Kitobni o'qish: «Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2»
Настоящее – тень прошлого, будущее – рассеянный свет настоящего
Автор
От времени и от людей можно ожидать решительно всего.
Л. Вовенарг
Часть четвёртая
Мешок Сола
Больше всего зла причиняет человеку человек же.
Плиний старший
Птице кажется, что поднять рыбу на воздух – доброе дело.
Р. Тагор
Просьба Симона
Симон застал Ивана и Камена за чаем. Он осмотрел быстрым взглядом скучные лица ходоков – Учителя и ученика, – небогатый стол: любимые пряники Сарыя, тёмно-коричневые поверхности крепко заваренного чая прямо в чашках, миниатюрная сахарница.
– Случилось что? – спросил Симон, принимая от Ивана пачку индийского чая.
Отсыпал долю и залил кипятком.
– Да уж, – проскрипел Сарый и медленно, дыша через нос, втянул в себя полчашки за один дух.
– Говори!
– Это не у меня. У него!
Учитель скромно потупился и начал грызть очередной пряник, всем видом показывая: что хотите, то и делайте, а я занят.
– Ваня?
Иван вяло махнул рукой. Что говорить? Перекипело у него. Один неприятный осадок остался; ковырнёшь его – ещё хуже будет. Но, может быть, тоскливо подумал он, Симон что-нибудь знает.
– Ты слышал о трёхглазых людях? – обратился он к нему без надежды услышать положительный ответ.
– Хм… – Симон подул и согнал пар над чашкой. – Третий, конечно, ложный?.. Ну, скажем, нарисованный?.. Татуировка?
– Нет, настоящий, – сказал Иван и тут же поправился. – Наверное, настоящий. Во всяком случае…
Иван замолк, недовольный собой, так как всё, что он сказал, таило в себе нелепость… По истине! Сидят они, трезвые люди, а он говорит об обладании человеком какой-то странностью – третьим глазом. О фольклорном персонаже. Симон как будто так его и понял.
Симон же посмотрел на Сарыя – тот доедал пряник и на его немой вопрос не отозвался.
– Я… – неуверенно начал Симон и встрепенулся. – А я ведь слышал! И рассказал мне об этом… Камен, ты же мне и рассказал о них. Так?
– Учитель! – вскричал потрясённый Иван. – Как же так? Мы с тобой весь день об этом только и говорим. А ты?
Сарый выпрямился и принял позу, при которой он мог произнести только одну фразу: «Каждый верт…», но изменил своему правилу и сухо обронил:
– Ну и что?
– Как ну и что? Ты же мне мог об этом сказать – и не сказал. А? Но почему?
– Ну-у… – не изменил позы Сарый. – Ты у меня ведь и не спрашивал о трёхглазых. И потом, что только не болтают в Фимане. Если каждому верить, то головы не хватит.
– Кто? – Симон сурово и требовательно посмотрел в упор на Сарыя из-под белёсых бровей.
– Ну-у… А, да… Перкун говорил.
– Я не ослышался?
– А что? – встрепенулся Сарый, будто его поймали на чём-то нехорошем. – Он тоже человек. Вы все думаете, что в Фимане только и…
– Камен, оставь Фиман в покое! Что говорил Перкун?
Сарый засопел и с сожалением отложил любимое лакомство.
– Он говорил… Да, он говорил, что где-то жили или живут трёхглазые люди. И третий глаз у них во лбу как звезда горит. Ха! Вот так-то! Звезда!.. Они с помощью его охотятся на зверей и людей, убивая одним его взглядом.
– Так, так, – заволновался Иван. – Может быть, и так. Что-то похожее и мне думается. Их эволюция пошла по этому пути.
– На что похожее, Ваня?
– На третий глаз Напель.
– Ага, – Симон задумался. – А кто такой, этот Напель?
– Это она.
– Хорошо. Так кто она?
– О! – закатил глаза Сарый. – Чудо!
– Видел?
– Да уж насмотрелся, – сказал менее восторженно Сарый и ощупал шишку на голове.
– Ваня!
– А! – вновь, будто сонно, отмахнулся Иван.
