Kitobni o'qish: «Сын неба»

Фантастика! Жанр, который интригует очень многих, так как многие невероятные истории, версии или гипотезы, незаметно, становятся реальностью. Выходит, всему нужно своё время.

Глава 1

Горы. Царство потрескавшегося камня. Хребты, высокими грядами, уходят вдаль. Пробирающемуся через них пилигриму, кажется, что нет им конца и края. Появившись однажды, десятки и тысячи веков лет назад, они напоминают нам о величии и силе природы. Попавшего сюда из равнинных пунктов случайного путника, горная страна поражает масштабностью и монументальностью. Высочайшие, до нескольких километров вершины, глубокие пропасти парализуют волю, нагоняют боязнь. Проложенные бесстрашными смельчаками над бездонными ущельями узкие тропы, заставляют забыть о цели своего появления в этом каменном мире.

Отвесные стены, уходящие на неоглядную высоту, своей массой давят на сознание, заставляя искать различные причины и отговорки для того, чтобы, если это возможно, вернуться назад. Мозг случайного прохожего лихорадочно ищет варианты отступления, но не всегда находит их.

Тяготящие впечатления усиливают жуткие ветры: ураганные, дико завывающие. В бешеных порывах, они грозят смертью всему живому, что встречается на их пути. Держись странник! Если ты не превратишься в лёд среди оцепенелого безмолвия, то можешь, быть повергнут в глубокую расселину. И некому будет в этом адском месте явить помощь, подать руку. Завалит тебя крупным и мелким булыжником, скатывающимся от выветривания с горных вершин. Что человек? Камень, казалось бы, вечная материя, и он не может устоять против суровой стихии.

Не ходи пилигрим, прячься! Куда угодно: в пещеру, в трещину, за любой выступ, только не будь на открытой области. Иначе очередной неистовый порыв леденящего ветра, может отправить тебя в вечность: состояние полного забытья и неспособности воспринимать, ощущать окружающее. Пади на колени скиталец! Усердно молись за себя и за других людей, попавших в беду. Кто-то, где-то, также станет просить бога за путников, в том числе и за тебя. Совокупная месса, служба, обязательно должна дойти до Всевышнего. Искренняя коллективная просьба непременно будет услышана, и ты спасёшься. Надо только верить в Его Деяния.

Гималаи. В переводе с санскрита – обитель снегов. Высочайшая горная система, находящаяся на территориях Китая, Индии, Непала и Пакистана. С самыми высокими вершинами, наибольшими разностями взгорий на коротких расстояниях, глубокими (до пяти тысяч метров) ущельями. Она протянулась в длину более 2400 километров и от 180 до 350 в ширину. Гималаи расположены между Тибетским нагорьем и Индо-Гангской равниной на юге.

1950 г. Наша этнографическая экспедиция, пробираясь узкими тропами, шла из Тибета в Гималаи. Унылая и однообразная природа никак не разделяла эти две горные системы. И наш небольшой караван, с каждым днём упрямо поднимался по отношению к уровню моря. В этот период в здешних краях царит середина лета, но мы всё явственнее ощущали высоту, потому что делалось прохладней и труднее дышать.

Изнурительные дожди становились реже. О них надо сказать особо. Как и ветры, они царствуют здесь в своё время. Господствуют императивно и немилосердно. Жестокая и беспощадная стихия. Становится темно, разверзаются хляби небесные и потоки воды, тугими жгутами и струями, падают вниз. Она хлещет по деревьям и жалким росточкам травы, что чудом цепляются за щели в камнях. Прячьтесь звери и люди, которые волей судьбы оказались в этом аду. Бешеные потоки устремляются с высот вниз, таща за собой сначала мелкие камешки, а затем камни. И уже огромные массы воды, увлекая валуны и целые скалы, создают в глубоких ущельях стремительные реки и большие озёра. Образовавшиеся бурные водоёмы прорывают завалы и наводят ужас на людей, живущих внизу, где-то очень далеко от этих мест. Срединная велика!

