Kitobni o'qish: «Проклятие для ведьмы»

ГЛАВА 1

Прошла целая неделя после катастрофы, а Яросей так и не смог достучаться до Торпэ Дала. Тревога не покидала сердце верховного мага Ордена Света. Он мерил шагами полы своей библиотеки и не знал, что предпринять. Впервые он оказался бессилен.

– Ты получил нашу весть, маг? – не переставал звенеть в его голове обвиняющий голос.

Картины из Храма Равновесия вставали в его сознании. Храм был инструментом, орудием, созданным богами-хранителями для защиты от подступающего со всех сторон Хаоса. Тысячелетия назад они спаяли два плоских мира-зачатка и сотворили Великие Весы. Из плоскости земли выросли две слюдяные башни, зеркально отражающие друг друга. Облака спустились с небес и окутали подножия Храма. Они образовали огромное море, что, вздымаясь белыми бурунами, терялось около горизонта. Там облака срывались за невидимую границу и мягко таяли, падая в неизвестность.

Уланэ Дал – падший бог – в ту пору таковым еще не был. Он создавал этот мир вместе с другими богами-хранителями и поэтому был вхож сюда. Бог Тьмы явился сам и привел с собой Ранговых ведьм – своих ярых последовательниц.

– Ты опоздал! – гремело в душе верховного мага, и он не знал куда убежать от воспоминаний.

Боги-хранители населили новоиспеченный мир сестрами Равновесия, и они стали сродни песчинкам, перекатывающимся с одного края весов на другой. Они разделились на сестер Дня и Ночи, и каждая имела близнеца в противоположной башне, тем самым уравновешивая Великие Весы. Яросей знал их всех. Знал настолько хорошо, что вкупе с небольшой щепоткой своей силы, словно воочию видел, как все происходило.

Маг знал, что сестра Рия смотрела в окно, когда появился Улан – огромный, словно гора и страшный как тысяча демонов. Она поняла, что бог, которому вход сюда был запрещен даже в те времена, когда он еще не пал так низко, вновь ступил на землю мира Весов. Рия видела, как Бог Тьмы сотворил черный провал, из которого вылезла девятка Ранговых ведьм. Девушка убрала дрожащие пальцы от окна, когда группа незваных пришельцев двинулась к Храму. Они повредили защиту Великих Весов. Девять маленьких фигур казались двигающимися чернильными пятнами, и при взгляде на них у Рии останавливалось сердце, чтобы затем, трепыхаясь и екая, забиться снова.

Рия отступила от окна. Вокруг носились ее сестры Дня. Они стремились скорее попасть в центральную чашу, чтобы встретиться там с сестрами Ночи и объединить их силу. Рия заторопилась вместе с ними, шурша длинным бежевым платьем.

– А-Ри! – воскликнул она, призывая свою сестру-близнеца, когда ступила на идеально ровный стеклянный пол пространства, разделяющего этот мир на две части и всегда скрытого облаками.

На зов Рии обернулась девушка, одетая в темно-лиловый наряд. На ее голове была взбалмошная прическа, платье казалось умело подобранным набором лоскутов. А-Ри хмурилась, но увидев сестру немного оттаяла и стала казаться светлее. Рия в свою очередь тоже слегка преобразилась: в ее походке почувствовался напор, а во взгляде появилась сталь. Когда девушки оказались совсем рядом друг с другом, единственным их отличием стал цвет и фасон одежды.

– На наш мир напали! – воскликнула Рия. – Уланэ Дал снова здесь!

Ее слушала не только сестра-близнец. «Песчинки» внимали ей – новость о появлении падшего бога взволновала всех без исключения.

– И теперь он пришел с Дневной стороны? – полуутвердительно спросила А-Ри. Ее лицо помрачнело.

– С ним девять черных фигур…

– Это его ведьмы!

– Чего он хочет? – раздалось со всех сторон.

Сестры Равновесия смешались, образовав диковинную толпу красивых девушек, по-разному одетых, но настроенных одинаково решительно.

– Мы не сможем долго сопротивляться падшему богу, – заметила А-Ри. – Нам нужно послать вестника.