– У меня, Ваня, есть время. Рассказывай всё. И не мелочись, а подробнее, чтобы ясно было, что к чему.
– Да, это точно, – согласился Иван. – Коротко не получится.
Начал рассказ Иван всё-таки нехотя. Казалось всё уже таким далёким, не реальным. Симон его не торопил.
К третьей страже Сарый всхрапнул, склонив голову прямо на стол. В руке его остался зажатым недоеденный пряник. Ивану пришлось его перенести на кровать, раздеть, уложить, укрыть.
– Н-да, – невесело крякнул Симон, выслушав рассказ Ивана обо всём, что случилось с ним в неожиданном путешествии за Пояс Закрытых Веков.
Сообщение о самом Поясе его как будто не заинтересовало. Он отметил совсем иное:
– Самое страшное – это когда перли узнают правду. Не дай и не приведи… – Он замолчал, погрузился в свои мысли, медленно оглаживая колени ладонями. – Но третий глаз Напель… Я не слишком верю, что Перкун видел таких людей сам. В его времена, а это примерно четвёртый век – начало пятого новой эры, говорили и о двухголовых и безголовых, о трёхногих и одноногих… Сказки. Так что третий глаз или две пары глаз – тоже, наверное, выдумка чистой воды. Тем более, во лбу. В теменной части, возможно… Хотя поспрашивать его надо бы. Он ходит в прошлое далеко… Так вот и начни с него.
– Это что, в Фиман надо будет…
– Ваня, – укоризненно произнёс Симон.
– Что, Ваня? – Ивану хотелось возмутиться, однако он устал душой и телом, поэтому спросил без напора: – Что в этом пресловутом Фимане происходит? Послушаешь, так черти там водятся. Или я не дорос ещё, по-вашему, до Фимана?
– Дорос, успокойся. Надо будет, пойдёшь в Фиман. Да и не надо будет, – Симон изобразил усмешку на лице, – тоже сходишь. Ничего там особенного, кроме одной важной детали… – Симон вновь скупо усмехнулся. – Так что Фиман не обошёл ни одного ходока. Не обойдёт и тебя. Всему своё время, Ваня… Но к Перкуну надо идти на капище, где он главный жрец и хранитель старины племени.
– Жрец? Это в Греции?
– Нет. Прикарпатье. Как я уже я сказал, это новая эра. А жрец? Так разные народы по-разному зовут таких людей. Там, у себя, Перкун как будто зовётся волхвом.
– Славянин, должно быть. Как ныне сбирается вещий Олег… – процитировал Иван. – Это князь русский. Ему волхв предсказал смерть от коня. Когда конь пал от старости, то Олег приехал на его посмотреть, но из черепа коня якобы выползла змея и укусила князя, от чего он и умер. А змея…
Симон не дал докончить ему пересказ пушкинского стиха.
– Кочующий сюжет, Ваня. У многих племён и народов есть подобные сказания. Впрочем, всё может быть… Знаешь что, давай поспим. Утро уже, а я устал. Да и ты…
– Вы мне скажите, как добраться до этого Перкуна?
– Я тебя к нему сам отведу, так как объяснять дольше будет. Но, Ваня, ты помнишь наш разговор?
– У нас с тобой их было немало.
Симон устало усмехнулся. Иван то обращался к нему на Вы, то на ты.
– О доне Севильяке…
– Что-нибудь выяснили? – оживился Иван. – Ведь столько времени прошло. Я уж в прошлом набегался вот как, – Иван чиркнул себя ребром ладони под подбородок.
– Кое-что. Вот я тебя и прошу, прежде чем идти к Перкуну, сходить и поговорить со Шломом о мешке Сола. Наши пропавшие ходоки, и среди них дон Севильяк, по-видимому, находятся в этом проклятом мешке. Если он и вправду существует.
– А может и не существовать?
– Всё может быть.
– Вот как?
– Да, так. Если его нет, то все наши предположения отметаются. А это тогда… тогда всё может осложниться до настоящих неприятностей. Не буду о них упоминать. Будем, Ваня, надеяться, что он всё-таки в мешке Сола. Пошли спать!
