Kitobni o'qish: «Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону»

Shrift:

От автора

Эту книгу я задумал сразу после завершения документального повествования «Фельдмаршал Румянцев»¹, но наплывали другие дела и заботы, замысел откладывался.

А за это время появилось столько интересных биографий, десятки книг и о Екатерине II, и о цесаревиче Павле Петровиче, и о братьях Орловых, и о княгине Дашковой, и о Потемкине, и, наконец одна за другой вышли три книги о выдающемся деятеле эпохи императоров XVIII – ХIХ веков – о дипломате, министре коммерции, министре иностранных дел, государственном канцлере России Николае Петровиче Румянцеве: Молчанов В.Ф. Государственный канцлер России Н.П. Румянцев. М.: Пашков дом, 2004; Рассолов М.М. Канцлер Румянцев-Гомельский: Исторический роман. М.: Терра – Книжный клуб, 2006; Лопатников В.А. Канцлер Румянцев. Время и служение. М.: Молодая гвардия, 2010. Я уж не говорю о многочисленных статьях и докладах, которые печатаются в сборниках и произносятся на конференциях, в частности, на конференции «Рукописное наследие деятелей отечественной культуры XVIII – ХХI вв.» (СПб., 2007); отмечу хотя бы интереснейшие статьи исследователей В.А. Лопатникова «Политическая судьба канцлера Н.П. Румянцева», «Забытые страницы выдающейся судьбы» и Т.А. Соловьевой «Классический «треугольник» (страницы личной жизни Н.П. Румянцева).

Так что материалов о ХVIII веке – горы, в том числе и о семействе фельдмаршала Румянцева и о нем самом, но кое-что существенное еще нужно добавить.

Среди множества выдающихся деятелей XVIII века резко выделяется судьба Павла I.

Еще Пушкин успел сказать о нем как о «романтическом императоре», «враге коварства и невежд» и думал написать о нем книгу.

А Лев Толстой с радостью сообщал историку Бартеневу, что он «нашел своего исторического героя», и надеялся написать историю восхождения и царствования Павла I, отмечал в Павле I «благородный, рыцарский характер». В конце XIX века биографы, тщательно исследуя найденные документальные материалы, пришли к выводу, что характер Павла полон «контрастов света и тени, в нем пробивались какие-то чисто гамлетовские черты, а такие характеры везде и всегда возбуждали и возбуждают к себе невольное сочувствие».

Появляются интересные книги «Цесаревич Павел Петрович» Д. Кобеко, «Император Павел Первый» Н. Шильдера, «Император Павел Первый» и «Императрица Мария Федоровна» Е. Шумигорского, многочисленные записки близких приближенных императорской семьи А. Башилова, А. Болотова, Александра Тургенева, княгини Е. Дашковой, адмирала Шишкова, Якова Де Санглена, Марии Мухановой, графини Головиной, графа Александра Рибопьера и многих других, оставивших живой след о своем пребывании в свите Павла I и Марии Федоровны в XVIII веке.

Николай Петрович Румянцев стал камер-юнкером при малом дворе цесаревича Павла, дипломатическая карьера его началась и продолжалась при Екатерине II, а заканчивалась при Александре I. Больше полувека П. Румянцев служил Российской империи.

Накопилась огромная документальная литература. А историки, писатели и биографы продолжают искать новые факты и свидетельства о жизни Н.П. Румянцева, еще много неясного в его судьбе.

И тут возникает насущный вопрос: в современном МИДе хранятся архивы Министерства иностранных дел XVIII века, вобравшие письма Н.П. Румянцева Екатерине II и вице-канцлеру Остерману на французском и немецком языках, письма подробнейшие и блестяще написанные, эти письма могли бы раскрыть некие белые пятна в истории России XVIII века и в биографии самого Николая Румянцева. Эти материалы пока не изучены.

И тут во весь рост встает одна из главных проблем, постоянно тревожащих исторического писателя, – о подлинности характера, о правде документов, о правде истории России XVIII века.

Несколько лет тому назад неожиданно ко мне пришло письмо Николая Николаевича Каменского, инвалида Великой Отечественной войны и прямого потомка генерал-фельдмаршала Михаила Федотовича Каменского (1738–1809). Я приведу его полностью: «Милостивый Государь Виктор Васильевич.

Недавно мне довелось приобрести (у букинистов) Вашу книгу «Фельдмаршал Румянцев».