– И защитить обе башни, – добавила Рия, соглашаясь с сестрой.

«Песчинки» разделились на две группы, в равной степени состоящие из сестер Дня и Ночи. Первая группа осталась в центре большой залы и сложила руки в молитвенном жесте. Они сосредоточились, мысленно соединяясь с пространством своего мира. Они почувствовали его боль от раны, нанесенной темными созданиями. Сестры взялись за руки и склонили головы.

– Ом! – прокатился по зале серебристо-металлический звук, совсем не похожий на девичьи голоса. Он взметнулся вверх и, сорвавшись со шпилей, венчающих слюдяные башни, растворился в небесах.

В это время вторая группа девушек выстроилась вдоль стен, прислонившись в ним ладонями и лбами. Глаза у всех были закрыты. Сестры призывали к жизни силы Храма Равновесия, заложенные в него еще богами-хранителями. Времени оставалось совсем мало – Уланэ Дал подошел уже слишком близко.

Снаружи Храм ожил. На поверхности его стен появилась некая вязь, что видоизменялась и росла. Вскоре стали различимы полупрозрачные ростки и листья, что оплетали стены из слюдяных кирпичей. Спустя несколько мгновений новоявленная броня застыла, обретя реальный объем и вес.

И в этот момент на Храм Равновесия обрушился первый сокрушительный удар. Великие Весы вздрогнули, а «песчинки» попадали, сбитые с ног. Раздались их крики, которые были очень хорошо слышны падшему богу. Ведьмы снаружи ускорились стократно, превратившись в черные ветры, что оплетали слюдяную башню в кокон. И от этого броня из листьев тускнела, а полупрозрачные кирпичи стен становились совсем мутными. Улан снова замахнулся, и его рука подобно тарану обрушилась на Храм. Строение пошатнулось, но тут же снова обрело былую незыблемость. На пугающем лице бога промелькнула усмешка.

Удары посыпались один за другим. Замахи Уланэ Дала приобрели такую устрашающую скорость, что слились в один едва различимый клубок рук, несущих силу разрушения.

Внутри сестры Равновесия сходили с ума от грохота и страха. Они не могли выйти и сразиться с врагами. Им оставалось лишь ждать и надеяться, что башня продержится до тех пор, пока не придет помощь от богов-хранителей.

Но этим чаяниям не суждено было сбыться.

Когда из стены выпал первый кирпич – почерневший и потрескавшийся – стало понятно, что это начало конца. Следующий удар бога Тьмы снес часть стены, и в пролом тотчас же метнулись его ведьмы. Наступило краткое затишье.

– Улан! – гневно крикнула чуть оправившаяся Рия. – Ты вновь пришел за одной из сестер Ночи?!

Ее платье разорвалось, девушка была напугана, но не верила, что на бога Тьмы нельзя найти управу. В конце концов он был одинок и среди богов-хранителей союзников не имел. Рия часто дышала, стараясь унять сердцебиение. За ее спиной с пола поднимались другие сестры Равновесия.

– Не угадала! – грохочущим голосом ответил ей Улан и нанес по хрупкой девушке страшный удар рукой, которой только что разгромил стену. – Не за сестрой Ночи! И не за одной!!!

Несчастная Рия умерла, не успев понять, что произошло. Безжизненной куклой она отлетела к стенам центральной чаши и окровавленным кулем замерла на полу. Среди сестер Равновесия разлилось холодное оцепенение. Смерть Рии значила слишком много, чтобы ее последствия сразу можно было охватить разумом. Оцепенение разорвалось громким жалобным криком А-Ри:

– Риия!!!

Девушка бросилась к сестре, по пути разительно меняясь. А-Ри рядом с Рией, А-Ри вдалеке от нее и А-Ри без сестры были тремя разными созданиями. Все светлое, что в ней было, исчезало безвозвратно. Ее черты стали более резкими, а глаза потемнели, приобретя нехороший жестокий блеск. Она упала на колени, и обняв мертвую сестру зашлась протяжным воплем, полным боли и ненависти. В страдании девушка не замечала перемен, что происходили с ней. Ее ногти удлинялись, став более темными и загнутыми, как у хищной птицы. Лицо осунулось, надбровные дуги выступили и заострились, а под глазами залегли глубокие тени. Рот А-Ри застыл в оскале. Ее сердце скоропалительно черствело.

