Kitobni o'qish: «Миа: Тьма над Горным краем – 1»
1. Сюрпризы в день рождения
По ту сторону стекла звонко пели птицы, догорало, купаясь в солнечном свете, наше не слишком-то жаркое северное лето. По контрасту с ярким радостным днем в моей комнате было сумрачно и душно. Как же не хватает воздуха и простора! Я забралась с ногами на подоконник и обдумывала план побега из отчего дома.
Отец не впервые запирает мою дверь магией в качестве наказания. Почти две недели я провела в этих надоевших четырех стенах, но нет сомнения: едва герцог позволит мне выйти, мачеха придумает новый повод. Кажется, ее раздражает само мое существование. Сколько раз я хотела бежать, кажется, в любом другом месте будет лучше…
Крохотная серая пичуга уселась на веточку ильма, неподалеку от моего окна. Легкое тело, быстрые крылья, которые вмиг унесут ее далеко-далеко – на секунду я позавидовала птичке, ведь она свободна и вольна жить так, как ей вздумается.
Но нет, я не птица, мне мало одной лишь свободы от придирок и нагоняев. Я вздохнула и, прикрыв глаза, потерла виски. От жизни я хочу большего. Прежде всего, учиться. Герцог может отобрать книги, которые дал мне любимый учитель, но никогда не заставит позабыть мечту о путешествиях! Да, я хочу ездить по миру, собирать старинные легенды и мифы, давать им новую жизнь, открывать смыслы, искаженные в веках. Как можно быстрее покинуть этот дом, учиться, работать, повидать свет – вот что мне требуется. А вместо этого…
За окном промелькнула тень. Звонкую трель оборвал резкий торжествующий крик хищной птицы. Сердце екнуло от жалости, я вновь взглянула на ильм, где минуту назад весело распевала беззаботная птаха. Ветка опустела и слегка покачивалась на ветру. Два серых перышка кружились, словно танцуя.
В дверь постучали, и я, обернувшись, вопросительно уставилась на заглянувшую в комнату приятельницу.
– Сьерра Миарет, его светлость вызывает вас. Герцог Оленрадэ в кабинете.
Служанка, улыбчивая полугномка в белоснежном чепце, приплясывала от нетерпения и мяла в руках подол накрахмаленного фартука. На симпатичном лице с румянцем во всю щеку мешались волнение и любопытство. Видно было, что ей не терпится узнать, зачем вдруг хозяину понадобилась старшая дочь.
Вот и мне интересно – просто так отец никогда меня к себе не приглашает. Кроме того, я наказана, и печать запрета на двери не даст мне выйти.
– Его светлость сказал, что разрешает выйти, – словно услышала мои мысли горничная.
Я подняла бровь, изумленная милостью герцога. С чего вдруг он сократил наказание? Неужели вспомнил о том, какой сегодня день? Глупое сердце забилось чаще от закравшейся надежды.
– К нему, кажется, кто-то приехал, Зора? Я слышала голоса во дворе.
– Да, сьерра. Прибыл его высочество принц-консорт.
Тем более странно: к гостям меня никогда не зовут. Впрочем, визит принца к лучшему – при своем старшем брате отец вряд ли устроит мне выволочку.
– Хорошо. Иди, я сейчас буду.
Зора вышла, а я спрыгнула с подоконника, машинально расправляя складки на домашнем платье из грубой, давно вылинявшей ткани. Подошла к зеркалу в старой, растрескавшейся раме, которое висело на стене у кровати. Мутная от времени поверхность отразила привычный образ: мелкую, щекастую пышку со взлохмаченными светло-русыми косами. На бледном лице выделялись слишком пухлые, на мой вкус, губы и большие глаза. Состроила гримаску отражению; как сумела, заправила за уши выбившиеся пряди и выскочила в коридор.
О Шандор, как же прекрасно просто выйти из ненавистной комнаты! Но наслаждаться свободой не позволила тревога, поселившаяся в сердце.
Что нужно герцогу?
