Kitobni o'qish: «Два подвига, два князя, две победы»

 
Не слышать нам Руси той тихий плач,
Где феодальных споров бились волны.
Где в буре политических интриг
Людей простых никто не слышал стоны.
 
 
Дружины поднимались на войну,
За земли свои головы ложили,
И нищую, истерзанную Русь,
На княжества отдельные делили.
 
 
И пыл князей ничем не утолить,
Им славы ореол лишь снится.
И снова, лишь услышав глас трубы,
Встают полки, чтоб снова биться.
 
 
Братоубийственный, жестокий век,
За власть, иль за престол, или за земли.
И плачет разоренная земля,
Но человек, увы, уже не внемлет.
 
 
А человек давно уж выбрал путь.
Из века в век ступая, он напомнит,
Что на Руси всегда Велик Народ,
Перед отчизной долг он свой исполнит.
 

Часть 1
Отец Ярослав

 
Вот, озарен лучами солнца,
Замшелый лес вдали стоит,
И словно змейка, извиваясь,
Вдоль города река бежит.
 
 
Туман, рассеявшись, откроет
Твои бескрайние поля.
Скажи мне, кто же твой создатель,
Благоуханная земля?!
 
 
Синее синего здесь небо,
Трель соловья здесь веселей,
И говор тихий и нескорый
Идущих мимо вас людей.
 
 
Я в этот город ранним детством
С отцом когда-то приезжал.
Его потом мне в час недуга
Сон занимательный вещал.
 
 
О город славный! Пред тобою,
Колени преклонив, стою,
И куполов златых сиянье
За милю с детства узнаю.
 
 
Переяславль! Душа природы,
Былинные богатыри,
Луна под звездным небом ходит,
Выводят песни сизари.
 
 
Здесь быль и сказка – все едино;
Руси здесь часть, а часть – мечты.
И все вокруг неразделимо:
Течет река, – течешь с ней ты.
 
 
Все вкруг тебя шумит потоком,
Все бьется чистым родником,
И ты несешься в вихре танца
Холодной ночью, жарким днем.
 
 
И как страницу за страницей
Ты летопись времен ведешь,
Любви, завещанной отцами,
Ты никогда не предаешь.
 
 
Проснись же, город чудотворный!
Смотри. Земля столбом пылит,
К тебе навстречу поспешает,
С дружиной Ярослав летит.
 
 
По воле божьей, зову ль сердца,
Веленьем грозного отца
Его ведет сюда судьбина,
Младого князя-храбреца?!
 
 
Ты распахни свои ворота,
Встречай. Он верный тебе сын.
Со смертью князя Всеволода —
Он раб тебе и господин!
 
 
Перед твои как стать ворота,
Во многих землях правил он
И в десять лет уже от рода
Ходил на половцев с полком.
 
 
В пятнадцать лет пытался тщетно
Земель Галицынских забрать,
Но бог судья! Не равны силы, —
Пришлось с дружиной отступать.
 
 
В Рязани гордой, своенравной,
Он правил князем. Невзлюбил,
Народ рязанский предал парня,
За что отец их не простил.
 
 
Могучий Всеволод, собравшись,
К Рязани с войском поспешил;
Рязанцам за обиду сына,
Спалив весь город, отомстил.
 
 
Военной юности утехи
Уплыли, словно корабли,
Князь возмужал, он непреклонен,
Он – богатырь своей земли.
 
 
С дружиной верною свой путь он
К твоим стенам три дня держал,
Под солнцем знойным и палящим
К тебе навстречу он скакал.
 
 
Так распахни ж свои объятья,
Встречай, коль путник у ворот,
Защитник будет иль создатель —
Покажет времени лишь ход.
 
 
Переполох в Переяславле;
Известие принес гонец,
Что молодой князь Всеволодович
В наследство получил венец.
 
 
И после скорби и печали,
Придав отца земле родной,
Спешит вокняжичать скорее,
Летит с дружиной он домой.
 
 
Та весть летит от дома к дому
И будоражит всем умы;
У стен бояре суетятся,
Даров подносы уж полны.
 
 
Попы рядком у стен. Притихли.
Кресты все трут – аж блеск в глазах.
Бегут ребята и девицы:
– К нам едет князь! – у всех в устах.
 
 
Мальчишки ж носятся, резвятся;
В глазах их неба бирюза,
А бабки шлепают бесстыжих,
Корявым пальцем им грозя.
 
 
И вот ворота распахнулись,
Князь у ворот. Поклон все бьют.
Хлеб-соль на золотистом блюде
Ему бояре подают.
 
 
Попы «Заздравную» запели.
Кропя дорогу, в ряд встают,
Перекрестив дружину, князя,
Коня уж под узду берут.
 
 
И Ярослав с коня слезает,
Хлеб-соль отведав, бьет поклон
И твердой поступью ступает,
В Переяславль заходит он.
 
 
В колокола звонарь ударил,
И полетел по миру звон
То песней славной и веселой,
А то печаль со всех сторон.
 
 
И вот к собору князь подходит,
Встав на колени, бьет челом,
Перекрестившись, крест целуя,
В собор заходит молча он.
 
 
Поток людей за ним стремится,
Затих уж колокольный звон,
И патриарший сын Алексий —
Вот службу начинает он.
 
 
Пред взором князя распластались
Картин божественных ваянья,
Обилье серебра и злата,
Церковной утвари сиянье.
 
 
Свет сотен свечек отражался
В прозрачных чашах хрусталя,
И густо ладаном запахло,
Казалось, кружится земля.
 
 
С ней вместе ангелы кружились,
И Божья матерь на руках
Держала Господа, а рядом
Летал Архангел в облаках.
 
 
Так, головы не опуская,
Он службу всю и простоял,
И свои взоры на убранства,
На роспись стен он устремлял.
 
 
Но церемонии церковной
Конец попы уже вещали,
Бояре же, все крест целуя,
Служить исправно обещали.
 
 
Так в летописи дней далеких
Усердный дьякон рассказал;
Все это время он прилежно
В церковной книге отписал.
 
 
Пергамент тонкий, желтоватый
До наших дней ту весть берег.
О княжестве же Ярослава
Он рассказал нам все, что мог.
 

* * *

 
В вечерней дымке снова тает,
Как призрак, летнее тепло,
А днем довольно еще жарко,
Хоть время августа пришло.
 
