Kitobni o'qish: «Бомжиха», sahifa 2
Надя (всхлипывая). Нет вшей. Нас проверяют и дезинфицируют. А внешне не все грязные. Всех по-разному одевают, и все по-разному должны выглядеть. Смотря, что клянчить. Истории опять же разные. Я вот мордой не вышла аристократку изображать. Из деревни приехала – деревню и показываю.
Екатерина Аркадьевна. Вот жизнь! Все-таки ты, как по телеку показывали, работаешь у них? Зарплата хоть ничего? Может и мне подработать? Надь, пенсии не хватает категорически! А изобразить могу кого угодно. Жё не манж па си жур, подайте депутату Государственной думы… Эх, сейчас неактуально, никто депутату не подаст. Скорее, побьют, Надь. Этот образ не годится! А могу и честно говорить: бывшая учительница французского просит подать на поездку к морю. На еду не хватает, но больно хочется море повидать. Валерка обещал напоследок отправить, а когда он этот «последок»? Откуда нам знать, может завтра? Надо бы заранее…
Екатерина Степановна присаживается на скамейку рядом с Надей.
Екатерина Аркадьевна. Иногда я сижу с детьми, Надь. Подрабатываю бебиситтером. Ха! Нынче так нянька к детям называется.
Надя перестает всхлипывать и удивленно смотрит на Екатерину Аркадьевну.
Екатерина Аркадьевна. А что ты удивляешься? Нет, конечно, очереди ко мне нет. Я бы тебе, Надь, соврала, если бы сказала, что я нарасхват. Минусов у меня, Надь, немного, но давай признаем, они есть. Во-первых, я пью! И во-вторых, пью и в-третьих, тоже пью.
Надя. Бросить не пытались?
Екатерина Аркадьевна. Бросить? Нет, не пыталась. А зачем? С мужем-поэтом мы тоже пили, но в меру. Иногда, кончено, меру превышали, но в целом держались, в отличие от многих наших друзей, неплохо. Молодцом держались. Понимаешь, неожиданно он умер. Вдруг, раз – и нет человека. Рак, Надь, он не смотрит, кто поэт, кто прозаик, а кто мразь последняя. Жахнуло, знаешь, неожиданно, и угас в одночасье… Он умер, и запила я уже не в меру. А сын погиб – совсем не в меру. Потом меня с квартирой надули. Думала продать нашу трешку – тут в центре, неподалеку мы жили. Купить себе однокомнатную, а куда мне одной больше – ни детей теперь, ни внуков. На остальное купить, что получится, и сдавать. В итоге оказалась тут в коммуналке, с пенсией. Пыталась как-то деньги вернуть, справедливости искала. А мне: не рыпайтесь, бабуля, а то и без коммуналки останетесь. «Есть где жить, – говорят, – вот и радуйтесь». Одна. Уволили… Ну, ты знаешь. Короче, куда тут бросать пить, а, Надь? Детишки как-то вначале ходили ко мне заниматься. Но время идет, народу подавай английский. Говорят, зачем нам ваш, Екатерина Аркадьевна, французский? Кто на нем говорит? Надь, те же говорят, кто и раньше! Но не нужен! Се ля ви!
Надя. А сейчас с кем же сидите? С какими детишками?
Екатерина Аркадьевна. С детишками, Надь, такой же алкашни! Я сижу тут на площадке. Они выгуливают своих отпрысков. До парка им дойти лень! Тут сидят, пиво пьют и детей выгуливают. Знаешь, как собак. Собаки пописали и домой. Дети в песке покопали и домой. Типа, свежим воздухом подышали (смеется). А я себя рекламирую. Сижу и рекламирую: хотите, говорю, посижу с вашими детьми, когда вам надо отлучиться. Вот изредка мне и подбрасывают двух-трехлетних, иногда четырех. Старше те уже сами посидят. А младше не доверяют. И то правильно. С этими оболтусами посижу тут на площадке, присмотрю, чтоб никуда из песочницы не убежали, а мамаши по своим делам сбегают. Одна бегала, прикинь, Надь, к любовнику. Он в обеденный перерыв на часок ее приглашал, так сказать, в апартаменты. А мне что? Сижу. Они, кстати, платили неплохо. Жаль, муж скоро узнал и побил ее.
Надя. Она от мужа не ушла?
Екатерина Аркадьевна. Куда уходить-то? На вокзал что ли?
Надя опять начинает плакать.