***
Вскоре я это узнала, и новость, которую сообщил мой отец, герцог Оленрадэ, раздавила меня. Казалось, именно сегодня, в день моего рождения, ничто не предвещало подобного. Я давно не жду подарков и поздравлений, и надеялась, что, как всегда, в этот день обо мне просто забудут. Но, как выяснилось позже, именно потому, что сегодня мне исполнилось семнадцать, отец подготовил сюрприз – сообщение о грядущих переменах в моей жизни.
– Ваша Светлость, – называть так собственного отца тошно, но привычно – это одно из его требований. Главное, не сорваться и не выдать то, что на самом деле крутится на языке (суровый нрав герцога хорошо знаком нам, его домочадцам). Сейчас, когда вот так внезапно решается моя судьба, лучше не выводить его из себя, не то будет хуже. – Прошу, позвольте мне самой выбрать, на кого учиться! Ведь мне придется заниматься этим всю жизнь… – под жестким взглядом отца я отступила, сбилась и пролепетала сквозь слезы: – Только не зельеварение…
Ни о чем не хотела просить этого черствого человека, но все-таки скатилась к мольбам, и это окончательно меня добило – сама себе казалась сейчас маленькой и жалкой, недостойной даже внимания. Голос был слаб и дрожал. Непролитые слезы жгли глаза, застревали горьким комом в горле. Стоя посреди просторного, светлого кабинета перед отцом, мачехой и расположившимся на диване принцем-консортом, герцогом Аццо, я вся сжималась от смеси робости, страха и гнева. Эти чувства попеременно брали верх, и, казалось, еще немного и я забуду вбитые с детства установки, что настоящая сьерра не показывает на людях своих чувств.
Молчание было мне ответом. Человек, который с детства пренебрегал мною и не смог дать даже капли родительской любви, сидел в одном из роскошных кресел перед камином, положив ногу на ногу, и спокойно изучал меня взглядом, словно рассматривал в магическое стекло редкое насекомое. Синий, богато расшитый золотом камзол выгодно оттенял его умные серые глаза, в которых читался легкий интерес, пополам со скукой и раздражением. Тяжелая пауза была особенно выразительна по контрасту с моим недавним отрывистым лепетом.
Наконец, герцог обратился ко мне, раздраженно поглаживая подлокотники кресла, словно заставлял себя оставаться расслабленным и спокойным. Еще бы, не будь здесь его брата, принца-консорта – супруга нашей милостивой королевы Иоланты, – не постеснялся бы наградить меня оплеухой-другой за то, что посмела возражать. Да и мачеху тоже сдерживает только присутствие высокого гостя – вон как она судорожно обмахивается расписным шелковым веером эльфийской работы. Бедняжка сейчас задохнется из-за моей черной неблагодарности и, того и гляди, сломает дорогую игрушку. Белокурые кудряшки выбились из ее высокой прически и разлетались от поднявшегося ветерка.
– Девочка, ты пока просто не понимаешь, что для тебя хорошо. Необходимо доверять более опытным взрослым. Конечно, ты не будешь зельеваром. Разве благородной сьерре пристало работать? Что за глупости? Странно, что приходится указывать тебе на это. Думал, ты лучше воспитана. Я спрошу за это с твоего бывшего наставника мэтра Силаба.
– Да, брат, ты крепко просчитался с выбором преподавателя для дочки! Чему хорошему может научить этот старый вольнодумец? – отозвался принц-консорт. Нахмуренные брови королевского супруга не на шутку взволновали родителей.
– Мы не знали, что Силаб не угоден вам, Ваше Высочество, – вступила в разговор мачеха. – Он брал так недорого за свои труды и заменял нескольких учителей. Ах, Винерт непременно желал воспитать это несносное создание, как благородную сьерру. Хотя не понимаю…
Принц Дитрик сделал нетерпеливый жест, обрывая ее:
– Естественно, моя племянница должна была получить самое лучшее образование.