 
Макушки леса, чуть желтея,
Печаль в душе собой несут.
Колосья хлеба золотые
К себе все манят и зовут.
 
 
Звезда полярная – в зените,
Темнеет быстро небосвод,
И выплывают вновь девицы,
Затеяв звездный хоровод.
 
 
Весь город тишиной окутан,
Луна, как страж, в окно глядит,
Лишь Ярослав один в хоромах
Все половицами скрипит.
 
 
Не спится князю молодому;
Его душа туда летит,
Где Ростислава молодая
Все у окна одна сидит.
 
 
Где двор на древнем Городище,
Близ Новгорода, за стеной,
С прекрасной дочкой и женою
Живет Мстислав там – Удалой.
 
 
И садом дивным двор увенчан,
К земле деревья ветви гнут.
Там птицы дивные поутру
Для них одних всегда поют.
 
 
Там Ростислава, как ребенок,
Лишь пеньем птиц увлечена,
Все вкруг улыбкой озаряет,
Прекрасна и чуть-чуть бледна.
 
 
Вот князь один в своем смятеньи
К утру коня велел седлать,
И всем отдав распоряженья,
Дружину в путь стал собирать…
 

* * *

 
Год пролетел, как вихрь в небе,
Бои, походы да дела;
И вдруг другая жизнь приснилась,
А эта – как и не была!
 
 
Недаром в Новгород Великий
Наш князь с визитом вновь спешит,
Но не дела его тревожат,
И не о том душа болит.
 
 
Короче путь он выбирает,
К кому навстречу он летит?!
А сердце грудь всю распирает,
В висках, как молотом, стучит.
 
 
И вот заветная тропинка.
Ворота. Милое крыльцо.
И вскользь мелькнуло у окошка
Ее любимое лицо.
 
 
Вот в сени Ярослав стрелою
Влетел и просто онемел:
Пред ним стояла Ростислава,
К ней прикоснуться не посмел.
 
 
Взгляд Ростиславы был встревожен,
Бежал румянец по щекам,
В край губ улыбка утонула,
Но он ее увидел там.
 
 
«Ах Ростислава, я твой голос
Вчера услышал наяву.
Не смог заснуть я темной ночью
К тебе помчался поутру.
 
 
Меня звала ты средь ночи
И растревожила мой сон,
Или я слышал нынче ночью,
Лишь ветра шаловливый стон?!
 
 
Скажи скорей, не мучай сердца,
Тебе я хоть немного мил?!» —
Князь полушепотом, чуть слышно,
У Ростиславы вдруг спросил.
 
 
Пунцовой краской заливаясь,
В палати быстро та ушла,
И гостя в дом не пригласила,
И за собой не позвала.
 
 
И лишь она в дверях мелькнула,
Ему навстречу князь Мстислав,
Широкой ласковой улыбкой
Он гостя бурно привечал.
 
 
Садил за стол и в угощенье
Хмельного кваса наливал,
И разговор он с Ярославом
Столь долгожданный начинал.
 
 
«Ну, с чем пожаловал ты нынче,
Какие срочные дела,
Зачем опять к себе дорога
В столь долгий путь тебя звала?» —
 
 
«Не по делам к тебе я ехал, —
Стал молодой князь говорить,—
А Ростиславы, твоей дочки,
Руки ее хочу просить!»
 
 
А в это время Ростислава,
Свежа, как прежде, и бледна,
В гостиную зашла с кувшином,
Из клюквы морса принесла.
 
 
Отец на дочь взглянул с улыбкой,
Беспечно дочку он спросил:
«Ну, дочка, слышала, наверно,
Зачем с визитом князь спешил?»
 
 
Но от нее не ждал ответа,
Ответ ее как будто знал,
Ведь сколько было предложений,
И скольким он уж отказал…
 
 
Краса ее давно затмила
Умы князей всех и дворян,
Все говорили, что колдунья
И что в глазах ее дурман.
 
 
Об ее сердце разбивались,
Как о гранит, других сердца,
Но Ростислава отвергала
Все предложения отца.
 
 
Но в этот раз она смутилась
И убежала молча в сад!
Такой нежданной перемене
Отец Мстислав уж очень рад!
 
 
Он Ярослава хмельно поит,
И разговоры с ним ведет,
И отдохнуть его с дороги
В палати сам того ведет.
 

* * *

 
Вот утро! Чуть рассвет забрезжил,
В саду запели соловьи,
Застрекотал в траве кузнечик,
В полях проснулись сизари.
 
 
Лениво солнце выплывало
Из-за пушистых облаков,
И всех оно освобождало
Из сна пленительных оков.
 
 
Коней, вчера что разместили
В конюшнях дальнего двора,
Кормили слуги боевые
И мыли их уже с утра.
 
 
Назначен уж и день венчанья,
Князья без сватов обошлись,
И на крыльце они, прощаясь,
Вдруг как родные обнялись.
 
 
В окошках слуги да холопы,
Да любопытством все полны,
Лишь Ростиславы нет, наверно,
Чудесные ей снятся сны.
 
 
Вот ногу в стремя. Конь оседлан.
И времени не обмануть.
А кони топчутся на месте,
Пора, пора в обратный путь.
 
 
Кому дорога к дому – в радость,
Ну а кому – одна печаль,
И серой лентой бесконечной
Она плывет тихонько вдаль.
 
 
И Ярослав коня не гонит,
По сторонам себе глядит,
Скучны осенние пейзажи;
Вот у дороги лес стоит,
 
 
Хоть на него надела осень
Кафтан парчовый, золотой,
Но, молчалив, в своей печали,
Он усыпает все листвой.
 
 
Вот ветерок опять разгульный
По лесу быстро пробежал,
Он листьев желтые охапки
В овраги темные собрал.
 
 
И, оголив кустов макушки,
Куда-то вдаль умчался он,
Лишь только птицы суетятся,
Устроив шумный перезвон.
 
 
Перекликаются, резвятся
Природы чудные созданья!
И будоражат, и заводят
Своим веселым щебетаньем.
 
 
И кони словно встрепенулись,
В галоп уж кони перешли,
К Переяславлю Ярослава
С дружиной кони понесли.
 
 
А ритм их бега – удивленье,
Он так и ровен, и так скор.
Влетела весело дружина
Уж на широкий княжий двор.
 
 
И понеслись вокруг расспросы,
Галдеж и гам со всех сторон,
Все рады счастью Ярослава,
Несется кубков медный звон.
 