Екатерина Аркадьевна. Не плач, дурында! Не хотела я тебя обидеть. Любовник был женат. Тут же исчез с горизонта. А одной с маленьким ребенком куда идти? Она, как ты, неместная. Не работает.
Надя. Где ж она любовника подцепила?
Екатерина Аркадьевна. У Валерки в магазине. Мужик тут рядом работал. Зашел зачем-то. И она зашла. Она ничего, симпатичная. Сейчас сдала сильно. Муж стал бить, как все раскрылось. Любовник пропал, словно и не было. Думаю, он отсюда и с работы ушел, чтоб случайно не встретиться. Она и сдала. Откуда красоте взяться в таких условиях.
Возвращается Леонид Степанович.
Екатерина Аркадьевна. О! Степаныч вернулся! А мы уж думали, все, бросил нас Степаныч ради каких других баб! Нашел себе получше!
Леонид Степанович. Что несешь, Катерина?! Ждал, пока Валерик бутылек выдаст. Смотрите, дамы, выдал вина! Водки, говорит, не дам, а вино списать могу. И выдал бутылку красного и печенья. Вообще, бизнес магазинный мне нравится – кучу всего списывают. Вот возьмем это печенье – просто порвалась упаковка, как и в случае с пельменями. Но, дамы, пельменям действительно урон. А печенье дорогое, оно упаковано в две обертки. Ему ничего не сталось, а народ привередливый фыркает и не покупает. С вином еще смешнее – оно просрочено! Дамы, вино просрочено! Ладно, та колбаса, которой мы траванулись. Но вино?! Короче, гуляем!
Екатерина Аркадьевна. Вот жизнь задалась! Надя, с твоим появлением что-то сдвинулось в мироздании.
Леонид Степанович. Ничего не сдвинулось, Катерина. Валерик правильно говорит: столько водки пить с утра не годится. Он, между прочим, обещал, Надежда, как будет время – подойти, поинтересоваться твоей судьбой. Не исключено, пристроит к себе в магазин. Спрашивал, паспорт есть? Регистрации не нужно. Главное, паспорт ты не потеряла?
Надя. Нету у меня паспорта. Сразу отняли.
Леонид Степанович. О! Беда! Без паспорта у нас нет человека. Сейчас некоторые права показывают. Водительские. Но прав у тебя тем более нет – даже не спрашиваю.
Екатерина Аркадьевна. Ты, Степаныч, лучше налей вина нам. Тебе его хоть открыли?
Леонид Степанович. Пробка завинчивающаяся. Это тебе не из подвалов Бургундии.
Екатерина Аркадьевна. А то ты знаешь, как оно там в подвалах Бургундии! Ты, Надь, рассказывай, пока Степаныч свое бургундское нальет. Выкладывай, как докатилась до такого состояния? Практически опустилась на дно общества! Не реви и рассказывай. Иначе, как мы Валерику тебя представим? Как он тебе поможет? Без паспорта, правда, скорее всего, никак. Да не реви ты!
Леонид Степанович (вручает Наде пластиковый стаканчик). Выпей, Надежда. Видишь ли, Катерина права. Без паспорта как быть? Заявить, что утерян? Короче, рассказывай.
Надя плачет, пьет вино и пытается успокоиться.
Надя. Что случилось? Как дошла до жизни такой?! (нервно смеется) Приехала к мужику. Познакомилась с ним по интернету. Дура? Дура, кончено! (смеется) Мне, представьте, двадцать два было, а ни с кем не трахалась! Ага, в нашей деревне, с кем? Не, ну кой-какие мужики остались: дядя Миша, Лукич, Вовка. Вовке тогда пятый годок пошел. Его тетя Валя родила от приезжего. Мне тетки говорят, давай через Интернет знакомься и вали отсюда. У нас так две свалили. Не сказать, что классно, но свалили. Одна аж в Финляндию! Она писала первое время родным. Живет рядом с самым чистым озером в Европе, правда, в лесу. Помогает мужу работать в кемпинге. У нас, может, между прочим, река тоже самая чистая в Европе. Только об этом не знает никто и знать не хочет. (пьет вино и всхлипывает) У нас бабы говорят, она уборщицей в кемпинге работает. А по мне и уборщицей хорошо. Зато в Финляндии. А у нас работать особо негде. Короче, я ходила к тете Вале – за ее компьютером старым сидела и познакомилась.
Екатерина Аркадьевна. Образование-то у тебя есть? Может тебе в институт надо было?
Надя. Я девять классов закончила. Надоело учиться, да и деньги пора было зарабатывать. Пошла к техникум сельскохозяйственный. Работала на агроферме ответственной по птице.
