Kitobni o'qish: «Избранные работы»
Предисловие
Вернер Зомбарт принадлежит к основоположникам современной социологии, хотя на протяжении всей своей академической карьеры он был профессором экономики, а его труды сегодня привлекают прежде всего историков. Все основатели современной социологии были знатоками и философии, и права, и экономики, и истории – они создавали новую дисциплину именно потому, что подходы уже существующих наук к социальной реальности казались им недостаточными и односторонними. Сама действительность не делится по факультетам, о чем иной раз забывают их наследники, избравшие узкую специализацию. Многообразие интересов Зомбарта удивительно даже на фоне таких его немецких современников, как М. Вебер, Г. Зиммель или Ф. Тённис, но эта широта иной раз препятствовала Зомбарту в разработке собственной теории. Он был в первую очередь историком, а принадлежность к этому цеху мешает выработке всеобъемлющей социологической доктрины – эмпирический материал историка не вмещается в неизбежно схематичную социологическую теорию, препятствует выработке универсальной методологии, пригодной для всякого общества любой эпохи. Однако достоинства такой позиции оборачиваются недостатками в обосновании собственных исторических исследований; поздние труды Зомбарта по социологической и экономической методологии остались явно несовершенными набросками, уступающими его трудам по истории капитализма.
Одна из немногих серьезных статей о творчестве Зомбарта1 начинается с вопроса о причинах забвения Зомбарта его коллегами-социологами. На протяжении первой половины XX в. Зомбарт считался наиболее известным немецким социологом, его творчество вызывало непрестанные споры. Если бы в 1910 или 1930 г. немецким обществоведам был задан вопрос: «Кого вы считаете немецким социологом номер один?», то подавляющее большинство назвало бы не Вебера, не Тённиса, не Зиммеля, а именно Зомбарта. Вместе с Вебером он основал первый немецкий социологический журнал, долгое время был президентом немецкого социологического общества. Но небольшая работа М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» известна сегодня даже за пределами научного сообщества, тогда как написанные на ту же тему (происхождение капитализма) труды Зомбарта, в которых развивается альтернативная веберовской точка зрения, мало кто читает. В США из всех его трудов ссылаются только на очерк «Почему в Соединенных Штатах нет социализма?», но и в Германии его книги почти не переиздаются, несмотря на то, что Зомбарт был чрезвычайно ярким автором, писавшим не для «гелертеров», но для широкой образованной публики. Причины этого забвения прежде всего политические – мы еще вернемся к настоящей кампании по дискредитации Зомбарта как «попутчика нацизма». Но сходная по духу кампания велась и ведется по отношению к Хайдеггеру, Шмитту, Юнгеру, что не мешало их широкой известности в послевоенной Германии (и за ее пределами).
На более глубокую причину указал Н. Элиас2, который сам столкнулся с длительным неприятием его историко-социологических исследований, написанных не без влияния Зомбарта. После Второй мировой войны европейская социология оказалась под огромным воздействием американских концепций: даже труды таких классиков, как Вебер и Дюркгейм, стали читать «на манер Т. Парсонса». Если все европейские основоположники социологии рассматривали долговременные общественные процессы, то в социологии 1950-1960-х гг. господствовала «статика», а сами социологи осваивали прежде всего методы эмпирических исследований. В ФРГ на смену такому узкому позитивизму в 1970-е гг. пришла волна неомарксизма – достаточно вспомнить, как бичевали за прошлое даже таких социологов, как X. Шельски, чтобы понять неуместность Зомбарта в подобном идеологическом контексте. Правда, его внимательно читали во Франции: основатели исторической школы «Анналов» (как Февр, так и Бродель) считали Зомбарта одним из немногих социологов, представляющих интерес для историков. Иногда на него ссылаются и ученые, работающие в области «социологии хозяйства» (Wirtschaftssoziologie, которую сегодня мы чаще называем «экономической социологией»), поскольку эта дисциплина просто была основана Зомбартом – включенную в этот том работу «Строй хозяйственной жизни» можно считать одним из первых учебников по экономической социологии. Но в целом интеллектуальный контекст второй половины недавно завершившегося столетия был настолько отличным от начала этого века, что воззрения Зомбарта считались совершенно устаревшими. Он принадлежал к той «исторической школе» в экономической науке, которая по сути своей противостоит тому, что стало называться в ней mainstream (т. е. «неоклассике», затем «монетаризму»); уже используемые им термины, вроде «капиталистического духа», вызывали раздражение у тех, кто ничуть не возражает против употребления таких слов, как «ментальность», «эпистема» или «парадигма». Недостатки собственных теоретических разработок Зомбарта (его «ноологическая социология») и даже нападки за политические «прегрешения» играют куда меньшую роль в забвении Зомбарта, чем изменение самого языка социальных наук, непрестанное мелькание на экранах все новых «гуру». Немаловажным является и то обстоятельство, что Зомбарт явно ошибался в своих прогнозах развития «позднего капитализма»3.