* * *

 
А Ростислава утром встала,
С себя отбросив негу сна,
По дому тихо походила,
В волнении своем одна.
 
 
И тишина ее смутила;
Вот, удивлением полна,
Прощанье князя Ярослава
В окно увидела она.
 
 
Ее сердечко застучало,
Отпрянув, затаилась вдруг,
И все таким унылым стало,
И помрачнело все вокруг.
 
 
В оковы вдруг тоска сковала,
Проститься выйти – нет и сил.
Взглянула снова. Конь игривый
Вдаль Ярослава уносил.
 
 
В неведеньи душа стонала,
Что приготовил князь-отец;
Иль одинокие мечтанья,
Или дорогу под венец?!
 
 
Вот половицы заскрипели,
Отец в светлицу заглянул
И дочь родную он, целуя,
В свои объятья потянул.
 
 
И, как дитя, к нему прижалась,
И ни жива, и ни мертва,
И словно песнею казались
Ей лишь одной отца слова.
 
 
«Ах дочь моя ты дорогая, —
Отец ей ласково сказал, —
В твоих глазах я видел радость
И гостя славно привечал.
 
 
Хоть сваты в дом не заходили,
Невеста в доме есть у нас,
Сентябрь в двери постучится,
Венчанья и настанет час!
 
 
Мне только счастья и хотелось,
Своей любимой дочке дать.
Так быстро взрослою ты стала
И время не воротишь вспять.
 
 
Так будь люба и будь желанна,
В согласье с мужем ты живи,
Но если будет слишком худо,
Меня на помощь позови.
 
 
Ох, уж такая наша доля…
В подушках тихо плачет мать,
Что дочку милую когда-то
Придется замуж отдавать.
 
 
И поклянись, что будешь часто
Ты в дом как гостья приезжать.
Ну все, ступай, что разговоры,
Да успокой скорее мать».
 
 
И Ростислава, счастью рада,
Во всем сейчас же поклялась,
И лишь объятия разжались,
Как вихрь, тут же унеслась.
 
 
И вот она опять в объятьях,
Но только матушки родной,
И воздух женской половины
Опять наполнился слезой.
 
 
Засуетились тетки, няньки,
Готовят свадебный наряд,
Ну а невеста вся сияет,
Глаза, как яхонты, горят.
 
 
И лишь Мстислав опять в печали,
Да мать нет-нет слезу смахнет,
Час расставанья только ближе,
Несет им времени подсчет.
 
 
А Ростиславе ж в это время
Разлука – только маета.
И разбросалась на перинах,
И ждет ее уже фата.
 
 
Все говорят в Переяславле,
Ее жених ночей не спит,
В окне вечернем застывает,
Дозором по ночам стоит.
 
 
От этих слов и сердце тает,
В душе становится теплей,
Но тяжелее ожиданье,
Летело б время поскорей!
 

* * *

 
Дары готовы. Ожиданье…
Гнедые кони оземь бьют,
И Ярослава уж бояре
На дрожках в Новгород везут.
 
 
Ворота разом отворились,
Вокруг шарманки да шуты,
И коней в рысь уже пустили,
Мелькают люди и мосты.
 
 
Вот у Софийского собора
Уж кони встали, чуть хрипят,
И ноги князь уже спускает,
А ноги не идут – дрожат.
 
 
В собор заходит. Ростислава
Вся в белом, со свечой стоит,
К ней Ярослав уже стремится,
Но поп сердито не велит.
 
 
Ну, наконец! Уже венчанье.
Ее руки коснулся он.
И сердце вдруг затрепетало,
А в голове один трезвон.
 
 
И, как в хмелю, себя не помня,
Вкруг алтаря он с ней ходил,
Не слышал песен он хвалебных,
А усмирить пытался пыл.
 
 
Но посреди всего венчанья:
«Я люб тебе, скажи?» – спросил,
И в шевеленье губ беззвучных
Он «да», как шелест, уловил.
 
 
Все остальное – как в тумане —
И свадьба: иль была, иль нет?!
Он ничего вокруг не видел,
Он повторял ее ответ.
 
 
Вот ночь на цыпочках спустилась:
В покои молодых ведут,
И ложе брачное готово,
Старухи «Колыбель» поют.
 
 
Он ничего вокруг не видит,
А видит только яркий свет.
Как долго ждал он этой ночи,
Казалось, очень много лет!
 
 
В сознанье оба приходили;
Оставшись вдруг наедине.
В глаза ее, взглянув, сказал он:
«Жена моя, люба ты мне!»
 
 
Глаза прекрасной Ростиславы
Вдруг ослепили все вокруг,
Он ощутил ее дыханье,
Почувствовал дрожанье рук…
 
 
И сливши в долгих поцелуях,
Амур одежды тихо снял,
И ложе брачное под утро,
За ночь изрядно он измял…
 
 
Поутру их не потревожил
Ни солнца свет, ни пенье птиц,
Так сладко спали молодые,
Что не стряхнуть тот сон с ресниц.
 

* * *

 
Два дня еще потом гуляли,
Устали люди хмельно пить,
И скоморохи перестали
Гостей уж шутками смешить.
 
 
Лишь Ярослав, собой доволен,
Был весел и немного пьян,
От счастья сердце замирало,
А в голове один дурман.
 
 
И гости стали разъезжаться,
Их до ворот всех проводил…
Потом жену он молодую
И сам из дома увозил.
 
 
Дорога длинная. Устали.
Но ехать хорошо вдвоем:
И удивляло все в дороге —
И дождь, и мутный водоем.
 
 
А осень с ними поспешала,
Стелясь вокруг цветным ковром,
И молодые любовались:
Казалось, это было сном!
 
 
Вокруг леса горят пожаром
От красных листьев и рябин,
Лишь только кедр весь зеленый
Стоит один, как исполин.
 
 
Но сон уже томил обоих
По окончании пути,
И молодые замечтались,
Как до покоев бы дойти.
 

* * *

 
Ну, наконец! Переяславль.
Встречал он шумно молодых;
Одни восторги и подарки,
Цветов охапки полевых.
 
 
Потом вечерние гулянья,
Сиденье ночью у костра,
Потом уборка урожая
И сбора ягоды пора…
 
 
Все Ростиславе в удивленье,
И улиц узких чистота,
В рядах торговых нет и давки,
Людей дворовых суета.
 
