Kitobni o'qish: «Над собой»
Повести
Три Дианы
Глава первая
– Акимыч, да ты реально крут! – кричали ребята, глядя, как Артём подтягивался и подтягивался. А он, не реагируя на их возгласы, продолжал свою тренировку.
Что в нём её так привлекало, Диана понять не могла, меж тем глаз с него не сводила.
– Подруга, да ты на него запала. Колись давай, – прошептала Настя, уже несколько минут сидевшая рядом и с удивлением наблюдавшая, как задумчиво и самозабвенно Диана, не отрываясь, смотрела на подтягивающегося парня.
– Слушай, Настя, вот ты всё про всех знаешь. Почему его Акимычем зовут, он что, Аким?
– Удивляешь ты меня, нет, ну просто кино бесплатное. И что мне с тобой делать? Видать, в девках так и помрёшь. Сидишь тут, таращишься на него. Разве так склеишь? Мужики для чего? Молчишь? А я скажу тебе. Чтобы динамить их, на свиданки не приходить, пусть побегают, посохнут по тебе. Надо дождаться, пока они за тобой начнут вла-а-ачиться, и брать их тёпленькими, тогда и верёвки из них легко вить. А гляделками только одни расстройства на свою жо… – запнулась она, вспомнив, что Диана терпеть не могла это слово, и хоть сама Настя его частенько употребляла, тем не менее закончила фразу: – На свою голову наживёшь.
– Вот я тебе как человеку задала вопрос. А ты? Феминистические штучки мне. Не терплю я этого.
– Подумаешь… Какие мы нежные. И не ругаться, и не феминистить. Это жизнь, детка, а не художественная литература. Очнись, тютя.
– Мне к другим обратиться? Ты по-человечески ответить не можешь, что ли? – проговорила Диана задумчиво, накручивая прядь волос на указательный палец.
– Папу его Акимом зовут, – словно не заметив Дианиных слов, продолжала Настя, – а он Тёмка.
– Артём, значит.
– Догадливая. Нет, ну точно втюрилась, не спорь.
– А откуда он такой?
– Какой такой? По мне, ваще самый обыкновенный кобель. Сразу видно, баб любит и…
Диана её перебила:
– Не скажи. Что-то в нём… а ещё… Акимович, значит.
– Нет. Именно Акимыч. Представляешь, такое отчество у него. Ребята паспорт видели.
– Женат?
– Дианик, видать, ты совсем куда-то улетела. Кто женится в двадцать один? Вон, зацени, сколько раз подтягивается. Небось, ни одной юбки не пропускает. Ой-ой. Вижу твою реакцию на мои слова. Я думаю, все самцы – бабники. Такими их мать-природа создала. В Бога я не верю, да ты знаешь. Поэтому и хочу доказать, что мы, женщины, покруче мужиков. Морочу им бо́шки и бросаю. Твоего не трону, не боись. Не в моём вкусе.
– Настя, Настя, давай не будем. Живи как хочешь, какие у тебя религиозные предпочтения и любовные пристрастия, мне вообще фиолетово. А вот Тёма, похоже, ты права, очень даже небезразличен. Между прочим, мои родители как раз в двадцать один поженились, если что.
– Чё? Да ладно… Видать, по залёту, не иначе. Моим поболее было. Отец всё равно свалил, когда мне двенадцать стукнуло. Встретил свою суженую, как мне говорил позже, до совершеннолетия мать категорически не позволяла нам с ним видеться.
– А в четырнадцать, когда паспорт получала?
– Ну да. Сначала кричала, потом умоляла не общаться. Просила её фамилию взять.
– А ты?
– Папину, конечно, оставила. Но общаться с ним стала после совершеннолетия. Зачем мне, ну скажи, зачем мне её истерики?
– А сейчас общаетесь с папой?
– Конечно. Как только восемнадцать стукнуло, ему первым делом и позвонила.
– А он?
– Долго молчал в трубку, у меня сердце билось, как барабан, боялась, он услышит. Потом как-то само пошло. Мама напридумывала всякого про него. Диана, не мучь ты меня такими вопросами. Не люблю я об этом. Оставляю тебя одну, любуйся своим не таким, как все, – сказала Настя, вставая.
Диана удивлялась, как это она могла его раньше не заметить. Все девушки как девушки. А она и правда какая-то…
Артём видел, что девушка за ним наблюдала. Как только она приехала, на день позже его, он сразу понял, что именно она его девушка. Только никак не мог решиться подойти, познакомиться, боясь спугнуть её. Ни у кого ничего про неё не спрашивал, чтобы она не узнала про его чувства. И вот он, тот благоприятный момент, но её вездесущая подруга совсем не вовремя подсела к девушке, будто нарочно, да к тому же ей что-то нашёптывала. Небось, гадости про него. Он же был одним из немногих, кто не бегал за этой Настей, бойкой, хамоватой и слишком уверенной в себе. Артём её раскусил, догадавшись, что у неё, скорее всего, самой много проблем, поэтому она и отрывается на парнях. Меж тем, раз с ней дружит его избранница, значит, человек Настя неплохой, потому что его Фея однозначно добрая и милая.