Удивительно, но изданная столько лет назад книга не потеряла своей актуальности и сегодня. Оглядываясь на прошлое, удивляешься и тому, как уже тогда Вы взяли на себя смелость отойти от пропагандистских стереотипов. Не то что Вы поставили Потемкина и, в особенности, Суворова «на место» (это еще предстоит сделать). Но Вы позволили себе взглянуть на них непредвзято; дали другую, научную оценку их деятельности. Впервые на их портретах появились неизбежные, неизбежные при объективном освещении, свет и тени.

Вспоминается Суворов с его тактикой. Говорят, что он сочетал решительность не с расчетом, а с вдохновением. Последнее слово мне кажется сильно преувеличенным. В боевых операциях полагался на волю случая, то есть на русский авось. В донесениях об этих операциях завышал потери противника и занижал – свои. Потемкин и Суворов военные полководцы без военного образования, показавшие, как тогда говорили, «в случай», и добывали себе победы любой ценой, заваливая врагов трупами (русских солдат). «…Мы за ценой не постоим…» Как это напоминает мне, ветерану Отечественной, наших малообразованных командармов – Жукова, Буденного.

Вот в чем я вижу актуальность Вашей книги, а значит – необходимость ее переиздания.

Ну а если переиздавать, то уж заодно не только переработать, но и дополнить.

Например, дать вторую русско-турецкую войну, которую Вы почему-то обошли молчанием. А ведь там и Суворов и Потемкин выглядят как интриганы: оттирали от руководства войсками Румянцева и его верного соратника – Каменского. (У меня есть небольшое количество записей о нем, может быть, они Вас заинтересуют…)

С пожеланием успехов – граф Каменский Николай Николаевич, потомок фельдмаршала М.Ф. Каменского, ветеран Великой Отечественной войны».

Н. Каменский в этом письме затронул главную тему для исторических писателей – необходимость изучать десятки, сотни документов, писем, донесений, приказов и указов, воспоминаний и записок о былом, чтобы не упускать многогранную правду жизни, сложную и противоречивую правду личности, неуловимую правду характера, правду событий. И каким бы симпатичным ни казался ваш герой, не избегайте сказать и о нем правду фактов, как бы горька она ни оказалась. Ветеран Великой Отечественной войны Н. Каменский, потомок фельдмаршала, вспоминает эпизод, когда генерал Суворов и генерал Каменский, штурмуя одну крепость, разошлись во мнениях, Суворов, как младший по званию, тут же подал рапорт о болезни и удалился в Бухарест.

Возможно, это не противоречило уставу, но нанесло вред выполнению операции. Вот такое объективное рассмотрение фактов совершенно необходимо при описании любого исторического лица.

В последние годы, особенно после возвращения Крыма в Россию, явно преувеличивают в этом случае роль личности Григория Потемкина. По правде сказать, это фельдмаршал Румянцев и добился победы с турками, и заключил мир, и подготовил почву для освоения полуострова.

Здесь возникает вопрос, который долго не могли решить русские историки и биографы. После заключения Кючук-Кайнарджийского мира русские войска по указанию фельдмаршала Румянцева продолжали занимать Крым и его крепости.

Первую попытку высказать правду о присоединении Крымского полуострова к Российской империи высказал известный историк Пётр Матвеевич Сакович в статье «Исторический обзор деятельности графа Румянцева-Задунайского и его сотрудников: князя Прозоровского, Суворова и Бринка»:

«Быстрое образование Новороссийского края, его счастливое приморское положение, богатства, которых едва только теперь промышленность и изыскания ученых начинают касаться, наконец, стратегическое значение провинций, облегающих Черное море, и его портов, относительно восточных наших соседей – вот данные, вследствие которых за именем Потемкина время утвердило право на исключительную признательность к нему России.

И действительно, мысль о Новороссийском крае сливается у нас с личностью князя Таврического: мы признаем его виновником бескровного приношения государству обширных берегов Черного моря: преклоняемся пред его проницательностью ума, его необыкновенным счастьем и легким успехом в предприятии, которое доставило России естественныя и, для полного развития ея сил, необходимыя на Юге границы: и, наконец, ослепленные блеском заслуги Потемкина в этом славном деле, до того увлекаемся, что совершенно исключаем из круга действователей другое лицо, если и менее занимавшее его современников, то едва ли не более его трудящееся, во всяком случае, предшествовавшее на той же самой стезе.

