в точку, сердечко забилось в горле, что-то подхватило, сжало её и… ничего не стало.

Очнулась Муся в кроватке. Рядом сидела мама с красными от слёз глазами. Она горестно качала головой и что-то шептала. Муся пошевелила губами: «Мама…» Мама встрепенулась, склонилась над кроваткой:

– Всё хорошо… Всё хорошо, что хорошо кончается… Ты ведь едва не погибла. На чердаке обитает ужасный паук. Тебя туда привело любопытство?

– Да, мамочка, – залилась слезами маленькая мушка.

– Ох уж это любопытство. Если льётся оно через край – жди неприятности, горе встречай. Послушай меня, Муся. Мы, мухи дрозофилы, маленькие и беззащитные в этом огромном мире, и обидеть нас может любой, кто крупнее и сильнее. Это и птицы, и летучие мыши, и лягушки, и ящерицы, и рыбы, и многие, многие другие. Даже собаки и кошки ради забавы возьмут да и прихлопнут муху-ротозейку. Много у нас врагов, но, конечно, первый из них – паук.

Пауки, как воздушные рыбаки, свои сети плетут, чтоб ловить наш мушиный народ. Вот паук сеть развесит свою, затаится и ждёт, как несчастная муха в ту сеть попадёт, а из плена того уж никто не уйдёт. И они, пауки, поджидают нас всюду, везде: на земле и в воде, в чистом поле, в лесу на деревьях, в траве. Очень любят жить в доме – в углах и щелях, в кухне, тёмной кладовой, на глухом чердаке… И ещё мы нажили врага – человека, и нажили его любопытством своим.

Вот пример. На прошлой неделе отправляюсь за город подышать свежим воздухом. Вижу парочку. Надышались, видно, возвращаются домой. Пригляделась… У неё нос короткий и вздёрнутый, у него же длинный, с горбинкой. Ну как тут удержаться и не измерить носы. Не удержалась. Выбираю момент, сажусь на переносицу даме. Р-р-р-а-аз – двадцать шагов. Подождала, полетала, выбрала момент. Сажусь на переносицу господину. Р-р-р-р-а-а-а-азз – сбилась со счёта, но шагов пятьдесят, не меньше. А перемерять не могу: парочка волнуется, руками машет. Потеха… Меня уж и след простыл – ищи муху в поле. И это только нос. А волосы, уши, губы, руки-ноги и прочее. И всё хочется потрогать, лизнуть, укусить… Вот кошка. Хвост да лапы, а человек… Загадка, сплошное «почему». Да, любопытство… Вот бабушка твоя так и пропала, а всё через любопытство.

– А куда она пропала? – робко спросила Муся.

– Да кто её знает, – ответила мама. – Последний раз её видели возле самолёта.

– А кто такой самолёт? – снова спросила Муся.

– Не кто, а что. Это большая железная птица, которая уносит людей за облака. Наверное, она унесла и нашу бабушку… – вздохнула мама. – Гони от себя любопытство, и будешь жить долго и счастливо…

Муся росла не по дням, а по часам. Крылышки её окрепли, и она всё чаще вылетала на улицу. Ей нравился солнечный свет, яркие краски, запахи, дома, машины, люди – весь пестрый, бурлящий, сверкающий мир. Она была общительной мухой и, знакомясь, представлялась первой: «Муся Дрозофила». Любила за компанию отправиться на базар полакомиться свежей рыбкой или подтаявшими на солнце восточными сладостями, увернуться от хлёсткого удара торговца и, в отместку, сесть ему на потную лысину и пощекотать её.

Спокойная, интересная жизнь, если бы не любопытство: «Мусенька, а где твоя бабушка? Мусенька, а куда твоя бабушка пропала? Мусенька, а может, твоя бабушка улетела на самолёте? Мусенька, а не хочется тебе полетать на самолёте?..»

Любопытство овладело Мусей. Всё чаще и ближе подлетала она к аэропорту и подолгу смотрела на огромных птиц, с рёвом взлетавших и садящихся на длинные бетонные дорожки.