А миниатюрная блондиночка с добрыми голубыми глазами, не отрываясь, следила за его действиями на турнике.
Когда она улыбалась, улыбка у неё порой получалась грустная. Такого он ранее не наблюдал. Её похожие на шёлк волосы, чуть-чуть не доходившие до плеч и заправленные за уши с маленькими золотыми серёжками-гвоздиками, так блестели на солнце, что ему казалось, будто они светятся. Артёму хотелось погладить эти волосы, потом поднять девушку и нести. Именно это он и представлял себе, когда подтягивался, не забывая притом считать, терпеливо ожидая, пока уйдёт Настя.
Подтянувшись в последний раз, он направился не куда-нибудь, а к той, что так внимательно на него смотрела.
– Ну как тебе?
– Что?
– Классно? А ведь я это для тебя.
– Зачем?
– Нравишься ты мне. Так нравишься, что совсем голову потерял. Наконец сказал. Если честно, не знал, как к тебе подступиться, как заговорить с тобой.
Она так смотрела на него, что его пульс участился больше, чем на турнике. И, не отводя глаз, первый раз назвав его по имени, Диана сказала:
– Тёма, вроде бы ты не робкого десятка. Почему не подходил?
– Не знаю. Трудно объяснить.
Глава вторая
Конец августа 2002 года. Диана – студентка из Москвы, Артём – из Санкт-Петербурга. Увидев друг друга на берегу Чёрного моря, в молодёжном доме отдыха, находившемся недалеко от Севастополя, оба почувствовали, что встреча их судьбоносная, и уже не расставались до конца смены, поселившись вместе в одном из домиков, расположенных вдоль пляжа.
Жильё их весьма походило на стандартное вагонное купе.
Раньше в домике жили Диана и Настя. Соседку не пришлось долго уговаривать, она спокойно собрала вещи и, сказав им: «Бай-бай, голубки, смотрите не залетите», – ушла.
Влюблённые много купались, гуляли.
Загорать Диана не любила, её белая кожа, как у всех блондинок, не выносила ультрафиолета. Девушка, прячась от прямых солнечных лучей, носила красную шляпу с широкими полями, в которой была похожа на гриб. Когда Артём ей об этом сказал, она пыталась грустно улыбнуться, потом громко рассмеялась, резким движением сорвав и бросив шляпу, которую моментально подхватил ветер, словно жаждал её заполучить, и стремительно понёс в сторону моря, будто бы обещал её ему подарить. Артём тут же ринулся спасать соломенную шляпку и умудрился схватить её у самой набегающей волны. Подойдя к Диане, он обнял её и был щедро вознаграждён. Они долго целовались, совсем позабыв про прямые солнечные лучи.
Каждый день после обеда они отправлялись на виноградники, находившиеся совсем близко к дому отдыха. Делали вид, что гуляют, а сами срывали по нескольку огромных гроздей винограда и ели на ходу. Инициировал эту виноградную охоту и, как он поначалу думал, шалость Артём. Диана наслаждалась вкусным спелым виноградом, он тоже, но ещё больше ему нравилось любоваться, как она сначала поднимала гроздь и пыталась закрыть ей солнце, виноградины загорались, словно лампочки, а затем Диана их отрывала по одной, изящно клала в рот и ела с таким удовольствием, что он считал себя настоящим добытчиком. Меж тем наши студенты вошли в раж, чувствуя себя больше собирателями южных яств, чем воришками. Они подгадывали, чтобы сторож уходил далеко от места, где они находили грозди спелых ягод, и убегали. Артём гордился своей затеей и умением выбирать самые вкусные сорта. В один прекрасный день они замешкались, упустив момент, когда сторож направился в их сторону и, заметив злоумышленников, нацелил на них ружьё, заряженное солью, как потом Артём убеждал Диану. Они бежали со всех ног. А дома Диана упала на кровать и заплакала. Она так горько рыдала, что ему стало не по себе.
– А хочешь, расскажу, как я перестал бояться ос?
– Тёма, их все боятся, – всхлипывая, проговорила Диана, поднимая на него свои заплаканные глаза, в тот момент ставшие ещё голубее.
– Я их очень-очень боялся. Стоило осе влететь – и я ужас как шарахался. Мне даже сачок купили.
– Почему же это у тебя?
– Кто ж его знает? Может, в детстве что-то произошло, я не интересовался у родителей, они слишком заняты своим зарабатыванием денег, чтобы о таких мелочах говорить с выросшим сыном… Да и вообще, мать с отцом, послушать их, суперправильными были и детьми, и студентами, и у меня возникли подозрения: а так ли это? Прямо хорошими были всегда. А тем временем моя осиная фобия усугублялась.
– И как же избавился? Прямо заинтриговал. Умеешь же ты. – Она прекратила всхлипывать.
И Артём стал рассказывать:
– В этом году в питерских окрестностях ос развелось больше, чем обычно. Все об этом говорили. Представляешь, мы с пацанами расположились на природе с пивком и чипсами. Всё как положено. И тут столько ос откуда ни возьмись! Не то чтобы осиное нашествие, просто налетело сразу пять-шесть-семь, в общем, не знаю сколько. И… я не знал, какую из них бояться. Так мой страх и прошёл. Вообще, как рукой сняло.
