– Правду я уже сказал тебе. Ни о каком заговоре я не слышал. И если хочешь, то можешь приступать к пыткам, римлянин. Боги видят, смогут ли твои пытки сломить меня. Я из народа даков. А даки боли не боятся. Они прирожденные воины и именно поэтому вы до сих пор не покорили мою страну.
– Отличные слова, варвар. Но ты не добавил одного слова, «пока» не покорили твою страну. Пока. Все в будущем.
– Будущее открыто только бессмертным богам, римлянин.
– Не только. Твое будущее могу предсказать и я. Ты скоро умрешь.
Децебал засмеялся.
– И ты думаешь напугать меня этим?
– Нет, не напугать.
– Тогда приступай к пыткам, римлянин. Не трать слов понапрасну.
– Ты увидишь пытку, гладиатор. Но не сейчас.
Дака освободили и увели…
Рим.
Дворец императора.
Цезарь23 Римской империи Веспасиан Флавий сидел в роскошных покоях большого императорского дворца. Он, молча, подперев голову руками, смотрел на статуи Юпитера и Юноны. Вдалеке мелькали тени сенаторов в тогах с широкой каймой и командиров преторианской гвардии.
Император сделал жест рукой, приказав всем удалиться. Сегодня они раздражали его. Большинство из них продажные лизоблюды и тупицы. Они предадут его при первой же возможности. Многих он знавал еще не будучи императором, при долгом царствовании Нерона и при небывало коротких правлениях Гальбы24, Отона, Вителия25.
Император думал. В этот момент в его сгорбленной фигуре не было ничего божественного. Уже много лет занимает он палатинский дворец и повелевает всеми. Теперь никто не смеет сказать ему «нет».
Его царствование было довольно счастливым, и империя отдыхала при мудром и справедливом правлении. По крайней мере, так ему говорили. Хотя и Нерону все наперебой твердили, что он прекрасно поет и сочиняет стихи. Кто может сказать императору, что тот не прав?
Но его так не боятся, как боялись Нерона! При нем римляне успели забыть о том, что такое проскрипционные списки и смертные приговоры. Значит, он может спокойно смотреть в будущее и не переживать о том, что первый государь из рода Флавиев останется в памяти потомков тираном и сумасбродом подобным Калигуле26 или Нерону27.
«Но, если и про меня сочинят столько же небылиц? – думал он. – Если и мое имя станет предметом лжи и наветов злобных потомков? Потомки часто отвечают своим правителям черной неблагодарностью! Разве история прошлого царствования не прямое тому подтверждение?»
Рядом с ним стоял высокий преторианец в великолепных бесящих доспехах и шлеме. Он единственный, кто остался в покоях императора, после того как остальные ушли.
– Тебя что-то гнетет, божественный? – наконец осмелился задать вопрос военный.
– Гнетет? – Веспасиан отвлекся от дум и посмотрел на стоящего рядом приближенного. – Ты прав, Мизерин. Гнетёт. Я знаю, что могу скоро умереть, и меня волнует, что останется после меня.
– Великая слава, о божественный! Ты спас Рим от гражданской войны и укрепил границы империи. Ты положил конец ужасам, что были в правление Нерона и народ благодарен тебе. Больше того ты воспитал отличного наследника престола! Твой сын Тит станет отличным императором.
– Императором? – задумчиво проговорил Веспасиан. – Может быть. А знаешь, Мизерин, ведь было время, когда я совсем не считал себя божественным. Больше того я сам так называл многих людей. И в первую очередь Нерона. И знаешь, я ведь боялся его!
– Нерона многие боялись, господин!
– Но были люди, что смело смотрели ему в глаза! Я не могу отнести себя к их числу. Хотя ты не знаешь, но он был неплохим человеком этот Нерон. И сам он не хотел лить крови. Это все стало происходить после того, как он женился на этой шлюхе Попее Сабине. Да и префектом претория при нем состоял негодяй Софоний Тигелин. Вот они и есть истинные виновники того, что творилось при Нероне! Они и только они! Император был гневлив только в одном случае – когда не восторгались его стихами и песнями.