Его непререкаемый тон подействовал даже на мачеху, она притихла и поклонилась, бросив на меня раздосадованный взгляд. А я почувствовала искреннюю благодарность к принцу. Дядю я видела редко, но он неизменно бывал добр со мной, хотя я робела перед его титулом. Супруг королевы – высокий блондин с небесно-голубыми глазами и приятными чертами лица – неизменно одевался в цвета королевской династии Ильса: камзол, расшитый по вороту серебристым галуном, ладно сидел на его худощавой фигуре. Хотя его возраст приближался к ста десяти годам, принц Дитрик выглядел лет на тридцать пять – сказывалось, что он чрезвычайно сильный маг. Мой отец младше лет на пятнадцать, но рядом с принцем смотрится старшим братом.
– Так и есть, – поспешил оправдаться отец. – А мэтр Силаб, несмотря на чудачества, прекрасный учитель. Ты не можешь отрицать этого, Дитрик. Но теперь я жалею, что лично не проследил за учебным процессом. Боюсь, упрямство и своеволие Миарет – результат его стараний. Он поплатится за это, клянусь…
– Но, мой лорд!.. – тут же вступилась я, угрозы в адрес учителя напугали гораздо сильнее, чем все предыдущие заявления отца. Не хочу, чтобы из-за меня пострадал добрый гном, который заменил мне и друга, и родителя. А еще внушил, что и без магии можно добиться многого, стоит только по-настоящему захотеть.
– Закрой рот! – герцог все-таки не сдержался, но быстро взял себя в руки. – Скажу откровенно, мне идея с университетом не нравится. Предоставлять излишнюю свободу безмозглой девице, пусть она и будет под надзором… Хотел бы я поскорее выдать тебя замуж и переложить все проблемы на твоего супруга! Но по закону до восемнадцати это вообще невозможно, так что придется учиться, хочешь ты этого или нет.
– Стоит уже сейчас подыскать достойного жениха, Винерт! – снова вмешался принц Дитрик. – Важно выбрать лучшего среди кандидатов. Свадьбу отложим до окончания университета, пусть помолвка длится несколько лет. Твоя дочь еще слишком юна, и жених, конечно, согласится подождать.
Я рассматривала ковер: нужно сосредоточиться на причудливом орнаменте и дышать: вдох-выдох. Успокоиться и не задаваться вопросом: отчего принц городит весь этот вздор? Какая помолвка?
– Ваше Высочество, неужели вы считаете, что проблем с поиском жениха не возникнет? – вновь решила поспорить мачеха.
– У меня в этом нет сомнений, сьерра, – спокойно и холодно ответил принц, даже не взглянув на нее.
– Но у Миарет ведь нет дара! – возразила герцогиня и поджала губы. Видимо, обидная холодность принца ее задела.
– Не сомневайся, Доретт! Уверен, кто-нибудь да клюнет на такую смазливую мордашку, – подтвердил отец. – И ничего, что девочка почти без дара, зато наш род – один из самых знатных и сильных в Ильсе. На наследниках отсутствие благословения Шандора не отразится – мы советовались с ее величеством, она знаток в таких вопросах.
Они говорили обо мне, словно о племенном животном. Но еще отвратительнее сама перспектива брака с незнакомцем, которого прельстит во мне только знатный магический род. О, Шандор, слышишь ли ты меня? За что?! Слезы против воли покатились по щекам. Что ж, они умеют уговоривать: теперь я согласна учиться на зельевара или на кого угодно. Главное, с браком дотянуть до совершеннолетия, а после двадцати одного года вы меня больше никогда не увидите, мои лорды!
– Не смей реветь! – вновь повысил голос герцог и продолжил нахваливать свое решение, якобы втолковывая прописные истины глупой мне, а на деле – из желания порисоваться рассудительностью перед влиятельным родственником: – Тебе известно, что каждая благородная сьерра, должна выполнить долг перед родом. Чтобы стать достойной того общества, куда тебе предстоит войти, мало родиться в знатной семье, нужно завершить образование в университете или академии, научиться владеть даром, а затем выйти замуж за достойного эйса. Мой выбор пал на Магический университет Горного края и я договорился с ректором по поводу… – герцог запнулся, подбирая подходящую характеристику той капли дара, что мне досталось, – особенностей твоей магии.
