Kitobni o'qish: «Квест»

Пролог

В тот день Бог решил уничтожить Землю. Этот крошечный клочок материи, один из множества во Вселенной, не оправдал ожиданий и все больше откатывался назад, в адские дебри, а закрывать глаза на прорастающий в холодной пустоте темный мир, полный мрачных страданий и безысходности, Он не хотел.

Сколько шансов дали людям и тем, кто населял планету прежде! Так много, бесконечно много знаков получили они, начиная от Великого потопа и заканчивая ударами метеоритов. Да, не погасло Солнце, оно будет светить еще несколько миллионов лет, но Земля, в том виде, в котором существовала теперь, не заслуживала внимания и не давала ни малейших надежд на перемены к лучшему. Потому пора заканчивать с ней, незамедлительно. Сегодня. Сейчас.

На миг Он приблизился к волшебному зеркалу – зеркалу Вселенной, отделявшему высший мир от мира материального: на его тусклой непрозрачной поверхности непрестанно отражался каждый миг прошлого, настоящего и будущего в любом из тысяч миров на миллиардах планет в миллионах звездных систем. Их было множество, но Он мог видеть все. И каждого в отдельности.

Создатель всмотрелся в зеркало, туда, где голубой бусиной мягко светилась Земля. И Его взгляд устремился к движущейся точке, микроскопической точке, которая чем-то привлекала внимание…

Глава 1. Город Донск

Все случается так, как нужно, и тогда, когда нужно. У жизни очень простая формула.

Павел Петрович Красавин был избран на третий срок в качестве мэра города Донска. Сам по себе этот факт наполнял душу радостью, особенно в теплый пятничный вечер, когда служба окончилась и, покинув здание мэрии, Павел Петрович твердой походкой, размахивая левой рукой, шел к автомобилю. Водитель Василий уже ждал, чтобы отвезти начальника домой, к жене и детям.

Павел Петрович был неплохим мэром: его мысли чаще были заняты общественным, а не личным, и крутились вокруг Донска: как сделать город лучше, чище, уютнее. В этом Павел Петрович преуспевал.

Донск – небольшой городок в триста тысяч жителей, – располагался на берегах узкой извилистой реки Донки, светлый, немного провинциальный, с широкими проспектами и просторными прямоугольными площадями, украшенными массивными фонтанами – о таком городке раньше сказали бы «уездный».

Улицам и переулкам здесь давали названия, связанные с деревьями, птицами, животными. Был и Лебединый переулок, и Липовая аллея, и Каштановый проспект. Названия отражали действительность: Донск утопал в зелени, крыши домов скрывались за могучими ветвями, а осенью улицы засыпало золотым дождем опавших листьев, которые дворники не успевали убирать. Листья царили над городом, порхали в воздухе, скрывали в резных узорах солнечные лучи, устилали дорожки, площади, мостовые, весной их сменяли ковры из зеленых сережек и белых лепестков.

Высотных домов в Донске почти не было, – в основном низкоэтажная застройка, раскинувшаяся по обоим берегам, – но позднее, уже при новом мэре, справа от Донки устремились в небо башни, стеклянные, прозрачные, тонкие. Жители города их не любили, предпочитали гулять в старых районах, среди небольших особнячков с витиеватыми фасадами, короткими водосточными трубами, узорными балкончиками и массивными подоконниками. Летом они были заставлены поддонами с геранью и петуньями, спускавшимися к тротуару буйными розовыми плетями.

Павел Петрович старался, чтобы в городе стало больше парков, меньше автомобильных происшествий, и не было, упаси боже, преступлений, следил и за коммунальным хозяйством, и за настроением граждан, в общем, был отличным градоначальником, но не без недостатков, конечно. И если другие власть имущие, в стремлении сделать город лучше, порой превращали жизнь его обитателей в настоящий ад, бессмысленно и беспощадно перекладывая плитку и асфальт, выстраивая в очередь вереницы укладчиков-катков, реставрируя и без того неплохие фасады, организуя клумбы и детские площадки там, где они никому не нужны, то Павел Петрович имел другую, но столь же всепоглощающую страсть: обожал сносить дома. Вот и сейчас, в дороге, он выглядывал из окна автомобиля представительского класса, размышляя, какой дом снести, чтобы на его месте построить новый. Повыше. Да продать в нем квартир побольше и подороже.