 
И, словно в улее, как пчелки,
Днем люди трудятся с утра,
Ну а под вечер все иначе,
Все тишь да нега, мошкара…
 
 
Гостей визиты и скитанья
Под небом звездным по лугам,
И дев веселые купанья
По теплым речкам по ночам.
 
 
Жив, всегда в уединеньи,
Не зная радости такой,
Она сначала уставала,
Казалось, нужен ей покой.
 
 
Но быстро ко всему привыкла,
Ее хозяйкой стали звать.
Вот стала утром вместо мужа
Распоряжения давать.
 
 
И перестала у окошка,
Как дома, просто так сидеть.
С утра в делах, да и в заботах,
И что в пустую даль глядеть?!
 
 
И научилась вышиванью,
На посиделках песни петь,
Да и на мужа по-иному
Вдруг начала она смотреть.
 
 
Тот то в делах, а то в походах,
Случалось, долго пропадал,
И долго весточки, бывало,
С гонцами ей не отправлял.
 
 
Как приезжал, чего-то строил,
У городских все стен торчал,
Поставил снова укрепленья,
Ворота новые менял.
 
 
Все вызывало удивленье,
И что ж он снова замышлял?!
Вот он ремесленникам новый
И шлем зачем-то заказал.
 
 
Жене же он и слов не молвит,
Куда собрался воевать.
Затосковала Ростислава,
Не хочет мужа отпускать.
 
 
Про кротость вроде бы забыла;
Допрос решила учинить,
У Ярослава, что задумал,
Сама решила расспросить.
 
 
Лишь ужин минул, и в покои
Уставший Ярослав шагнул,
В объятьях он жены любимой
В тот миг сейчас же утонул.
 
 
Ему мила ее забота,
Ее любовь его бодрит,
Хотел ей ласкою ответить,
Но Ростислава не велит.
 
 
Во двор его та увлекает,
К воде, подмерзшей чуть, зовет.
А там под шум реки глубокой
С ним разговор она ведет.
 
 
«Смотри, как речка говорлива,
Так будь и ты со мной такой,
Светла звезда на небе синем,
Так будь и ты так чист душой.
 
 
Скажи, под небом этим стоя,
Что ты задумал, не таи!
Зачем тебе опять не спится,
В какие ты идешь бои?
 
 
И почему твой взгляд не весел,
Бравады нет в твоих глазах,
И почему любовь упрятал
В своих вишневых ты устах?
 
 
В глаза мои давно не смотришь,
В душе какой лед затаил?!
Смотреть, как ты переживаешь,
И у меня нет больше сил.
 
 
Коль враг опасен, будь умнее,
С ним лучше заключи ты мир,
И не устраивай для птицы
На поле брани славный пир!»
 
 
А Ярослав, ту речь внимая,
Вдруг головой своей поник:
Речь Ростиславы сердце ранит,
Течет потоком, как родник.
 
 
«Ах свет ты мой, мое сердечко,
Коль знала б ты, как мне люба!
Но ведь начертана не нами
Злодейка, горюшко-судьба.
 
 
Не мною мне мой путь указан,
То воля Господа, прости!
Он выбрал мне судьбу такую,
И крест свой мне дано нести.
 
 
Переяславль! Мой город древний —
Он центр Суздальской земли,
Не дали править мне им боги
И власти мне не отвели.
 
 
Князья Владимира решили,
И суздальцы им вторят вновь,
Что земли наши очень скудны,
А значит, снова будет кровь.
 
 
И будут битвы удалые,
На землю головы падут,
И кто-то побежит с позором,
Другие – славу обретут.
 
 
Прости меня ты, Ростислава,
Что не могу я дать покой,
По воле твоего отца Мстислава
Я обручен навек с тобой.
 
 
Но лишь глаза я закрываю
После томительного дня,
В сон провалившись, улетаю,
Меня не держит здесь земля.
 
 
И все в тумане исчезает,
И ты печально машешь вслед.
Отец твой меч свой обнажает,
В шлем и кольчугу он одет.
 
 
Наносит он удар мне в спину,
Смеется злобно, я бегу
И падаю я, поскользнувшись.
Очнулся. Я на берегу.
 
 
Река течет, и мутны воды,
Но голос чей-то вплавь зовет,
Шагаю в ледяную воду,
Гляжу, ладья ко мне плывет.
 
 
Поплыл и я к ладье. Поднялся.
Богат там стол, князья сидят.
И мне они бокал подносят,
Я пью. Все на меня глядят.
 
 
Мое дыхание прерывалось,
В глазах предметы рядом в ряд,
Плывут вокруг и исчезают,
Вдруг понял я, что это яд!
 
 
В поту холодном просыпаясь,
Я вижу – рядом ты со мной,
И сердце, кровью заливаясь,
Трепещет, долог ли покой?!
 
 
К чему тот сон не угадаю,
И кто мне даст на все ответ,
Скажи же мне, жена родная,
И дай, коль можешь, ты ответ,
 
 
Как мне унять родимых братьев,
С князьями как мне спор вести,
Или, с отцом твоим сразившись,
Мне лучше славу обрести?!»
 
 
Застыла свечкой Ростислава,
Как воск, слеза из глаз бежит.
И закусивши алы губы,
В даль бесконечную глядит.
 
 
Но света белого не видно,
Пятном сплошным – одна луна.
То ли туман перед глазами,
Или от слез та пелена?!
 
 
В ногах нет сил, они ослабли,
Уходит из-под ног земля,
И речка, блеск воды кидая,
Извилась, будто бы змея!
 
 
Ракиты ведьмами вдруг стали,
Костлявы руки к ней тянули,
А валуны чертями стали:
Рога, копыта, хвост свернули…
 
 
В оцепененьи этом жутком
Речь мужа слушала она,
И с каждым словом становилась
Она, как снег зимой, бледна.
 
 
Сознанье тихо покидало;
В душе смятение и страх,
А сердце будто бы не бьется,
И крик глухой в сухих устах.
 
 
Все уплывало пред глазами,
В ушах лишь колокольный звон
Да ветра свист средь черной ночи
К ней долетал со всех сторон.
 
 
Вот Ярослав руки коснулся,
Она как будто ожила.
Но слов, которые искала,
Сказать чтоб, так и не нашла.
 