Иван молча раскрывал диван, стелил постель на двоих. Весь он был в поиске Напель, но предложение Симона заставило его поступиться своими желаниями. Дон Севильяк того стоит. В конце концов, одно другому не мешает. Вернётся от Шлома и сразу займётся Напель.
– Ладно, – отворачиваясь лицом к стене, – сказал он. – Схожу к Шлому. Но только когда высплюсь.
– Выспись, Ваня. И мне дай поспать.
Шлом
Шлом вежливо, но холодно выслушал Ивана Толкачёва, в задумчивости пощипал волоски небольшой русой бородки, пуша её. Прищурился и глянул на высокое жаркое солнце, на дерево, чудом выросшее на голом камне.
– О мешке Сола, – сказал он без напряжения грудным звучным голосом, – по-настоящему я узнал не так давно от Раптарикунты. Ле-генда о Соле и его мешке известна среди ходоков давно, но только как легенда… Раптарикунта говорит, что это не легенда, а реальность…
– Как к нему пройти и где можно найти? Раптарикунту?
– Он умер шесть с половиной тысяч лет тому назад. – На открытом лице Шлома появилась улыбка, долженствующая означать и иронию – иди, мол, если можешь, глубже во время, но и сочувствие – дорога дальняя, не всем доступная и подвластная. – Только он сможет помочь тебе. Лишь его сведения достоверны, а у всех других – слухи и сплетни.
– Так как его можно найти?
– Это просто. Занятие Раптарикунты – отшельничество. И до него не трудно дойти и найти его. Надо только при встрече сказать ему некие слова. Запоминай!
Он набрал в лёгкие больше воздуха и произнёс длинную фразу на каком-то гортанном языке. До того они говорили на наречии ходоков. Но Иван, к своему удивлению, смог понять её всю. По-видимому, лингвам стал помогать ему в полную силу, хотя он не мог ожидать от него такого быстрого понимания сказанного. Либо в лингваме это уже было заложено, либо эти «некие слова» являлись расхожими во все времена. Он свободно перевёл:
– Временем послано и существует всё, что было, есть и что должно быть. Так?
Шлом пожал плечами.
– Я выучил это на слух, но что это означает, не знаю. Якобы так говорили древние люди… Но, оказывается, не очень, раз ты понимаешь этот язык.
Иван не стал переубеждать Шлома в его версиях.
– Знаю случайно, – сказал он. – Я скажу, и что?
– Это слова служат как бы пропуском в сознание Раптарикунты. Иначе тебе с ним даже не поговорить, он не услышит тебя.
– Спасибо, Шлом, – искрение поблагодарил Иван.
Он надеялся, что сам Шлом что-либо знает о пресловутом мешке Сола. Оказывается – нет. Но поблагодарить надо.
– Ты сам пойдешь? – как бы, между прочим, спросил Шлом.
Он насторожился. Всё-таки этот ходок явно из будущего и, по всему дальнего, но никаких забот о погружении в более далёкое прошлое не проявляет. А до Раптарикунты так далеко, что, пожалуй, кроме его самого, кто сможет дойти,?
– Я пойду. Надо.
Шлом пощипал бородку, глянул исподлобья. Высказал, о чём только что думал:
– Это далеко во времени, а ты, я вижу, из очень далёкого будущего.
– Не страшно.
Шлом заинтересованно окинул взглядом мощную фигуру Толкачёва. Глаза его потеплели.
– Раптарикунта видел мешок Сола, как будто тоже в прошлом для себя. Или знал тех, кто видел. Тебе придётся тогда идти ещё глубже во время… А это десятки тысяч лет.
Первоначальный ледок в голосе Шлома таял.
– Что делать? Пойду глубже.
Шлом явно заволновался.
– Интересно…
Иван улыбнулся, Шлом ответил на его улыбку. Она красила его мужественное лицо и располагала к откровенности. После он пристально посмотрел Ивану в глаза и с лёгким вызовом спросил:
– А-а… ещё дальше?
– И ещё, – также с вызовом отозвался Иван.
– Неужели… – осторожно сказал Шлом. – Ренк?
