Kitobni o'qish: «Синичкин календарь»

Shrift:

* * *

Янва́рь

Зи́нька была́ молода́я Сини́чка, и своего́ гнезда́ у неё не́ было. Це́лый день она́ перелета́ла с ме́ста на ме́сто, пры́гала по забо́рам, по ветвя́м, по кры́шам, – сини́цы наро́д бо́йкий. А к ве́черу присмо́трит себе́ пусто́е дупло́ и́ли щёлку каку́ю под кры́шей, забьётся туда́, распуши́т попышне́й свои́ пёрышки, – ко́е-как и переспи́т но́чку.

Но раз – среди́ зимы́ – посчастли́вилось ей найти́ свобо́дное воробьи́ное гнездо́. Помеща́лось оно́ над окно́м за око́нницей. Внутри́ была́ це́лая пери́на мя́гкого пу́ха.

И в пе́рвый раз, как вы́летела из родно́го гнезда́, Зи́нька засну́ла в тепле́ и поко́е.

Вдруг но́чью её разбуди́л си́льный шум. Шуме́ли в до́ме, из окна́ бил я́ркий свет.

Сини́чка испуга́лась, вы́скочила из гнезда́ и, уцепи́вшись коготка́ми за ра́му, загляну́ла в окно́.

Там в ко́мнате стоя́ла больша́я – под са́мый потоло́к ёлка, вся в огня́х, и в снегу́, и в игру́шках. Вокру́г неё пры́гали и крича́ли де́ти.

Зи́нька никогда́ ра́ньше не ви́дела, что́бы лю́ди так вели́ себя́ по ноча́м. Ведь она́ родила́сь то́лько про́шлым ле́том и мно́гого ещё на све́те не зна́ла.

Засну́ла она́ далеко́ за́ полночь, когда́ лю́ди в до́ме наконе́ц успоко́ились и в окне́ пога́с свет.

А у́тром Зи́ньку разбуди́л весёлый, гро́мкий крик воробьёв. Она́ вы́летела из гнезда́ и спроси́ла их:

– Вы что, воробьи́, раскрича́лись? И лю́ди сего́дня всю ночь шуме́ли, спать не дава́ли. Что тако́е случи́лось?

– Как? – удиви́лись воробьи́. – Ра́зве ты не зна́ешь, како́й сего́дня день? Ведь сего́дня Но́вый год, вот все и ра́дуются – и лю́ди, и мы.

– Как э́то – Но́вый год? – не поняла́ Сини́чка.

– Ах ты, желторо́тая! – зачири́кали воробьи́. – Да ведь э́то са́мый большо́й праз́дник в году́! Со́лнце возвраща́ется к нам и начина́ет свой календа́рь. Сего́дня пе́рвый день января́.

– А что э́то – «янва́рь», «календа́рь»?

– Фу, кака́я ты ещё ма́ленькая! – возмути́лись воробьи́. – Календа́рь – э́то расписа́ние рабо́ты со́лнышка на весь год. Год состои́т из ме́сяцев, и янва́рь – его́ пе́рвый ме́сяц, но́сик го́да. За ним идёт ещё де́сять ме́сяцев – сто́лько, ско́лько у люде́й па́льцев на пере́дних ла́пах: февра́ль, март, апре́ль, май, ию́нь, ию́ль, а́вгуст, сентя́брь, октя́брь, ноя́брь. А са́мый после́дний ме́сяц, двена́дцатый, хво́стик го́да – дека́брь. Запо́мнила?

– Не-ет, – сказа́ла Сини́чка. – Где же сра́зу сто́лько запо́мнить! «Но́сик», «де́сять па́льцев» и «хво́стик» запо́мнила. А называ́ются они́ все уж бо́льно мудрёно.

– Слу́шай меня́, – сказа́л тогда́ Ста́рый Воробе́й. – Ты лета́й себе́ по сада́м, поля́м и леса́м, лета́й да присма́тривайся, что круго́м де́лается. А как услы́шишь, что ме́сяц конча́ется, прилета́й ко мне. Я тут живу́, на э́том до́ме под кры́шей. Я бу́ду тебе́ говори́ть, как ка́ждый ме́сяц называ́ется. Ты все их по о́череди и запо́мнишь.

– Вот спаси́бо! – обра́довалась Зи́нька. – Непреме́нно бу́ду прилета́ть к тебе́ ка́ждый ме́сяц. До свида́нья!

И она́ полете́ла и лета́ла це́лых три́дцать дней, а на три́дцать пе́рвый верну́лась и рассказа́ла Ста́рому Воробью́ всё, что приме́тила.

И Ста́рый Воробе́й сказа́л ей:

– Ну вот, запо́мни: янва́рь – пе́рвый ме́сяц го́да – начина́ется с весёлой ёлки у ребя́т. Со́лнце с ка́ждым днём понемно́жечку начина́ет встава́ть ра́ньше и ложи́ться по́зже. Све́ту день о́то дня прибыва́ет, а моро́з всё крепча́ет. Не́бо всё в ту́чах. А когда́ прогля́нет со́лнышко, тебе́, Сини́чке, хо́чется петь. И ты тихо́нько про́буешь го́лос: «Зи́нь-зинь-тю! Зи́нь-зинь-тю!»