– Боги сохранили тебя для престола, государь. На благо римского народа. И твоя династия сумет исправить все, что натворили такие как Калигула и Нерон!
Веспасиан подумал о прошлом империи. Тогда во времена республики все было лучше, и римляне были другими. Но ему приходится править жадной, глупой и развратной толпой. Уже давно потеряли римские квириты свои суверенные права, которыми так гордились.
На Форуме более нет ярких политических баталий и схваток. Еще бы им быть, ведь выборы превратились в обычное театральное действо: голосовать приходилось за того, на кого укажет император. Некогда гордые магистраты превратились в угодливых чиновников, а римский Сенат – стал прибежищем разного рода проходимцев в тогах. Судьбы мира решались в его покоях. В покоях императора.
– Мне донесли, что в Риме появился один человек. Человек из прошлого. Я не придал этому значения, но затем я сам увидел его в Большом цирке во время скачек. Я, правда, не знаю, как он сейчас себя называет. Но был здесь во времена Нерона и знает меня.
– И что с того, божественный? Таких в Риме не так мало.
– Нет, Мизерин. Вот именно таких, в Риме как раз мало. А мне желательно чтобы не было совсем. Этот человек знает о том, что не Нерон тогда был повинен в массовых казнях после пожара Рима. Он знает, что не Нерон поджег Рим! Ты это понимаешь? Мне не нужны подобные свидетели! Не нужны! Легенда о жестоком Нероне уже отлично прижилась и, поверь мне, переживет века! Если никто не вмешается! А такие люди, что могут свидетельствовать истину должны умолкнуть навеки.
– Но что тебе до того переживет она века или нет? Нерон это Нерон, а ты это ты!
– Моя слава – это слава человека спасшего Рим от чудовища. Может быть, в памяти потомков мое имя останется именем доброго императора после императора жестокого и злого. И нужно чтобы и впредь Нерон был представлен именно чудовищем! И поэтому все кто мог рассказать о нем правду – мертвы. Это те, что были постоянно рядом с ним. Нет больше Акты, некогда всевластной любовницы Нерона, нет префекта претория Тигелина, нет философа Сенеки, нет поэта Лукана. А они многое могли бы порассказать о том, что действительно происходило на Палатине в те времена. Нет больше Эприя Марцелла. Ты сам передал ему смертный приговор.
– По твоему приказу, божественный, – поправил императора Мизерин.
– Мы обвинили его в заговоре против меня. Но ведь этого не было, – продолжил Веспасиан, не обратив внимания на замечание Мизерина.
– И что с того? Об этом знаем только мы с тобой. Все остальные убеждены в обратном.
– Это так, Мизерин. Уста Марцела закрылись навсегда. Я не столь жестокий человек, Мизерин, но я хочу, чтобы эта легенда о тиране Нероне жила. Это практически единственное мое желание в этой жизни.
– Я понял тебя, божественный. Ты желаешь, чтобы и этот человек умер?
– Именно так! Поэтому займись этим немедленно. Жалеть его не стоит. Этот человек редкостный негодяй.
– Но кто это человек и как он выглядит?
– В цирке он был среди простонародья. Я видел и узнал его, хоть это было далеко. Фигуру этого человека и его походку я узнал бы из тысячи. Во времена Нерона он был доносчиком и выдавал христиан. А еще раньше он был наемным убийцей. На его руках столько крови, что даже водами Стикса её не смыть!
– Но как его звали раньше?
– У него был десяток имен, и я не помню уже.
– Но где моим людям его искать, и по каким приметам, божественный?
– Это я тебе расскажу…
Рим.
Юлия действует .
Юлия действовала. Она понимала, что такое Мамертинская тюрьма и что там долго узники не живут.
– Вытащить его из этой тюрьмы нельзя, госпожа. Твоих средств для этого недостаточно, – говорил ей лекарь Главк.