Быть может, убеждение, перешедшее к нам от дедов и отцов наших, насчет величия и славы князя Таврического, так сильно еще, что не дозволяет усомниться в неувядаемости пальмы, сорванной им на той же самой почве, на которой пожал уже славные лавры, за десять лет до него, Румянцев?..

Может статься, что на личность его мы смотрим еще глазами его современников, как на личность могущественного временщика, пред которым личность скрывалась под личиною, язык безмолствовал, а факты не смели высказываться наявь из архивов, более нежели на государственного сановника, на заслуги которого должны указывать дела и следы его прохождения в истории? Не судим ли мы о Потемкине по преданию, подражая льстивому языку его современников, а не на основании того, как отражается образ его в зеркале истории?

Подобная мысль, конечно, смела, имеет против себя общее мнение и отчасти даже историю, и может возбудить негодование в почитателях блестящей звезды князя Таврического. Но делать нечего; мысль эта, раз высказанная, должна быть подкреплена фактами…

Представляя на суд любителей отечественной истории доводы насчет справедливости вышеизложенного сомнения, считаю долгом объяснить, что оно, поколебавшее веру в исключительность услуги князя Таврического России, по предмету присоединения Крыма, образовалось вследствие рассмотрения дел, по ратификации Кючук-Кайнарджийского трактата и Крымской экспедиции 1776–1779 гг., найденных в бывшем архиве графа Румянцева-Задунайского; и цель отбора нашего состоит в посильном доказательстве, что в деле присоединения Крыма Потемкину досталось на долю, может, менее труда, нежели другим лицам и что исключительность этой заслуги не должна быть приписана ему одному. В судьбе Крыма и татар он является не более как счастливым пожинателем тех плодов военного искусства, дипломатической изворотливости и твердости характера, которыми отличался предшествовавший ему на том же поприще граф Румянцев. За Потемкиным осталась слава присоединения Крыма к России, и единственно потому, что он окончил дело, начатое и почти до конца доведенное героем Задунайским» (Русская беседа. М., 1858. 11. Третий год. Кн. 10. М., 1858. С. 1–3).

В книге, которую читатель держит в руках, описаны и вторая русско-турецкая война, и война с Наполеоном, и торжество мирных переговоров, с его трагическими противоречиями, а главное – наступление мира в России.

Используется и переписка Екатерины II и князя Потемкина, и переписка А. Суворова и Г. Потемкина, в этих письмах раскрываются подлинные характеры действующих лиц, искренние их желания, противоречия, результаты их поступков.

Сыновья графа П.А. Румянцева-Задунайского продолжили славную традицию служения Отечеству, и отдельного рассказа заслужил средний сын, Николай Петрович Румянцев.

В судьбе Николая Петровича большую роль играла не только императрица Екатерина II и император Павел I, но и император Александр I, который возвел его в звание государственного канцлера за успешное ведение переговоров со шведами и заключение выгодного для России Фридрихсгамского мира.

Скудость доступных материалов не предоставила возможность раскрыть характер Николая Петровича Румянцева во всей его полноте и многообразии.

Автор позволил себе вольность привлечь доступные материалы, используя объективный диалог между знакомыми и родственниками для раскрытия широкой картины государственной и императорской действительности, где постоянно находился избранный автором герой.

Жизненный путь и служение отечеству Николая Петровича Румянцева начинается и продолжается при правлении трех императоров России: Екатерины II, Павла I и Александра I.

В.В. Петелин,

доктор филологических наук

Книга первая
При дворе императрицы Екатерины II

Часть первая
В императорском дворце

1. Санкт-Петербург. Семейные раздумья

Екатерина II, укрепившись на императорском троне после переворота в июне 1762 года, стала одной из влиятельных фигур в европейских конфликтных делах: посадила на польский престол графа Понятовского, бывшего своего любовника, против которого поднялись конфедераты при поддержке Франции, вела бои с турками, которые в сентябре 1768 года заточили русского посланника Алексея Обрезкова в замок Семи башен и объявили России войну… Теперь же, после успешных действий русских войск против восставших поляков, подумывала и о разделе Польского королевства под неусыпным давлением Пруссии и Австрии.

Шел 1770 год, полный великих побед и испытаний. В Петербурге вспыхивали пожары, до Москвы дошла моровая чума, заволновались казаки, продолжалась битва в Польше. В императорском дворце в Петербурге Екатерина II невозмутимо принимала послов и других визитеров.