– КЕРГИШЕТ.
Шлом приподнялся с камня, на котором сидел при разговоре с Толкачёвым, вытянул перед собой руки ладонями вперёд, будто хотел от чего-то невидимого оттолкнуться.
– Приветствую тебя! Я думал – это добрая сказка. Благодарю тебя!
– Это я тебя благодарю…
– Благодарю, что дал моим глазам увидеть тебя.
– Это важно?
– Да, – кивнул Шлом. – Для меня важно. И потом, если существует КЕРГИШЕТ, то и мешок Сола, значит, всё-таки не выдумка, а реальность, как утверждает Раптарикунта.
– Я тебя понял. Сам к отшельнику отведёшь?
– Сам, но только до места, а не до времени. У меня там граница. Неприятности иногда бывают. Я Раптарикунту вижу нечасто, лишь тогда, когда он приходит в своё настоящее. Остальное время он проводит тысячи на две в прошлом от своего дня рождения.
– Понятно, – сказал Иван. – Пойдём?
– Сейчас пойдём. Хочу сказать еще… Сам Раптарикунта не знает Сола. К Солу действительно надо идти очень глубоко в прошлое. Но Раптарикунта отведёт тебя к тем, кто поможет достичь Сола. Для этого надо после тех слов, уже сказанных мной, добавить следующее…
Шлом сказал, а Иван перевёл:
– Во времени далеко видит глаз.
– Тогда он исполнит твою просьбу, – продолжил Шлом. – Да и любую другую. Другому не сказал бы, но ты – КЕРГИШЕТ, тебе можно. Верю, это пойдет на пользу всем – и ходокам, и остальным людям… Я рад, что встретил тебя, поговорил и оказал помощь.
Шлом вывел Ивана в пустынное место – окаймлённую невысокими горами долину. В скале, вздымавшей из земли на большую высоту, прямо перед ними виднелся вход в пещеру.
– Он здесь, – указал на неё Шлом, – проводит свою жизнь. Вернее, провёл когда-то, если говорить о сегодняшнем дне… С тех пор пещера населена зверьём. Люди сюда бояться приходить. Я с тобой здесь прощусь, сам его тут найдёшь.
Толкачёв Шлому понравился и он, по обычаю своего времени, на прощание дружески обнялся с ним.
Больше они никогда не виделись. Шлом, любитель острых ощуще-ний, погиб ещё молодым в какой-то незначительной стычке с соседним полисом в своём времени…
Иван проявился там же, но несколькими тысячами лет раньше до момента его прощания со Шломом, в такой же пустынной холмистой местности – годы не смогли здесь что-либо изменить. На рёбрах крутых холмов проглядывали коренные породы; их вершины, пепельные вблизи, становились вдали тёмно-синими и множились количественно. Рядом с местом проявления – вход в пещеру. Стало заметно, что пещера искусственно вырублена в скале кем-то и для чего-то.
Невдалеке, у тлеющего костерка, прямо под солнцем, лежали люди; по словам Шлома – последователи и ученики Раптарикунты. Они, похоже, спали или находились в полуобморочном состоянии. Тощие, грязные, едва прикрытые тряпками или обрывками необработанных шкурок животных вместо одежды.
После тёплого и сухого наружного воздуха из пещеры пахнуло сыростью и запахом разлагающейся плоти. Иван постоял в двух шагах от входа, привыкая к полумраку, сделал несколько шагов и вскоре увидел невдалеке от себя на тонкой травяной подстилке маленькую скорченную фигурку человека. Она была похожа на статуэтку, вырезанную из потемневшего со временем узловатого корня.
Длинные седые волосы Раптарикунты редкими прядками прикрывали его страшно худое тело со сморщенной от бдений кожей. Узкая набедренная повязка, которой, по сути дела, прикрывать-то было нечего, составляла единственную вещь, связывающую отшельника с человечеством.
Маленькое, с печёное яблоко, лицо принадлежало, как показалось Ивану в первый момент, давно высохшей мумии. Подобное Иван видел впервые, и испугался – не опоздал ли; нагнулся к человечку и прислушался к его дыханию.