 
Молчанье, как и бремя, – тяжко;
Не бьются в ритм двоих сердца,
Уныло местность озирая,
Дошли тихонько до крыльца.
 
 
И вдруг, как две реки схлестнулись,
В объятьях крепко утонув,
Всю ночь в любви клялись до гроба,
Под утро только и заснув.
 

* * *

 
Уже давно и лист последний,
Скрутившись трубочкой, пожух.
Зима ступала осторожно,
Роняла тихо снежный пух.
 
 
Река в хрустальный лед одета,
И припорошен уже лес,
На крыши, в иней что одеты,
Спустился словно свод с небес.
 
 
Луна, ночами проплывая,
В окно заглянет и уйдет,
И только ветер-непоседа
То заскулит, то запоет.
 
 
В полях, на белых покрывалах,
Как призрак, мается печаль,
И стаи птиц, вдруг запоздалых,
Проносятся куда-то вдаль.
 
 
Дрожащий воздух свеж, прохладен,
Над сопкою кольцом туман,
И солнца луч на небе синем —
Цыганки мелочный обман.
 

* * *

 
Вот, скрипнув, отворились двери,
Мелькнуло милое лицо,
На белый снег, как пух лебяжий,
Княжна ступила на крыльцо.
 
 
От света яркого зажмурясь
И свежести поток вдохнув,
По-детски как-то улыбнулась,
Как птица, в снежный мир порхнув.
 
 
Неслась по белым покрывалам,
Кружилась в танце, мяла снег.
И долго эхо разносило
Ее счастливый, звонкий смех.
 
 
К реке тропинку утоптала,
Ступила на прозрачный лед,
А под ногами отраженьем,
Плыл синей лентой небосвод.
 
 
Вокруг все дивно и красиво.
Как свеж и чист, прекрасен мир.
Зима, спустившись, не скупилась,
Устроив белоснежный пир!
 
 
На том пиру метель и вьюга,
Всю ночь плясали; ветра вой,
Мороза треск, ну а под утро —
Над миром воцарил покой!
 
 
Пушистый снег легко и нежно
Дворы, дороги засыпал.
Вздохнув спокойно, лес укрылся
И замер, словно задремал.
 
 
Ладошки жаркие расставив,
Княжна, кружась, ловила снег,
Она как будто торопила
Его воздушный скорый бег.
 
 
Снежинки ж в слезы превращались,
Меж пальцев капельки текли,
Расстроить этим Ростиславу
Они сегодня не могли.
 
 
Ведь из Владимира вернуться
К обедне муж ей обещал,
И дивный сон, что ночью снился,
Ей встречу скорую вещал.
 
 
Надежда теплилась в сердечке:
Угомонят свой пыл князья,
И не узнает больше крови,
Слез не почувствует земля.
 
 
Что между суздальцами снова
Не будет тешиться разлад,
Что в дружбе с Новгородом снова
И всем бы радость – мир да лад!
 
 
И мысля так, княжна младая
К воротам потихоньку шла;
Решила встретить Ярослава,
А дома ждать – нет, не смогла…
 

* * *

 
«Дорога, вечная дорога;
Жена уже устала ждать.
Сидит, как прежде, у окошка,
Что остается?! Лишь мечтать.
 
 
Давно ли свадьбу отгуляли;
А сеется вокруг молва,
Привез жену он, как в неволю,
Да видно, участь такова.
 
 
Просить прощенья не пытайся,
Кому же можно объяснить,
Что самому труднее стало
В походы ратные ходить.
 
 
Заброшен город чудотворный,
А там скопилось столько дел!
Где время взять вершить и строить, —
Ведь воевать не мой удел.
 
 
С судьбою спорить не посмеешь,
Она диктует нам права,
В стратегиях мужей народа
Что понимает та молва…
 
 
С князьями ссориться негоже, —
Отравят сразу иль убьют.
Смерть принесет немало горя —
Холопов, смердов в плен сведут.
 
 
Детей еще своих не нажил,
Не время голову сложить
Из-за усобиц, споров, кляуз.
Еще так хочется пожить!»
 
 
Так думал князь и на дорогу,
Понуро голову склоня,
Смотрел. А дом уже так близко,
Но не пришпорил он коня.
 
 
Пурга дорогу застилала,
И ветер гнал снега быстрей.
Знать, вьюга снова настигла,
Губить не хочется коней.
 
 
Вокруг лишь степь да чисто поле.
Дружина встала. Знать, привал
Устроить им на этой воле
Небесный ангел завещал.
 
 
Бивак разбили. Коней к кольям
Покрепче быстро привязав,
Костры скорее разводили,
Пока буран их не застал.
 
 
Шатры походные мостили
И грели руки у костров.
И от усталости, забывшись,
Ушли покорно в сладость снов.
 
 
Лишь Ярослав в своих раздумьях
Все слушал вьюги горький стон,
От завываний ее нудных
Лишь на душе протяжный звон.
 
 
Все в сердце холод, да тревога
Души заблудшей маета,
А впереди одно распутье,
Где счастье, радость?! Пустота…
 
 
Но нега все ж глаза сомкнула,
И крепок был, казалось, сон.
И только дергались ресницы,
И что во сне увидел он?
 

* * *

 
Вот лес дремучий и болото;
Воды по пояс – не пройти,
Нет ни дороги, нет ни тропки,
И понял – сбился он с пути.
 
 
Он кинулся обратно. Поле.
Дружина в схватке полегла.
Пасутся мирно кони в воле,
И тянут за узду тела.
 
 
Кружатся стаями вороны
И, предвкушая пир, кричат,
И только сосны вековые
Загробно, тяжело молчат.
 
 
Зовет наш князь: «Вставайте, други!»
За эхом вторит тишина.
А поле брани распласталось,
Граница смерти не видна.
 
 
Бредет один он и не знает,
Куда ему теперь идти,
Дороги он не выбирает.
Вдруг старец на его пути.
 
 
Стоит один, в клюку упершись,
Седой качает головой
И глаз колючих не спускает:
«Ну здравствуй, князь, о мой герой!
 
 
Повержен враг, и вся дружина
Твоя с врагами полегла.
Один ты можешь править Русью,
И власть теперь твоя пришла.
 
 
Их смерть тебе должна быть в радость,
Ведь не с кем больше воевать.
Теперь тебе вершить, и править,
И познавать всю благодать.
 