Неожиданно вошедший камергер принес ей радостное известие от принца Брауншвейгского – в битве при Кагуле главнокомандующий граф Румянцев наголову разбил огромное турецкое войско во главе с верховным визирем Халил-беем.

Прочитав донесение, Екатерина Алексеевна обратилась к собравшимся в ее кабинете:

– Принц Брауншвейгский был рядом с Румянцевым перед боем. Турки рвались на холм, где находилось командование, когда Румянцев, повернувшись к принцу, сказал генералам: «Теперь настало наше дело!» – и указующим жестом выкинул вперед руку. С криком, вы уж извините, «Виват Екатерина!» рванулись на врага, повсюду раздавались крики, генералы Племянников, Озеров, Олиц во главе своих отрядов бросились в самую гущу наступающих турок. Потом Румянцев послал в бой свою тяжелую кавалерию, генерал-поручик граф Салтыков, генерал-майор князь Долгоруков великую часть янычар положили на месте. Ни на минуту Румянцев не оставлял поле битвы, корпус Репнина, батальон Семена Воронцова шли в рукопашную и перебили множество янычар, и великий визирь дрогнул, турки побежали с поля боя… Просто замечательное письмо о крупной победе русских войск в этой войне. Ты, Григорий Григорьевич, готовься, поедешь на мирные переговоры, если таковые состоятся.

И Екатерина II, радостная и взволнованная, победоносно оглядела Григория Орлова, Прасковью Александровну Брюс и Марию Андреевну Румянцеву, графа Никиту Панина… И все слушавшие донесения очевидцы подумали о том, что победа при Кагуле приближает конец войне. «Надо написать Румянцеву, что пора подумать о мирных переговорах», – мелькнуло у российской императрицы. А графиня Мария Андреевна Румянцева про себя подумала, что пора поговорить с императрицей о младших сыновьях графа Румянцева, пока он в фаворе. Михаил уже взрослый, в 1764 году он был представлен императрице, когда она пребывала в Москве, потом служил в Петербурге, был произведен в подпоручики, заболел, получил год отсрочки от службы, возвратился в Москву, под материнское крыло, а в 1769 году – он снова в Петербурге, много времени проводит у великого князя, очень часто обедал и ужинал у него, был, как многие говорили, в милости. Да, у Михаила жизнь наладилась, пора женить его, пора подбирать ему хорошую партию. А у младших внуков все еще впереди, хотя и они уже повзрослели, пора им познать настоящую жизнь…

В семье графа Петра Александровича и графини Екатерины Михайловны Румянцевых 3 апреля 1754 года родился сын Николай Румянцев, которому судьба сулила большую будущность. Через одиннадцать месяцев, 17 марта 1755 года, родился третий сын Сергей. Старшему сыну Михаилу было уже четыре года, а дочь Татьяна, первый ребенок супругов, прожила недолго, заболела и скончалась. Но только на первых порах брак молодых Румянцевых складывался удачно, потом началась обычная походная, да и разгульная жизнь Петра Александровича.

Он был «красив собою, умен, любим женщинами», вспоминают современники о Петре Румянцеве, как полковник успешно продвигался в военной карьере. Петр Александрович принял участие в Семилетней войне с Пруссией, получил звание генерала, участвовал во многих сражениях, потом осадил и взял крепость Кольберг, за успехи в войне сразу стал генерал-аншефом, после войны долго не возвращался в Петербург, увлекшись одной дамой из Данцига, и молодой княгине пришлось довольствоваться тем, что полностью поглотили семейные дела, воспитание и образоваие троих сыновей.

Дети получали домашнее образование: то у них был артиллерийский подполковник, то майор прусской армии, родом из Швейцарии, то немец Цвилер, то Лайонс, но, кажется, только француз Моно оказал существенное влияние на детей графа Румянцева. По словам биографа, Николай Румянцев показал хорошие способности в математике, но главное – детей учили европейским языкам и латинскому. С детских лет Николай и Сергей брали уроки верховой езды, танцев, фехтования. Они получили все, что полагалось. Сохранилось письмо француза Моно графу Петру Румянцеву, в котором он высоко отзывается о своих учениках, обещая им большую и высокую судьбу.