Несколько мгновений краткого затишья миновали. Ранговые ведьмы пришли в движение, повинуясь молчаливому приказу бога Тьмы. Они ринулись в толпу ошеломленных сестер Равновесия и принялись собирать свою страшную жатву. С ходу они вырвали сердца нескольким сестрам Дня. Стеклянный пол центральной чаши окрасился кровавыми брызгами. В Храме наступил Хаос. Бежать было некуда, оставалось только сражаться.

Сестры Ночи отважно встали на защиту своих близнецов, поняв, наконец, чего добивается Уланэ Дал. «Песчинки» не владели магией в обычном понимании этого слова. Они не умели создавать молнии, метать огненные шары или насылать черные проклятия, как это делали Ранговые ведьмы. Но беззащитными их назвать было сложно, ведь им подчинялось само Равновесие.

Без страха девушки в легкомысленных темных одеяниях стали окружать Ранговых ведьм. Четким движением одна из сестер приложила руку к груди ведьмы там, где должно было быть сердце, и захватила злобную гадину в плен. Без лишних сантиментов «песчинка» крутанула ладонью против солнца, чем поселила внутри врага страшнейший дисбаланс. Кровь в жилах ведьмы побежала в обратном направлении, и клапаны главного органа захлебнулись ею. Старуха задергалась, ее глаза стали вылезать из орбит. Она яростно ловила уродливым ртом воздух, но так и не смогла сделать вдох.

Вокруг раздавались крики ужаса. Сестра Ночи спокойно смотрела, как на пол оседает уже мертвая Ранговая ведьма, сердце которой разорвалось в груди.

В ту же минуту «песчинку» пронзило магическое копье, сотканное из черного тумана. Ноги девушки подкосились, и она со слабым стоном опустилась рядом с поверженной ею ведьмой. С последним вздохом из тела сестры Ночи ушла жизнь. Ее прекрасные, как звезды, глаза померкли.

– Не ее! – в ярости громоподобно завопил Уланэ Дал.

Его гнев оказался страшен. Своей огромной рукой Бог Тьмы схватил провинившуюся ведьму и сдавил ее, будто выжимая соки. Визгливое верещание старухи на несколько мгновений перекрыло все остальные звуки. Она корчилась в руках своего повелителя, не в силах умереть без его соизволения. Затем он оторвал ее уродливую голову в назидание другим и отбросил жалкие останки.

Где-то с другой стороны залы раздался крик отчаяния. Это близнец погибшей сестры Ночи ринулась на врагов, позабыв про себя. Она бросилась прямо на копье из черного тумана, одновременно прикладывая руку к сердцу еще одной Ранговой ведьмы и поворачивая ладонь против солнца… Девушка упала мертвой, но даже после смерти она менялась. В ее чертах появлялись просветление, мудрость и покой. Она становилась светлее, в то время как множество сестер Ночи по всей центральной чаше стремительно темнели, становясь похожими на новую А-Ри.

Темный бог осмотрелся. Его план удался в полной мере. Несмотря на некоторые оплошности множество светлых «песчинок» оказалось уничтожено. Он был удовлетворен. Пришло время возвращаться. Уланэ Дал отошел от некогда золотистой башни, храня самоуверенную улыбку на губах.

В небесах сверкнула вспышка, и увеличиваясь в размерах, она подобно комете понеслась к Храму. Сейчас у бога Тьмы не было настроения вступать в схватку с посланниками своего светлого братца. Перед тем как исчезнуть из мира Весов, Улан позволил презрительной усмешке искривить его лицо – как же все-таки они сильно опоздали!

***

… Яросей отвлекся от воспоминаний. Чтобы поговорить с Торпом для мага оставался единственный возможный путь – подняться на Язык Демона. Эта скала являлась местом силы, и сами боги иногда приходили туда, приняв человеческое обличье. Маг отправился туда немедленно.