Скоро Муся поняла, что незадолго до взлёта какие-то люди в комбинезонах открывают и закрывают двери, ведущие внутрь самолёта, и что попасть в него можно вместе с ними.

Она решилась. Утром, плотно позавтракав, Муся полетела в аэропорт и стала кружить возле неподвижно стоящих железных птиц. Ждать пришлось недолго. К одному из самолётов подъехала машина, из неё вылезли люди, о чём-то поговорили и по лесенке начали подниматься к двери. Муся стремглав бросилась к ним и, как только дверь приоткрылась, юркнула в неизвестность.

Внутри самолёт оказался значительно шире, чем представлялся снаружи. Три ряда кресел, разделённых узкими проходами, тянулись во всю его длину. Было душно.

Муся спряталась за спинкой кресла и сразу прогнала любопытство, проникшее в самолёт вместе с ней. Сейчас Мусе было не до него. Стояла пугающая тишина, нарушаемая лишь короткими фразами людей в комбинезонах. Скоро люди ушли и отрезали возвращение к маме, дому, друзьям, той привольной жизни, которая окружала её с рождения и которая, казалось, будет продолжаться всегда. Мусю охватил панический страх. Она заметалась в поисках выхода… Дырочки, щелочки – тщетно.

И тогда она обмякла, как сдувшийся шарик. Силы оставили её, и она свалилась со спинки кресла на покрытый мягкой, ядовито пахнущей толстой материей пол. Теперь ей стало всё равно. Она подложила крылышки под голову и провалилась в глубокий сон.

Проснулась она от шума. По проходу шла девушка, которая, судя по всему, чистила кресла. Муся замерла и, затаив дыхание, сжалась в комок. От страха она не могла даже моргать и с ужасом глядела на девушку, которая подошла к креслу и стала сметать пыль прямо на неё. Затем девушка наклонилась:

– Ой, муха… живая… У нас живая муха…

– Да шлёпни ты её, – сказал высокий парень, кативший по соседнему проходу тележку с пахнущими едой коробками. – Ты что? – воскликнула девушка. – Пусть летит с нами как талисман. Ну-ка, иди ко мне, малышка… – и протянула руку.

– А, делай со мною что хочешь… – С отчаяния Муся даже не пошевелилась.

Девушка осторожно, двумя пальцами, взяла мушку и стала её рассматривать:

– Какая маленькая, какая хорошенькая, ну прямо куколка… Посажу-ка я тебя в коробку, и полетишь ты с нами через океан… Муся.

– Ну и нашла ты себе подружку: Люся да Муся, – фыркнул парень. Девушка Люся, не обращая внимания на насмешку, понесла Мусю в хвост самолёта, где находилась кухня и где было еще несколько девушек, одинаково одетых. Они обступили Люсю и стали разглядывать Мусю с таким интересом, будто увидели живую муху впервые.

«А может, она потерялась? А может, она сирота? А может, за ней гналась ласточка? А как её зовут?..» Имя Муся понравилось всем. Откуда-то появилась большая коробка с прозрачным верхом, блюдце с едой и салфетка вместо постели. В коробке проделали дырки для свежего воздуха, и Люся аккуратно поместила мушку в новое жилище. Коробку поставили на видное место, чтобы, не дай Бог, случайно не помять.

Когда все разошлись по своим делам, Муся огляделась и осталась довольна новой обстановкой: «Тепло, светло, и комары не кусают… однако я проголодалась».

То, что оказалось в блюдце, привело её в полный восторг. Кусочки курицы и ветчины, картофельное пюре, салат, рыба в соусе, долька апельсина, вишнёвый джем в лужице сливок… Какой царский, изысканный стол.

«Ах, сюда бы маму…» У Муси кольнуло под сердцем. Всё, всё отдала бы она за то, чтобы увидеть родную, ненаглядную маму.