…Мокрые лавины с неба низвергались реже, а мы шагали всё выше. Услышанная далеко отсюда, в Тибете, легенда согревала и придавала нам силы. Мы подбадривали друг друга, утешали, когда кто-то падал и получал ушиб, но устремлялись вперёд. Наш молчаливый проводник, с лицом, похожим на блин, в таких случаях качал головой, ухмылялся и в душе наверняка игнорировал нас. На привалах он выпивал "огненной" вонючей жидкости, а его узкие, раскосые глаза и вовсе превращались в щели. Он пытался говорить с нами, почти не понимая ответы. – Для чего ты ходишь? – спрашивал он, – пишешь обычаи, традиции, сказания? За каким бесом знать их чужим людям? Всё равно не уразумеешь: их нужно впитывать с детства, жить по ним. Народ сам всё помнит. А уважаемых людей беспокоишь, – и ничуть не стесняясь, применял малоумное выражение, где он только его услышал, – глупая книжная моль! Если бы мне не были нужны деньги, я не пошёл бы с вами в опасный путь.

На наши доводы он махал руками, хотя не понимал процентов девяносто из того, что мы ему объясняли. Коренной тибетец, он исходил всё нагорье и Гималаи. Испытывая его при найме, мы называли районы горных систем, имеющих местные названия, и он, в каждом случае, заявлял, что ведает туда путь. Кроме того, Лунь знал несколько десятков английских слов. Это решило наш выбор в пользу горного жителя.

Мы не ошиблись. Он понимал уйму местных наречий, по каждому вопросу умел договориться с людьми. И даже об аренде яков, что являлись здесь самой большой ценностью, суля вернуть их при возвращении. Многие безоговорочно верили ему: знали его и родственников. Лунь уверенно провёл нас от Лхасы – столицы Тибетской автономии, через горные и равнинные участки до реки Брахмапутры. В одном из селений мы сделали большой отдых. Проводник отыскал толмача, приглашал пожилых людей, знакомил с нами. За чаем, они рассказывали нам легенды, объясняли свои обычаи и распространённые обряды.

Здесь мы и услышали красивую "сказку". Старый аксакал, потягивая чай с молоком, заявил: – Не всё, что люди рассказывают, является былинами. Некоторые из них, иногда, можно проверить и убедиться: это быль, хотя и давнишняя. Например, у нас существует предание о небесном мальчике, жившем когда-то у одинокого монаха, в Гималаях. Но это не сказка: я тому свидетель. Возраст отшельника сейчас находится в пределах ста семидесяти лет. Юноша тот вырос в гиганта, ростом около трёх метров и улетел на небо. Но иногда он навещает своего старого "воспитателя", прилетая откуда-то на неведомой машине с женой и двумя детьми. Последнее его появление было семь лет назад….

Мы посмеялись, но старый бабай оскорбился и сказал, что мы недостойны, заниматься своим делом, потому что не верим деду: – А я сам видел спустившуюся с неба молодую семью из высоких людей, так как в это время, случайно очутился у апостола Лао в гостях.

Скуластое, сморщенное лицо рассказчика с раскосыми глазами, выражало такую обиду, что нам стало не по себе. Мы долго извинялись, просили поведать об этом случае подробнее, но он отказался, говоря, что прошло много времени и уже не всё помнит. – Идите к Лао, – сказал аксакал, – если он ещё в состоянии говорить и сочтёт нужным рассказать, то поведает вам эту историю: он умеет общаться на аглицком языке.

Вскоре за небольшую плату нам организовали переправу через реку, и мы двинулись в Гималаи. Необычный рассказ никак не выходил из головы. Мы часто вспоминали о нём по дороге и решили: возможно, сын прилетает на вертолёте, а его рост конечно преувеличен. Лунь сказал: – До жилища Лао идти километров сто двадцать, по горам.

Но мы, заинтригованные необычным рассказом, всё-таки решились на опасное путешествие.

Две с половиной недели, с риском для жизни, были мы в пути. Дышать становилось всё труднее, мы поднялись до двух тысяч метров над морем. Необычной высоты, дом Лао появился из-за поворота внезапно. Он стоял, словно в укрытии, под нависшей скалой. Здесь же имелся небольшой дряхлый загон для скота. Росло несколько старых деревьев. Стояла довольно тёплая погода, но монаха не было видно. Жильё отшельника построено по тибетскому типу: четырёхугольный каменный домик, с суживающимися кверху стенами и тривиальной крышей. Когда-то он был побелён известью. Вокруг двух маленьких окон виднелись остатки чёрной краски.

Проводник и участники экспедиции возились с яками, а я подошёл к входу. Постучал и не получив приглашения, открыл дверь. Заскрипев несмазанными ржавыми петлями, она нехотя отворилась, и я вошёл внутрь. Привыкнув к темноте помещения, огляделся. На полу, на куче тряпья, виднелся человек. Первой моей мыслью было то, что он умер. Подбежав к нему, я понял: это не так, но он на пути к Всевышнему. Лао никак не отреагировал на моё появление и голос, оставаясь недвижным.