Вошедшие в данный сборник произведения Зомбарта принадлежат разным этапам его творчества, посвящены различным темам и выходили в России в не самых удачных переводах либо до 1917 г., либо сразу после революции, когда идеологический контроль над публикациями еще не стал всеобъемлющим, а сами большевики помнили о том, как в эмиграции они учились экономике по популярным книгам Зомбарта. В дальнейшем его по понятным причинам не издавали вплоть до конца коммунистического режима: Зомбарт стал для правящей идеократии чуть ли не образцом того «ренегатства», которого следует ожидать от всякого «буржуазного» ученого, начинавшего с позитивного сотрудничества с марксистами, но затем «изменившего» великому учению. В последние годы многие его работы были переизданы, а несколько сочинений впервые переведены на русский язык. Публикуемые ниже работы неплохо дополняют вышедший в издательстве «Владимир Даль» трехтомник избранных произведений Зомбарта, поскольку в последний вошли исключительно труды Зомбарта по предыстории и истории капитализма, тогда как в данный том входят также произведения, характеризующие Зомбарта как публициста и социолога.
Несколько слов нужно сказать о жизни Зомбарта и его научной карьере. Он родился в 1863 г. в семье предпринимателя и либерального политика, в 1882–1885 гг. учился в Пизе, Берлине и Риме, изучая, наряду с экономикой, право, историю и философию. Учителями в области экономики были виднейшие представители «исторической школы», Г. Шмоллер и А. Вагнер. В 1888 г. Зомбарт защитил диссертацию о хозяйстве римской Кампаньи под руководством Шмоллера. Часть текста диссертации стала первой книгой Зомбарта, которая привлекла к себе внимание специалистов. Социалистическим учением он заинтересовался еще в юности, хотя в то время поводом для этого интереса служили, скорее, романы Золя, чем «Капитал» Маркса. Но достаточно скоро Зомбарт становится одним из самых известных интерпретаторов Маркса и своего рода «попутчиком» социал-демократов. Следует заметить, что в то время подобные симпатии были безусловно пагубны для научной карьеры – социалисты считались «внутренним врагом» не только двором кайзера или прусскими юнкерами из Генштаба, но и всей либеральной «общественностью». Чтобы получить место профессора в Берлине следовало написать хоть что-то разоблачительное про Маркса, а не заниматься его толкованием, будь оно даже самым неортодоксальным с точки зрения самих социал-демократов. Материальная независимость – полученное от отца немалое наследство, высокие гонорары за многочисленные книги – позволяла Зомбарту не обращать внимания на коллег по цеху, являвшихся эпигонами даже не «австрийской школы», а Сэя. Однако отсутствие связей с научным сообществом в дальнейшем сказывалось на трудах Зомбарта; мимо его внимания прошли изменения в экономической теории, которая все более математизировалась4. Изучение «Капитала» не привело Зомбарта к отказу от основных тезисов «исторической школы», унаследовавшей от немецкого романтизма негативное отношение к абстрактным теориям, готовым объяснять любое общество. Хотя Зомбарт был, кажется, первым ученым, предсказавшим появление азиатских «драконов», он считал капиталистическую экономику плодом исключительно европейской истории, причем сравнительно короткого ее этапа, который может быстро закончиться.