Вот как он заговорил?! Я даже плакать перестала от удивления. Обычно он назвал и меня и те крохи магии, что мне достались – проклятием, позорным пятном на имени рода. А сейчас, настолько тщательно подбирает слова. «Особенности магии» – надо же! Что с ним? Стесняется принца?
– Зельевар – продолжал гнуть свою линию его светлость, – занятие, которое позволит развить даже такой скромный дар магии земли, как твой. У тебя будет комната в общежитии на ближайшие пять лет. Это превосходное место для воспитания характера благородной сьерры. – Заметив слезы, вновь повисшие на моих ресницах, герцог окончательно вышел из себя и повысил голос: – Твои слезы сейчас – к чему? Что за капризы? После всех моих забот и проблем, которые ты создала для рода… Это черная неблагодарность!
***
Я молчала, низко опустив голову. Обида от резких слов нестерпимо жгла сердце. Но если герцог Оленрадэ хотел, чтобы я чувствовала себя ничтожным паразитом, тянущим соки из древа рода, то крупно просчитался. Теперь я испытывала лишь гадливость ко всему, что имеет отношение к роду дей’Холлиндор. Особенно к человеку, в доме которого выросла.
Да разве не он виноват, что во мне тлеет лишь слабая искорка магии, вместо того сильного дара, на который я имела право как законная дочь старинного рода? Разве не он принудил мою мать к браку без любви, женившись только ради приданого? Мать не хотела иметь от него ребенка, но все-таки родила. Результатом несчастного брака стала я – дитя, лишенное благословения Шандора, без родовой магии. Ребенок, не знавший родительской любви. Я почувствовала, как от гнева дрожат руки. Слезы высохли. Трудно было сдержаться и не высказать всего, что накипело.
– Но давайте же узнаем, чего хочет от жизни девушка, – снова вмешался принц-консорт, и на этот раз очень кстати. – Говори же, дитя! Возможно, мы отыщем решение, которое удовлетворит всех. О если бы это было так! Вот он – мой шанс.
Я подняла голову и расправила плечи: – Я хотела бы серьезно заниматься историей мира и литературой, для этого совсем не нужна магия, – голос звучал хоть и тихо, но достаточно уверенно. Ненавижу просить, но наступить на гордость сейчас необходимо.
– Пожалуйста, Ваша Светлость, позвольте мне поступить в Школу Искусств при Королевской Академии…
Я росла одиноким ребенком, без друзей и любви родителей. С детства находила отдушину в рассказах учителя о минувших эпохах, прочла все книги по истории, какие только удавалось стащить из отцовской библиотеки. Грезила тайнами прошлого и возможностью изучать древние манускрипты, записывать старинные легенды, пока они еще не стерлись из народной памяти!
Сжимаю кулаки наудачу, жду ответа. Только бы не прозвучало «нет». Зажмурилась – смелости не хватало, чтобы смотреть сейчас герцогу в глаза. О Великий Свет! Пусть это будет «да»! Я ведь не собираюсь тратить жизнь, гоняя слуг и опустошая лавки портных и ювелиров, как это делает мачеха. Чтобы ни говорили мне о замужестве, я намерена работать. Профессия и знания мне нужны именно для этого. Но сгибаться над чадными котлами, отмерять по унциям слизь боргов[1] или порошок из рыжих кальварских тараканов – брр!
– Но послушай… э.. Миарет, – Винерт дей’Холлиндор произнес мое имя с запинкой, словно вспоминая его (клянусь, так и было – отец его забыл!), возвращая меня с небес на бренную землю. – Дочь моя, боюсь, ты не понимаешь своего положения.
Сердце упало. Значит, все-таки – «нет». Герцог разом похоронил мои мечты, его они не интересуют. Плечи поникли. Трудно передать всю гамму моих чувств – злость, обида, разочарование. Но крохотная надежда еще теплилась. Вера в лучшее будущее так просто умирать не желала. Упрямая.
А герцог продолжал давить.