Жители Донска не разделяли странного увлечения, их устраивали дома, в которых они проживали, благо, те были добротны, отстроены на совесть еще при прошлой власти. Но разве убедишь Павла Петровича!

С беспощадностью и стремительностью орла, защищающего гнездо, кидался он на строения, которые, по его мнению, требовали благоустройства и реновации, особенно реновации, зачастую под его горячую руку попадали школьные здания, администрации, заводы и фабрики. Дошло до того, что промышленные предприятия Донска были вынесены за пределы города, в единую заводскую зону, а там, где они располагались прежде, Павел Петрович построил симпатичные, прилепившиеся друг к другу, как ласточкины гнезда, таунхаусы, одинаковые, будто клонированные.

– Как думаешь, Вася, – спросил мэр водителя, – Надо бы пустые дома снести? Заброшенные. Есть тут еще, осталась парочка.

– Да быть того не может, – невозмутимо откликнулся Василий, продолжая следить за дорогой. Других автомобилей было не так много, Вася мог повернуться к собеседнику, но он считал доверенную ему жизнь величайшей ценностью, а потому не смел отвлекаться.

– Остались, остались, я тебе говорю, – пробормотал Павел Петрович, обращаясь скорее, к самому себе, чем к Василию, – Видел недавно на плане, смотрел, изучал. Не так много, но есть еще. Как и развалюхи, театр, например. Ну куда, скажи, в приличном городе такой театр? Это же стыд, засмеют! Приедет администрация района – и засмеют, так ведь?

– Театр – здание старинное, – в голосе Василия послышалось сомнение, и он пожал плечами. – С ним история связана.

– Понимаю, что связана, – мэр кивнул. – А все-таки, Донску не повредило бы новое здание. И дворец культуры можно бы построить! Большой, настоящий! Чтобы там не только сцена, не только кинозал, а все-все! И спортивные секции, и кружки, и занятия проходили бы. Лекции, семинары. Что думаешь?

– Мысль хорошая, – Василий кивнул, задумчиво глядя на дорогу. – Но ДэКа – одно, театр – другое. Театр большой нам и не нужен, у нас не миллионник, а театралов совсем немного осталось. Мне, вот, театр даром не предлагайте, я б лучше на стадион пошел, футбол глянуть.

– Так ведь есть стадион, – опешил Павел Петрович, – В прошлом году стройку завершили.

– Есть, хороший. Ничего не скажешь. Но футбола-то нет! Кто к нам из звезд приезжал? Никто. А был бы интересный матч – я б первым бежал на стадион.

– По мне футбол лучше дома смотреть, – Павел Петрович откинулся на кожаную спинку сиденья. – Хоккей – тот да, лучше вживую. Сидишь рядышком, вся коробка – как на ладони. И девицы эти, которые выбегают в перерывах, видны лучше некуда! А на стадионе даже с хороших мест видимость так-себе, далеко. Не видно, не слышно, только фанаты орут. Нет, я лучше дома, перед телевизором, с сыновьями.

– И с пивком?

– Можно и с пивком, – согласился Павел Петрович, устало улыбнувшись. Пил он мало и редко, но любил показаться «свойским парнем» особенно перед избирателями.

Василий одобрительно крякнул и пустился в рассуждения о недавно просмотренной игре, мэр постепенно потерял нить повествования и, продолжая делать вид, что внимательно слушает, – умение бесценное для любого политика, вернулся мыслями к зданию театра. Снести его надо – и точка!

Пока Павел Петрович размышлял о сносе и новом строительстве, в его собственном доме супруга Меланья жарила к ужину блинчики. Меланья Красавина – младше мужа на двенадцать лет, вышла за Павла Петровича совсем юной, в те годы он еще не был мэром, а являл собой печального вдовца, обремененного сыном-подростком. Подобные трудности не смутили молодую женщину, та с радостью приняла предложение руки и сердца респектабельного, как ей казалось, мужчины, и вскоре они зажили счастливой семьей: Павел Петрович, вечно пропадающий на работе, красавица Меланья, старший сын мэра Артем и младший, общий сын супругов Сенечка. Разница в возрасте между братьями составляла шестнадцать лет, а к началу этой истории Сенечке едва исполнилось одиннадцать.