Графиня Екатерина Михайловна Румянцева, семейная жизнь которой не заладилась, была вынуждена уехать с детьми в Москву. Нужна была настоящая любовь и преданность графу и детям, чтобы семья не развалилась окончательно. В письмах Петру Александровичу она докладывала о своих хозяйственных заботах, о посещении ее общими знакомыми, о детях, жаловалась на нехватку денег…

Николай, записанный в лейб-гвардии Конный полк, был переведен по предложению графа Брюса, женатого на Прасковье, сестре Петра Румянцева, в лейб-гвардии Семеновский полк, где вскоре получил чин прапорщика, затем адъютанта полка.

Екатерина Михайловна поддерживала тесную связь с графиней Марией Андреевной Румянцевой, которая, несмотря на свои годы, была такой же обаятельной, как и пятьдесят лет тому назад, когда Петр I выдал ее замуж за своего любимого помощника Александра Ивановича Румянцева. По уверениям всех биографов, очаровательная Мария, дочь графа Андрея Матвеева и внучка знаменитого боярина Артамона Матвеева, образованная, великолепная танцовщица, сразу обратила на себя внимание Петра I, стала его любовницей… Мария Андреевна была очень близка к императрице Елизавете Петровне и императрице Екатерине II. Елизавета Петровна возвела род Румянцевых в графское достоинство за заключение мирного договора в Або, Петра Румянцева, едва достигшего 18 лет, в полковники.

И вот пришла благоприятная весть от графини Марии Андреевны, которая написала Екатерине Михайловне о ее сыновьях – их ждут в Петербурге.

Собирая Михаила и Николая в императорский дворец и поглядывая на высоких красивых сыновей, Екатерина Михайловна вспоминала день за днем свои заботы, чуть не плача размышляла о своей драматической судьбе. Счастливое время пережила она, когда один за другим появились ее три сына, Михаил сразу определил свою судьбу, он будет военным, как и все его предки, отец, дед, прадед… Николай будет служить императрице, станет царедворцем, а Сергей увлекся гуманитарными науками, пишет стихи, спорит с литераторами и философами. А что из этого получится? Никто не знает… Счастливое время ее длилось недолго, может, лет пять-шесть, а потом воинская служба мужа, следом война с Пруссией, его стремительная карьера, взятие Кольберга, смена власти.

Петр III возлюбил Петра Румянцева и открывал перед ним широкое поле деятельности. А потом неожиданно – опять смена власти… И сколько унижений было от Петра Румянцева! Как страстно она любила своего Петра Александровича, прощая ему все, тягу к деньгам, всех любовниц, длительные отлучки. А ведь она не дочь плотника или кузнеца, у нее есть свои деревни, отказанные ей семьей фельдмаршала Михаила Голицына.

Екатерина Михайловна горько размышляла: а где лошадей, да прочего снаряжения, да слуг и кучеров отобрать? Какие нужно деньги собрать, а деревни плохо платят… Румянцев издали воображает своих сыновей сущими младенцами, а они уже созрели для будущей деятельности, Михаил страсть великую к службе имеет и часто упрекает ее, что она не согласилась отпустить его волонтером к отцу…

Бабушка Мария Андреевна, взяв на себя хлопоты о внуках, в удобный момент рассказала о юношах императрице, которая задумалась об их судьбе. Из разговора она поняла, что Михаил мечтает о военной карьере, так пусть едет к отцу ординарцем, назначит его генералс-адъютантом при главнокомандующем Румянцеве, раз рвется к воинской службе, пусть подберут ему какую-либо должность для участия в Русско-турецкой войне, а Николая решила оставить при императорском дворце, назначит его камер-юнкером при малом дворе, с Павлом они ровесники, пусть полюбезничают. Об этом Екатерина Михайловна узнала из письма статс-дамы императрицы Марии Андреевны Румянцевой. Какая гора свалилась с плеч Екатерины Михайловны, когда она узнала, что жизнь старших сыновей устраивается так, как она мечтала. Николай Петрович – камер-юнкер в 18 лет, это соответствовало V классу Табели о рангах всех чинов воинских, статских и придворных, это выше полковника, это почти генеральский чин, бригадир, а главнокомандующий Румянцев не бросит своего сына в самое пекло, выживет, к тому же продвинется и в чине.

Братья Михаил и Николай Румянцевы прибыли в Петербург в самом начале 1771 года. Остановились у бабушки Марии Андреевны в одном из домов на западной стороне Марсова поля, что стоят вдоль Красного канала. Михаил особенно не стремился к опеке, он уже был пристроен к службе, а Николай еще нуждался в наставлениях: императорский двор – явление суетное.