«Не вешай нос, малышка, – вспомнила она мамины слова, – и всё будет хорошо…»

«Всё будет хорошо, мамочка, всё будет хорошо. Я только слетаю за какой-то океан и вернусь к тебе. Обязательно вернусь…»

Устав от пира и разомлев, Муся вздремнула. Она не слышала, как самолёт заполнился пассажирами, как взмыл в небо, как Люся и девушки подходили к коробке и смотрели на спящую мушку.

Проснулась она тогда, когда самолёт уже шёл на посадку далеко-далеко от дома, на другом краю земли. Всё пришло в движенье: слышались громкие команды, гул людских голосов, Люся и девушки сновали мимо коробки, не обращая на неё внимания. Муся ощутила толчок, на мгновение всё стихло, и раздались сухие хлопки. Люди хлопали в ладоши. Муся видела такое на экране телевизора в родном, далёком теперь домике.

Самолёт наполнился шарканьем ног, защёлкали крышки багажников, и потянуло свежестью.

«Прилетели», – поняла Муся. Она вскочила, засуетилась, стала биться о прозрачный потолок.

– Смотри-ка, она хочет на волю… – сказала Люся парню, который, видно, так и не расставался с теперь уже пустою тележкой.

– Да пусть полетает, поищет себе жениха… – засмеялся он.

Очень скоро Люся, нарядная и весёлая, взяла коробку и положила её в изящную сумку на колесиках. Минута – и колёсики зашуршали по ровному гладкому полу.

«А может, я найду свою бабушку и прилечу с нею домой… – мелькнуло в голове у Муси. – Только не надо терять из вида самолёт, а то как мы вернёмся обратно?..»

Наконец сумка остановилась, открылась, и Муся увидела над собою небо. Синее, глубокое, бескрайнее, оно было настолько прекрасно, что у Муси перехватило дыхание. Она рванулась, забыв про потолок, но он мягко спружинил и отбросил её.

– Ну что, мой талисман, лети и береги себя… – Люся взяла коробку, открыла крышку-потолок и легонько подтолкнула мушку. Муся, ошалевшая от ворвавшегося потока горячего воздуха, взлетела, сделала круг над Люсей и села ей на грудь.

– Мусенька, голубушка, – растрогалась Люся, – лети, гуляй и возвращайся. Завтра мы улетаем домой.

Муся, прощаясь, взмахнула крыльями, мягко оттолкнулась от ставшей ей такой родной девушки и полетела туда, где стоял уже пустой самолёт.

И тут невесть откуда взявшееся любопытство загородило ей дорогу: «Ты куда, ты зачем летишь к самолёту? Разве мало интересного в этой стране? Слетаем, посмотрим город…»

Однако теперь Муся твёрдо знала, что ей надо делать.

– Прочь с дороги! – закричала она и подлетела к самолёту. Мусе надо было найти что-то такое, что отличало бы его от других. Самолёт оказался огромным, и она с трудом облетела вокруг него. Муся нашла то, что искала. На носу, с правой стороны, облезла краска, и это было хорошо заметно. Довольная тем, что уж теперь-то она свой самолёт не потеряет, Муся полетела знакомиться с городом. Она решила далеко не улетать, а потолкаться где-то рядом. Странное дело: от любопытства не осталось и следа, даже намёка на его присутствие.

«Сначала бабушка, узнать про неё…»

Мусе повезло. Почти сразу же она увидела неторопливо летящую муху и поспешила к ней. Они вежливо раскланялись.

– Муся Дрозофила…

В ответ муха удивлённо повела крылом:

– Не понимаю… – и что-то сказала в ответ.

Теперь уже удивилась Муся – муха говорила на незнакомом языке.

Только сейчас до сознания Муси дошло: она в другой, чужой ей стране, и слова Люси «полетим через океан» означали «полетим в другую страну».