Февра́ль

Опя́ть вы́глянуло со́лнышко, да тако́е весёлое, я́ркое! Оно́ да́же пригре́ло немно́жко, с крыш пови́сли сосу́льки, и по ним заструи́лась вода́.

«Вот и весна́ начина́ется», – реши́ла Зи́нька. Обра́довалась и запе́ла зво́нко:

– Зи́нь-зинь-тан! Зи́нь-зинь-тан! Скинь кафта́н!

– Ра́но, пта́шечка, запе́ла, – сказа́л ей Ста́рый Воробе́й. – Смотри́ ещё ско́лько моро́зу бу́дет. Ещё напла́чемся.

– Ну да! – не пове́рила Сини́чка. – Полечу́-ка ны́нче в лес, узна́ю, каки́е там но́вости.

И полете́ла.

В лесу́ ей о́чень понра́вилось: тако́е мно́жество дере́вьев! Ничего́, что все ве́тки зале́плены сне́гом, а на широ́ких ла́пах ёлок нава́лены це́лые сугро́бики. Э́то да́же о́чень краси́во. А пры́гнешь на ве́тку – снег так и сы́плется и сверка́ет разноцве́тными и́скрами.

Зи́нька пры́гала по ве́ткам, стря́хивала с них снег и осма́тривала кору́. Глазо́к у неё о́стрый, бо́йкий – ни одно́й тре́щинки не пропу́стит. Зи́нька тюк о́стрым но́сиком в тре́щину, раздолби́т ды́рочку поши́ре – и та́щит из-под коры́ како́го-нибудь насеко́мыша-бука́рашку.

Мно́го насеко́мышей набива́ется на́ зиму под кору́ – от хо́лода. Вы́тащит и съест. Так ко́рмится. А са́ма примеча́ет, что круго́м.

Смо́трит: Лесна́я Мышь из-под сне́га вы́скочила. Дрожи́т, вся взъеро́шилась.

– Ты чего́? – Зи́нька спра́шивает.

– Фу, напуга́лась! – говори́т Лесна́я Мышь.

Отдыша́лась и расска́зывает:

– Бе́гала я в ку́че хво́роста под сне́гом, да вдруг и провали́лась в глубо́кую я́му. А э́то, ока́зывается, медве́дицына берло́га. Лежи́т в ней Медве́дица, и два ма́хоньких новорождённых медвежо́нка у неё. Хорошо́, что они́ кре́пко спа́ли, меня́ не заме́тили.

Полете́ла Зи́нька да́льше в лес. Дя́тла встре́тила, красноша́почника. Подружи́лась с ним. Он свои́м кре́пким гранёным но́сом больши́е куски́ коры́ лома́ет, жи́рных личи́нок достаёт. Сини́чке за ним то́же ко́е-что перепада́ет. Лета́ет Зи́нька за Дя́тлом, весёлым колоко́льчиком звени́т по́ лесу:

– Ка́ждый день всё светле́й, веселе́й, веселе́й!

Вдруг зашипе́ло вокру́г, побежа́ла по́ лесу позёмка, загуде́л лес, и ста́ло в нём темно́, как ве́чером. Отку́да ни возьми́сь, налете́л ве́тер, дере́вья закача́лись, полете́ли сугро́бики с ело́вых лап, снег посы́пал, зави́лся – начала́сь пурга́. Зи́нька присмире́ла, сжа́лась в комо́чек, а ве́тер так и рвёт её с ве́тки, пе́рья еро́шит и ледени́т под ни́ми те́льце.

Хорошо́, что Дя́тел пусти́л её в своё запасно́е дупло́, а то пропа́ла бы Сини́чка.

День и ночь бушева́ла пурга́, а когда́ улегла́сь и Зи́нька вы́глянула из дупла́, она́ не узна́ла ле́са: так он весь был зале́плен сне́гом. Голо́дные во́лки промелькну́ли ме́жду дере́вьями, увяза́я по брю́хо в ры́хлом снегу́. Внизу́ под дере́вьями валя́лись обло́манные ве́тром су́чья, чёрные, с со́дранной коро́й.

Зи́нька слете́ла на оди́н из них – поиска́ть под коро́й насеко́мышей.

Вдруг из-под сне́га – зве́рь! Вы́прыгнул и сел. Сам весь бе́лый, у́ши с чёрными то́чками де́ржит торчко́м. Сиди́т сто́лбиком, глаза́ на Зи́ньку вы́пучил.

У Зи́ньки от стра́ха и кры́лышки отняли́сь.

– Ты кто? – пи́скнула.

– Я беля́к. За́яц я. А ты кто?

– Ах, за́яц! – обра́довалась Зи́нька. – Тогда́ я тебя́ не бою́сь. Я Сини́чка.

Она́ хоть ра́ньше за́йцев в глаза́ не вида́ла, но слы́шала, что они́ птиц не едя́т и са́ми всех боя́тся.

Bepul matn qismi tugad.