Kitobni o'qish: «Возвращение Юмма»
Часть первая. Клуб «Койво»
Глава 1
За свои одиннадцать лет Олегу доводилось видеть разные двери. За совсем обычной, крашеной в синий цвет дверью их квартиры его ждали теплота и уют родного дома. За той, что этажом ниже, с набранным из деревянных реек узором – радостная встреча с другом и одноклассником Ильей. За тяжелыми дверями магазина за углом он ожидал увидеть заветную игрушку или вожделенный стаканчик мороженого, а то и вкуснейшую ромовую бабу, пропитанную насквозь сладким сиропом и с белой шапочкой глазури. Высоченные и широченные двери вокзала обещали ему дальние странствия в неизведанный еще мир. А вот дверь в кабинет директора школы ничего хорошего не обещала.
Олег подходил к ней медленно, и с каждым шагом нарастало чувство страха и беспокойства. У самой двери, обитой темно-коричневым дерматином, он остановился. Долго не решался открыть. Наконец, глубоко вдохнув, он дернул ее на себя. И тут же придержал ногой, не давая ей широко распахнуться, сделав узкую щель, в которую он боязливо протиснулся.
– Вызывали? – еле слышно проговорил Олег, боясь встретиться взглядом с Лидией Митрофановной, сидевшей в глубине кабинета за массивным столом.
Она, оторвавшись от бумаг, подняла голову. Сквозь очки на него уставились крошечные объективы ее строгих глаз.
– Проходи, Куропаткин. Ты, догадываешься, зачем я тебя вызвала?
Олег, конечно же, догадывался. Этот случай с Инессой Ивановной не давал ему покоя. Но он ведь не хотел ничего плохого сделать. Все вышло как-то само собой.
Он опустил глаза, разглядывая обшарпанные носки ботинок, и молчал.
– Я не слышу ответа, – директриса поднялась из-за стола.
Олег не смел пошевелиться. Он не видел, но ощущал, как ее зрачки пытаются просверлить в его голове дырки, чтобы проникнуть в его самые потаенные мысли.
– Я не виноват, – пробормотал Олег.
– А кто виноват? Инессу Ивановну увезли на скорой. У нее приступ сердечный случился.
– Но он ведь сам полетел в нее, – Олег, наконец, коротко глянул на Лидию Митрофановну. И глаза тут же убежали обратно изучать пол.
– Вот именно, что полетел. А не упал, как должен был упасть по всем законам физики.
Да, действительно, горшок с геранью, сорвавшись с подставки, прикрепленной к стене, проделав странную траекторию, эффектно приземлился на голову Инессы Ивановны, учительницы математики, вызвав дружный смех всего класса. Но Олег не прикасался к нему. Он только в сердцах выпалил: «Чтоб вам цветок на голову свалился». И его желание тут же исполнилось.
Зачем он это сказал? Ведь мог же и промолчать. Пропустить мимо себя слова математички о том, что он тупица и лодырь, не желающий ничего понимать, ленящийся открывать учебник и выполнять домашние задания. Да еще и родителей назвала такими же лодырями, безразличными к учебе сына.
Но он ведь не знал, что горшок вдруг сам сорвется и полетит в Инессу Ивановну.
– Я не касался его. Он сам.
– Но твои слова слышал весь класс. Ты же произнес как раз то, что тут же случилось. Как ты объяснишь все это?!
– Я не знаю. Честное слово.
– Сам он, конечно, не мог полететь. Это явно был заранее спланированный трюк. Вот только вопрос: ты один все подготовил или тебе кто-то помогал?
– Но ведь я не мог заранее знать, что она начнет меня оскорблять. Я это выкрикнул, когда она меня довела.
– А ее в свою очередь довел ты. Иначе Инесса Ивановна и не стала бы тебя «оскорблять», как ты выразился. Ты мог ее специально спровоцировать на гнев.
– Значит, вы мне не верите? – Олег вновь вгляделся в строгие зрачки директрисы.
– Нет, Куропаткин, не верю. И советую во всем сознаться. Если ты этого не сделаешь, будешь разговаривать со мной в присутствии родителей.
– Зачем родителей? Не надо их! Мне не в чем сознаваться. Я ничего заранее не готовил. Я только выкрикнул первое, что пришло в голову. А как и почему он свалился – я не знаю. Я виноват только в том, что произнес эти проклятые слова. И теперь сам жалею об этом. Прошу вас, не вызывайте родителей.