Муся огляделась. Солнце, небо, трава, редкие кусты и деревья – всё привычно, всё знакомо с рожденья, однако… Солнце палило с такою силой, что жар прижимал к земле. Глубь неба казалась белесой, будто в синь её подсыпали пепел. Зелень была не сочной и мягкой, как дома, а сухой и колючей. Чужое… чужое… чужое… Муся чуть было не крикнула: «Мама…», но что было делать: самолёт закрыт, Люси нет, и как-то надо дожить до утра и, главное, уцелеть.

Она увидела снующих по траве и кустам, перелетающих с дерева на дерево птиц, похожих на галок, но более мелких, изящных и подвижных. Кричали они резко и сухо. Вот страсть-то. Подальше, подальше от них…

Прижимаясь к земле, Муся добралась до первых построек. Мушиного люда здесь было изрядно. Непривычного, другого: сытого, спокойного, вальяжного. Мусю здесь никто не понимал, и в шуме, гаме чужого города ей стало одиноко, как в пустыне. Внезапно в толпе мелькнула муха, чем-то неуловимо похожая на привычных, своих. Муся бросилась к ней:

– Муся Дрозофила…

– Землячка… – От неожиданности у мухи сложились крылья, и она села на пустую скамейку. – Вот так встреча…

Муха оказалась пожилой и, видно, много повидавшей в своей жизни.

– Какими судьбами, дорогая? Занесло самолётом?

– Да, – оробела Муся. – Я почти случайно, я ищу свою бабушку…

– Ну-ну, – почесала за ухом кончиком крыла «землячка». – Вы ищете иголку в стоге сена… Когда улетаете? Или остаётесь?»

– Нет-нет, я улетаю завтра, меня ждёт мама…

– Так и возвращайтесь к своей маме, а я постараюсь вам помочь. Я наведу о вашей бабушке справки и, если встречу, передам ей большой привет и просьбу поскорее вернуться домой. А теперь извините, у меня так много дел: дети, внуки… Удачи вам и мягкой посадки… – И «землячка» растворилась в круговерти мух, комаров, бабочек и прочей воздушной мелочи.

Муся решила не испытывать судьбу и вернулась к самолёту. Она проголодалась, устала и укрылась в тени стремительной формы крыла. Здесь она была в безопасности, а голод…

«Люся накормит», – подумала она. Машины с людьми в комбинезонах подъезжали к другим самолётам. Муся ждала. И вот – о счастье! – машина подкатила к родимому лайнеру.

Муся подлетела поближе к двери и, как только дверной проём приоткрылся, бочком проскользнула в салон. Ах, какое счастье вернуться в вожделенную обитель! Пусть временную, пусть на колёсах и с крыльями, но завтра это железное чудо взовьётся с оглушительным грохотом ввысь, растает в безбрежном воздушном океане и, рассекая его просторы, перенесёт пылинку по имени Муся из одного его предела в другой, так как каждой пылинке уготовано своё местечко в чудном строении по имени «мир». И окажется пылинка по имени Муся в том самом месте, где ей предназначено быть.

Теперь всё в самолёте восхищало Мусю: полумрак, круглые окна, низкий потолок, и даже ядовито-горький запах чистейшего пола был для неё приятен. Хорошо-то как. Она вольготно расположилась в хвосте салона рядом с кухней. Кухня слепила чистотой, и отыскать в ней хотя бы крошку было делом невозможным. «Люся накормит…» – снова подумала Муся.

Настал вечер, его накрыла скорая южная ночь – и вот он, робкий солнечный лучик, заглянувший в окошко самолёта.

Мусю зазнобило. Она вдруг испугалась, что Люся не придёт, что её прихлопнет какой-нибудь расторопный шалопай, и не сводила глаз с закрытой двери. И… о чудо! Дверь бесшумно открылась, и Люся с подругами шагнула через порог.

Муся, визжа от радости, бросилась ей навстречу и вцепилась в плечо.

– Ой, Муся… смотрите, Муся, Мусенька…

Подружки загалдели, затолкались, каждой хотелось потрогать мушку, намертво вросшую в лёгкую Люсину блузку.

Bepul matn qismi tugad.