– Но я могу попытаться достать денег сколько нужно.
– Это так, но проблема в том, что над Децебалом висит слишком тяжкое обвинение. Я слышал, что понтифики храма Юпитера хотят именно его обвинить в гибели Помпей!
– Его? – не поняла Юлия.
– Нужно же найти виноватого! Не бога же подземного царства обвинять в гибели людей и городов. А так есть прямой виновник трагедии. И все складывается удачно. Гладиаторы затеяли восстание подобное восстанию Спартака, и это восстание грозило империи неисчислимыми бедствиями. Но боги не захотели гибели Рима и потому испепелили мерзкое гнездо заговорщиков.
– И в такую чушь поверят?
– Еще как поверят, госпожа. Квириты именно в такие сказки и верят. К тому же толпу ждут зрелища! Децебала могу казнить на арене цирка, придумав отличное развлечение для народа.
– Это ужасно! Я не хочу этого допустить.
– Но почему бы тебе не воспользоваться тем, что император знал твоего отца?
– Пойти к Веспасиану? Но что я скажу ему? Что желаю спасти своего любовника раба-гладиатора? Нет. Это вряд ли сработает. Такое решение можно оставить напоследок.
– Госпожа, ты знаешь, что я благодарен тебе за дом, что ты для меня купила и за двух рабынь. И я готов сделать все, что ты попросишь. Но иного средства для спасения гладиатора я попросту не вижу. Пока его еще не подвергли пыткам.
– Не подвергли? Ты точно это знаешь?
– Точно. Но кто знает, что будет завтра? А в Мамертинской тюрьме умеют пытать. После таких пыток даже я не смогу вернуть человека к полноценной жизни.
– Децебалу нужно помочь бежать оттуда, – решительно проговорила она.
– Есть ли такие средства, госпожа?
– А разве нельзя подкупить стражу?
– Может и можно, но как выйти на того, кто желает быть подкупленным? Да и как можно гарантировать, что взяв у нас деньги, этот человек не донесет на нас, чтобы получить вознаграждение и от властей?
– Но мы дадим ему вперед не всю сумму, а только половину. А от властей много за такое не получишь. Нужно предложить ему сразу же втрое больше чем сможет дать городской префект.
– В этом есть разумное зерно, но Децебал не просто преступник, а человек поднявший мятеж против власти цезаря. Обвинение в мятеже и оскорблении величия уже висят над ним. И мало кто способен отпустить за взятку такого пленника.
– Но попробовать можно! Иного выхода я пока не вижу. И я не верю в то, что Децебал может погибнуть. Боги спасли его в страшный час гнева. И теперь после стольких страданий и усилий – он должен умереть?
– Хорошо, госпожа. Я подумаю, что можно сделать. Но ты должна дать мне сопровождающих. А то я боюсь, что Сатерн достанет меня. От этой пиявки просто так избавиться будет нелегко. А он желает, чтобы я работал на него.
– Шестеро моих слуг и носилки в твоем распоряжении, Главк. Иди и думай. Но не медли! Ищи выход! Ищи!
– Не беспокойся, моя госпожа! Главк знает, свое дело….
Рим.
Дом Гая Сильвия Феликса.
Гай Сильвий Феликс пробудился только к полудню. Он принял ванну и две новые рабыни растерли его тело, оживив движение медлительной крови.
«Старею. Стоит подумать об обеспеченной старости, – подумал он. – А как я могу спать спокойно, если большая часть моего состояния потеряна? Конечно, есть еще моя вилла, что не была уничтожена как виллы многих других патрициев и всадников. Но мне нужно больше. Этот дом в Риме мне не по вкусу. Вот в Помпеях у меня был дом так дом. И в Риме мне нужны покои достойные меня. Такие как у самых близких приближенных императора».