Пока Олег говорил, его глаза повлажнели. И сам он готов был вот-вот разрыдаться. В его голосе звучало такое отчаяние, что Лидия Митрофановна, подойдя к нему ближе, присела на корточки и, заглянув в лицо, произнесла уже более мягко:
– Куропаткин, успокойся. Не надо. Я не знаю, верить тебе или нет. Но если все же тебе поверить, то я теряюсь в догадках, как это вообще объяснить. И самое главное: придется бояться теперь любого твоего вслух высказанного желания.
Лидия Митрофановна достала из кармана платок и принялась вытирать Олегу слезы. От прикосновений мягкой сухой ткани страх и обида уходили.
– Скажи, это первый случай такой?
– Кажется, да, – уже более спокойным голосом ответил Олег.
– Почему кажется?
– У меня случилось раньше что-то похожее, но там как-то по-другому.
– Расскажи.
Было это лет пять назад. Рядом с домом, где жил Олег, строились новые дома. Хоть территорию и опоясывал глухой забор, но дырок в нем хватало. Мальчишки со двора любили проникать через них и играть среди строительных конструкций. Не тогда, конечно, когда велись работы. А по вечерам, когда на стройке никого не было.
В один такой вечер старший брат Олега Роман вместе с друзьями очутился на стройке. Олег тоже был с ними. Как-то так получилось, что Роман оказался внизу котлована. А сверху у самого края лежал штабель широченных металлических труб. Кто-то из мальчишек залез на них. Потревоженные трубы пришли в движение и покатились по крутому спуску прямо на Романа. Олег, заметив это, замер и смог только крикнуть не своим голосом: «Не-ет!». Роман обернулся. Трубы стремительно приближались к нему. Брат рванул в сторону. Но трубы катились с такой скоростью, что неминуемо должны были сбить его с ног. До столкновения оставалась всего секунда. И тут произошло странное: трубы резко остановились. Всего в половине метра от брата. Роман успел отбежать на безопасное расстояние. А трубы, тронувшись вновь, прокатились мимо него.
Этот случай Олег и рассказал Лидии Митрофановне.
– Ладно, Куропаткин. Родителей пока вызывать не буду. Но прошу тебя: не произноси больше вслух таких нехороших желаний. И знай, твое поведение я беру на особый контроль. Если еще хоть что-нибудь подобное повторится, тогда точно простым разговором не отделаешься. Ступай.
Глава 2
После посещения директора Олег побрел к кабинету английского. Там на последнем уроке сидел его класс. До звонка оставалось несколько минут, и Олег решил подождать окончания урока на лавочке, что стояла напротив двери кабинета.
Прозвенел звонок. Коридор тут же наполнился веселым шумом, запруживаясь разновеликой ребятней. К двери, куда уже собирался направиться Олег, подходил парень, одетый в черную болоньевую куртку, явно уже выросший из школьного возраста. Он нес с торжественным видом бумажный сверток, из которого выглядывали ярко-красные бутоны. Сутулая фигура и массивные очки в роговой оправе напомнили вожатого из трудового лагеря, куда Олег ездил летом. Точно, это был Володя.
Олег рванул к нему, но бывший вожатый уже успел открыть дверь и войти в кабинет.
Александру Олеговну, классную руководительницу шестого «Б» окружала стайка учеников, обступивших учительский стол. Она что-то оживленно им объясняла, пытаясь перекричать разноголосый гам.
Владимир развернул бумагу, высвободив букет гвоздик. Скомкав обертку, отправил ее в мусорную корзину, стоявшую в углу тут же у входа в класс. Александра Олеговна заметила его. Перестала говорить. Ее глаза заблестели, лицо озарилось улыбкой. Дети обернулись и расступились.
– С днем рождения! – Владимир протянул букет учительнице, немного смущаясь взглядов уставившихся на него учеников.
Александра Олеговна приняла букет и прослезилась. На протяжении семи лет она была у Владимира классной. И теперь, уже после окончания школы, второй год подряд он не забывал поздравить ее с днем рождения.
Олег протиснулся между одноклассниками к бывшему вожатому и дернул его за рукав. Владимир обернулся. Он, конечно же, узнал Олега и других ребят, стоявших рядом: Колю и Илью. Все трое прошлым летом были в его отряде, а сейчас радостно улыбались. Губы Владимира тоже растянулись в ответ.
– Вот так встреча, – произнес он.