– Ты – крайне слабый маг, и если появишься в столичной академии, поползут слухи, что моя дочь – бастард. Нам сплетни не нужны. В Горном краю учатся, в основном дети простонародья, ты затеряешься среди них, и никто не узнает о позорном пятне на добром имени нашего рода. О, вот и вернулась прежняя риторика про позорное пятно. Вежливости у его светлости хватило ненадолго.
Его высочество поднял брови и, видимо, хотел возразить, но герцог жестом попросил не перебивать: – Да, помню-помню, факт измены не подтвердился, ведь родовой артефакт принимает Миарет, но это не столь важно. Знаю одно: у моей дочери, – он повысил голос на слове «моей», – такого слабого дара просто не может быть! Следовало бы сразу лишить тебя рода. А я столько лет воспитывал тебя, как благородную сьерру. Ценишь ли ты это? Вижу, что нет.
________________________________________
[1] Борг – хищник, обитающий в болотистых местностях в южной зоне всех материков. Серо-белый гигантский червь с ядовитыми железами.
***
Демонстрируя недовольство, герцогиня Оленрадэ заработала веером с удвоенной энергией. Поднялась локальная буря, и легкий изумрудный шифон ее верхнего платья пошел красивыми волнами, словно стяг на ветру. Колебания воздуха долетели и до герцога – его зачесанные назад светло-русые волосы слегка растрепались. Недовольный этим, он укоризненно тронул супругу за руку, и настырный веер был захлопнут с сухим щелчком.
Но, как оказалось, для меня было бы лучше, если бы герцогиня работала веером, а не языком.
– Обучение в столичной Школе Искусств начинается с восемнадцати лет, – вставила она в разговор свои десять хилдо[1]. В нежном голоске сьерры Доретт слышалось беспокойство. – Дорогой, терпеть дерзости Миарет еще год – выше моих сил! К тому же там учат только за плату.
Я возмущенно втянула воздух – драгоценная заботливая мачеха и мое наказание все пять лет, с тех пор как герцог Оленрадэ вновь женился! Вот уж по кому я не стану скучать.
По глазам отца я видела, что каждое слово супруги только укрепляло его в уже принятом решении. Он слишком хотел избавиться от меня, а если уж представилась возможность потрафить своей скупости…
У его светлости словно прибавилось энергии, он с энтузиазмом продолжил нотацию, но я уже не вникала, так как поняла главное – решения он не изменит. Мне предстоят долгие годы обучения делу, которым я ни за что не стану заниматься.
– Воображаешь, что я буду и дальше содержать тебя, отнимая часть наследства от другого своего ребенка, более одаренного? Тебе семнадцать, в этом возрасте ты уже вполне готова к самостоятельной жизни в университете, под надежным присмотром опытных наставников. Я буду выплачивать пособие на твое содержание. – Тут хорошенькое личико мачехи исказила хмурая гримаска. Герцог наверняка подметил это и добавил: – Не слишком большую сумму, ты должна понимать свое положение. Учись быть скромной и послушной, чтобы в будущем не опозорить наш род и эйса, которого мы изберем тебе в мужья.
Каждое из его слов как пощечина. Отец словно каменной плитой накрывал мои надежды.
– Но почему именно зельевар? – всхлипнула я, делая последнюю попытку вырваться из тисков отцовской воли и долга перед родом. Мне стало безразлично, будут на меня орать или нет. – Древняя литература – моя мечта и призвание! А вы…
Герцог в крайнем раздражении так ударил кулаком по деревянному подлокотнику кресла, что тот раскололся надвое. Глухой удар прозвучал в тишине комнаты раскатом грома:
– Выброси эти глупости из головы! – заорал он. – Упрямая капризная девчонка! Призвание ее… Никакой муж не позволит тебе слоняться по пыльным архивам. Забудь! Пора развивать дар хотя бы в малой степени! Старание и систематические занятия практической магией тебе обязательно помогут… – Он резко оборвал фразу и подытожил безапелляционно: – Ты поступишь в Магический университет Горного края. Готовься к отъезду, завтра на рассвете я доставлю тебя в Виал.