Леонид Степанович. Ответственной? Вроде менеджера?
Надя (утирая слезы). Не-е-ет! Корм давала, чистила, яйца собирала… Вонища там! Кажется, сама уже пахну. Платили мало. Но хоть что-то. Низкие у нас зарплаты. Но курицей давали премии, яйцами… А до агрофермы еще доехать надо… И каждый день с ранья обратно на работу. Шесть дней в неделю.
Екатерина Аркадьевна. Так, с курями понятно. А что у нас со знакомством в интернете в итоге вышло?
Надя. Оставила о себе информацию на паре сайтов. Фотки мне в поле сделала Глашка – Глафира. Она здорово так меня сфоткала: сарафан развевается, волосы распущенные, до попы… Мне тут их обрезали (заревела). Длинные, но уже не до попы совсем!
Леонид Степанович. Сволочи! Выпей-выпей, полегчает! Уроды!
Надя (всхлипывая пьет вино). Он говорит, приезжай. Я и приехала. Денег накопила и вперед. Финны по-другому… Тот финн, за которого наша Танька вышла, сначала приехал к нам в деревню, познакомился. Потом билет ей оплатил. Но наши так не делают. Короче, я билет купила. Он на вокзале встретил…
Екатерина Аркадьевна. Кто он, Надь?
Надя. Станислав. Его так звали. На фото выглядел подтянутым и помоложе. В жизни оказался более грузным, лет под сорок. Но я решила – ничего, вроде, обходительный. Повез к себе домой на машине. Куда-то далеко вез. До сих пор и не знаю, где это. Переспал со мной и на улицу выкинул.
Леонид Степанович. Прямо так и выкинул? (удивленно).
Надя. Прямо так. Он девочек снимал в интернете, а может и до сих пор снимает. Сразу сказал, что ему девственницы нравятся, а их мало (смеется), в глуши только остались. На следующий день после приезда повез меня якобы подарки купить. Высадил в торговом центре. Говорит, выбирай, а я сейчас приду. И не пришел. Я Москвы то не знаю. Даже если бы хотела, его дом не нашла бы. В деревню ехать денег нет. Да и стыдно. Короче, в итоге все-таки пошла к вокзалу просить людей на билет подать. Приперло. Подыхала уже почти. Думаю, черт с ней с гордостью. Домой поеду. А на вокзале, оказывается, это бизнес! (смеется) Сначала побить хотели, а потом, когда поняли, что я взаправду нездешняя и без денег, сжалились и поставили на заработки. Паспорт сразу отняли.
Екатерина Аркадьевна. Сволочи! И сколько же ты так мыкаешься?
Надя. Три года.
Леонид Степанович и Екатерина Аркадьевна (хором). Три года?!
Леонид Степанович. Даже бежать не пыталась? Надежда, как ты жила-то? Три года! Сразу надо было в милицию, тьфу ты, полицию! Домой бы как-нибудь вернули.
Екатерина Аркадьевна. И родные как же, Надь? Мамка-папка? Никто не искал, за три года-то? Ужас какой!
Надя. У нас телефона дома нет и мобильника тоже нет. Отец помер давно – по пьяни с чердака свалился. Врачи сказали, очень неудачно ударился. Хотя, если бы в больницу сразу отвезли, может спасли бы, а у нас и везти не на чем, и некуда. Ближайшую больницу закрыли давно. Но оно к лучшему. Маму он бил, денег домой почти не носил. Меня как-то раз изнасиловать пытался. Я убежала, а мать с тех пор боялась его сильно. И я боялась. Да, так вот, отца нет давно. А матери я письма слала: мол, все хорошо. Ответы согласилась женщина из ларька, что возле вокзала, на свой адрес принимать. Благо, мать не часто пишет: до почты еще поди дойди.
Леонид Степанович. Но три года, Надежда! Какой срок! И никак вырваться не пыталась? До дому-то далеко?
Надя. Далеко. И паспорт за билет требуют. А бежать куда? У нас одна при мне бежала. Они ее поймали. Далеко-то не уйдешь, а у них всюду свои люди, даже в полиции. Быстро по видеокамерам отследили, куда из перехода делась. Деньги отнимают. Я заначку делала – все равно нашли и забрали. Живем в бараке. На автобусе развезут по городу, а потом обратно собирают. С нами батраки живут – те, которые ремонт делают. Их привозят, они побатрачат и обратно – по домам. Но им немного денег дают, домой отпускают. А среди таких как я: бомжи, инвалиды. Те тоже без дому. Кто, как я, приехал счастья в Москве искать, кого из квартиры выселили родственники, кто еще как жилплощадь потерял. Глухая одна есть. Так поет! Иногда она со мной в одном переходе сидит. Она в дальнем конце поет. Заслушаешься! Ее родная мать из квартиры выписала, а потом квартирку продала.