К мальчишкам подступили еще четыре девочки. Их Владимир тоже узнал: они тогда были в Юлином отряде. Надо же, все учатся в одном классе! Они напомнили лето и лагерь «Лукоморье», жизнь в уютных деревянных домиках на берегу залива, поездки на поля, где пололи нескончаемые ряды турнепса. А еще они напомнили ему о Юле. Сердце Владимира даже забилось сильнее.
– Вы знакомы? – поинтересовалась Александра Олеговна.
– Да, – ответил Коля. – Володя был нашим воспитателем.
– А еще он пел нам свои песни, – вставила Арина, одна из Юлиных девчонок.
– Свои песни? – переспросила Александра Олеговна. – Ты, Володя, сочиняешь песни?
Он засмущался, но все же ответил: «Да».
– Это, кстати, мой новый класс.
– Наши наследники, выходит, – произнес Владимир.
– Можно и так сказать… Володя, раз ты сочиняешь песни, может, выступишь у нас на классном часе?
Прошла неделя. После шести уроков Олегу совсем не хотелось оставаться на классный час, но сегодня обещал прийти Володя, да еще и с гитарой. При всей своей неказистости, он чем-то цеплял детей. В лагере он мог рассказывать интересную книгу по пути на поле. И мальчишки из его отряда с нетерпением ждали дороги назад, чтобы послушать продолжение. Особой строгостью не отличался, но несправедливость не терпел. А вечерами собирал вокруг себя мальчишек и девчонок, и они вместе пели песни. Володя знал их великое множество. Порою спросишь его, может ли он спеть такую-то песню. Он поперебирает аккорды, помычит под нос слова, и через пару минут песня уже звучит в его исполнении. А еще он пел свои собственные песни. Правда, в этом редко сознавался. Но девчонки иногда выводили его на чистую воду. Володя даже сочинил песню, которая стала своеобразным гимном лагеря, переделав слова одного известного всем хита.
Володя, действительно, пришел с гитарой. В наступившей тишине звонко зазвучали аккорды, голос не слишком громкий, но густой, с бархатными оттенками разносился по классу. Спев пару своих песен, Володя начал рассказывать о том, как сочиняет стихи и перекладывает их на музыку. Незаметно заговорил о «Кравелле».
В городе уже давно существовало неформальное литературное объединение «Каравелла», куда входили молодые поэты, еще никому неизвестные, но считающие себя восходящими звездами. Еще за много лет до происходящих здесь событий несколько энтузиастов объединились в этакий клуб, собиравшийся на кухнях. Обсуждали стихи друг друга, делали литературные открытия, постепенно принимая в свои ряды новых авторов, получивших отпор в издательствах и редакциях газет. Совместно пытались пробить то или иное произведение к публикации.
Шло время. Создатели объединения поднаторели в творчестве, сумев сделать себе имя. Постепенно каждый уходил в самостоятельное плавание. Во главе «Каравеллы» оставался один из ее создателей – Сергей Теплов. Он продолжал выискивать по городу новые молодые таланты, выращивая уже даже не второе, а третье поколение поэтов. Володя как раз и попал в эту третью волну. Рассказывая о литобъединении и Теплове, он периодически брал в руки гитару. Пел не только свои песни, но и песни товарищей по «Каравелле». Арина попросила исполнить что-нибудь из того, что они все вмести пели в летнем лагере. И тогда звучал уже целый хор.
Олег не заметил, как прошло уже больше часа. Скоро начнутся уроки второй смены, а разговор класса с Володей и не думал заканчиваться. Александра Олеговна встала из-за стола.
– Я вижу, что вам интересно общаться с Володей. Но нам пора заканчивать. Может, попросим его прийти к нам еще?
– А давайте собираться регулярно, – предложил Николай. – Я, например, хочу тоже научиться играть на гитаре. Может, организуем кружок, а Володя будет нас учить?
– А я стихи пишу, между прочим, – произнесла Милана. – А, может, и не я одна. Вдруг Володя сведет нас с «Каравеллой»?
– Я смотрю, желание продолжить общение есть, – подытожила Александра Олеговна. – Володя, ты как? Может, действительно, организуешь у нас кружок? Или клуб?
– Идея заманчивая. Надо подумать. Если честно, мне приятно видеть таких увлеченных детей. Давайте так: субботы у меня боле менее свободные, попробуем собраться в следующую. Кто захочет, приходите. Александра Олеговна, в этом кабинете мы можем провести собрание?
– Да, конечно.
– Вот и отлично. Если понравится, тогда будем и дальше встречаться.