Дыхание его было едва заметным, прощупывался слабый пульс. В доме не было ни воды, ни пищи. Монах умирал от голода в силу своей немощи. От последнего привала у нас, в термосе, остался мясной бульон. Я крикнул, чтобы принесли посудину и ложку, а сам стал разглядывать схимника. Это был скелет обтянутый землисто–серой кожей. Не понятно, в чём только держалась жизнь? Морщины были даже на совершенно голом черепе. Глубоко запавшие глаза закрыты, на скуластом лице выделялся крупный нос. Беззубый рот приоткрыт, большие уши торчали в стороны. У меня зашевелились сочувствие и жалость к несчастному.

Принесли термос с ещё тёплым варевом. Мы устроили отшельника полусидя. Лунь поддерживал его голову, а я ложкой влил ему в рот юшку. Чувство голода сработало: она была проглочена. Дальше пошло веселее, хотя схимник всё ещё не очнулся. Насытив, мы укрыли его и оставили отдыхать. Нам предстояло позаботиться о корме для яков и собранных материалах, что везли с собой. Освободившись, я подошёл к служителю бога. Он лежал в том же тезисе, но с открытыми глазами. Став над ним, и почтительно сложив руки, я поздоровался и пожелал всего лучшего ему, жилищу и родственникам. Взгляд монаха переместился в мою сторону, и он, едва заметно, кивнул мне. На лице мелькнуло просветление, и сознание вновь оставило его.

Мы приготовили прекрасный обед, плотно покушали и сообща, принялись кормить старца. После первых ложек, он пришёл в себя, сам открывал рот, но был настолько слаб, что не мог держать даже голову. Без поддержки, она у него падала на бок. Процесс приёма пищи нас взбодрил, душевное состояние улучшилось. В этот раз монах съел больше и уснул во время обеда.

Отдохнув, мы начали осматривать местность. Ландшафт был довольно унылый: на крохотной долине росло много кривых деревьев. Местами среди них проглядывали разнотипные каменные возвышения. Буйствовали травы: сплошной цветной ковёр. Подходил вечер, начали собираться тучи, небо стало темнеть. Мы вернулись в дом. Схимник спал. В жилище становилось сумеречно. Мы принялись искать в своих мешках свечи и не находя их, тихо переругивались меж собой.

Вдруг монах издал звук. Я повернулся к нему: он едва заметным движением пальца указал вверх. Я поднял голову и чуть не вскрикнул от удивления: там висел электросветильник. Скользнув взглядом по стенам, я увидел выключатель. Но у дома не было ни ветряка, ни линии электропередачи. Кто-то, проследив мой взгляд, подошёл и щёлкнул им. "Лампа" вспыхнула неожиданно и ярко. Это было диво: в заоблачье, в горах и в подобное время – электрический ток.

…Прошло несколько дней. Старец постепенно выздоравливал, силы медленно возвращались к нему. С нашей помощью, он стал выходить из дома: грелся на солнышке. Мы вовремя подоспели со своим приходом. Начав разговаривать, святой отец рассказал, что заболел, и у него кончились продукты. Ввиду своего преклонного возраста и нездоровья, он не мог никуда сходить и приготовился отправиться в вечность, жалея, что не простился с сыном. Я воспользовался этим и спросил: – А где живёт ваш наследник и кем работает?

Отец гордо улыбнулся и показал рукой в небо. Он был слаб, говорил с трудом. Сейчас было бы совестно расспрашивать его об этом. Вопросы засели в голове: неужели правду гласит сказание? А может он лётчик, даже и военный?

Глава 2

В один из дней раздались голоса, и из-за утёса показался караван из пяти вьючных яков. Пришедшие остановились у домика Лао и стали разгружать животных. Монах понемногу окреп насколько мог в своём преклонном возрасте и сам появился навстречу прибывшим. Увидев отшельника здоровым, погонщики вьючных животных радостно выражали почтение к безгрешному, прикладываясь к его рукам и одежде. Видно: он обладал большим авторитетом у людей.