По пути Яросей вновь и вновь прокручивал в голове произошедшие события. Подлетая к Храму Равновесия, он видел, как гороподобный бог растворился в пространстве, явив им напоследок пренебрежительную маску. Улан задержался на лишнее мгновение, словно подманивая их, но потом все же пропал, не желая принимать бой. Конечно, посланцы Торпэ Дала не смогли бы одолеть бога Тьмы. Но причинить ему неприятности были вполне способны.

Яросей не знал, что он увидит в Храме. Едва вестник добрался до него, верховный маг отправился на помощь «песчинкам», взяв с собой Небадуба – своего ближайшего соратника. В его голове мелькнула мысль, что Улан взялся за старое. Но, подлетая к башне, посланец Торпа увидел, что все гораздо серьезнее.

Храм Равновесия подвергся страшной атаке. Видя разрушенную стену, Яросей со страхом думал о возможных жертвах среди сестер.

Из пролома вдруг появилась ведьма, и сердце верховного мага сжалось от ужасного предчувствия. Из-за его спины пронесся луч света – это Небадуб уничтожил мерзкую старуху, испепелив ее на месте.

Гадкие ведьмы гурьбой кинулись наружу, стремясь скорее добраться до пролома в земле неподалеку. Яросей направил на них мощь светлого огня, а Небадуб занялся ямой, что открыла ведьмам проход в этот мир. Он простер руки над неприглядным отверстием, и вскоре рана на теле земли стала затягиваться.

Ранговые ведьмы сражались с Яросеем, огрызаясь на его очистительный огонь черными плевками магических ударов. Беда была в том, что для верховного мага Ордена Света они были пустым местом. Они не представляли для него опасности, и все их потуги навредить посланцу Торпа бессильно разбивались о его безукоризненную защиту. Вскоре от нескольких Ранговых ведьм осталась лишь куча плохо пахнущего пепла.

Медленно Яросей опустил руки и голову. Он прибыл на зов – воин в сияющих доспехах. Посланец светлого бога Торпэ Дала, он пролетел эоны расстояния и одолел Ранговых ведьм. Но теперь он страшился сделать шаг под сень полуразрушенной башни. Он страшился того, что могло его там ожидать…

За проломом было слишком тихо. Там зияла темнота. Яросей глубоко вздохнул и поднял голову. В этот миг темнота шевельнулась, и навстречу магу выплыло то, чего он больше всего боялся.

– А-Ри! – с болью воскликнул посланец Торпа и непроизвольно сделал шаг навстречу к той, что когда-то являлась сестрой Ночи.

Яросей протянул девушке руки, но его жест остался незамеченным. Надменная холодность читалась в ее позе, а взгляд ранил пустотой и равнодушием. От былой красоты «песчинки» не осталось и следа, хотя не узнать ее было невозможно. Кожа А-Ри одрябла и посерела, но больше всего изменилось лицо девушки. Куда-то ушло милое лукавство из ее глаз, она больше не искушала и не манила привычными уловками. Ее облик пугал, обретя некие демонические черты.

– Ты получил нашу весть, маг? – словно очнувшись, заговорила она. Ее голос звучал мертвенно и отчужденно.

– Да, – только и смог ответить Яросей. За его спиной молчаливо переминался красавец Небадуб.

– Ты опоздал, – сказала А-Ри так, словно выносила вердикт. Обвинительный приговор.

Наступила пауза в этом тяжелом разговоре. Маг сжал зубы. Он не знал, как поступить. Случилась катастрофа, но исправить что-либо было не в его силах. Даже боги-хранители едва ли смогли бы что-то придумать. Тем временем А-Ри сочла, что сказано уже достаточно. Она развернулась, чтобы уйти.

– Постой! – воскликнул Яросей. Он не мог оставить все вот так.

Вместо ответа девушка остановилась, слегка повернув и склонив голову набок так, словно внимала ему без особой охоты.

– Я могу войти? – вздохнув, спросил маг.

– Зачем? – холодно удивилась она, не меняя позы.

– Я хочу помочь, – с надеждой ответил посланец Торпа.

– Ты ничем не поможешь.

Она продолжила движение, постепенно уходя во тьму разлома.