Братья были совсем непохожи. Высокий, стройный, темноволосый и темноглазый, Артем пошел лицом в свою мать, а характером в отца: твердый, волевой, бесстрашный, служил в Донске старшим офицером полиции и служил отлично, Павлу Петровичу не приходилось краснеть за отпрыска.

Светловолосый, даже белобрысый, курносый, с россыпью веснушек, Сенечка был хрупким, немного болезненным, впечатлительным и романтичным. Погруженный в свои мысли, он мог часами смотреть в окно, любуясь красотой открывающегося пейзажа, застывать, если обнаруживал что-то увлекательное, ведомое ему одному. Много раз пересматривал одни и те же понравившиеся фильмы, любил читать, особенно приключения и сказки, витал в облаках, а потому, хоть и не был хулиганом, частенько прогуливал школу и учился из рук вон плохо, к немалому огорчению родителей.

Меланья Красавина, ныне весьма успешный дизайнер, в юности выиграла несколько региональных конкурсов, потом работала в Доме моды в Донске. Став мэром и состоятельным человеком, Павел Петрович купил жене небольшое ателье, которое стараниями самой Меланьи, и не без помощи супруга, превратилось в мощную фабрику, выпускавшую широкий ассортимент продукции: от готовой одежды до эксклюзивных дизайнерских аксессуаров.

Пока Меланья жарила блинчики, Сенечка в компании одноклассника Михаила, или просто Мишки, – вихрастого, длинноногого парня, – в который раз пересматривал все серии «Властелина колец». Мишка скучал, молчал и не мешал: в этом была его ценность компаньона на домашних киносеансах.

– И почему ты не хочешь пойти в субботу на речку? – поинтересовался Мишка, когда бесконечный фильм, к его большой радости, завершился. – Ты же не можешь целыми днями смотреть кино!

Сенечка сначала растерялся, а после даже наморщил лоб от усилий: сложно объяснить другу, почему не хочешь пойти с ребятами на речку, да еще в субботу. Можно ли вообще объяснить подобное! Ведь как рассказать, что на душе? В самой-самой глубине… Где найти слова, чтобы передать невыразимое, то, для чего и не придумано слов? И чтобы тебя не сочли белой вороной?

Наконец, Сенечка решился и излишне громко, от волнения, произнес:

– Да потому что ерунда все это!

– Что именно? – Мишка нахмурился.

– То, как мы живем. Ходим в школу, ходим на речку. А зачем? Непонятно. Мне бы хотелось жить иначе! Вот, как там! – Сенечка махнул рукой в сторону телевизора, где по черному экрану уже бежали белые значки титров. – Чтобы что-то совершить! Настоящее!

– Пойдем на квест? В понедельник? – тут же предложил Мишка, как если бы ловко вытащил козырь из рукава.

– На квест? В бункер? – Сенечка поморщился. – Да разве это квест! Там же актеры работают, и все ненастоящее! Не хочу так. Почему, вот почему, кому-то, как этим героям, достается настоящий, большой квест? Они идут не просто так, а чтоб сразиться со страшным злом! Идут защищать свою землю. Чтобы спасти мир, чтобы добро победило! И я бы хотел отправиться в настоящий квест, такой, чтобы спасти мир! Пусть бы мне грозила смертельная, но настоящая опасность, ради настоящей цели, улавливаешь?

– Как во «Властелине колец»? – понимающе кивнул Мишка.

– У них настоящие враги – демоны, призраки, всякие злые варвары. А у нас что? Ничегошеньки. Мы только и можем сходить в бункер, купить билет, да пройти за свои же деньги квест, в котором играют переодетые актеры.