В этот миг прорезались тоненькие ниточки глаз на усохшем лице, из них капнула слеза. Раптарикунта шевельнулся, давая возможность человеку, пришедшему к нему в заброшенную пещеру, где он был живым мёртвым, погружённым в нирвану, удостовериться, что он ещё жив.
Иван, не мудрствуя, просто поздоровался. Отшельник ответил кивком обтянутой кожей головы и экономным жестом сухой руки. Иван произнёс первую фразу, узнанную от Шлома. Раптарикунта поднялся и сел. После второй фразы он молча поманил Ивана за собой, неожиданно резко становясь на дорогу времени и уходя по ней в прошлое.
Иван, уже привыкший к медлительности известных ему ходоков, едва не потерял старика из вида, поспешая за ним в глубь веков.
В поле ходьбы они обменялись буквально двумя словами:
– Куда? – спросил Раптарикунта.
– Мешок Сола, – так же кратко назвал причину появления в пещере отшельника.
– Да.
Шли они довольно долго. Где-то в сопредельном, реальном, мире проходили своим неторопливым порядком тысячелетия, а они стремительно возвращались к их таинственным истокам.
Раптарикунта обладал уникальной проницаемостью. Казалось, субстанция встречного времени им не ощущалась вовсе. Он двигался легко и ровно, без прыжков, свойственных Сарыю, и без неуверенности Симона.
Далеко позади осталась бархатно-дымчатая стена будущего, светлеющим экраном уходящая в поднебесье, а впереди, в прошлом, стали прорисовываться контуры вздымающихся в пепельно-серое небо гор недоступности для Ивана, изрезанные глубокими ущельями, увенчанные пиками – величественная и притягательная панорама неведомых лет, событий и людей.
И где-то там, в их недоступных отрогах, Ивана поджидали аппаратчики, дежурил Хем…
Они проявились почему-то не сразу в нужном месте, а на захламлённой отбросами окраине довольно большого поселения. Над крышами глинобитных лачуг в центре посёлка возвышалось белое здание, словно прекрасная лилия, расцветшая среди зловонного болота. Здание купалось в догорающих лучах идущего на покой солнца и поражало не своими размерами и изяществом формы. Оно удивляло своим наличием. Иван не ожидал в таком далёком прошлом увидеть нечто подобное, да и само поселение озадачивало.
Не было видно – к чему он уже привык при погружении во времени – защитных стен, обеспечивающих относительную безопасность городам и самым малым поселениям людей – от других людей и зверья. В прошлые годы их было достаточно, чтобы оградить себя от нападения.
Раптарикунта, не стесняясь своей наготы, да и вообще своего вида, усохшего до скелетообразия, направился к центру посёлка.
Прежде чем двинуться вслед за ним, Иван осмотрелся и ещё раз прикинул пройденное время – шло, по его расчётам, начало пятидесятого тысячелетия до новой эры.
До белого здания было недалеко, но им пришлось некоторое время проблуждать в бессмысленном переплетении узких улочек – если это были улицы, – каких-то ям, низких оград и куч мусора. По-видимому, недавно прошёл дождь, усугубивший их положение – жирная земля раскисла и неохотно отпускала ноги из своих неприятных объятий.
Особенно страдал отшельник. Подвижный и быстрый на дороге времени, в реальном мире он был беспомощен, как годовалый ребенок. Глядя на его страдания, Иван не выдержал и подхватил невесомое тело Раптарикунты на руки.
Откуда-то доносились голоса, блеяли овцы, но ходоки не встретили ни одного человека, который помог бы им выбраться из этого неожиданного лабиринта, занимающего пятачок пространства, несмотря на попытки Раптарикунты подсказать Ивану дорогу.
Разнообразие запахов, затопивших посёлок, поражало и раздражало Ивана. Ему хотелось есть и спать.
Быстро темнело. Иван торопился засветло добраться до дома, куда его так неудачно вёл отшельник. Ночью это станет просто невозможным делом. Старик тоже выражал нетерпение, говоря, что наступает час встречи. Ещё он сказал, что в том доме находится школа ходоков во времени, и что расположен он рядом с белым зданием.