__________________________________
[1] Хилдо – мелкая серебряная монета. 100 хилдо =1 золотой лей.
2. Мне делают подарки
Не помню, как вернулась к себе. Навзрыд ревела, уткнувшись в подушку, но слезы скоро иссякли. Однако я еще долго всхлипывала, болезненно перебирая в памяти хлесткие фразы отца. Порушенные планы казались чем-то второстепенным.
Бастард… Вот что мучило меня сейчас.
Я почти не обратила внимания, когда его светлость употребил именно это слово. Сочла очередным оскорблением. Но похоже, в раздражении он выдал тайную мысль. Герцог не может доказать, что я бастард и на этом основании выкинуть меня из дома. Он стесняется бездарной дочери, скрывает меня ото всех, опасаясь нелестных слухов. Как я раньше этого не понимала? Стало больно, и в то же время я почувствовала огромное облегчение, словно свежий ветер ворвался в комнату и унес лишние мысли.
Что если герцог действительно мне не отец? Тогда, получается, я незаконнорожденная? Но как такое возможно, ведь в детстве я дважды проходила испытание на кристалле рода. Это независимый и непреклонный судья, ошибки исключены. Он без сомнений отторг бы бастарда. Будь я действительно чужой для дей’Холлиндоров, моя участь решилась бы сразу. Если при первой проверке родовой артефакт не признает новорожденного, тот будет официально объявлен безродным, лишен магии и отправлен в какое-нибудь дальнее поселение на милость чужаков. Никому нет дела до несчастного изгнанника, даже родителям. Особенно им. В нашем королевстве безродному живется хуже, чем приговоренным к каторге. В обществе, где принадлежность к касте знати возведена в абсолют, изгои обречены на одиночество: им запрещено жить в крупных городах, заводить семью и детей; за нарушение – вечная ссылка на Прóклятые острова, затерянные в океане далеко на севере.
Закон о бастардах, установленный еще Великим Шандором в первоначальные эпохи, жесток и действует во всех странах, где правят человеческие династии. Как рассказывал учитель, это обеспечивает рождение сильных магов исключительно в семействах аристократов – так знать защищает право на власть. Могущественные маги в человеческих королевствах – сплошь потомки от браков с великими магическими расами: драконами, демонами и эльфами. Только знати дано управлять всем в государстве.
Трудно сказать, сколько в нас, жителях мира Андор, осталось изначальной человеческой крови. За прошедшие со времени появления людей тысячелетия, не только знать, но и простолюдины с удовольствием смешивали кровь с представителями магических рас. Все ради обретения дара. Потому среди крестьян, ремесленников и торговцев тоже немало магов. Но простым людям позволено сочетаться браком только с представителями младших магических рас – оборотней и гномов, их магия слаба и не универсальна, однако, является прекрасным подспорьем в ремеслах и передается потомкам даже в третьем поколении. Оружейник-полугном, владеющий магией огня способен производить уникальное по свойствам оружие. Услуги садовника, мага земли, всегда будут востребованы. В нашем мире маг-ремесленник достигнет богатства и почета быстрее и легче собрата без дара. Естественно, не будь сурового закона, по которому бастарда полностью лишают магии, простонародье принимало бы отверженных из знати весьма охотно, и вскоре у наших правителей, возможно, появилась бы достойная конкуренция.
Так, возможно, я все-таки бастард? Незаконный ребенок, которого по какой-то странной причине не отослали, не изгнали из рода. Это объяснило бы и горькое разочарование отца, ненависть матери, которая прожила всего несколько лет после моего рождения и даже видеть меня не желала. Я помню это смутно. Мое стремление к маме и ее крики: «Уберите ее!» Тогда это впервые разбило мое детское сердце… Отца я всегда очень боялась и быстро выучилась прятаться, заслышав на лестнице его тяжелые шаги.
Нелюбимая, нежеланная самым близким людям. Плакать больше не хотелось. У нас говорят: оплачь и отпусти. Я отпустила. Теперь могла думать о прошлом без губительной жалости к себе.