Обоз с продовольствием был предназначен для него, но припоздал, что чуть было, не привело к трагическому исходу. Увидев нас, европейцев, гималайцы несколько смутились, но схимник сказал им, что мы спасли ему жизнь и тогда все принялись благодарить нас за проявленное милосердие. Мы плохо понимали слова, так как почти не обладали сведениями об их языке, но и этого было достаточно. В таких ситуациях они особо и не нужны. После этого горцы смотрели на нас, как на своих и пробыли здесь два дня. Всё это время они не покидали святого: вместе с ним молились перед статуэткой Будды и с кроткими лицами слушали нравоучения на религиозные темы. На третий день, утром, погонщики отправились в обратный путь. Мы проводили их, церемонно попрощались и вернулись.

На следующий день после отбытия каравана, с утра подул бойкий студёный ветер. Сразу похолодало. Небо заволокло тучами. Налетела буря, затем пошёл сильный дождь. Раскаты грома, сначала редкие, перешли в единый гул. Ураганные порывы рвали с деревьев листья, крушили ветки. Местность освещалась беспрерывными вспышками молний. С неба струями текла вода. С нависшей над домиком скалы, она изливалась потоками, не попадая на крышу. Через несколько минут вокруг бурлили грязные ручьи. Устремляясь в низменные места, они тащили с собой мелкие камешки и поломанные ветви. На улице стало свежо и неуютно.

Мы ступили в дом. Святой, неподвижный, как изваяние, сидел перед статуэткой Будды. Прошло минут двадцать, прежде чем он закончил религиозное бдение. Настроение у схимника было хорошее, я подсел к нему, надеясь получить исчерпывающий ответ. Вкратце изложив цели экспедиции, обратился с просьбой поведать о себе. Ниже привожу его рассказ, конечно же, с сокращениями. Говорил он на старинном английском языке, но речь была достаточно понятна всем.

Начало его повествования было очень необычным: – С тех пор, как я родился, весна сменяла зиму сто семьдесят два раза…, – при этих словах я чуть было не подпрыгнул. Отшельник заметил это и, усмехнувшись, продолжал: – …Появился я далеко отсюда. Селение было незначительным и располагалось близко от Лхасы, в Тибете, рядом с большой дорогой. В семье девять ребят, я четвёртый. На свои нужды мы сеяли хлеб, держали скотину и кое-как обходились. В то время Тибет полностью зависел от Китая. В Лхасе правил его наместник. Налоги были непосильные и у нас отнимали почти всё. Люди страдали от недоедания и мёрзли, так как даже дрова, что мы собирали на зиму, необходимо было делить с господами. Народ выживал с трудом.

Время в те годы было неспокойное, шли войны. Жизнь, таких убогих как мы, ничего, не значила. Мне стало десять лет, когда в селении появились три священнослужителя. Говорили с родителями, убеждали отдавать им детей. Жаловались, что монастыри дряхлеют, старцы умирают, и всё меньше остаётся служителей Будды. Схимники рассказывали о жизни в обителях, что там хорошо и пока не голодно. Они держат скотину, сеют хлеб, кое-чем поступаются люди. Кроме того постигают слово божье, философию, некоторые науки. У них есть школы, где послушников учат чтению, письму и другим знаниям. Повзрослев, ребята станут монахами, будут служить Просветлённому. Дело это нужное и благородное, высокое.

Я и двое старших братьев попали в безгрешную обитель учениками. Мы осваивали святые писания, пасли немногочисленный скот, помогали во всех посильных делах старшим и вместе с ними молились Богу. Нет смысла описывать нашу жизнь. Для посторонних она кажется однообразной и унылой, хотя с каждым годом человек там продвигается к Истине, Абсолюту – к Богу.

Так и шло бытие, пока не началась интервенция нашей страны. Приходили китайцы, американцы, англичане. Каждые тянули что-то, эксплуатируя тёмный и обездоленный народ. По стечению обстоятельств наш монастырь был расположен недалеко от дороги, ведущей в Лхасу. Вскоре, у нас появился небольшой гарнизон английских войск. Они потребовали, чтобы мы кормили их. Стояли они в ските несколько лет. У них я научился говорить по-английски.

Их постой лёг на нас тяжким грузом. В политику служители культа не вмешивались, но видя, как страдает народ, тайно поддерживали его. К этому времени мы уже выросли и превратились в крепких монахов – воинов, в совершенстве владеющих искусством борьбы Кун-фу. И когда начались народные волнения, мы, как и другие дацаны, тайно участвовали в случавшихся стычках. Интервенты разобрались, откуда берутся искусные бойцы и начали громить обители: уничтожать затворников.