Многие звёзды проклюнулись в потемневшем небе, когда они, наконец, остановились у нужных дверей. Иван опустил Раптарикунту на землю. На слабеющих ногах отшельник подошёл вплотную к двери и постучал условленным стуком.
Школу содержал невысокий темнолицый человек с невыразительными чертами лица. Он скользнул быстрым взглядом – довольно равнодушным, во всяком случае, ничего не выражающим, – по фигуре и одежде Ивана, и, узнав Раптарикунту. пропустил их в дом.
– Рад приветствовать вас, – сказал он негромко на языке ходоков, хотя и отличном от того, который знал Иван, но, в принципе, понятном, и склонился в глубоком поклоне.
Длинные волосы коснулись земли.
Хозяева жизни
– Или мы – или они! – зло кричал Радич. – А вы, дурачки, хлопаете ушами… Где Симон, где этот новенький?.. Проворонили!.. Помните, нам с ними не ужиться. И мы должны собрать их всех, всех, всех!.. Вы слышали, всех в одну кучу, а потом разберёмся, что делать с ними даль-ше. Лишь бы руки себе развязать.
Радич выдохся, остервенело подёргал окрашенный хной ус, поправил чалму, сползающую ему на глаза.
– Ну ладно, – сказал он уже спокойнее, точно примиряясь с обста-новкой. – Гнасис, как ведёт себя Севильяк?.. Слушайте все!
Худосочный Гнасис, соблюдая этикет собрания, поставил чашу с напитком на ковёр и раболепно склонил голову. Но его высказывания никак не вязались с покорностью. Он выпалил:
– Жрёт и пьёт, господин. Сквернословит… И… – Гнасис в нереши-тельности пожевал губами, сник. – Обещает каждому из нас придумать самую страшную кару… Меня вот сварить на медленном огне в белом вине собрался, а Вас, господин, подвесить…
Кто-то засмеялся.
– …за ребро, – закончил Гнасис.
– Идиоты! – оборвал продолжающийся смех Радич. – А ты не ной!.. Во времени ходит? Хотя бы для разминки?
– Нет! Но лучше бы ходил, тогда можно было бы… Понятней стало бы, что у него на уме.
– Остальные?
– Кристофер бузит. Рот не закрывает. Того и гляди, меня загово-рит. Вы бы послушали его, господин, а?
– Пусть говорит. Он к нам, мне кажется, ближе всех… Впрочем, как вы заметили, мне всегда что-то кажется, мне думается, мною нечто предполагается. А у вас? Ни того, ни другого, ни третьего!! – Радич снова рассвирепел, багровея лицом. Он сорвал с головы чалму и бросил ее на ковёр, оголив лоснящийся от пота череп, слегка оттенённый редким волосом. – Пока вы там бегаете взапуски за оставшимися ходоками, я решил выпустить Севильяка… Да, да, этого дона! Дона Севильяка… Что, испугались, кролики? Зато он нас быстро наведет на след и Симона, и того молодого ренка. Но только не советую попадаться вам под его руку. Ха-ха!.. Ладно! Собрал я вас сегодня не для этого. Вспомните, наконец, для чего мы плюнули на них и их законы. Не для того, чтобы только заниматься дряхлыми стариками, но и развлекаться. Повторяю по слогам! Раз-вле-кать-ся! Вот для чего! Пить, чёрт возьми! Правильно я говорю?.. А иначе на кой чёрт нам надо было всё это заваривать? А?.. В моём эмирате, слава Аллаху, достаточно развлечений. Пора бы вам о том вспомнить.
Приглашённые ходоки, чинно до того восседавшие на дорогих подушках вокруг эмира Абдаллы, как называл себя Радич в этой стране, задвигались, оправляя полы богатых халатов; некоторые из них плотоядно заулыбались.
– Ислам не поощряет вина.
– Заткнись, Арно! У меня в эмирате… Ну и что, что пока? Здесь у меня, – Радич развязно повёл рукой, – всё можно. И Аллах не запрещал пить вино, но… – он погрозил кому-то пальцем, – хе-хе… просто не рекомендовал его к употреблению.