Екатерина Аркадьевна. Как же глухая поет? У нее ж слуха нет.
Надя. Не знаю. Она и правда не слышит ничего. Позовешь ее – не слышит. Мы и так, и эдак проверяли. Реально глухая! А поет…
Леонид Степанович. В природе всякое случается, дамы. Мир нами не изучен. Совсем не познан. Мы сами многое можем, просто не проверяли.
Екатерина Аркадьевна. Ой, Степаныч! Чего ты не проверял? Петь ты ни черта не умеешь. Слуха у тебя нет, а не глухой. У меня тоже нет. Пить мы с тобой горазды, а не петь. И ничего более.
Леонид Степанович. Ты, Катерина, на себя не наговаривай. Ты французский знаешь. Не каждому дано говорить на иностранных языках. У меня со школы дело не шло. Только и помню: «Ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин».
Надя. Чего?
Леонид Степанович (терпеливо). Немецкий я учил. Пытался, по крайней мере. Во время войны был такой летчик – Покрышкин. Немцев пугал. Они передавали по рации: «Внимание, внимание, в небе Покрышкин».
Екатерина Аркадьевна. Степаныч всех уже достал этой историей. Ты лучше, Надя, скажи, как же ты бежала из бомжей? Или ты не бежала? Или тебя к нам на скамейку положили работать? Так у нас тут особо денег не соберешь. Мы бы и сами рады, но нет тут ни олигархов особых, кроме Валерика, ни нефтяной скважины. А детишек мне самой не хватает.
Надя принимается плакать.
Леонид Степанович. Господи, Надежда! Тут лужа скоро будет! А ты, Катерина, чего тоже несешь! Нате, вот, выпьем. И потом рассказывай дальше. Катерина права: непонятно, зачем ты у нас-то очутилась.
Надя. Вчера подошел Серега. Он у нас за главного. И говорит: денег приносишь мало. И вообще примелькалась на всех вокзалах уже. Пора, говорит, менять специальность. Я ничего не поняла сначала. А он продолжает: будешь обслуживать приезжающих бизнесменов. Я опять не понимаю. Серега объяснил: выгодная, говорит, работка. Приехал мужик или уезжает, короче, на вокзале он. Нормальную проститутку снять ему дорого, а хочется. Он снимает поминутную. Серега говорит, даже часовая уже не так идет, а поминутная – очень хорошо. Дешево, говорит, и сердито. Навыков, говорит, тебе, Надюха, никаких не надо, но в общих чертах мы тебя просветим.
Надя плачет сильнее.
Леонид Степанович. Сволочи! Вот, Катерина, как бывает!
Екатерина Аркадьевна. Ничего себе! Додумались! Поминутно! И ты, Надь, бежать?
Надя. Испугалась сильно. Они иногда приставали к нам и раньше, но как-то обходилось. Кому бомжиха нужна. Проституток ведь всегда держали. Они посимпатичнее. Но тут Серега говорит, кадров не хватает. Завтра тебя отмоем, переоденем и – вперед. Поняла, что если они меня заставят эту работу выполнять, то со дна мне уже не подняться. Хозяева сами не брезгуют пользоваться бесплатно их услугами, полиция иногда приходит. И вообще, это – грязь, болезни. Я уж там наслушалась и насмотрелась!
Леонид Степанович. Как ты бежала-то?
Надя. Якобы в туалет пошла. У нас там договоренность с теткой забесплатно ходить. Оттуда потихоньку и пошла в город. Можно и раньше так было, если незаметно от наших, но я боялась. А тут выхода другого нет, решила рискнуть. Ничего у вас по-прежнему не знаю. Вечером решила не идти – народу мало. Пошла днем. Шла-шла пешком. На метро то не сядешь в таком виде. Денег мне немного уже надавали, а толку? Вот так шла и до вас дошла. Устала – хотела как можно дальше уйти от вокзала, чтобы не нашли. Свечерело. Решила поспать на скамейке. Понимала, что, не дай Бог, увидят – вызовут полицию… А что делать? Надеялась, не заметят до утра. Надеялась, рано проснусь. Но вот заспалась – хоть и на скамейке, а давно одна в тишине не спала. Обычно кругом постоянно шум: входят, выходят, дверью хлопают. Опять же, у нас подвал без окон. Душно, народу много…
Леонид Аркадьевич. Ну и история! Чего делать будем, Катерина?