Широкую известность Зомбарту принесли две работы: «Социализм и социальное движение в XIX столетии» (1896) и «Современный капитализм» (1902); считается даже, что именно благодаря Зомбарту термин «капитализм» получил распространение в научном сообществе, т. е. за пределами пропагандистской литературы II Интернационала. Получив степень доктора, Зомбарт проработал пару лет в Бременской торговой палате, затем начал преподавать в Бреслау. Уже имевшаяся репутация «красного» воспрепятствовала ему в получении поста в более престижных университетах Фрайбурга, Гейдельберга и Карлсруэ. В последнем случае пришлось лично вмешаться даже баденскому эрцгерцогу, воспретившему прием Зомбарта в университет. Когда в 1906 г. Зомбарт стал преподавать в Берлинской Высшей коммерческой школе, всполошились коллеги, добившиеся формального запрета на ведение Зомбартом любых занятий в университете. В этот период позиции Зомбарта были близки тому, что именовалось «катедер-социализмом» в Германии (или «легальным марксизмом» в России). По книге «Социализм и социальное движение в XIX столетии» с марксизмом стала знакомиться образованная публика за пределами социал-демократической партии. Хотя в эту партию Зомбарт никогда не вступал, в те годы он печатался в социал-демократических изданиях и считался почти «своим» (известна высокая оценка Зомбарта Энгельсом).
К этому первому этапу творчества Зомбарта относится работа «Идеалы социальной политики». Уже в ней отчетливо просматриваются не только симпатии к рабочему движению и социал-демократии, но и некоторые особенности позиции Зомбарта, отличающие его от «катедер-социализма». В последнем решение «рабочего вопроса» связывалось прежде всего с этикой («этический социализм»), которой обуславливалось вмешательство государства в рыночные отношения. Тогдашние «катедер-социалисты» уже намечали контуры «социального государства», берущего на себя прежде всего перераспределение доходов, да и практика Бисмарка подсказывала направление развития. Как пишет современный наследник «катедер-социализма» Ю. Хабермас: «Социальная политика в широком смысле простирается от политики рынка рабочей силы и молодежной политики – через политику здравоохранения, семейную и образовательную политику до охраны природы и городского планирования, а в широком смысле – на весь диапазон государственных организаций и сферы услуг, производящих блага для коллектива и обеспечивающих те социальные, естественные и культурные условия жизни, которые защищают от распада городскую среду, это публичное пространство цивилизованного общества. Многим инфраструктурам публичной и частной жизни будут грозить распад, разрушение и безнадзорность, если их регулировать через рынок»5. Для Зомбарта любая социальная политика является выражением воли правящего класса, и правительство, которое желало бы «стоять выше партий», неизбежно будет «сидеть между двумя стульями», оно оказывается слабым и дряхлым правительством. «История учит нас, что все юношески сильные, бодрые правительства проводили отчетливо выраженную классовую политику, а именно энергически представляли интересы экономически прогрессивного для каждого данного времени класса». Таковым на протяжении полутора столетий была буржуазия, теперь ей бросает вызов пролетариат. Если вся политика сводится к желанию перераспределять богатства, то все меньшее число людей станет производить. Зомбарт прославляет «производительность», имея в виду не только и не столько получение большей прибыли при меньших затратах, сколько «жизненность», способность творить, осваивать и подчинять себе действительность. Здесь хорошо видны элементы немецкой «философии жизни», прежде всего – философии Ницше. Симпатии к рабочему движению в то время связаны у него не с требованиями перераспределять во имя равенства. В рабочем Зомбарт видит прежде всего мастера-творца, овладевающего миром с помощью техники; этот класс идет на смену сходящему со сцены истории буржуа, который в конце XIX в. все чаще представал как рантье. Такого рода «левое ницшеанство» в начале XX в. было свойственно немалому числу не только писателей (вспомним хотя бы драматургов – «Врага народа» Ибсена, «Мещан» Горького, пьесы Шоу и т. п.), но и некоторых литераторов-революционеров, вроде Луначарского. У «антибуржуазных» писаний идеологов «мая 68 года», французских ницшеанцев, вроде Фуко и Делеза, имелось немалое число предшественников. Позднейший разрыв Зомбарта с социал-демократами в немалой степени обусловлен его разочарованием в творческих потенциях пролетариата как такового и неприязнью к его вождям, которые в условиях Веймарской республики на деле показали, к чему были направлены все их усилия: войти в буржуазную элиту, занять места в «говорильне»-парламенте и не без выгоды для себя перераспределять, кормя все растущий бюрократический аппарат.