В один из дней я был послан в далёкую лавру с донесением и отсутствовал несколько суток. А когда вернулся, мои короткие волосы встали дыбом: на месте нашей пустыни были руины, братьев расстреляли. Позже я узнал, что англичане окружили приорию и разгромили её из пушек, добивая из винтовок пытавшихся спастись людей. Убитых увезли неизвестно куда. Горю моему не было предела. Я вернулся домой к родителям. Они были уже в почтенном возрасте. Обитающие с ними братья и сёстры влачили жалкое бытие. Живя у них, я тщился хотя бы в чём-то помочь, но это продолжалось недолго.

Некий мерзавец настучал англичанам, что в семью вернулся монах из разбитого скита. На меня, словно на зверя, устроили облаву. Раненый, я едва унёс ноги. Разумея: что здесь меня хорошее не ждёт, я отправился в Гималаи и нашёл пристанище в монастыре, где исповедовали ламаизм. Это было не по мне, но выбирать не приходилось. Я вместе со всеми работал, делил с братьями тяготы и радости. Но всё-таки ушёл от них.

Меня приняли в небольшой обители братья по интересам. Жизнь в них везде одинакова. Чтобы чего-то иметь для существования, надо трудиться с утра до вечера. Послушание и работа, прерываемые лишь религиозными бдениями. Двадцать пять лет в этом святогорье не прошли даром. Но в душе зрела мысль, уйти, поселиться вдалеке и отдаться служению Просветлённому. Мне хотелось наедине смотреть на Бога, говорить с Ним и слушать Его. С каждым годом эта мысль крепла и, наконец, я решился. Рассказав патриарху дацана о своём желании и облегчив душу, я услышал благословение и был отпущен на все четыре стороны.

Вот так я оказался тут. Место мне очень понравилось. Вблизи тропа, время от времени появляются люди. Построил дом, приручил животных для скрашивания одиночества. Иногда ко мне приходят люди, завозят кое-что из продуктов, хлеб. Сейчас я рукоположен в архаты, – "апостол буддизма" мой сан. Здесь я живу больше сотни лет. Даже верховный Лама приезжал ко мне три раза. Их сменилось уже несколько, а я всё не умираю. Вот и весь мой рассказ, – закончил он, ни разу не упомянув о сыне.

Подошло время обеда. Мы покушали. Старец прилёг отдохнуть. На улице было всё так же неуютно. Сильный, порывистый ветер гнал тяжёлые, будто клочья чёрной шерсти, рваные тучи, которые, периодически, проливали холодную воду. Но непогода стихала, громовые раскаты слышались реже и где-то далеко. Там же, за горами, возникали и обширные всполохи молний. Пока архат отдыхал, мы упорядочили собранные записи.

Монах проснулся. Мы приготовили чай, достали лепёшки, творог и начали полдничать. За едой, я спросил его: – Уважаемый, вы упомянули о сыне, когда показали на источник света. Кроме того, внизу, один старец заявлял, что видел вашего наследника с семьёй, который, якобы, прилетал с неба. Но из рассказа, следует, что вы никогда не были женаты. Как это понимать?

Святой помрачнел. Помолчав, сказал: – Хорошо, я расскажу вам удивительную историю, а верить или нет, дело ваше.

С этими словами, он встал, вынул из шкафчика небольшую коробочку. На ней имелись малопонятные значки, не похожие на буквы. Нажал кнопку. В комнате зазвучал шум эфира: шипение, потрескивание. Она была необыкновенной. Радиоэлектронные устройства того времени, были громоздки, угловаты и тяжелы, а это странное и настолько маленькое, что вызывало закономерное удивление.

– Вот, – сказал Лао, – когда мой сын находится недалеко от Земли, он даёт знать о себе из этой штучки. Говорит со мной, я узнаю, когда состоится встреча. Правда, бывают они очень редко. За сто с лишним лет был у меня всего пять раз, – сокрушённый отец замолчал, в глазах появились слёзы. Мы сидели, поражённые услышанным.

Успокоившись, Лао заговорил: – Я расскажу вам удивительную историю, мне приятно вспомнить о моём мальчике. Откройте свои уши: я буду долго повествовать. Не перебивайте.

Устроившись удобнее на подушках, он, неожиданно бодрым голосом, заговорил: – Это случилось давно. Вас тогда и в помине не было. Придя в эту местность и решив здесь остаться, я взялся за сооружение вот этого дома. В один из дней, когда шло строительство, моё внимание привлёк посторонний шум. Подняв голову, я увидел необычный дисковидный предмет, падающий под углом к земле. За ним тянулся шлейф красного дыма. Он издавал резкий прерывистый звук.