 
Так поднимай детей и старцев,
Они пусть строят новый мир!
А на костях друзей и братьев
Устрой ты поминальный пир!
 
 
Друзья твои все боевые
На ратный бой с тобою шли
И полегли за честь и славу,
Другой дороги не нашли.
 
 
Не знали други боевые,
Что страхом ты своим гоним,
Ведешь их на погибель смело,
Что не остаться им живым.
 
 
Боясь молвы, интриг и споров,
В неравный бой ты их ведешь,
Во время схватки с поля боя
Сам невредим от них уйдешь!»
 
 
Старик клюкой ударил оземь:
Как появился – так исчез,
И зашумел вдруг за спиною,
Забушевал сосновый лес…
 

* * *

 
В поту холодном князь проснулся.
Рассвет забрезжил. Тишина.
Метель, что ночью бушевала,
Утихла. Снега пелена.
 
 
Вокруг царило пробужденье
Природы от ночного сна.
Как будто не зима настала,
А наступала вновь весна.
 
 
Откуда птицы?! Снег кружится.
Пробился первый солнца луч.
То появлялся, то скрывался
За целой кучей серых туч.
 
 
И все вокруг пришло в движенье:
Смех, разговоры, кони ржут.
Седлает вновь коней дружина, —
В Переяславль пути ведут.
 
 
Сквозь снег колонна, пробиваясь,
Без устали спешит домой.
Туда, где сухо и уютно,
Где жены ждут, тепло, покой.
 
 
Вот стены каменные строем
Встречают всадников. Скорей,
Ты ж распахни свои ворота,
Встречай нас, город, обогрей!
 
 
Гляди! Врата уже открыты,
Забились вмиг быстрей сердца, —
Народ сынов своих встречает, —
Кто брата, мужа, кто отца.
 
 
И Ярослав уже увидел
Лица знакомые черты.
«Ах Ростислава, что за радость, —
Шептал он, – что встречаешь ты!»
 
 
И, соскочив с коня, мальчишкой
К жене навстречу побежал,
И, позабыв про сан свой, обнял,
И к сердцу своему прижал.
 
 
Бояре хмурят брови строго,
Чете холопы бьют поклон,
Но ничего не замечает наш князь,
Не тем встревожен он.
 
 
Посадский просит разрешенья,
Суды мирские учинить,
Но Ярослав не хочет слушать, —
Велит дела все отложить.
 
 
Он Ростиславу поднимает,
Сажает на коня верхом,
Узду в руке своей сжимает,
Шагает рядом сам с конем.
 
 
Прохожих с толку всех сбивая,
И вот уже со всех сторон
От любопытных глаз старушек
Скрип окон всюду, словно стон.
 
 
Вот к дому Ярослав подходит,
Жену – в объятья, в дом несет.
И песню, шутку-прибаутку,
На ушко тихо ей поет.
 
 
Смеется громко Ростислава,
За песню мужа не журит,
А лишь, к плечу его прижавшись,
Слова такие говорит:
 
 
«Ах князь, мой голубь сизокрылый,
Разлука долгою была.
Прости, что к воротам я вышла,
А мужа дома не ждала.
 
 
Изнылось все мое сердечко,
Истосковалось по тебе.
Один ты для меня желанный,
Один любим в моей судьбе.
 
 
Вот стол готов, садись скорее,
Отведай яства от души,
И чарочку хмельного кваса
До дна, коль хочешь, осуши!
 
 
Забудь поход свой бесконечный,
С дороги ляг да отдохни.
И на моем плече беспечно,
Как будто в детстве, ты усни».
 
 
От слов таких душа согрета,
И сердце радостно стучит,
Они, как будто песня птицы,
Для одного тебя звучит.
 
 
И Ярослав за стол садился;
Он долго сытно пил и ел,
Так весел был и так беспечен,
К концу обеда разомлел.
 
 
Он наповал был хмелем скошен.
Княжна в покои отвела,
Постель пуховую стелила
Да вместе с ним и прилегла.
 
 
А князь, лишь голова к подушке, —
Младенцем сладостно зевнул,
Усталость снова одолела,
Обняв жену, он вмиг уснул.
 
 
А что же наша Ростислава —
Минутки с мужем не спала,
С полатей мышкой быстро юркнув,
И села перед образа.
 
 
И с губ ее молитва песней
Сквозь шепот дивно поплыла,
Так горячо и сладострастно
Всевышнего к себе звала…
 
 
«О Господи! Свой ясный взор ты
На землю нашу опусти,
Прости ты наши прегрешенья,
На лик земли ты погляди.
 
 
Вокруг раскинулись широко
Одни лишь бранные поля.
Уже устала от железа
И крови бедная земля!
 
 
Где города, что возвышались
Стенами до твоих небес?!
Все заросло полынь-травою,
Да молодой воспрянул лес.
 
 
И сквозь развалины ночами
Лишь только месяц молодой
Случайный взгляд когда обронит,
Могил любуясь красотой.
 
 
А по дорогам и оврагам,
В полях, где битвы давней звон, —
Кругом все черепа да кости,
И стон летит со всех сторон.
 
 
Без погребения святого,
На пир лишь птицам отданы,
Лежат там воины былые,
Земли ведь все они сыны!
 
 
Открой же людям всем ты очи
И жить, Господь, всех научи,
Чтоб не лились напрасно слезы
И не звенели бы мечи.
 
 
Кровь не лилась! Не воевали
Народы все и племена,
Чтобы настали снова мира
Да лада только времена.
 
 
Ты образумь, Господь Всевышний!
Бояр да нынешних князей,
Они лишь думают о славе,
Забыли вовсе про людей.
 
 
Ты помоги, Господь! Не лютуй!
Свои врата им отвори.
Творить дела не ради славы,
А ради жизни и любви.
 
 
И мы восславим твой священный,
Твой лик, Господь! На все века,
И, свое русло не меняя,
Пусть мира потечет река!»
 
 
Так полушепотом и плача,
Она к Всевышнему взывала,
И с тишиной вокруг не споря,
Свеча, ей вторя, воск роняла.
 

* * *

 
Летать снежинки перестали,
Луч-непоседа пробежал
Уже по всем верхушкам сосен,
И до окошка он достал.
 
 
Залез на мягкую подушку
И полежал то тут, то там,
А рядом спящего увидел,
Прошелся по его глазам.
 