Глава 3
Смеркалось. Наступал ранний декабрьский вечер, морозный и снежный. Подойдя к подъезду, где жил Сергей Теплов, Владимир чуть не наскочил на Юлю. Она выбегала из открывшейся двери, и едва успела притормозить.
– Привет, – произнес он, остановившись.
Юля глянула на него в нерешительности. Последний раз они виделись, наверное, месяц назад. На дне рождения Яны. Туда были приглашены все члены «Каравеллы». Но Юля и Владимир почти не общались. Он знал, что она встречается с Павлом и Сашкой, старыми знакомыми из ее детства, но на вечеринку почему-то пришла с каким-то Максом. Высоким блондином, почти сверстником Владимира. Лицо Макса имело правильные черты, пушистые ресницы придавали какую-то детскость. Но прямой в меру длинный нос и волевой подбородок добавляли этой детскости мужественность. Широкие плечи и явно накачанная грудь, распирающая тесную рубашку, не оставляли Владимиру никаких шансов. Если Павла и Сашку он рассматривал как просто Юлиных друзей, и все надеялся, что она все-таки вновь обратит внимание на него, то Макс, к которому Юля буквально липла тогда, оказывался вне конкуренции. Владимир на той вечеринке демонстративно держался от нее подальше.
– Привет, – ответила Юля, опустив ресницы. Она проскользнула наружу. Владимир продолжал держать дверь открытой. Очутившись на улице, она остановилась рядом и, не поднимая глаз, спросила: – Ты к Сереже?
– Да, – выдавил из себя Владимир. – А ты от него?
Юля утвердительно кивнула.
– Как дела? – задал он дежурный вопрос.
– Нормально, – так же дежурно ответила она. Оба чувствовали неловкость. Но так просто разойтись не могли. Владимиру хотелось еще хоть немного постоять рядом с Юлей. Несмотря на все обиды, его тянуло к ней. Но ему показалось, что ей, наоборот, хотелось быстрее уйти.
– У тебя… как? – продолжила начатую беседу Юля, так и не глядя ему в лицо.
– У меня тоже нормально.
Поняв всю нелепость дальнейшего стояния на морозе, когда поговорить даже не о чем, Владимир, наконец, произнес:
– Ладно, иди уж. Ты же спешила куда-то. Вон как мчалась из подъезда. Может, как-нибудь в другой раз встретимся, поговорим?
Последнюю фразу Владимир сказал, совершенно не веря в то, что они действительно встретятся, да еще и поговорят. Но Юля ответила:
– Конечно. Приходи, как получится.
С этими словами она подняла ресницы, и ее глаза встретились с глазами Владимира, прятавшимися за стеклами неказистых очков. Юля потянулась к нему. Ее мягкие, чуть потрескавшиеся губы, не знающие губной помады, коснулись колючей щеки. Владимир вздрогнул, как будто сквозь него пропустили ток. Щеку приятно обожгло. Он не ожидал от Юли такого выпада, но ответить на поцелуй не спешил. Отвел взгляд в сторону и произнес:
– Пойду я, пока.
И зашел в темноту подъезда. Дверь с громким стуком захлопнулась за ним.
«Ну и ладно», – буркнула про себя Юля, оставшаяся по ту сторону. Развернулась, и ее дутые сапожки затопали по заснеженному тротуару.
***
Теплов жил на первом этаже. До его площадки всего один лестничный пролет. Но Владимир не стал сразу подниматься, а прислонился спиной к стене, пройдя через вторую дверь подъезда. Щека все еще горела. Перед глазами как на большом киноэкране на него смотрело Юлино лицо. Длинные ресницы медленно поднимаются, и глаза устремляются прямо внутрь, просвечивают как рентген. Владимир готов нырнуть в этот взгляд, уйти в него с головой. Но видение быстро тускнеет, теряет свою четкость, будто в кинозале включили свет, а кино еще идет. Наконец, оно пропало вовсе.
Этот поцелуй как таран больно ударил по душевной скорлупе, в которую Владимир прятался последнее время, не давая своим чувствам вырваться наружу.
Что там Юля сказала про «приходи»? Приглашала в гости? Владимир готов хоть сейчас рвануть. Но… нет, сейчас не время. Надо подумать. Уж как-то быстро все произошло.