– Слушай, – Мишка поднялся. – Не каждому выпадает спасти мир. На то должна быть судьба! Мы не в книжке живем, а в обычном городе. Тут у нас, сам посмотри: ни варваров, ни демонов. И вообще спокойно-спокойно. Слышал, Донск – самый спокойный город в России? В новостях говорили. Какие тут варвары… Ладно, хватит дурить, дунем на речку в субботу, решили? А пока я пошел, мне контрольную переписывать, которую месяц назад завалил. Мама не отпустит, если не подготовлюсь, ни на речку, ни в бункер.

– Хорошо, – Сенечка обреченно кивнул. – На речку – так на речку. В субботу – так в субботу.

И все-таки, ему было бесконечно жаль, – а может даже и бесконечно больно, – что нельзя прямо сейчас собрать команду друзей и отправиться далеко-далеко, через моря и горы, в никому неведомое запретное царство, к великой цели! Чтобы сразиться с могучим вселенским злом – и победить. Отстоять Землю, спасти человечество от неминуемой гибели! Как жаль, что это бывает лишь в сказках, как жаль, что ничего подлинно значимого не бывает в их серой, такой обычной жизни.

Конечно, никто не разделял его мечты, никто, даже Артем, – любимый брат мог разве что ласково усмехнуться и потрепать Сенечку по белобрысому затылку, что уж говорить об отце, думающем лишь о работе, не выпускающем телефон из рук. С друзей – какой спрос, много они понимают! Только Луиза… Она одна внимательно слушала Сенечку и, кажется, слышала, понимала, но и она думает о другом – все грезит о театре, дался ей этот дурацкий театр! Учительница, а верит в какие-то небылицы. Луиза – не такая, как все. Она странная немного. И очень, очень красивая! Почти как мама! А иногда – даже и лучше мамы…

Луиза была невестой Артема, они знали друг друга с детства, учились в одном классе и после школы, а может и раньше, стали встречаться. Они должны пожениться однажды, просто не хотят спешить: Артем все время на службе, а Луиза никак не может расстаться со своим сумасшедшим семейством, немного безумным, но интересным. А если разобраться, в Донске почти все жители – немного безумные. Чего только стоит соседка тетя Поля, которая вот уже вторую неделю умоляет его, Сенечку, помочь спасти Карлсона. А чем он может помочь? Он же еще ребенок! Да и вообще, более глупой затеи в жизни не слышал… Тетя Поля большая, а не понимает. Почему некоторые взрослые, а ничего не понимают? Как здорово было бы жить в мире, где все понимали бы друг друга! Не успел сказать, не успел подумать, – а тебя уже поняли, и поняли правильно, – разве не замечательно?

Сенечка лег на диван, закрыл глаза и погрузился в мысли о чудесных историях, придуманных и непридуманных, о героях Толкиеновской саги. Мечты увели его далеко от родного порога, и он не заметил, как вернулись отец и Артем, и не сразу услышал, что мама позвала всех на кухню – есть аппетитные горячие блинчики.

– Идите, остывает! – повторяла Меланья снова и снова, с каждым разом все громче.

Когда семья собралась за массивным деревянным столом в просторной кухне, освещенной теплым светом прикрытой абажуром лампы, все четверо почувствовали себя счастливыми. Вдыхая аромат малинового варенья, заботливо разложенного по вазочкам, глядя на золотисто-желтые солнца кружевных блинов, каждый поймал себя на мысли: как здорово, когда есть семья и можно, вот так, уютно, собраться на кухне, поужинать, выпить чайку. А если ты один – не будет такого, невозможно…

Сенечка тут же перепачкался, и Меланья отправила его к раковине: вымыть руки, вмиг ставшие жирными от масляных блинчиков. Павел Петрович пустился в рассказ о прошедшем дне, не забыв, как должно хорошему отцу, поинтересоваться Сенечкиными успехами в школе и планами на вечер. Артем поел первым, вытер лицо и руки салфеткой и поднялся.

– Спасибо, очень вкусно, Мел, – поблагодарил он.

Он так и не привык за эти годы звать мачеху «мамой» и звал «Мел», хотя привязался к ней и даже по-своему любил, пусть его несколько раздражало, что Меланья пыталась играть роль матери, но сама в матери ему не годилась, – слишком молода. Он хорошо помнил родную мать, – когда ее не стало, Артем был уже достаточно взрослым, чтобы глубоко ощутить боль утраты, – и первое время относился к Меланье настороженно, женитьба отца казалась ему предательством памяти умершей. Потом боль утихла, с Мел он примирился, а после они и вовсе стали закадычными друзьями. Артем не мог не видеть, что, молодая и красивая, мачеха искренне любит отца, заботится о сыновьях, и вообще неплохая: с ней можно поговорить, посмеяться, и блины печет отлично.