Наиболее плодотворным был следующий период деятельности Зомбарта, последовавший за выходом трехтомного исследования «Современный капитализм». Именно в это время возникает немецкая социология – начальным моментом можно считать появление журнала «Архив социальной науки и социальной политики», издаваемого Вебером и Зомбартом. Собственно говоря, такие труды Зомбарта, как «Народное хозяйство Германии 19 века», «Евреи и хозяйственная жизнь» (вошедшая в данный том статья представляет собой первый набросок на эту тему), «Буржуа», «Война и капитализм», «Любовь, роскошь и капитализм» решают одну и ту же проблему возникновения капитализма. Зомбарт спорит прежде всего с Марксом и Вебером. Если вспомнить вошедший в первый том «Капитала» очерк развития капитализма, то в нем мы обнаруживаем картину обезземеливания крестьян, работных домов и драконовских законов против бродяжничества, появления первой «резервной армии труда», т. е. тех, кто был готов продавать свою рабочую силу по сколь угодно низкой цене. Хорошо известна и работа Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», в которой главным источником (Вебер вовсе не отрицал иные) формирования буржуазии оказалось изменение экономического поведения под влиянием Реформации.
Зомбарт никогда не был марксистом в полном смысле этого слова, поскольку не принимал ни гегелевскую диалектику, ни учение о «базисе и надстройке». Как и Вебер, он считал, что относимые марксистами к «базису» отношения собственности не могли появиться без изменений «духа», понимаемого, конечно, не на манер Гегеля, но как совокупность сознательных и бессознательных установок, идеалов, ценностей и т. п. Уже в первом издании «Современного капитализма» появляется оппозиция «капиталистического духа» и «сеньориального духа», тогда как во всех изданиях после 1916 г. основное внимание будет уделяться именно «духу» («надстройке» в марксистских терминах). В этом смысле Зомбарт был вполне солидарен с Вебером, но оппонировал ему там, где речь шла о самом процессе возникновения капитализма6. По существу, каждая его работа этого периода показывала, что протестантская этика («мирская аскеза») была лишь одним из многих факторов появления нового типа личности и соответствующих этому типу хозяйственных отношений. Первые мануфактуры создавались не трудолюбивыми кальвинистами, но авантюристами всех мастей, пользовавшимися заказами армии и двора; ростовщики-евреи, пираты, грабившие испанские галеоны, могут ничуть не меньше протестантов считаться «создателями капитализма». Если вообще употреблять понятие «причина» в этом контексте, то видение Зомбарта отличалось от трактовок хоть Маркса, хоть Вебера именно тем, что он отвергал какую-либо монокаузальную зависимость. Демографические изменения, географические открытия, войны, сопровождавшие генезис национальных государств, Ренессанс и Реформация – все они сыграли свою роль в том, что средневековый порядок стал рушиться, а вследствие этого появилось огромное число маргиналов, «новых людей», не связанных ни гильдиями, ни цехами, ни сословными запретами. Капитализм появился на обочине прежнего порядка и сумел победить, поскольку носители «капиталистического духа» были наделены огромной витальностью.
Самое общее определение «духа капитализма» у Зомбарта не случайно формулируется как «творческое разрушение» (быть может, под влиянием Бакунина, писавшего, что «страсть к разрушению также есть творческая страсть»). В дальнейшем И. Шумпетер заимствовал эту мысль Зомбарта, но назвал сущность капиталистического предпринимательства «инновацией». Потомки всех этих «творчески разрушающих» маргиналов победили предшествующие элиты посредством как политических революций, так и более высокой производительности труда, они за считанные десятилетия буквально преобразили Европу – сам Зомбарт в юности был свидетелем эпохи «грюндерства» в Германии (одним из таких «грюндеров» был и его отец). На смену авантюристам и маргиналам пришли рациональные игроки, использовавшие все новые технические открытия и способствовавшие развитию науки. Однако эта эпоха завершается – внуки «грюндеров» становятся либо рантье, либо напоминающими бюрократов управленцами; сам «дух капитализма» исчезает вместе с теми, кто вел непрестанную борьбу и был готов рисковать всем, чтобы сделаться «стальным бароном» или «угольным королем».