Траектория лежала над этой долиной. В открытом на нём овальном проёме, стояло несколько очень высоких "людей". Заметив меня, они что-то кричали и размахивали руками. Из круглого отверстия возникнул большой предмет и полетел ко мне. До удара об грунт, под ним вспыхнул огонь, раздался хлопок, и он плавно опустился на землю. "Незнакомцы" продолжали взывать в мою сторону, но расслышать что-либо мешало громкое завывание. Я понял, что выброшенный объект послан специально и побежал. До него было метров сто. Обернувшись, увидел, как воздушная машина ударилась о высокую гряду гор. Вспыхнул огненный шар и обломки, вместе с большим количеством камней, скатились в глубокое ущелье.

Я помолился за несчастных душ, попросил Будду принять их к себе. Затем, подойдя к лежащей объёмной штуке, попытался найти что-либо, открывающееся. В конце концов, мне удалось обнаружить, закрытое большое отверстие. Оно было сверху и проглядывалось по едва заметной щели. Настолько точно и плотно была подогнана крышка. Но как открыть, на ней ничего не было? Попытался просунуть нож в паз, но он был настолько узким, что в него не входил даже кончик лезвия. Я не знал, что мне делать?

Прекратив бесполезные усилия, вернулся к дому и продолжил стройку. Но мысли об увиденном не давали мне покоя. "Кто были эти высокие "люди" и откуда появились? Что они хотели сказать и почему выбросили большую, непонятную штуку? Ведь она явно была предназначена мне. Но что делать?" Моя работа застопорилась. Под впечатлением происшедшего всё шло вкривь и вкось.

Спустя время, бросив своё занятие и взяв молоток, я вернулся к "подарку", который так неожиданно достался мне. Естественно, теперь меня привлекал люк отверстия, и я попробовал забить в щель нож. Но он не заколачивался и все последующие усилия, ни к чему не привели. В отчаянии, я два раза ударил по нему инструментом. Металл загудел и крышка начала сама подниматься из проёма.

Выйдя на всю толщину – она была с две ладони, медленно отошла в сторону. Я отскочил от предмета и замер в ожидании появления кого-либо. Но никто не выходил, и мне пришлось заглянуть в него. Я опешил: там лежал малый ребёнок. Дитя посапывало во сне. Судя по его росту, ему было года три. И теперь до меня дошло, о чём хотели сообщить мне несчастные родители, предвидя свою близкую и ужасную смерть. Поражённый зрелищем и осенившей меня мыслью, я стоял, глядя на малыша, и не знал, что делать? Новые мысли закружились в голове. "Кто он? Как мне теперь быть? Куда его деть? У меня же сейчас и дома-то нет, живу кое-как. А ему нужны тепло и сытная пища, одежды". Я сел рядом и долго ждал, когда "младенец" проснётся. Новые заботы вставали перед моими глазами.

Но… сопение прекратилось, послышались звуки. Когда я поднялся, на меня глядело невероятно привлекательное существо, с глазами бездонной синевы. Крошка встал на ноги. Его головка выглядывала из люка. Подобных красивых детей я никогда и нигде не видел до сих пор. Раскрывшийся прекрасный цветок лотоса! Весь какой-то розовенький, с белыми кудряшками. Всё в нём совершенно и симметрично. Одежда также необычная, в застёжках и невероятно мягкая.

Обнаружив меня, мальчик скривился, готовый излить слёзы. Я радостно улыбнулся и протянул руки. Он не пошёл, но и не заплакал. Затем что-то сказал. Разумеется, я ничего не понял, но продолжал приглашать к себе. "Заоблачное" существо стало осматриваться. Увидев, что мы одни, оно опять обратилось ко мне. Я вытащил его из машины. Теперь, уже сидя на руке, он принялся внимательно разглядывать моё лицо. Видимо, не найдя ничего страшного, мальчик начал что-то лопотать.

Так произошла встреча с моим будущим сыном. Тогда я, конечно, ничего кроме жалости не ощущал и не понимал. Посадив его на траву, вытащил колыбель, несколько больших сумок с одеждой, питанием и постельными принадлежностями. Проявив, в последний раз заботу о сыне и отправив в безызвестность, родители положили в спускаемый аппарат всё, что было нужно для него на первое время.