– Ты куда-то собрался? – стоило Артему подняться со стула, Мел бросила на него притворно-строгий взгляд. Артем усмехнулся.

– Хочу навестить Луизу. Можно уже большой мальчик, офицер полиции, в восемь вечера встретится со своей невестой?

Меланья раздраженно махнула рукой: уловила сарказм, но решила не продолжать, вскочила и принялась собирать тарелки. Павел Петрович бросился на помощь жене, Артем откланялся и покинул кухню, потому, никем не замеченный, Сенечка вернулся к себе… и продолжил мечтать.

Глава 2. Луиза

Луиза жила на окраине Донска, там, где многоэтажные дома уступили место частным особнякам, уже упомянутым клонированным таунхаусам и небольшим домикам, в которых жили семьи, имевшие средний доход и не отличавшиеся тщеславием.

Луиза любила свой город, уютный дом, где жила с детства, а еще лес, начинавшийся сразу за порогом, и речку Донку, что оплетала город тонкими серебристыми кольцами, будто гревшаяся в лучах солнца стеклянная змея. Но больше всего она любила театр… об этом чуть позже, ибо о театре Донска нельзя сказать просто так, обывательски. Он овеян тайнами, к каждой из которых Луиза благоговейно боялась даже прикоснуться.

Сама девушка была невысокой, стройной и хрупкой, но не болезненно-хрупкой, а, скорее, по-детски трогательной. Ходила быстро и вообще все делала торопливо, немного робко. У нее были темно-голубые глаза, маленький правильный носик и разделенные на идеально-ровный пробор русые волосы, они едва доставали до лопаток и обычно завязывались в косу «на один бок», которая смешно подпрыгивала в такт ходьбе.

Артем со школы, а может и с раннего детства, знал, что хочет жениться только на ней, – ему нравилась ее странная семья, загадочность, но главное – неуверенная манера держаться и покладистый характер. Луизу хотелось защищать, Артем же был по своей природе защитником. Он не сомневался, что способен позаботиться о невесте, и, по его мнению, в других защитниках она не нуждалась. Сама же Луиза верила во всех защитников подряд: в Бога, в ангелов, в светлые силы, в добрых лесных духов, даже утверждала, что иногда видела их.

Луиза частенько рассказывала странные вещи, не только про встреченных духов. Например, как-то стояли в лесочке, возле дачного дома ее семьи, расположенного чуть за пределами Донска и принадлежавшего еще деду Луизы, ныне покойному. Вечерело, Луиза прислонилась спиной к могучему стволу березы, потянулась, отвела плечи назад, и Артем почувствовал непреодолимое желание поцеловать ее чуть слишком пухлые губы, что тут же воплотил в жизнь. Луиза улыбнулась, прижалась крепче, положила руки ему на плечи, подняла голову и, устремив взгляд в темнеющее небо, вдруг сказала на ухо:

– Знаешь, такая странная история… давно, когда я была совсем маленькой, мы играли тут с другими детьми. С девочками, с мальчишками соседскими, они все разъехались теперь … Кидали ножи.

– В ножички играли? – переспросил Артем, ласково зарывшись рукой в ее мягкие волосы.

– Нет, – она покачала головой. – Просто, кидали.

– То есть, метали ножи? В цель? – снова уточнил он, и она опять покачала головой.

– Да нет же! Просто – кидали. Подбрасывали вверх. Кто выше.

– И какие это ножи?