В шесть меня отослали в поместье в сопровождении пары гувернанток. Там прошло несколько относительно счастливых лет. Я училась, читала все подряд и обрела первых в своей жизни друзей. Ребята из деревни, вместе с сыном управляющего поместьем Лессли, тайком проникли в господский сад. В начале рассматривали меня во все глаза, как диковинку. А я сидела с книжкой на скамье и с не меньшим любопытством разглядывала их. Смуглым сорванцам казались странными мои светлая кожа и волосы, но через полчаса мы уже весело играли за оградой поместья, подальше от глаз гувернанток.
Я часто убегала к друзьям после уроков, это был риск, и однажды он привел к катастрофе. Тогда герцог явился с одной из внезапных проверок моей успеваемости, и нашел меня не в доме, а на деревенской улице, где я играла с крестьянскими детьми в салочки – совершенно неподобающее поведение для юной сьерры. Разразилась буря, нет – ураган! Отец за ухо отволок меня в поместье, а оттуда, уволив нерадивых гувернанток, вернул в столичный особняк.
Отец… Надо отдать должное герцогу, несмотря на раздражительность и нетерпимость к малейшим ошибкам, он уделял внимание моему обучению, нанимал учителей, заставлял отчитываться о пройденном. Благодаря ему, к семнадцати годам я знала тот минимум, который необходим девушке из знатного семейства в дальнейшей жизни – для поступления в университет или замужества. Несмотря ни на что меня воспитали как благородную сьерру. Я должна сказать спасибо за такую милость? Да ни за что, ведь это лишь дань светским условностям, а не искренняя забота и любовь! Мне казалось, герцог Оленрадэ вообще не способен на такие чувства, но с рождением брата, наследника титула, убедилась, что это не так.
Долгое время после смерти первой супруги герцог не женился, но пять лет назад вступил в брак с юной вдовушкой – баронессой Кеннвиг. С появлением в доме сьерры Доретт, началась ее тайная война против меня. Мачехе был тогда двадцать один год, мне – одиннадцать – разница в возрасте небольшая, и я надеялась найти в ней друга. Но не случилось: Доретт сразу невзлюбила меня. Единовластно управляя домом, она считала потерянным каждый хилдо, если он потрачен на падчерицу. Под предлогом обустройства детской для родившегося наследника, меня выселили из жилой половины особняка на этаж для слуг, в комнатку старой няни герцога, которая умерла несколько лет назад. С тех пор помещение пустовало и постепенно превращалось в чулан для отслужившей свой срок мебели.
Впрочем, переезд меня совсем не огорчил – жить подальше от мачехи и герцога я была только рада. Не беда, что комнатка мала и похожа на склад, я хорошенько вычистила мусор и пыль. Горничная Зора, сильная в бытовых заклинаниях, помогла избавиться от лишнего хлама. И здесь стало даже уютно. Потертое кресло, хромоногий столик для письма – под сломанную ножку пришлось подложить кирпич для устойчивости, узкая кровать с расписным деревянным изголовьем, растрескавшимся и потемневшем от времени, но все-таки чудесным. Старинная мебель таинственно потрескивала ночами; это не пугало, но будило воображение: казалось, предметы обстановки рассказывают друг другу истории о том, что повидали на своем веку.
Сильнее всего скупость мачехи отражалась на моей внешности, точнее на гардеробе. Вернее, на почти полном его отсутствии. Леди Доретт убеждена, что молодая девушка моего положения должна иметь не более двух платьев: одно для дома из дешевого сукна, другое – на выход из грубой шерсти. Последнюю обновку мне справили полтора года назад. И проблема вовсе не в том, что у любой служанки наряды намного лучше и менее поношены, просто я сильно подросла за последний год и платье выглядят не совсем прилично, открывая ноги по щиколотки, что для взрослой девицы любого положения неприемлемо. О белье, многократно заштопанном, молчу, его хотя бы не видно.
Я заглянула под кровать и нашарила ручку небольшого дорожного сундучка. Здесь я хранила свое сокровище – два тома иллюстрированной истории Андора – книги, которые я утащила из библиотеки в поместье, да так и не вернула, когда пришлось уехать. Не смогла расстаться. Пусть они будут со мной, ведь я отправлюсь в неизвестное будущее.