Феликс искал способы, чтобы приблизиться к Палатину – дворцу императора. Нужно попасть на глаза Веспасиану и получить от него должность, в какой либо провинции. Например, в Испании, или Вифинии. Там он найдет способ поправить свое состояние.
Он приказал двум рабам-нубийцам перенести себя в помещение тепидария. И там его потревожил раб-номенклатор, в обязанности которого входили доклады хозяину о прибывших гостях.
– Господин! – раб склонил голову.
– Кто там? Я же приказывал говорить всем, что меня нет дома сегодня?
– К тебе пришёл человек по имени Сатерн. А он бывает в доме, согласно твоего приказа, когда захочет. Но сейчас он добивается личного свидания с тобой. Я сказал ему, что ты занят, господин, но он…
– Наконец-то! – вскричал Феликс. – Немедленно проведи его ко мне!
– Слушаюсь, господин.
Раб исчез. Спустя несколько минут неуклюжая фигура Сатерна появилась в терпидарии.
– Да благословят боги тебя и твой дом, господин.
– Почему ты так долго не приходил? Я жду тебя уже больше недели!
– Не гневайся на меня, господин. Я действовал в твоих интересах. И кое-что узнал для тебя.
– Узнал? – Феликса распирало любопытство, но он не хотел показывать его, зная, что Сатерн попросту набивает цену. – И что же ты узнал?
– Твоя жена Юлия в Риме.
Феликс засмеялся.
– И это ты называешь новостью? Я знаю даже, где она проживает. В Риме у неё дом, перешедший к ней от матери. И эту новость ты выискивал целую неделю? Тогда я вынужден тебя разочаровать – она не стоит и одного обола!
– Но это только начало, господин! Только начало. Я в Помпеях вел дела с неким Главком. Ты знаешь кто это, господин?
– Нет, – соврал Феликс, хотя на деле многое о Главке слышал.
– Это лекарь, называющий себя последователем школы врачевания знаменитого Эрисистрата из Илулиды. А Эрасистрат был придворным врачом самого сирийского царя Селевка. Он был рабом, но затем стал вольноотпущенником, и его называли верным последователем Локусты.
– Вот как? – Феликс сделал вид, что заинтересовался. Хоть он отлично знал, что Главк снабжал ядами всех в Помпеях. – Он торговал ядами?
– И его знали все отравители в Помпеях. Настоящий мастер своего дела. Он делал такие штучки, что многие жёны избавилась при их помощи от мужей, и никто никого ни в чем не заподозрил. Среди них были и отравленные фрукты, и отравленные булавки, и отравленные монеты. Фантазия этого человека неистощима. И я подумал, что он может пригодиться и тебе, господин.
– Верно! Такой виртуоз мог бы мне помочь.
– Я предложил ему работать на меня и действовать в моих, а значит в твоих интересах.
– И что же он?
– Поначалу согласился, но затем изменил свое решение и нанялся к кому бы ты думаешь, господин?
– К Акциану? – предположил всадник.
– Нет, господин. К твоей жене! Она уже купила ему домик у храма Венеры Родительницы и подарила двух рабынь. С чего это она проявляет такую щедрость?
– Не знаю. Что же её может связывать с этим лекарем? Она ничем не больна. А меня травить ей нет смысла, я ведь и так дал ей полную свободу и не требую обратно ценностей и денег, что она захватила в моем доме в Помпеях.
– Я хотел запугать Главка и заставить его работать на себя, но потом передумал. В твоих интересах чтобы твоя жена и Главк были крепко связаны друг с другом.
– В моих? Но в чем же здесь есть мой интерес?
– Тебе ведь нужно оказать услугу императору? Не так ли?
– Нужно. И при чем здесь Главк и моя жена?
– Он отравитель и мы найдем десяток свидетелей, что это именно так. И твоя жена наняла его, чтобы отравить императора. Ты раскроешь это заговор и получишь должность претора! Никак не меньше!
– Юлия? Хотела отравить Веспасиана? Но зачем ей это нужно? В подобную чушь никто не поверит, Сатерн. Придумать можно все что угодно, но каждая придумка должна хоть выглядеть правдоподобно.