Он знал, что его дед, Александр Иванович Румянцев, генерал-аншеф, дипломат и боевой генерал, немало поездивший по миру и ведший переговоры с крупными деятелями своего времени, скончался в 1749 году, а бабушка продолжала служить русскому трону, переходя от Анны Иоанновны к Елизавете Петровне, от Елизаветы Петровны к Петру III, а от Петра III к Екатерине Алексеевне, почти десять лет с успехом правившей Российской империей.

Мария Андреевна и вся ее дворня сердечно приняла московских гостей, вещи и слуги обрели свои места, а Николай Петрович вскоре остался наедине со своей бабушкой. Та расспрашивала его о московских делах, о Екатерине Михайловне, о Сергее, о своем драгоценном сыне, фельдмаршале Румянцеве, который так успешно воюет с турками.

Вскоре после его приезда Мария Андреевна, вернувшаяся после дежурства во дворце, сообщила ему, что императрица готова с ним познакомиться и определить его судьбу.

– Коленька, Николай Петрович, я уже говорила тебе об этой службе, которая была намечена для тебя и в будущем для Сергея. Вы будете служить при малом дворе великого князя Павла Петровича, гофмейстером малого двора еще императрица Елизавета назначила графа Никиту Ивановича Панина, он же и воспитатель цесаревича, он же ведает и иностранными делами. Словом, один из крупнейших царедворцев, к нему стекаются все известия, сплетни и слухи, он очень опытный и обаятельный человек. Но сразу хочу тебе, Николай, внушить, что императорский дворец – это удивительно сложное произведение, здесь управляет не только императрица, здесь господствуют слухи, сплетни, интриги, группы и группочки, конфликты и конфликтующие. Ты можешь и не заметить, когда брошенное тобой слово будет подхвачено, криво истолкуется и пойдет гулять по дворцу, обрастая дополнительными кривотолками. Ты – юноша чистый, прямой, ты можешь отвести от себя все кривотолки, но осадок останется. Такова природа императорского дворца, да и всех подобных дворцов. Ты должен знать одно: да, император Петр I увлекся мною, когда я вместе с отцом Андреем Артамоновичем вернулась после его длительной дипломатической службы, граф Матвеев был принят при дворе. От императора, что греха таить, я сразу забеременела, он понял мое положение и сосватал за твоего деда, Александра Ивановича Румянцева, преданного императору офицера. Отец мой, как человек боярского происхождения, чуточку сопротивлялся выбору императора, выдавать такую дочь за простого офицера он не хотел, но император настоял, обещая возвеличить твоего деда. В ноябре 1721 года я родила дочь Екатерину, потом появились еще две дочери. При дворе ты узнаешь, Николенька, что все мои дети от императора Петра, в том числе и твой отец, фельдмаршал Петр Румянцев, но это не так. Возможно, отцовство императора принадлежит и второй дочери, а отцовство третьей дочери и Петра нужно оставить за Александром Ивановичем Румянцевым.

Перед Николаем открывалась внутренняя жизнь императорского дворца, императрицы, одна за другой, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, царедворцы… Они управляли всей империей, вели переговоры, заключали союзы, объявляли войны, подписывали мирные трактаты. Екатерина Михайловна, его родная матушка, тоже много рассказывала о Елизавете Петровне и о Екатерине II и их окружении, но то, что говорила Мария Андреевна, поразило его искренностью и прямотой. И ей пришлось нелегко, когда обласканный правителями генерал Александр Румянцев столкнулся с вступившей на императорский престол 25 января 1730 года Анной Иоанновной. Окруженная немцами, Анна Иоанновна благосклонно приняла Александра Ивановича и предложила ему стать президентом Камер-коллегии. Но генерал-поручик решительно отказался от предложенной чести – он генерал, дипломат, он ничего не понимает в финансовых делах, одновременно, как человек чести, он высказал ряд критических замечаний о том, что в начале своего царствования она, императрица, допустила до того, что повсюду господствуют немцы, ввели свои порядки, свои обязательства, нарушив русские традиции. Анна Иоанновна впала в безудержный гнев, приказала арестовать и предать Румянцева суду Сената, который 19 мая 1731 года приговорил его к смертной казни. Императрица смертную казнь не утвердила, но заменила ее ссылкой в Казанскую губернию, в село Чеборчино, лишив чинов, орденов, отобрав ранее пожалованные 20 тысяч. Больше трех лет генерал Румянцев со всем семейством пробыл в ссылке под строгим надзором капитана Шипова. Только в конце июля 1735 года генерал Румянцев был освобожден из ссылки и назначен казанским губернатором с возвращением ему чина генерал-поручика и всех его орденов и отличий. Все это время Мария Андреевна поддерживала крепкую связь с родственниками, очень много писем посылала дочери Петра I Елизавете. Потом отношения с императорской властью наладились, Бирон не возражал против присвоения генерал-поручику Румянцеву полного генеральского звания, Александр Румянцев был назначен в 1738 году правителем Малороссии (до 1740 года), и вскоре стал одним из командующих при Минихе в действующей армии, когда началась Русско-турецкая война. 17 августа 1739 года состоялась битва при Ставучанах, когда русские полки разгромили турецкую армию в 70 тысяч солдат и офицеров.