– А-Ри! – в отчаянии крикнул Яросей.

– Сколько? – спросил он, когда понял, что «песчинка» в очередной раз остановилась.

– Двенадцать, – ответила она и окончательно растворилась во тьме.

Посланцы Торпэ Дала остались одни. Словно деревянный верховный маг Ордена Света повернулся к Небадубу и встретил его расширенный взгляд.

– Двенадцать…

Башня за их спинами ожила. Выломанные кирпичи сливались в единую серую массу и наползали на разлом, затягивая его. Вскоре отверстие исчезло, а вместо него появилась некрасивая неровная поверхность, напоминающая огромный шрам от рваной раны. Башня померкла, ее больше не золотили лучи закатного солнца. Храм Равновесия на Дневной стороне весь как-то осунулся и сник. Он потерял свое изящество и стал походить на больного старика, что раньше был сильным и здоровым. Геометрия башни явно нарушилась. Тем временем живая серая субстанция не остановила своего движения. Она покрыла все строение словно кокон, сделав его облик совсем неприятным, и посланцы Торпа поняли, что Храм Равновесия отныне закрыт для доступа.

– Чего же нам теперь ждать? – подал голос Небадуб.

– Беды, – ответил Яросей.

***

Здесь им делать было больше нечего, и посланцы стали отдаляться от поверхности земли. С высоты межмирового пространства открывалась удручающая картина. Прежде две башни Храма Равновесия были расположены друг к другу подобно двум сторонам песочных часов, или своеобразным весам. На одном крае мир был окрашен в золотистые полутона. Солнце здесь никогда не поднималось высоко над горизонтом, даря облакам и Храму зачаровывающие оттенки плавно переходящих друг в друга заката и восхода. Другая сторона радовала глаз огромными звездами, луной и свежим ночным ветром. Теперь же Великие Весы потеряли свое идеальное Равновесие – башня на Ночной стороне явно перевешивала. Она заметно потемнела и помрачнела, в то время как часть Храма на Дневной стороне осунулась и померкла.

Возвращаясь в свою обитель, Яросей вспоминал прошлое и страшился будущего. Три тысячелетия назад проступок Улана, еще бывшего богом-хранителем, привел его на судьбоносную развилку. И из двух предложенных вариантов молодой бог выбрал тот, что приблизил его к тому образу, в котором он пребывал и теперь.

Улан действительно был тогда еще молодым богом. Самоуверенным и немного легкомысленным. В глубине его глаз таилась хитринка, но она с лихвой окупалась беззаботной и бесстрашной улыбкой Уланэ Дала. Он встретил А-Ми – сестру Ночи. Как и любой из них, ей оказались близки ветреные забавы, она отрицала запреты и влекла немного распущенной чувственностью. В ее глазах всегда можно было прочитать призыв и обещание. В ее облике сквозила притягательная, искушающая порочность, а в глубине глаз сквозило лукавство.

А-Ми мимоходом очаровала молодого бога. Инстинктивно, не задумываясь с кем играет в привычную игру. А Улан загорелся ею. Он отбросил все доводы разума о том, что «песчинки» Храма Равновесия не сродни обычным женщинам, и что они не пригодны для взаимоотношений в общепринятом понимании. А-Ми играла, не понимая, какой костер она разожгла. А когда поняла, было уже поздно. Сначала Улан действовал уговорами, но этим лишь надоедал прелестнице, желающей вернуться к своим обязанностям в Храме.

Затем терпение бога лопнуло, и он унес полюбившуюся ему сестру Ночи за пределы привычного для нее мира. Этим он совершил непростительный поступок – нарушил Равновесие. А-Ми сходила с ума, оторванная от Великих Весов, своего предназначения и сестры-близнеца – Миры.