Примерно с 1910 г. Зомбарт переходит на позиции немецкого национализма: борьба за рынки сбыта, колонии, строительство мощного флота и т. д. одобряются им в том числе и потому, что немецкий рабочий повышает свой жизненный уровень за счет господства Германии на мировых рынках. Во время войны этот национализм делается интегральным. Вышедшая в 1915 г. книга «Герои и торгаши» мало чем отличается от сочинений целого ряда других европейских мыслителей, занявшихся патриотической пропагандой – достаточно вспомнить, что писали английские и французские интеллектуалы о философии Фихте и Гегеля (как основе пока что не «тоталитаризма», а всего лишь «прусского милитаризма») или наш соотечественник Эрн о «Канте и Круппе». Эта книга Зомбарта в своих нападках на англичан не так уж сильно отличается от «Гения войны» М. Шелера или «Размышлений аполитичного» Т. Манна. Однако в ней впервые формулируются те тезисы Зомбарта, которые в дальнейшем (уже без воинственной риторики) будут определять его подход к общественным наукам. Англичане – не просто «торгаши», даже философские и научные теории, доминирующие на острове, несут на себе следы господствующего духа коммерции. Эмпиризм и позитивизм в политэкономии и социологии Зомбарт станет в 1920-е гг. критиковать как выражение того «духа торгашества», который враждебен «немецкому духу». Оппозиция немецкой «культуры» и западной «цивилизации» – общее место немецкой публицистики начала XX в. – приобретает и эпистемологическое значение. Но если особенности научных концепций выводятся из «духа народа», то истинное для одного народа ложно для другого. Историцизм и ссылки на Volksgeist имеют неприятное следствие: они ведут к самоубийству науки. То, что сегодня на race и gender ссылаются чаще, чем на Volksgeist, ничуть не меняет сути дела.
В 1917 г. Зомбарт становится профессором Берлинского университета, т. е. достигает наивысшего для немецкого ученого той поры поста с титулом «действительного тайного советника». Этому весьма способствовало то обстоятельство, что влияние социал-демократов к концу войны стало столь значительным, что без их участия не принимались важнейшие решения. Они повторяли слова многолетнего вождя партии Бебеля: «Если речь идет о войне против России, то я сам возьму в руки винтовку!» Правда, министерские посты они получат только в результате ноябрьской революции 1918 г., но станут их использовать совсем не для осуществления своей доктрины. Социал-демократы стали главной опорой Веймарской республики, но именно это оттолкнуло от них сделавшегося националистом Зомбарта, видевшего в этой республике плод унизительного Версальского договора. Он окончательно порывает с социал-демократами и пишет ряд антимарксистских работ, переоценивая свои прежние представления о социализме. То, что он не считал социализм неизбежно следующей за капитализмом «общественной формацией», хорошо видно по публикуемой в этом томе работе «Почему в Соединенных Штатах нет социализма?» Хотя под конец книги он делает оговорки о возможном пришествии социализма и в Новый Свет, по своему содержанию эта ранняя работа Зомбарта далека от тогдашнего марксизма (достаточно сравнить ее с тем, что писал Ленин о США, находясь в Цюрихе). Для Зомбарта в истории не существует никакой универсальной закономерности, ведущей человечество в «счастливое завтра». Кризис европейского капитализма он связывает с бюрократизацией, растущей вместе с концентрацией капитала и спадом инноваций, исчезновением того человеческого типа, который был создателем и носителем «капиталистического духа». Социализм придет не как «освобождение труда», но в облике все и вся контролирующего государства – видение будущего у Зомбарта было пессимистическим. В рабочем классе он уже не видит зачаток творческой элиты будущего. В отличие от некоторых других представителей «консервативной революции», «немецкий социализм» в изображении Зомбарта выглядит как печальная неизбежность – здесь он близок Веберу, писавшему о грядущей бюрократизации. Крушение мирового рынка в результате кризиса 1929 г., казалось, подтверждает такое видение будущего. Именно об этом кризисе рыночной экономики говорится в работе «Немецкий социализм», вышедшей в 1934 г. – книге, которую, уже потому, что она вышла в гитлеровской Германии, причисляют к нацистской идеологической продукции.