Непрерывные и продолжительные походы Миниха чрезвычайно отрывали Румянцева от непосредственного управления Малороссией, о котором, однако, доходили весьма благоприятные отзывы. Так, по словам Бантыша-Каменского, поведением своим он «приобрел от всех полную доверенность и доброхотство. При нем восприяло начало и далеко распространилось вежливое, свободное и благонравное поведение между малороссиянами…» «Командование Румянцева, по личным его качествам, было кроткое, справедливое для малороссиян и утешительное», как заявляет Георгий Конисский. При Румянцеве имел большое значение в делах Малороссии его любимец, генеральный писарь Андрей Безбородко (отец будущего великого дельца Екатерины II), отличавшийся своими способностями: он забрал в свои руки местную администрацию и много содействовал окончательной деморализации низшей старшины, получавшей места исключительно из его рук. В 1740 году подписан указ, коим Румянцев назначен был штатгальтером, а вскоре затем Румянцев был пожалован каменным домом в Москве. Затем последовал очередной указ императрицы, в котором генерал-аншеф Румянцев был возведен в звание чрезвычайного и полномочного посла и направлен в Константинополь с большим посольством («В свите Румянцева, – говорится в «Русском биографическом словаре», были секретари и маршал посольства, священник с причтом, лекари с подмастерьями и переводчики, до 200 гренадер, 12 дворян посольства, 36 лакеев, 12 гайдуков, несколько трубачей, егарей, музыкантов, много повозок с багажом, не мало лошадей всякого рода и т. д., словом – целый караван, останавливавшийся ежедневно лагерем для ночлега и отдыха».

После прощальной аудиенции у императрицы 19 мая 1739 года генерал Румянцев выехал с посольством из Петербурга и 22 июня того же года вступил в переписку о времени размена на границе с турецким послом Мегмет-Эминем. Но посольство Румянцева в Константинополь оказалось неудачным. После многочисленных процедур с турецкой стороной размен послов был назначен на 17 октября 1740 года. Но в это время скончалась императрица Анна Иоанновна, о чем прибыло известие из Петербурга, а затем и новые верительные грамоты. Движение русского посольства продолжалось. В начале декабря 1741 года императорский престол заняла Елизавета Петровна. Шесть месяцев Александр Румянцев провел в Константинополе, устраивал балы, приемы, визиты к турецким вельможам, сам принимал, в мае 1742 года, прибыв в Москву, принял участие в короновании императрицы Елизаветы Петровны, был награжден орденом Святого Андрея Первозванного, а вскоре был отправлен в Финляндию для разбора ссоры между гвардейскими офицерами. 2 июня 1742 года Румянцев был благосклонно принят императрицей, которая вручила ему указ о возведении его в чин полковника гвардии Преображенского полка, где начиналась его воинская служба, дорогую табакерку с алмазами, 35 тысяч рублей. Разобравшись с офицерской ссорой, генерал-аншеф Румянцев 16 августа 1742 года получил указ о назначении его уполномоченным на конгресс в Або для мирных переговоров со Швецией. 7 августа 1743 года мирный договор был подписан.

Императрица Елизавета Петровна, учитывая заслуги генерала Александра Румянцева перед Отечеством в заключении мира со Швецией 15 июля 1744 года, возвела его с потомством в графское достоинство, причем ему была дана грамота с означением заслуг, оказанных как им самим, так и предками его, и дан еще герб с известною надписью nov solum armis, что означает «не токмо оружием». При этом императрицею было выражено желание, чтобы означенный герб оставался бы ненарушимо во все времена (Гос. архив. ХI. К. № 2).

1.М.: Центрполиграф, 2006.