У них ничего не получилось. И Улан, озлобленный и испортивший отношения с остальными богами-хранителями, замкнулся в себе. Возможно, он корил себя, или во всем обвинял несчастную А-Ми, которую таковой сотворили все те же боги-хранители. Яросей об этом мог только догадываться…

Не смотря на неудачу в любви Улан так и не смог отпустить от себя девушку. Она потеряла себя, потеряла игривую привлекательность и милое лукавство. Но она была его. И все ниже опускаясь в бездну этих отношений, Улан породил своих истинных последователей – ведьм и геверкопов. Теперь они вершили за него грязные дела, сеяли смерть и ненависть на подвластных им территориях. А территории эти росли…

Чтобы унять душевную боль и восстановить Равновесие, Мира стала той, кто дала жизнь жрицам Торпа. «Песчинка» ушла из Храма, не в силах жить там без сестры и поселилась в одном из предложенных ей миров. Она не была особенно счастлива, прожив обычную человеческую жизнь, но нашла радость в своих многочисленных дочерях, призванных уравновесить сотворение ведьм и геверкопов…

…Верховный маг ступил на Язык демона. На этот раз Уланэ Дал совершил гораздо более страшный поступок. Он уничтожил двенадцать сестер Дня, значительно усилив темную сторону Великих Весов. Этим он что-то купил для себя, и Яросей был уверен, что он очень скоро узнает, что именно.

Он встал на самом краешке Языка Демона и призвал своего бога. Сюда Торп должен был явиться несмотря ни на что. Просто обязан.

В ожидании маг немного отвлекся, наблюдая величественный и умиротворяющий вид, открывающийся отсюда. Он смотрел на долину, развернувшуюся в лучах закатного солнца. Поля – желтые и зеленые – казались лоскутным одеялом, синева озера отражала всю глубину небес. Словно игрушечные, внизу стояли беленые домики, а по песчаной ленте дороги ползли телеги, запряженные быками. Всему этому великолепию придавало золотой оттенок солнце, коснувшееся горизонта. С востока потихоньку подкрадывалась ночь, окрашивая отвоеванные территории в лиловые тона. Но больше всего его трогала игра облаков над равнинным пейзажем. Их мягкие очертания отражали золотой свет, постепенно переходящий в оранжевый и розовый.

– Здравствуй, Яросей, – маг услышал вкрадчивый голос за спиной. Голос, который совсем не ожидал услышать. Он понял, что его время вышло и появления Торпа ему дождаться не суждено. Единственное, что он успел сделать, прежде чем его сознание затопила огненная вспышка боли – это бросить последний взгляд на прекрасную долину.

ГЛАВА 2

Прошло двадцать пять лет…

«Тьма опустилась на мир. Темная буря пронеслась по земле уничтожив все краски сущего.

Небесные светила оказались скрыты, а затем похоронены в замшелых тайниках поработившего мир мрака. Привычные звуки умерли. Воцарилось молчание, сдобренное множеством шепотов, сулящих гибель.

Тьма породила хаос. И хаос обрушился на мир. Он пронесся на крыльях темных тварей, сея разрушения и смерть. Прежнее мироздание обратилось в руины. Движение жизни замедлилось, грозя остановиться. Смерть обосновалась в затененных землях. Ее тлетворные дуновения принесли новый смысл бытия и жизнь покорилась ему. Надежда угасла. Прежние идеалы умерли.

Из мрака и бед родился новый мир, и Темная звезда стала его венцом. Каждый жизненный путь оказался определен ею. Свобода выбора умерла в душах людей. Люди забыли тех, кого любили и забыли себя. Их умы окутали тенета тьмы. Перед ними пролег единственный путь, что указала им Темная звезда».

Пропел петух. Дерва вздрогнула на своем ложе. Она проснулась и резко села на кровати, ловя ртом воздух. Ее зрачки расширились, сердце бешено колотилось от пережитого кошмара. Она озиралась в страхе увидеть опутывающий все мрак.

Но за окном светало, а рядом безмятежно спал ее муж. В доме царили тишина и спокойствие. Занавески легонько шевелил утренний ветерок. Из сада доносились ароматы земли и цветов. Тьма так и не явилась.

Дерва прислонилась спиной к подушке, и ее длинные темные волосы легли ей на плечи волнистыми прядями. В глазах женщины возникло понимание. Это было пророчество. Не просто сон, а голос-видение, который жил особенной жизнью, пока проигрывался в ее голове. Дерва одновременно все и видела, и слышала, она прожила описанные события. Постигла их ужас и безнадежность и пропустила через себя. Она всегда так делала, потому что не умела иначе. Жрицы Торпа так устроены. Для Дервы это было и счастьем, и бедой.