Екатерина Аркадьевна. Подумать надо, Степаныч. Но так просто мы им Надежду не отдадим. Надо сходить к Валерику, посоветоваться.
Леонид Аркадьевич (доливая остатки вина). Мир сошел с ума, дамы! Это ж надо, бедные люди, попавшие в беду, не могут даже нормально милостыню попросить! Все в ежиных руках империалистов. Ни одной копейки не хотят выпустить из лап. Ладно, думаю, Надь, справимся как-то. Главное, с паспортом решить.
Надя. Главное, чтобы не нашли меня, как ту нашу девицу… Иначе не выжить мне. И никакой ваш Валерик уже не поможет.
Сцена вторая
На площадке появляется Галина, молодая женщина с собачкой.
Одета ярко, но безвкусно. На протяжении всего разговора с ней
тявкает собачка.
Галина. О, снова алкашня заседает! Все тут уже изгадили. Фу, на лавку даже не присядешь! Детям гулять негде.
Екатерина Аркадьевна. А сама-то! Собаку опять притащила. Это она тут гадит, не мы! Я тебе сколько говорила, не води сюда собаку выгуливать. Здесь не место для выгула, а детская площадка. Вот заведешь себе ребенка, приходи. А пока тут у тебя меньше прав, чем у нас со Степанычем!
Галина. Права у нее, гляньте! Какие у тебя права, карга старая! Из ума совсем выжила от водки. Все Валера жалостливый выдает? И на него надо нажаловаться! Постоянно грузовики свои с гнилым продуктом во дворе разгружает. Жильцам проехать не дает! Этот магазин его давно всем глаза мозолит! Вся местная алкашня там. Нашли благодетеля на нашу голову.
Екатерина Аркадьевна. А ты за ним побольше следи. Женить на себе мужика решила? Он на тебя и не смотрит. Юбку напялит покороче и ходит с собакой туда-сюда. И, между прочим, сама же покупаешь у него продукты, которые, якобы, гнилые. А они может очень даже свежие! Гнилые он нам со Степанычем отдает, добрая душа. Короче, сейчас детки придут гулять. Забирай собаку и вали в другое место!
Леонид Степанович. Дамы, не ругайтесь. Галь, хочешь и тебе нальем? У нас сегодня винцо. Благородный напиток. Не из подвалов Бургундии, но вполне себе ничего.
Галина. Издевается! «Из подвалов Бургундии»! Тебя самого надо в подвалы, чтоб оттуда нос не высовывал. Нормальному человеку выйти во двор спокойно нельзя… Так, а это кто у вас? Что за личность? Бомжиху-то где подобрали? Чтобы, как положено, на троих соображать? Не хватало для компании? До чего докатились! Бомжей во дворы пускать начали! Не просто пускать, а распивать с ними спиртные напитки. Пошла бы ты отсюда, бомжиха грязная подобру-поздорову.
Екатерина Аркадьевна. Ты Надежду не тронь! У нее сложная жизненная ситуация. Решаем, как быть.
Галина. У таких одна сложная ситуация – где на ночь прилечь. Она вшивая небось. Напустит тут детям вшей, а то и на собаку перебегут. Вы вот Нюшу ненавидите, а она чище вас всех вместе взятых. Смотрите, я полицию вызову. Нам тут такого счастья не нужно. Вас вполне хватает, хотя и вас отсюда надо бы выселить.
Екатерина Аркадьевна. Полицию она вызовет! Умная больно. А я твоей собаке стрихнину подсыплю. Лает постоянно, людям не дает на свежем воздухе расслабиться. И нужду справляет, а ты, Галина, за ней не убираешь. Надо с собой специальный пакетик носить и туда собакины отходы складывать. Я – пьющая, а знаю о таком способе. А ты – непьющая вроде… хотя, кто знает – сидишь, небось, вечерами и киряешь с горя, что тебя замуж никто не берет…
Леонид Степанович. Дамы, я уже налил. Ты, Галина, не сердись. Злобствование тебе впрок не идет. Видишь, никак мужа себе не найдешь, а женщина ты симпатичная. Но характер дурной. Постоянно злишься, кричишь. И собака у тебя злобная. Ножки короткие, шерсти нету, трясется вся, лает постоянно. Я вообще не понимаю, зачем такие породы нужны. Ладно для охраны, для охоты… А этот крысик зачем? Чипиздрик какой-то!