Смена наших политических декораций и переиздание некоторых трудов Зомбарта не привели к тому, что в учебниках и в статьях о нем перестали писать всякий вздор – пусть уже совсем иной идеологической окраски. Из единственной опубликованной у нас толковой статьи по социологии Зомбарта мы узнаем, что он то ли сотрудничал с ведомством Гиммлера, то ли очень хотел, да более шустрые не пустили. Когда в неплохом учебнике по истории экономической мысли читаешь о том, что Зомбарт сделался пропагандистом «вовсе одиозных форм мифологии “крови и почвы”, русофобии, антисемитизма», что он «стремился стать одним из идеологов нацизма», то возникает вопрос: читал ли вообще автор соответствующего раздела труды Зомбарта или же переписывал из тех американских учебников 50-60-х гг., в которых последнего именно так изображали – только, в отличие от российских авторов, не по неграмотности.
Счеты с Зомбартом сводят давние, тянущиеся еще со времен Первой мировой войны, с книги «Герои и торгаши», в которой немецкая Kultur представлялась как «геройская», тогда как англосаксы были изображены как «торгаши», навязывающие всему свету одним разом «демократические ценности» и плутократию, господство того человеческого типа, который считает себя вершиной эволюции, ибо лучше других торгуется и подсчитывает. Отечественные социологи и экономисты просто «передирают» тексты англосаксов, суть которых четко выражена в Encyclopedia Britannica, где о Зомбарте можно прочесть следующее: «… немецкий историк-экономист, включивший марксистские принципы и нацистские теории в свои писания о капитализме» (German historical economist who incorporated Marxist principles and Nazi theories in his writings on capitalism). Приведу еще пару примеров словарных статей из электронных библиотек. На Website The History of Economic Thought (www. сера, newschool. edu) Зомбарт предстает как карьерист, примкнувший к нацистам, поскольку «оказался на обочине немецкой академической жизни» (хотя на деле занимал престижнейший пост профессора в Берлинском университете и был одним из немногих немецких экономистов с мировой известностью). Далее мы читаем, что он во всех своих текстах «очернял буржуа» (это пишется об одном из прославителей «капиталистического духа»), что завершением его научной карьеры была «utterly and explicitly Nazi book “Deutscher Sozialismus”… This shameful book, which became a highly-distributed Nazi textbook, was the culmination of Sombart’s confused life». Нечто подобное о нем пишут и на немецких «ученых» сайтах – с тем отличием, что авторы делают больше оговорок, хотя бы понимают, о чем писал Зомбарт, не сводят мотивы Зомбарта к денежным и карьерным (иных американские авторы, кажется, не признают). Но германские экономисты являются либералами, а социологи – почти исключительно неомарксистами из Франкфуртской школы, а потому наиболее информативная статья (на сайте www. udo-leuschner. de) полна упреков по поводу отказа Зомбарта от диалектики, повторов замечаний марксистов начала XX в. о «психологизации экономики» и т. п. Уже заглавие статьи передает намерения автора: «Случай Зомбарта. О трансформации “свободно парящего духа” науки от симпатизирующего социал-демократии к попутчику фашизма». Впрочем, последователи Адорно так часто и по столь разным поводам употребляют слово «фашизм», что оно утрачивает всякое значение. В указанной статье сходную с Зомбартом эволюцию к фашизму проделал и М. Вебер!