 
И ну слепить, смеясь, играться,
И ну тревожить и будить.
А разбудив, сбежал по стенке,
В опалу чтоб не угодить.
 
 
Всех растревожив, он заполнил
Весь дом и светом, и теплом,
И вот уже зашевелился
И словно ожил этот дом!
 
 
Метнулся снова луч к окошку
И растворился в небесах,
С лучами-братьями играя,
Плывет он снова в облаках.
 
 
И мир раскрыл свои объятья
Погожим, солнечным деньком;
И вот уже катают дети,
Резвясь, большущий снежный ком.
 
 
На речке визг, столпотворенье,
Парней там хохот удалых,
И разрумянившие щечки
Веселы, девок озорных.
 
 
Улыбками старух сварливых
Усеян мерзлых окон строй.
Бегут с салазками мальчишки,
Спешат на горку всей гурьбой.
 
 
Княжна, любуясь всем в окошко,
Своей улыбкой расцвела.
И нет уж грусти глаз соленых,
Печаль холодная ушла.
 
 
И не услышала, что рядом
Уж князь. Мгновенье уловил,
И Ростиславу он, целуя,
В кольцо объятий заключил.
 
 
Прижав к себе и наслаждаясь
Ее невиданным теплом,
Себя заполнить им пытаясь,
Чтоб вспоминать его потом.
 
 
А Ростислава, замирая
И чуть дыша, глаза закрыв,
В его объятьях утопала,
Про все вокруг себя забыв.
 
 
Нет! Нет такой на свете силы,
Чтоб пыл сердец двоих унять,
И тщетны в мире все заклятья, —
Любовь святую – не отнять!
 
 
А день катился, торопился,
Покоя всем пришла пора.
Лишь Ростислава с Ярославом
Сидели вместе до утра.
 
 
Она ему – про дом, хозяйство,
Да что старухи говорят,
А он ей – про поход тяжелый,
Да и про другов, про отряд.
 
 
Да про снега, да про морозы,
Про речку, что покрыта льдом;
И так всю ночку до рассвета —
Без устали, вдвоем, ладком…
 

* * *

 
Зима совсем не лютовала,
А мягкой, теплою была,
А порезвилась, погуляла
И незаметно так – ушла.
 
 
Ну и на вербах уже почки
Набухли. Знать уже весна
Скользящей поступью шагала,
Освободившись ото сна.
 
 
И просыпались звери, птицы,
Опушки леса и поля,
Запахло спелою травою,
На солнцепеке уж земля.
 
 
Все глаз наш радует с приходом
Столь долгожданного тепла,
В руках все спорится быстрее,
И веселей идут дела.
 
 
И Ярославу не сидится,
К ремесленникам он спешит,
Заказ он видеть свой желая,
За шлемом в кузню. Вот глядит,
 
 
Пред ним не шлем, а дар искусства:
Украшен чистым серебром,
А на одной накладке буквы,
Начертанные, как пером.
 
 
«О ты, великий наш Архангел,
Посланник Бога, Михаил!
Ты своему рабу помози,
Чтоб Федор в битве победил!»
 
 
И Ярослав безумно счастлив,
Он заклинанье повторил,
Где его имя красовалось,
Что при крещеньи получил.
 
 
Ремесленники все довольны,
И Ярослава крестят вслед.
И вот уже в коня он всажен,
Поклон… а князя уже нет!
 
 
А он уже несется полем,
И шелом уж на голове,
А заклинание-молитва
Несется с ним по всей земле.
 
 
До Ростиславы весть доходит,
Что Ярослав свой шлем забрал.
Та по хоромам молча ходит,
Так значит, нет, народ не лгал.
 
 
Быть битве страшной очень скоро,
И биться будет с ним отец!
Как Ярослав мог согласиться,
Мстислав же вел их под венец?!
 
 
Нет слез давно – одно удушье,
И полной грудью не вздохнуть.
Неужто мужа провожать ей
Назначено в последний путь?!
 
 
Иль перед матерью-вдовою
Придется голову склонить,
За смерть отца ей, ниц упавши,
Прощенья вечного просить?!
 
 
«Господь! Так смилуйся над ними,
Не дай друг друга им убить!
Не рви мою на части душу,
Обоих мне дано любить!»
 
 
И к образам она метнулась,
И за поклоном бить поклон,
Крестясь быстрее, крест целуя,
Вдруг слышит – колокольный звон…
 
 
Очнулась. То ж звонарь Тимоха
К вечерней службе всех зовет,
А Ярослава нет в хоромах,
Где ж конь опять его несет?!
 
 
А конь, хозяином гонимый,
Несется он во весь опор:
Вот чернь ворота отворяет,
Влетел уже на княжий двор.
 
 
И шум тот слышит Ростислава,
Навстречу мужу не бежит,
А Ярослав, в дом поднимаясь,
Жену обрадовать спешит.
 
 
«Смотри! О Свет мой, Ростислава!
Какой мне шелом мастера
Сработали. Да глянь скорее,
Тут даже росчерк есть пера.
 
 
И серебром весь шлем украшен,
Видала ль столько красоты?!
Ну, почему глаза потухли,
И, кажется, не рада ты?!» —
 
 
«С тобою радость разделю я,
Лишь если слово сможешь дать,
Что в этом шеломе, отрада,
Вновь не поедешь воевать.
 
 
И как откажешься войною
Идти ты супротив отца,
И будет счастье нам с тобою —
В любви прожить жизнь до конца».
 
 
Нахмурил брови князь-правитель,
Шелом в холстину завернул,
Поел, ушел в покои молча,
Ни слова не сказав, уснул.
 

* * *

 
В молчаньи март свою дорогу
Уже апрелю уступил.
И Ярослав давно уж войско
В поход военный снарядил.
 
 
Мечи, кинжалы, сабли, стрелы
Уже наточены лежат.
Шипы, булавы да кистени
Своею мощью всем грозят.
 
 
Рогатины, топор да копья
Навалены громадой куч.
И все доспехи примеряют:
Бутурлук – на ногу, а на руку – наручь.
 
 
Кольчуги зеркалом сверкают,
Шишак, и шеломы, и щит,
Бармица, плечи что прикроет,
Каландырь – тело защитит.
 
 
И все уже готовы к бою,
Часы считают, зова ждут.
И к князю толпами народа
И день, и ночь – идут, идут…
 
 
Ночами плачет Ростислава
Да днем – нет-нет – слезу смахнет.
Но Ярослав ее не видит:
К себе в палати не зовет.
 