– Погоди, господин. Погоди! Если с умом подойти к делу, то поверят. Мы все сделаем так, как нужно.
– Кого это ты имеешь в виду, Сатерн?
– Есть один известный человек, подлинного имени которого не знает никто кроме меня. Раньше его знал и Квинт, но теперь Квинт мертв и остался только я.
– И что это за таинственный заговорщик?
– Эта информация, господин стоит немало! – многозначительно проговорил Сатерн.
– Прекрати, старый пройдоха. Кто еще пожелает у тебя её купить?
– Много таких найдется.
– Хорошо. Вот здесь в этом кошеле 100 золотых ауреусов. Больше не дам!
Сатерн ловко завладел кошелем и тот исчез в складках его засаленного хитона.
– Говори!
– Ты слышал о Натале Антонии, господин?
– Натале Антонии? Этот преторианец, что предал заговор Пизона Нерону и был за это помилован?
– Натал Антоний и Акциан одно и тоже лицо!
Феликс замер на месте. Если пройдоха говорит правду, то все может получиться. Веспасиан хорошо помнит то время, когда хватали заговорщиков по делу Пизона. Тогда казнили многих его друзей и людей, которых он уважал. Один из таких людей Венет Павел центурион преторианцев был другом Веспасиана и его сына Тита.
И такой человек как Натал Антоний может организовать заговор. А если он, Гай Сильвий Феликс, это заговор раскроет? То быть ему за это наместником такой провинции как Египет, а не только Вифиния!
– Ну, господин? Разве это не стоит ста ауреусов?
– Стоит, стоит. Идем за мной.
Нубийцы перенесли своего господина в ункторий, где тело Феликса умастили тонкими аравийскими благовониями. Затем его одели в белоснежную тунику и тогу, складки которой аккуратно уложила специально вышколенная рабыня.
– У тебя уже есть мысли как все организовать? – спросил всадник Сатерна.
– Есть, господин. Но нужны деньги! Без них ничего не выйдет. И если я получу тысячу сестерциев сегодня, то завтра у тебя будут новости! Хорошие новости, господин.
– Получишь! Но не вздумай надуть меня, пройдоха.
– Мне смысла нет, господин. Выиграешь ты – выиграю и я…
Рим.
Дом префекта преторианской гвардии .
Мизерин приближенный императора Веспасиана, его друг и соратник, занимал высокую должность префекта претория28 и ему были подчинены солдаты элитной преторианской гвардии29.
В атрии своего дома он принимал давнего знакомца Помпедия Руфа. Ярко горели светильники из коринфской бронзы. Десяток красивых рабынь прислуживали им за столом, который был уставлен изысканными винами и яствами.
– Ты привык к пагубной роскоши, Мизерин, – сказал Помпедий Руф, оглядев рабынь. – Такой цветник у тебя здесь собран. Раньше я не замечал за тобой такого.
– Те времена простоты воинских станов канули в лету, Помпедий. Теперь я префект претория и мне подчинено десять тысяч лучших солдат империи. Да и твой дом в Помпеях, разве не был роскошным?
– Был. Но теперь его нет. И я даже рад этому обстоятельству. Могу вернуться в войска. Готов выехать в любое пограничное укрепление империи. Хоть в Германию, хоть в Армению. Для меня дом там, где идет война. Где разбиты лагеря наших легионов.
– А если я подыщу тебе место в Риме? Император не забыл об услуге, что ты оказал ему однажды в Иудее. И он легко сможет вернуть тебе все, что ты потерял.
– Я уже высказал свою просьбу, Мизерин. Я хочу назначения в пограничные районы по вашему выбору. Туда, где идет война!
– Хорошо, я подумаю над этим, друг мой! Но у меня к тебе есть несколько вопросов. Ты, будучи городским префектом, в Помпеях хорошо знал тамошних жителей.