Прикрыла томики бельем – собрала все, что имелось – две смены. Уложила даже ночную рубашку, сегодня буду спать в нижней сорочке. Отыскала в шкафу старую газету и упаковала тапочки на плоской, стершейся подошве, которые ношу летом. На этом сборы почти закончены, домашнее платье положу сверху, когда разденусь на ночь. То же и со средствами гигиены. На глаза вовремя попался набор для шитья в небольшом плоском ящичке: швейный артефакт, пара катушек, ножницы, игольница, несколько ленточек – все это богатство отправилось в сундучок. Выходное платье надену в дорогу, а чтобы скрыть его недостаточную длину, наброшу сверху плащ. На ноги – единственные ботинки, уже почти осень и на улице слякотно. Вот и все, что у меня есть.
***
В дверь без стука вошла личная горничная мачехи. Дородная девица с задорно вздернутым носиком и рыжими волосами собраными в тугой узел на затылке. Эрмина раньше казалась неплохой девушкой, но с тех пор, как госпожа герцогиня назначила ее доверенной служанкой, характер у нее сильно испортился – важничает и задирает нос перед всеми слугами, кроме дворецкого и камердинера его светлости. Естественно, со мной тоже не церемонится.
Уверенной походкой камеристка прошла к кровати и небрежно скинула на покрывало стопку одежды.
– Ее светлость герцогиня велела отдать вам эти платья, чтобы вы не позорили честь рода дей’Холлиндор. – Эрмина одарила меня высокомерным взглядом и бросила перед тем, как выйти: – А те тряпки, что вы здесь таскали – оставьте в комнате, сгодятся на ветошь.
Невиданная щедрость! Мачеха убоялась слухов, будто герцоги Оленрадэ – последние скряги, и раскошелилась мне на новый гардероб. Невесело усмехнувшись, я подошла к кровати, где неровной стопкой лежали обновки. Обновки? Да как бы не так! Два самых нелепых балахона из всех, что мне приходилось видеть!
Я развернула первое из платьев – темно-серое, закрытое, с длинным рукавом, без корсажа, но неумело присборенное на талии. Застежка спереди – это большой плюс, не надо никого просить о помощи. Дешевая шерсть уже заметно потерлась на манжетах и вороте. Даже без примерки видно: в талии мне будет велико – Эрмина любит булочки гораздо больше, чем я. Что ж, как ни противно, но даже этот кошмар – все-таки намного лучше, чем мое старое вылинявшее платьишко. И нет – свое «выходное» платье я им не оставлю, пущу его на окантовку ворота и рукавов. Это и украсит, и освежит убожество темно-серого безобразия.
Второе платье выглядело откровенно убого – дешевенький ситец неопределенного цвета с нелепыми разводами. Сперва показалось странным, что платье совершенно новое, Эрмина явно его не носила. Но после того как я приложила его к себе и оценила вид в зеркале, стало ясно, почему оно как новое – никто добровольно такой кошмар не наденет! Грязно-желтый цвет, который с большой натяжкой можно назвать горчичным, сделал мою кожу болезненно-серой. Я не расстроилась, сразу же окрестила это оскорбление почтенного цеха портных – рабочим халатом и засунула в сундучок. Мое домашнее платье, то, что сейчас надето на мне, так и быть, останется здесь, раз уж мачеха нуждается в ветоши.
А вот темно-серым платьем хотелось заняться вплотную, и пока есть время подогнать по фигуре. Решив примерить его, я быстро скинула повседневное платье, оставшись лишь в нижней сорочке. Взгляд невольно скользнул к магической метке на правом предплечье. Болезненное, неприятное чувство, похожее на стыд, привычно кольнуло душу. Бледно-зеленая, узенькая полоска, вроде татуировки, браслетом охватывала тонкую руку. Рисунок нечеткий, словно полустертый, в нем с трудом различимы мелкие, уродливо скрученные листочки.