 
Он предстоящим боем бредит,
Все славы видит ореол.
А горны сборы лишь пропели,
Обнял жену, вздохнув, ушел.
 
 
В подушках плачет Ростислава,
Переяславль весь вместе с ней,
Слезами тихо умываясь,
Последних выпустил коней.
 
 
Ворота шумно затворились,
Со стен всем вслед глаза глядят,
В них нет и радости в помине,
И ни у жен, ни у ребят.
 

* * *

 
Раздумья горькие печалью
В глазах Мстислава залегли,
И от обиды грудь стянуло,
И сердце плавилось в угли.
 
 
Вот уж не думал, не гадал он,
Откуда вдруг беда придет.
Но биться с зятем Ярославом!
Не ведал, но судьба зовет!
 
 
Ну, Ярослав! Ведь князь огромной
Переяславской он земли,
Весь Суздаль-то – его владенья,
Князья былые отвели.
 
 
На Новгород ты замахнулся?!
Так что ж, устрою тебе я,
Твоей ноги здесь, нет, не будет, —
Родная здесь моя земля.
 
 
И вот сошлись на поле бранном
К заре, близ Липецы реки,
Князей Владимирских дружины,
Лихие Суздаля полки.
 
 
Не предали, под стяг Мстислава
Вот встали братья – псковичи,
Смоляне грозными рядами,
Их кони ржут, блестят мечи.
 
 
Мстислав полки свои построил,
Чтоб за свободу умереть,
За Новгород свой, столь любимый,
Полки готовы в бой лететь.
 
 
Вот горн трубит! И все смешалось.
И люди, кони, и мечи.
Лютуют гордые смоляне,
С плеча рубают псковичи.
 
 
Вот Новгородцы окружают,
Зверуют, налиты глаза
Одной лишь злобой и убийством,
Нет, не бежит нигде слеза!
 
 
Здесь брат на брата наступает,
Не дрогнет же его рука.
И воспален их мрачный разум, —
Крови вокруг течет река.
 
 
Коней здесь ржанье, звон ударов,
Вокруг уже лежат тела.
Здесь вопли, крики и страданья,
Как ты выносишь все, земля?!
 
 
Фигуры воинов, что тени,
Мелькают, падают, встают,
Умывшись кровию чужою,
В оскале радость, руки бьют.
 
 
Вот Ярослава кто-то в спину
Ударил. Тот с коня слетел.
И шелом спал его любимый.
Он оглянуться не успел,
 
 
А на него уж саблю грозно
Удачный воин заносил,
Но рядом слуги боевые;
Один его копьем сразил.
 
 
И шелом славный подбирая,
Теснимый вражеской толпой,
К лесам метнулся, убегая
И покидая ратный бой!
 
 
В лесу, чтоб бегство то облегчить,
Он снял кольчугу и шелом,
Запрятал под кустами прочно,
Чтоб отыскать доспех потом…
 
 
Но не нашел доспех тот славы,
Там пролежал он шесть веков,
И в девятнадцатый век найден —
Обзором стал для бедняков.
 
 
Затем в музей попал случайно
И заперт был он под стекло.
О чем историки писали,
О, сколько времени прошло!
 
 
Архангел Михаил в то утро,
Нет, Ярославу не помог,
А тот, блуждая лесом, полем,
Лишь в третий день добраться смог
 
 
В Переяславль. Врата открыты.
Пред ним дорога пролегла;
По ней телеги тянут кони, —
В них славных воинов тела.
 
 
А в городе лишь вопль страданий;
Навзрыд здесь люди голосят.
И Ярослав поник главою,
На землю опустил свой взгляд.
 
 
Молва вокруг уже летает:
«…Он на погибель нас обрек,
А сам-то с другами своими
По лесу с поля брани сбег…»
 
 
Среди молвы наш князь шагает,
Но сквозь него народ глядит,
Как будто призрак, хоть и знает,
В земле сырой он не лежит.
 
 
Вот двор широкий, но навстречу
Не вышла и к нему жена.
Вокруг все пусто и уныло,
О Господи! Она ль жива?!
 
 
К крыльцу несется, ее кличет,
Ему в ответ – лишь тишина
Холодным эхом в доме вторит:
Хозяйка здесь теперь она.
 
 
Холопы у крыльца притихли,
Хотят чего-то рассказать:
И Ярослав с крыльца спустился,
Чтоб правду горькую узнать.
 
 
«С утра. Рассвет лишь чуть забрезжил,
Звонарь: в колокола звонить…
С дружиною Мстислав явился,
Врата он требует открыть!
 
 
Бояре вестью принесенной,
Что полк разбит и нет следа,
Решили распахнуть ворота,
Чтоб не лишиться живота.
 
 
Не воевать! О, Слава Богу!
Мстислав приехал Удалой,
За дочкой он своей приехал,
Забрал ее, увез домой!
 
 
А Ярослав уж слов не слышит,
Как одиноко же ему,
«От дыма что ли, глаз зудится,
Иль то слеза? Вот не пойму…»
 
 
И в думах весь заперся в доме,
К себе велел не запускать
Он никого. Но, Слава Богу,
Он отошел. Бояр стал звать.
 
 
Да разговоры про посевы,
Про торги начал заводить,
А про тот бой да Ростиславу
Хотел скорее он забыть.
 
 
Но не стерпел, с главой повинной
К Мстиславу начал приезжать;
Пытаясь остудить гнев тестя,
Жену свою хотел забрать.
 
 
Неумолим, Мстислав в решеньи,
Давал он зятю поворот,
Но Ярослав весь год в надежде
Все появлялся у ворот.
 
 
Потом смирился он с судьбою,
Забыл про все. Женился вновь.
Ингвара, став его женою,
Напомнила и про любовь…
 
 
Вот в счастье и согласьи снова
Наш Ярослав опять живет.
О Ростиславе вспоминает,
Вживаться ж мыслям не дает.
 
 
А вскоре родила на радость
Ингвара в муках первенца,
А имя Федор ему дали,
Как при крещении отца.
 
 
А через год еще Ингвара
По лету сына принесла,
Его назвали Александром,
Чем она счастлива была.
 
 
А Ярослав-то как гордился,
Что сыновья есть у него,
Вот счастьем дом уже наполнен,
О, как бы удержать его?!