В ее синих глазах застыла отрешенность. Это чувство было единственной защитой от душевной боли, готовой прорваться горькими, безнадежными слезами. Дерва поцеловала мужа и полюбовалась его спокойным лицом, стараясь запомнить. С этого утра срок их жизней пошел на часы.

Жрица встала и оделась в белое платье. Все шло как должно и являлось ее осознанным выбором. Ее слезы не должны были изменить ничего из предначертанного. Впереди Дерву ждал долгий день.

За окном солнце осветило деревню, притулившуюся между лесом и рекой. Это была идиллическая сельская картина, рай на земле. Прозрачно-золотой утренний свет мягко очерчивал линии небольших домов, оставляя ощущение еще не до конца прошедшей дремоты. Сами дома, построенные из беленого камня, имели по несколько круглых окошек. Их крыши были покрыты уложенной плотными рядами желтой соломой. Все строения оставляли впечатление некой рачительности, если не сказать зажиточности.

Чуть ближе к реке земля понижалась, покрытая мягким ковром клевера и манжетки. Разросшиеся травы роняли на землю капли утренней росы и поднимали ото сна желтые и белые соцветия. Дальше начинался берег реки – расчищенный и пологий. Выше по течению длинная мостушка пересекала чуть ли не половину Ручьянки, не слишком широкой в этом месте. За рекой берег повышался, превращаясь в бескрайние луга. Но туда никто и никогда не отваживался ходить.

Дерва отошла от небольшого оконца на кухне, такого милого и привычного. К стенам крепились полки с посудой. Вдоль стен располагались ольховые лавки, сделанные руками Инора, ее мужа. Все здесь напиталось их любовью. Уходили последние минуты, когда она могла насладиться этим миром, что вот-вот должен был кануть в небытие. Она же в это время должна находиться в Святилище. Таков ее путь.

Дерва не хотела бросать все, что было ей дорого. Каждая вещь напоминала о минутах счастья, что светом озаряло жизнь их семьи: ее и Инора, и их детей – красавицы Марижи и маленького Фафика. Святилище звало Жрицу, но Женщина не могла уйти просто так. Этот дом был наполнен смехом ее детей, и ей казалось, что она слышит его и сейчас. Вот-вот маленькая босоногая Марижа вылетит из-за угла и, путаясь в длинной рубашке, побежит в сад, ловить кузнечиков, к которым всегда было неравнодушно ее сердечко. Ее дочь уже выросла, давно оставив позади те беззаботные года… Череда прекрасных моментов проплывала перед глазами Дервы, и предательская слеза все же скользнула по щеке. Любовь Инора, руки дочери, обнимающие ее, первые шаги Фафика…

Дерва вытерла щеки рукой. Времени совсем не осталось. Напоследок она решила заглянуть в комнату дочери – той пора было подниматься, чтобы успеть выполнить ее сегодняшнее поручение. Солнце давно встало, все петухи пропели, а Марижа так и не показала нос на кухне.

Женщина отворила нужную дверь и обнаружила, что ее шестнадцатилетняя дочь уже давно встала и ушла. Видимо это произошло настолько рано, что сама Дерва еще и не думала просыпаться. Ее губы затряслись, страх сдавил сердце. Неужели все будет напрасно?

Но она ничего не могла изменить. Выбор был уже сделан, ее ждало Святилище. Твердым шагом Дерва направилась к выходу, намереваясь навсегда закрыть дверь родного дома. Но не смогла пройти мимо кроватки своего сынишки. Женщина застыла словно изваяние. Она боялась пошевелиться и разрушить это счастье – возможность смотреть на своего ребенка и радоваться каждому его вздоху. Фафик спал сном маленького ангела. Его ресницы были такими длинными, что отбрасывали тени на розовые щеки. В кулачке он держал простынь, а его губки были так трогательно сжаты… Дерва хотела поцеловать его круглый лоб, но побоялась, что тогда совсем не сможет заставить себя уйти.