– Нам всё равно, – заявил Арно. – Мы в твоего Аллаха не верим.
– Вот отдам тебя дервишам на побитие камнями, сразу уверуешь и в Аллаха, и в его пророка.
– Хо-хо-хо! – подхватили присутствующие.
– Хотел бы я на это посмотреть, – промямлил Владимир – маленький, щупленький ходок с глазами безумца, – язык у него от выпитого заплетался. – Сам бы…
– Если хочешь, я тебе такое устрою без дервишей, – угрожающе подался к нему Арно.
– Перестаньте! Не для того собрались.
Абдалла трижды негромко хлопнул в ладоши.
Просторное помещение, украшенное уникальными изразцами, уставленное великолепными поделками ремесленников золотых и серебряных дел и обвешанное бесценными коврами с красовавшимся на них оружием: саблями, кинжалами, метательными дисками, – сразу же наполнилось людьми: молодыми, в возрасте, старыми и престарелыми. Все они сноровисто рассаживались поодаль от группы ходоков, оставляя незанятым центр приемных покоев эмира.
Холёный визирь, оставшийся от прежнего эмира, степенно вошёл самым последним, осмотрел собрание и, согнувшись в поясном поклоне, мелким шагом приблизился к Радичу, ожидая приказаний.
– Толпа дармоедов! – громко высказался Арно, брезгливо наблюдая суету и потасовки за лучшие места. – Их легче перетопить, чем прокормить. Зачем они тебе, Джо?
Радич пожал плечами. Он сам с некоторым удивлением вглядывался в знакомую, примелькавшуюся картину.
– Это нам в наследство осталось от прежнего правителя, – неуверенно проговорил он. – И, кроме того… здесь, наверное, присутствуют нужные люди для моего… для нашего эмирата.
– Нужные люди здесь не толкутся, – посмел не согласиться Гнасис. – Гони ты их в три шеи и прикажи подать вина и баб!
– Гони их! – поддержали Гнасиса еще двое-трое ходоков, видя колебание Радича.
– Давайте я их перестреляю! – взвизгнул Владимир.
– Закрой рот, вонючка! – зло сказал ему Арно.
Владимир оскалился.
– Сам топить предлагал! – уколол он его и полез за пазуху.
– Джо, не послать ли нам этого ублюдка к Севильяку в гости? Вот будет потеха-то!.. Вынь, подонок, руку, иначе я тебе её сломаю.
– Как бы вам обоим к нему не отправиться! Что вам не хватает? Что не поделили?.. – гневно начал Радич. – Скоты! Мы же создали союз братьев, а не братоубийц. Перед вами распахнуты пространства и времена, а вам и там тесно!
Радич, распаляясь, позабыв о приглашённых придворных, краснел и старел лицом. Его бесили бесконечные и небезобидные перепалки ходоков, объединившихся под его лозунгами, которые, как ему казалось, освободили их от нудных запретов и бестолковых ограничений, и, в то же самое время, давали в руки перспективу, свободу действий в прошлом, настоящем и будущем.
– Будут вам и вино и гурии. Но не забывайте, в конце концов, что для этих вот людей, – Радич кивнул в сторону вошедших, – вы – прооб-раз будущего. Нашу демократию в действии, вот что они должны видеть. Кстати, Владимир, это ты позавчера устроил стрельбу на базаре?
– Так этот дикарь на меня с кинжалом бросился!
– Сам виноват! – рыкнул Арно. – На такого, как ты, сморчка просто так не набросятся.
– А ты что, решил новые законы как старые завести?.. Не убей?.. А я буду убивать! Буду! Вот…
Владимир выхватил пистолет, но рядом сидящий ходок, меланхоличный с виду Тойво, навалился на него всем телом и отобрал оружие.
– Дай ему еще и по морде, – посоветовал Арно и подмигнул Тойво.
Тойво неприязненно посмотрел на Арно из-под густых рыжеватых бровей и демонстративно отвернулся.
– Всё, друзья! Инцидент исчерпан, – зычно провозгласил Радич и подал сигнал визирю. – Начинай, дорогой. Как договорились.