Сначала она увлеклась этими парнями, Павликом и Сашкой, вынырнувшими как из небытия. Их связывала давняя история с замком. Конечно, общие воспоминания и все такое. Оба как мартовские коты влюбились в Юлю, но не стали друг другу глотку перерезать. А решили предоставить девушке право выбора. Юля пропадала с ними, забыв о Владимире. Но он чувствовал, видел, что ее связывала с ребятами не любовь, а дружба. Поэтому он надеялся, что Юля рано или поздно вновь вспомнит о нем.
Ведь они знакомы с ней уже почти год. И за все это время они ни разу не объяснились в чувствах. Вообще обходили стороной эту тему. Поначалу их встречи и расставания сопровождались легкими поцелуями. У Владимира в сердце крепла надежда, что эта начавшаяся дружба перерастет во что-то большее. Но он боялся поторопить события, нечаянно порвать ту тончайшую нить, что протянулась между ними.
Все началось с «Лукоморья». В лагерь они оба поехали воспитателями. Но чаяния Владимира на то, что жизнь в полевых условиях еще больше сблизит их, не оправдались. С одной стороны постоянные заботы, отнимавшие кучу времени. С другой – обилие Юлиных сверстников, с которыми она была не прочь пококетничать.
Появление в лагере Сашки будто подменило Юлю. Этот белобрысый юноша, еще подросток (на год ее младше) увлек ее своим замком и этой странной историей с исчезновением научной экспедиции. Уже после лагеря к ним присоединился Павел – друг Сашки. Юля как одержимая пыталась разгадать тайну пропажи профессора и «зависала» с ребятами. Владимир незаметно остался в стороне. Он дулся на Юлю, а она просто не замечала его внимания к ней. Или не хотела замечать.
И вот тот злопамятный день рождения Яны. До него Владимир хоть и встречался с Юлей редко, но все же встречался. Они по-прежнему не говорили о чувствах, но относились друг к другу как старые приятели. Могли болтать о чем угодно. Он зачитывал ей новые стихи, пел под гитару песни. Да и Юля, бывало, делилась своими поэтическими творениями. Правда, после «Лукоморья» стихи у нее рождались реже, чем раньше.
Но появление Макса все перечеркнуло. Этот самоуверенный тип, похоже, пленил Юлю. За весь вечер у Яны она ни разу не взглянула на Владимира. А после – они уже не виделись. Так стоит ли сейчас бежать к ней? Что у них с Максом? Может, поссорились, и теперь она вспомнила о Владимире? Нет, он не пойдет к ней. Пусть приходит сама.
Владимир оторвался от стены. Преодолев лестничный пролет, он очутился у двери в квартиру Сергея Теплова и вжал кнопку звонка.
Глава 4
Сергей будто ожидал прихода Владимира.
– Слышал, подписали договор о ликвидации Союза? – сходу спросил он.
– Да, но я не могу этому поверить, – ответил Владимир, проходя на кухню. – По-моему, это все незаконно.
– А какие сейчас законы? Кругом полный бардак, в головах у людей – неразбериха. Все хотят независимости. Будто эта независимость наполнит их холодильники. Но к этому все шло, – с этими словами Сергей открыл свой холодильник, уставившись на полупустые полки. – Колбасу будешь? У меня тут завалялся кусочек.
– Да Союз не может просто так взять и развалиться, – не обращая внимания на вопрос о колбасе, продолжал Владимир. – Уже несколько видных политиков из Верховного Совета заявили, что действия тех трех президентов противоречат Конституции.
– Эх, Володя, сейчас все может, – Сергей все же достал четвертинку колбасного батона и принялся нарезать на разделочной доске на тонкие кружочки. – Вон, компартию уже запретили. Следом пошел комсомол. А ведь, между прочим, литературные конференции организовывал комсомольский обком. Кто сейчас будет заниматься литературой, да и культурой вообще? Одни думают, как бы урвать побольше от того, что еще осталось от страны. Другие – как не умереть с голоду.
С этими словами Теплов отрезал от буханки черного хлеба несколько кусков. Соорудив таким образом бутерброды, он выложил их на тарелку и поставил на середину стола. Самовар уже вовсю шумел, предвещая скорое закипание.
– И что, Сергей, ты хочешь сказать, что культура никому не нужна? Ведь не хлебом же единым…
– Да, не хлебом. Но сейчас для людей хлеб важнее.
Теплов извлек из пенала, стоявшего в углу, жестяную баночку, разукрашенную узорами в индийском стиле. В ней хранился чай.
– А для чего тогда мы здесь собираемся? Пишем, обсуждаем, мечтаем опубликовать? – не унимался Владимир.