– Разные: столовые, кухонные, ножи для работ. Неважно… И вот один сильный мальчик, он был постарше нас, кинул нож – высоко-высоко! Очень высоко! Мы потом долго-долго ждали, когда упадет! А он так и не упал! Представляешь? Я думала, это Бог забрал его себе… А потом пришел дедушка. Отругал нас, сказал, чтобы больше ножи не брали. И что этот нож улетел высоко и лежит теперь на дереве… Нам казалось, что мы даже видим его! Но, конечно, мы все придумали, – ничего не видно за густыми ветками… Они тут так переплетались, как лианы в джунглях! Дедушка принес топор, со всех сил постучал по деревьям тупым концом в надежде, что нож упадет, – но нет, ничего не случилось.

– А потом? Вы нашли его? Он должен был упасть, от ветра, например? – с интересом спросил Артем.

– Нет! То-то и оно! Я сама думала, когда поднимался ветер, нож обязательно упадет! Как только ураган или буря – каждый раз бежала смотреть, не валяется ли где… Но нет, так и не нашла… О чем это говорит? – она подняла на Артема глаза, сияющие от радости, которую давало ей это откровение.

– О чем же?

– Что его все-таки забрал себе Бог! Ну, или кто-то из лесных духов!

– А зачем Богу нож? Об этом ты не подумала? – хмыкнул Артем, – Или он разбоем занимается по ночам?

– Хватит, прекрати! – Луиза возмущенно толкнула его кулачком в грудь. – Нельзя так о нем! Откуда я знаю, зачем ему нож… Просто это странная история! И прямо здесь было!

– Да, занятно, – согласился Артем, – Ну, пошли в дом, а то ты совсем замерзла. Прохладно сегодня.

Луиза кивнула, и они направились к летнему домику. Часто вспоминал Артем эту историю и каждый раз находил новые и новые нестыковки. То, что Богу не нужен нож, – любому дураку понятно. Как и то, что нож нельзя закинуть так высоко, чтоб его не было видно и чтоб за столько лет он не упал от ветра на землю. Но даже в мелочах – неправда: где дети взяли ножи? Почему играли с такими недетскими игрушками? Как умудрились не пораниться? И потом, что за странная, глупая, опасная игра – кидать ножи в воздух? В ней нет никакого смысла… Зачем бы делать это, ради чего?

Размышляя так, Артем не мог не улыбнуться, – Луиза постоянно что-то придумывала: то, как встретила маленькую кикимору на болоте, то про свои вещие сны, то, как в детстве случайно попала на несколько мгновений в другой мир – в параллельную реальность, где не было Донска, а только широкое, бескрайнее поле до горизонта. Такой уж она была, совсем как его брат Сенечка, эти двое стоили друг друга! Луизе не хватало сказки. Реальность, даже озаренная светом взаимной любви, казалась ей слишком скучной, лишенной волшебства и чудес, в которые она верила в детстве и не перестала верить до сих пор. Она была девушкой-ребенком, такой он ее узнал, такой полюбил, с ней собирался прожить одну жизнь на двоих.

Артем ни в каких сверхъестественных существ не верил, но умилялся ребячливой наивности подруги. К тому же считал, что, если девушка верит в Бога, – в этом, как минимум, нет ничего плохого. Значит, от нее не стоит ждать шокирующих поступков, предательства, подлости, нескромности – уже хорошо.

Подъехав к дому Луизы тем вечером, после блинчиков Мел, Артем оставил автомобиль, толкнул калитку, вошел во двор и буквально врезался в отца Луизы – Виталия, тот крутился у забора, на небольшой площадке, специально очищенной, засыпанной песком, ровной и идеально круглой: устанавливал длинный черный телескоп. Новенький, только купленный, – упаковка валялась здесь же, на вытоптанной траве возле песчаного круга. На Виталии был серый халат, явно домашний, и застиранные спортивные брюки с некогда белыми лампасами, да сандалии с носками, что вместе придавало ему вид не городского, а деревенского сумасшедшего, но разве могли смутить чудака подобные мелочи! Тем более, он не где-то, а в собственном дворе, – имеет право.

– Артем? Ты? Заходи, дорогой, – Виталий торопливо пожал входящему руку. – А я тут, видишь, делом занят. Если есть минутка, помоги подкрутить штатив. Никак не могу ровно поставить! Уже и так, и так пробовал, не дается, стервец!