Святилище звало ее. Деревянной походкой, теряя по пути осколки разбитого сердца, женщина вышла из дома. Ее ноги подгибались, она не чувствовала земли, когда наступала на нее. Калитка осталась позади. Дерва прошла десять шагов. Двадцать шагов. Душившая ее боль потихоньку уступала место другим чувствам. Женщина превращалась в Жрицу, готовую исполнить свой долг перед всеми живущими в этом мире людьми.

Словно в полусне Дерва прошла по пробуждающейся деревне, миновав соседские дома и местный трактир. Пройдя обширный луг, женщина нырнула под сень своего любимого леса. Для нее он всегда был сродни какому-то отдельному идеальному миру, где правили совсем иные законы. Здесь Дерва становилась другим человеком, и была всегда больше Жрицей, чем Женщиной.

Под ноги ей легла знакомая, не слишком исхоженная тропа. В тенистом сумраке леса уже давно проснулись птицы и теперь они выводили свои стройные рулады.

В основном лес был дубовым и деревья здесь редко встречались в ширину меньше, чем смогли бы обхватить пять, или даже десять человек. Это были гиганты, прожившие по несколько сотен лет, и Дерва преклонялась перед их древней мудростью. Еще на пути жрицы попадались вязы и буки. Эти деревья тоже были весьма преклонных лет и всегда казались ей задремавшими старцами, больше глядящими внутрь себя, нежели наружу. Мудрено ли, что предки назвали лес Дримом? Он был живым, одушевленным, и жрица считала, что имя, данное лесу, в полной мере отражало его сущность.

Дерва шла по утоптанной тропке, перешагивая через корни деревьев. Ее белое ритуальное платье ярко выделялось на зеленом лесном фоне. Жрица вышла на знакомую поляну. Она уже не надеялась, что, когда спустится ночь, на этой поляне, словно отражая звезды, появятся сотни зажженных лучин, принесенных верующими. Но в ее сердце поселилось смирение и понимание необходимости жертвы, которую еще только надо будет принести. В центре поляны рос гигантский тысячелетний дуб. Это было огромное дерево, полное жизни. Это было Святилище дуба.

***

Время пронеслось незаметно, и вот уже солнце стало стремительно клониться к закату. Для Марижи это был долгожданный день, и он превратился в не менее долгожданный вечер. Девушка шла с легкой, улыбкой на губах, мечтая о том времени, когда тени сменятся сумерками и за ними спустится красавица-ночь. От сладостного предвкушения у нее в душе появилось чувство, будто она парит, как птица. Ведь она сможет остаться со своим женихом только вдвоем.

И только одна мысль омрачала приятное нетерпение девушки. Марижа возвращалась из Дрима с корзинкой лечебных ягод для младшего братика. Уже вторую неделю малыш болел и не переставал кашлять. Фафик был еще совсем кроха. Мать послала Марижу на дальнюю опушку леса, к Лысому ручью. Этот ручеек пробился на поверхность среди нагромождения камней и скалистых выступов, оставшихся от разрушенного временем утеса. Только в таких камнях и росли нужные ей ягоды уекулы. Сейчас им как раз было время поспевать.

Весь день потратила Марижа на этот поход. Она встала настолько рано, что солнце еще не показалось над горизонтом. Воздух был наполнен ночными ароматами, вокруг царила бархатная тишь. Девушка кралась как кошка, стараясь не никого не разбудить, и посмеивалась про себя, представляя, как мама, должно быть, сильно удивится, когда проснется и увидит, что дочери уже и след простыл. Она сложила на дно большой корзины хлеба и немного овощей, чтобы было чем утолить голод в течение дня, и отправилась в путь.

Мариже очень хотелось выполнить наказ матери и успеть на праздник. И ей это удалось! Не огорчали ее ни в кровь расцарапанные руки, ни усталость, поселившаяся в теле. Она знала, что стоит ей окунуться в волнующую атмосферу гуляний, как все это перестанет иметь значение. Не зря же она так торопилась вернуться не позже заката. Времени привести себя в порядок, и приготовить настой для братишки у нее было предостаточно. Оставалось еще и на то, чтобы помочь матушке по хозяйству.