– Времена меняются. В семнадцатом году людям тоже было не до культуры. Народ требовал хлеба.
Сергей выключил из розетки закипевший самовар. Открыв краник, налил немного кипятка в фарфоровый заварник. Поболтал им и выплеснул в раковину. Пальцами зачерпнул из баночки горсть чая, сыпанул в посудину. Тонкая струйка кипятка из самовара наполнила заварник почти до краев.
– Но тогда были идеи, – продолжил Владимир, пронаблюдав все манипуляции, проделанные Тепловым. – Люди шли друг на друга ради светлого будущего. И, победив в гражданскую войну, строили это будущее. И, между прочим, среди революционеров были и поэты, и писатели, которые своим творчеством вдохновляли массы. А сейчас какие идеи? Добиться сытой жизни как на Западе? Построить капитализм?
– Сторонники реформ называют это по-другому: построить рыночную экономику. Только наблюдать приходится разрушение страны. Что ж, наверное, чтобы что-то построить, надо сломать то, что уже есть.
– Горько все это видеть, Сергей. У прежнего строя много недостатков. Изменения нужны, спору нет. Но ведь перечеркивается же все. И хорошее в том числе. Те, кто вчера были героями, примерами для подражания, теперь объявляются чуть ли не преступниками. Творить добро, быть благородным теперь не модно. А в почете оказываются те, кто сумел обмануть других, наварил кучу бабок или стащил побольше у государства.
Пока Владимир говорил, Сергей разлил по кружкам заварившийся чай.
– Угощайся, не стесняйся. Бери бутерброды. Больше ничего предложить не могу.
– А среди молодежи? – продолжил Владимир, отхлебнув из кружки. – Они же теперь все отрицают. Нет для них ничего святого. С высоких трибун охаяли пионерскую организацию. Школьники массово вышли из пионеров. А что взамен? Ориентиров-то нет. Куда детям стремиться? К чему?
– А вот для этого мы и существуем, Володь. И наша «Каравелла».
– Только стихи о возвышенном сейчас никому не нужны.
– Да, нет, Володя, нужны. Страсти улягутся. Все устаканится. И людям вновь понадобятся книги о добром и чистом. Главное, нам самим не скатиться до уровня простых рвачей. И надежда вся на новое поколение, на тех, кто сейчас только в школу ходит. Не упустить бы их.
Они оба замолчали. Заработали челюстями, стараясь разжевать черствый хлеб. Но, несмотря на свою черствость, хлеб Владимиру показался очень даже вкусным. Он сегодня еще не обедал, сразу после занятий поехал к Сергею. Поэтому готов был есть что угодно. А колбаса – так это вообще подарок судьбы. В магазинах ее сейчас не достать. Владимир даже забыл, когда он ел колбасу последний раз.
– К тебе Юля заходила? – спросил он, расправившись, наконец, с бутербродами.
Сергей в ответ кивнул.
– Я встретил ее, входя в подъезд.
– Вот, кстати, вылавливая из общего потока таких, как Юля, мы не даем затеряться и угаснуть их таланту. Человек посмотрит вокруг, не увидит тех, кому нужны его стихи, и подумает, а зачем, собственно, писать? В редакциях публиковать отказывают: мол, молод еще, неопытен. Друзьям в большинстве случаев начихать. Настоящее искусство сейчас не в моде. Если стихи про бандитов или отрицают устоявшиеся правила и принципы, то тогда еще будут читать. Или зарифмуешь, как сношаются двое, а лучше – трое, да матами сдобришь. Но это, Володь, не поэзия. Это рифмованные строчки.
– Графомания, – пробормотал Владимир.
– Хуже. Графоманы в большинстве своем безобидны: пишут себе и пишут. А вот те ребята несут идеи, способные разрушать.
Владимир вздохнул. Не любил он эти темы обсуждать. И чтобы сменить разговор, спросил:
– Юля приносила новые стихи?
– На этот раз нет. У нее сейчас проблемы в школе. Последний класс как-никак, к экзаменам готовиться надо. А по некоторым предметам у нее полный завал.
– Ну, и?
– Поговорили немного. Куда поступать собирается. Чем вообще по жизни хочет заниматься. Стихи она давно новые не пишет. Голова чем-то другим занята. А чем – упорно не желает раскрываться. А жаль. Может я смог бы помочь ей в ее проблемах.
«Знаю я ее проблемы», – подумал про себя Владимир. – «Макс – вот ее проблема. От того и учиться не хочет. И стихи в голову не лезут».