– Еще бы мне их не знать.
– В последнее время в Риме появилось много людей из Помпеи. Император приказал увеличить для пострадавших раздачи хлеба, вина и масла. Во время скачек многие помпеянцы были в Большом цирке. И среди них цезарь увидел одного давнего знакомого. Это небольшого роста мешковатый человек с обрюзгшим лицом и синюшными мешками под глазами. И есть у него одна отвратительная особенность – постоянно бегающие глаза.
– Я его знаю. Это фискал по имени Сатерн. Редкая свинья и негодяй. Я никогда не имел с ним дела. Мать родную продал бы, не моргнув глазом. О нем говорили разное. Но никогда ничего хорошего. А чем подобный червь мог заинтересовать божественного?
– Это человек некогда в годы правления Нерона был доносчиком здесь и выдал многих достойных людей. Цезарь хочет, чтобы этот человек умер. Сможешь взяться за это дело?
– Я? – искренне удивился Помпедий Руф. – Но я не наемный убийца!
– А когда ты давишь калигой ядовитую гадину, ты считаешь себя убийцей, Помпедий?
– Я не хочу сказать, что мне жалко этого негодяя. Я готов выпустить ему кишки и боги только воздадут мне за такое деяние. Но где мне искать его в Риме? Среди десятков тысяч людей?
– Я, думая задать тебе этот вопрос, честно говоря, не рассчитывал получить ответ. Но если ты сразу же узнал его, то кто как не ты, сможешь расставить для него сети.
– Будь у меня этот приказ пораньше, я бы схватил его в день гнева богов, когда рушились Помпеи.
– А ты тогда видел его?
– Еще бы не видел. Это ведь он подтвердил доносом, что именно Децебал дакиец, тот, что сидит сейчас в Мамертинской тюрьме, готовил в Помпеях восстание гладиаторов. А вот сейчас, поди и разберись, где он проживает в Риме. Хотя….
Помпедий Руф задумался.
– Что, друг? – Мизерин внимательно посмотрел на Руфа. – У тебя возникли мысли, как поймать его?
– Я догадываюсь, у кого он прячется. И мне нужны солдаты чтобы достать его!
– Я дам тебе хоть центурию!
– Тогда сегодня ночью я возьму его! Он в доме Гая Сильвия Феликса! Не зря этот Сатерн терся подле людей этого помпеянца. Он работает на него!
– Я пойду с тобой. Переоденусь центурионом.
– Нет! – неожиданно изменил решение Руф. – Я передумал. Нам с тобой не следует участвовать в этом деле, друг.
– Но почему? – удивился Мизерин, который, предчувствовал отличное развлечение.
– Подумают, что я действую из личной неприязни к Феликсу. Пусть пойдет обычный центурион преторианцев с десятком солдат. А затем, если захочешь, я лично казню негодяя. Хотя, если подумать хорошо, то этот самый Сатерн оказывал большие услуги императору и империи.
– Услуги? С чего это у тебя вдруг изменилось отношение к фискалам, Помпедий? Во времена Нерона, Вителия и Отона отношение к ним было…
– Тогда именно так я и думал. Я сам ненавидел их, особенно после смерти Корбулона. Из-за злобных наветов ничтожных личностей вынужден был покончить с собой лучший полководец империи. Но теперь я вижу и большую пользу, что они могут принести. Кто как не фискалы первыми чуют запах рабских мятежей? А эти мятежи более опасны для империи, чем все Тирганы, Вологезы, Митридаты30 вместе взятые. Ты еще не понял этого, Мизерин? Ты молод и не знаешь всего.
– Фискалы больше занимаются не разоблачением заговоров гладиаторов, а доносами на лидеров сенаторских группировок при дворе императора. Это приносит больше прибыли. А за рабами стоит хорошенько присматривать владельцам. Вот и не будет больше рабских бунтов. Да и не так уж они опасны эти самые бунты.
– Мизерин, именно рабские бунты погубят империю.