– Знатная вещь! – Артем одобрительно кивнул в сторону телескопа, присел на корточки рядом с будущим тестем и принялся подкручивать ножки штатива. У него это получилось куда лучше, чем у самого Виталия, неприспособленного к решению любых, даже самых простых практических вопросов. – И что надеетесь увидеть?

– Да хоть просто за небом понаблюдаю, на летние звезды посмотрю, метеоритный дождь обещали. А вдруг повезет, открою комету, которую назовут моим именем, как думаешь? С детства мечтал открыть небесное тело: звезду, планету, да хоть бы комету, – остаться на карте Вселенной пусть и на краткий миг!

– Совсем, как Луиза, она похожа на него, – с легкой нежностью подумал Артем. Такой же мечтатель, даже дочь назвал в честь героини романа Майн Рида! Виталий зачитывался приключениями в детстве и так же, как и сама Луиза, частенько путал явь и вымысел, сны и реальность, мечты и прозу.

Артем помог установить телескоп, после чего Виталий невежливо уставился в трубу и напрочь потерял интерес к гостю, а тот вошел в дом, поздоровался с Натальей Леонидовной, матерью Луизы, впрочем, та тоже лишь кивнула, не обратив на него никакого внимания. Артем приходил в этот дом уже много лет, воспринимать его как гостя и оказывать радушный прием никто не собирался. К нему относились, как к явлению само-собой разумеющемуся, и давно считали членом семьи.

Наталья хлопотала на кухне, создавая непередаваемую суету, невыносимую для человека неподготовленного, но Артем привык. Судя по запаху, теща взялась за клубничное варенье. Артем решил не мешать творческому процессу и прошел дальше, в небольшую девичью комнату, где, склонившись над своим дневником, сидела за письменным столом, – бывшей школьной партой, – Луиза. Она не сразу заметила его. Как обычно, девушка была в простом и легком светло-сером платье, – предпочитала неяркие, как если бы выгоревшие цвета, – с накинутой на плечи шалью и завязанными в небрежную, растрепанную косичку волосами. Она читала написанное, губы слегка шевелились, воспроизводя строчки, которые только что вывела ее рука. Артем знал о дневнике. Луиза никогда не давала прочитать, но всегда охотно пересказывала, если было чем поделиться.

Заметив вошедшего, девушка порывисто вскочила, улыбнулась, захлопнула книжку, – мелькнул золотистый переплет, – подбежала, обняла Артема, радостно и крепко. В ее объятиях всегда поражала сердечность, искренность: она обнимала от души, не оставляя для себя ничего, вкладывая в прикосновение все, что имела. Он в свою очередь, не умея обнимать, как она, просто сжал ее талию и поцеловал в губы.

– Ты задержался, – она улыбнулась. – Думала, раньше придешь. А потом, вот, села с дневником и забыла обо всем, время пролетело так быстро…

– Да, прости, собирался раньше, как и говорил, но Мел испекла блинчики, не смог уйти. У нее всегда отличные получаются, как она только делает это! Вроде тесто – и тесто, как у других. А не оторвешься!

– Надо думать, она мастерица. Как там мой Сенечка?

– Все в порядке, такой же, как обычно. Смотрю на него – и вижу тебя, будто отражение в зеркале. Иногда мне кажется, ты выбрала не того брата.

Луиза рассмеялась, кивнула.

– Ты сам меня выбрал. Пойдем в сад? – предложила она. – Я уже закончила с домашней работой, других дел сегодня нет. Можем погулять.

– Как ты так быстро управилась?

Она пожала плечами.

– Сегодня не сложная. Дошколята остались.

Луиза работала учителем младших классов, преподавала в районной школе Донска, и Артем мечтал, чтобы она учила Сенечку. Брат посещал другую, центральную, школу, но, если успеваемость его начинала хромать сильнее, чем обычно, Луиза брала нерадивого ученика на поруки, помогала, объясняла, а иногда и сама делала задания. Артем не одобрял подобных поступков, считая, что излишняя доброта идет во вред, но выхода не было: иначе результаты Сенечки в школе стали бы катастрофой, как знать, может, он остался бы и на второй год. Но что если жизнь дана Сенечке для другого? Для чего-то, где не нужны науки, думал Артем. Не всем же получать образование, не всем быть учеными. Может, Сенечка станет разводить растения или мастерить из дерева?