Образ Зомбарта-карьериста, подлаживающегося к «новому порядку» ради денег, присутствует в столь многих публикациях, что придется сказать несколько слов по этому поводу. Известен первоисточник – Л. фон Мизес однажды написал о Зомбарте чрезвычайно злой текст, с характеристиками, вроде следующей: «Не never knew any ambition other than to draw attention to himself and make money». Однако нужно учитывать, что Мизес был и научным, и политическим оппонентом Зомбарта – верить ему на слово вряд ли стоит. Европейскую известность Зомбарту принесли уже первые книги, до Первой мировой войны ему не нужно было заботиться о деньгах: он получил более чем достаточное наследство от отца – крупного предпринимателя и политика. После войны, когда инфляция уничтожила все накопления, Зомбарт нуждался в деньгах (и даже продал в Японию свою библиотеку), но как раз в это время он почти не писал работ для широкого читателя, которые способствовали его известности до войны и могли приносить достойные гонорары. Зомбарт на протяжении 17 лет не мог получить постоянное место университетского профессора, хотя для получения благ земных от него требовалось лишь одно – писать столь же пошлые опровержения марксизма, как и его оппоненты. После революции, когда социал-демократы пришли к власти, Зомбарт мог использовать свои связи в этих кругах и претендовать даже на министерский пост, но именно в это время он становится одним из самых непримиримых врагов Веймарской республики, пишет памфлет «Пролетарский социализм», в котором сводит счеты с марксизмом. О каком «карьеризме» можно говорить в случае ученого, достигшего высшего на то время статуса? Пишут об этом исключительно американские авторы, тогда как в по-немецки обстоятельной биографии (страниц на 600) говорится обратное – успех у женщин, кажется, интересовал Зомбарта куда больше карьеры. Зачем стремиться к славе тому, кто ее уже имеет? Неужели Зомбарт был настолько глуп, что не понимал «социального заказа» ни при кайзере, ни при Гитлере, а потому не написал сначала нечто в духе Бём-Баверка, а затем что-то в духе «социальной евгеники»?
Сегодня существует целая библиотека книг, статей и диссертаций, в которых сводятся счеты с Хайдеггером, Шмиттом, Юнгером и целым рядом других немецких мыслителей, которые либо «сотрудничали с режимом», либо «к нему вели», а потому их творения подлежат чуть ли не априорному осуждению. При этом никто не вспоминает, что кумир немецких левых, Адорно, написал в 1933 г. письмо в ведомство Геббельса с предложением о плодотворном сотрудничестве, что «свободомыслящий» марксист Лукач, будучи в 1919 г. комиссаром в Будапеште, подписывал расстрельные приговоры. Хуже другое – такого сорта писания леволиберальной публики были бы не столь отвратительны, если бы они не прикрывали историческую реальность, а именно поведение почти всей германской элиты в годы нацизма. Хорошо известно, с какой легкостью на милость победителя-Гитлера сдавались немецкие либералы и социал-демократы, как преданно служили вплоть до 1945 г., а затем в одно мгновение вновь обратились в богобоязненных христианских демократов или прогрессивных социалистов7.
Известно также, что немецкое Сопротивление гитлеровскому режиму было либо коммунистическим, либо консервативным, тогда как ни либералы, ни социал-демократы в нем практически не участвовали (за исключением тех социал-демократов, которые в Веймарской республике составляли незначительное «националистическое» меньшинство, примыкавшее к «консервативной революции»)8. Не следует слишком доверять Ф.А.Хайеку, когда он в «Дороге к рабству» обвиняет немецких социал-демократов в том, что они чуть ли не подготавливали «новый порядок», но стоит прислушаться к его оценке немецкого либерализма: «Только либерализм в английском смысле всегда противостоял централизации, национализму и социализму, тогда как либерализм, господствовавший на континенте, содействовал всем трем»9. Гитлер осуществлял ту программу, которую еще до Первой мировой войны выработали немецкие «национал-либералы» в таких союзах, как Аlldeutsches Verband, Flottenferein, Kolonialgesellschaft. В любом учебнике истории мы можем прочитать о том, что интриган фон Папен и престарелый Гинденбург вручили власть Гитлеру, но почти никто не пишет об ответственности социал-демократов, которые предпочли Гитлера и помогли падению кабинета фон Шлейхера (близоруко полагая, что фон Шлейхер может прийти к власти надолго, тогда как правительство Гитлера быстро падет). Историю побежденных пишут победители или те, кто успел себя причислить к стану победителей. Один из немногих честных и независимых историков Германии, С. Хаффнер, заметил, что имеется не так уж много времен в истории, о которых столько лгали, как о последовавших за революцией 1918 г. событиях.