Луиза вслух соглашалась, но в глубине души считала, что образование нужно каждому. Она серьезно относилась к своей работе и к ученикам, стремясь найти подход к самым сложным из них.

– Не всегда, конечно, получается, – жаловалась Луиза.

Они вышли из дома и углубились в лесок, его окружавший. В тот самый лесок, где они столько раз встречались, где случилось их первое свидание. В одиннадцатом классе, когда Артем набрался смелости и после уроков пригласил девушку погулять. Сначала хотел просить помощи с домашним заданием, притвориться, что не может написать сочинение, но, решив, что не стоит начинать даже с самой невинной лжи, выбрал короткую, прямую дорогу и оказался прав – девушка приняла его предложение. Как-то сразу, будто с разбегу, они с головой бросились в юные отношения, и Артем не жалел, что связал свою жизнь с другой жизнью так быстро. Его будто молотком ударили – понял, что это судьба, это – навсегда. Тут, в лесочке, сидели они, обнявшись, среди корней раскидистого дерева и подолгу молчали, а иногда, напротив, никак не могли наговориться.

Артем и Луиза прошли по дороге и вышли в поле, никого не было, лишь они и лиловые облака, низко нависшие над горизонтом. Вдали чернели грифельными полосками высокие тонкие трубы заводской зоны.

– Будет гроза, – заметила Луиза, кивнув на темное, будто зловещее, небо. Несмотря на это, влюбленные решили прогуляться к реке, оба нежно любили знакомую с детства Донку. Артем обнял девушку за талию, шли молча. Наконец, он спросил то, что, как знал, обязательно должен спросить:

– И что же увлекательного ты писала в дневнике сегодня?

Луиза ласково рассмеялась, так было заведено между ними много лет: она знала, что он спросит про дневник.

– Я писала о театре… О театре Донска. О том, как сильно хочу пойти туда снова! Артем, неужели этого никогда не случится! Не могу поверить!

– Опять о театре, – Артем вздохнул. – Но, милая, он же закрыт на реконструкцию! Закрыт уже давно и откроется нескоро… Если вообще когда-то откроется. Ты же знаешь?

– Знаю, – опечаленно кивнула она, уставившись на носки своих туфель, шагавших по песчаной дорожке и оттого уже порядком запылившихся, – А ты не мог бы поговорить с отцом…

– Говорил не раз. И только благодаря мне он не снес столь ветхое здание. Но это только пока!

– Здание старинное! Как можно его сносить, с театром связана история Донска, неразрывно связана! – воскликнула Луиза, ее глаза засверкали, а кровь прилила к щекам, казалось, девушка была не на шутку взволнована, она остановилась, крепко сжав его руку, словно рассчитывая на поддержку мужчины. – Пожалуйста, поговори снова! Попробуй еще раз! Мы должны донести до Павла Петровича, что театр нужен городу! Не только мне, а жителям, всему Донску, и приезжим, и туристам – всем!

– Понимаю. Но мой отец… Ты же знаешь эту его манию. Он одержим сносом старых зданий и мечтает снести именно театр! В первую очередь, театр. Вообще-то, я не одобряю его строительное безумие, но тут он в чем-то прав. Я был там несколько раз: здание небезопасно, внутри деревянные перекрытия, они могут загореться. А если в театре пожар – погибнут люди, зрители! Двери узкие, будет давка, толпа не сможет выбраться, подумать страшно, что будет! Знаешь, как быстро выгорает зал? Не представляешь, насколько быстро: пара мгновений, и фьють – одни головешки! Кроме того, потолок может рухнуть. А если провалится крыша во время спектакля, тоже мало радости. И потом, на реконструкцию нужны деньги, отец сказал, расход солидный. Мэрия, даже если захочет, не потянет такую стройку, нужны спонсоры. А где найдешь в Донске спонсоров, хоть чуточку заинтересованных в театре? Они все пытаются работать с фабриками. Это приносит хорошие деньги. Мне кажется, правильнее построить новый театр в красивом, просторном здании, можно на берегу реки, у набережной. Как раз, как предлагает отец. Было бы здорово!