– И не боишься больше?
– Нет.
Диана посмотрела на него, слёз как не бывало, а взгляд загадочный и задорный:
– А знаешь, как я избавилась от аллергии на кошек?
– Ну-ка, ну-ка, – поддержал Артём, радуясь тому, что настроение её переменилось, ведь несколько минут назад она так отчаянно плакала, а видеть это было невыносимо.
– У меня с какого-то возраста, точно не скажу с какого, началась аллергия на кошек. Как-то резко это произошло. Стоило оказаться с кошкой в одном помещении – у меня сопли, слёзы, как из ведра. Ходили с мамой по врачам. Анализы всякие, то да сё. Надоело.
– И? Что в итоге?
– А ничего не нашли. Не должно, говорили, быть никакой аллергии, не являлись кошки раздражителем. А этой зимой поехала я к своей подруге по даче, она в Подмосковье живёт, у неё две кошки. Когда я приезжала, зная мою особенность, она всегда плотно дверь закрывала в комнату, где мы с ней находились, а когда я выходила из комнаты, кошек в другую комнату переводила, в общем, ограждала меня от них как могла. В
тот мой приезд мы с ней засиделись допоздна. Раньше я ни разу у неё не ночевала, а тут она и её родители меня упрашивали, упрашивали, говорили, что поздно ехать уже, я и осталась. Проснувшись утром, что же я увидела? Одна кошка спала рядом с подругой на диване. Я – на другом диване, а вторая кошка, Тёма, спала на мне и урчала. И никакой аллергии у меня не было. Ни слёз, ни соплей, чудо какое-то. Видимо, дверь неплотно закрыли, кошки пробрались потихонечку и забрались на диваны. Такая у меня история.
– Теперь с кошками покончено?
– Не с кошками, а с аллергией на них. Фантастика, да и только.
Рассказывая друг другу свои истории, они влюблялись всё сильнее и сильнее. Неудача со сторожем осталась в прошлом, однако свои виноградные вылазки они закончили, став в тот день ещё взрослее.
Не могли они не съездить и в Херсонес. Пробыли там до самого вечера. Возвращались на попутной машине, потрясённые увиденными древними развалинами, уставшие и счастливые. Ехали молча, и каждый думал о том, как внезапно возникла их любовь, которая ворвалась без всяческого разрешения и предупреждения. Никто из них даже не предполагал, какой она бывает.
В ту ночь откуда ни возьмись налетел ветер и начался сильный дождь. В их домике из тонких досок, как у одного из легендарных трёх поросят, прекрасно было жить лишь в тёплую и сухую погоду, а стихия сразу же показала несостоятельность подобного жилища. Они побросали вещи в чемоданы и побежали в административный корпус. Там, слава богу, остался один свободный номер. С этого и началась их уже совсем недетская история любви.
Из-за непрекращающегося дождя и того, что их домик не выдержал такого обилия влаги, им даже разрешили задержаться на несколько дней. Ребятам было так хорошо, что они забыли о том, где они и что за время суток за окном их такого невероятного счастья.
Она гладила его тёмные, средней длины, слегка вьющиеся волосы, целовала чёрные брови и говорила:
– У меня никогда не было такого близкого человека.
– А родители?
– Это другое. Они есть. А ты будто бы продолжение меня, это необъяснимо.
– Точно. И у меня так же. А давай поженимся? Всё думал, как без кольца тебе предложить замуж за меня пойти.
– Да уж. Без кольца буду долго ломаться, – проговорила Диана. – Тёма?
– Что? – прижимая её к себе, отозвался он.
– Скажи, как тебе удаётся делать такой взгляд? Глаза у тебя тёмные, а злыми никогда не бывают.
– Уходишь от ответа. Вопросики у тебя. Глаза, глаза… А я знаю? Как-то не смотрю себе в глаза. Мне и не говорил никто. Наверное, ты просто ко мне неравнодушна. Признавайся. Признавайся. А то защекочу.
– Прекрати, боюсь щекотки, ну перестань. А в зеркале?
– Голубой я, что ли, в глаза себе в зеркале заглядывать? Скажешь тоже.
– Ты точно не голубой.
Она посмотрела на его зовущие губы и после долгого поцелуя продолжила:
– Меня стращали, предупреждали, что тебя надо опасаться.
– Кто? Настя твоя? Видел, как она размахивала руками, когда я подтягивался, и крутила пальцем у виска.
– Ты провидец, что ли?
– Ой, брось, не надо быть провидцем, чтобы догадаться, о чём она. Тёрла тебе: если парень подтягивается много, то, значит, баб у него до фига. Скажешь, нет?
– Откуда? Откуда ты?..
– Знакомая мамина так говорила. Я как-то случайно услышал их разговор.
– Подслушивал?
– Не то чтобы… Они делились друг с другом, уверенные, что я сплю. Мне двенадцать было. Запомнил.
– А почему Акимыч, а не Акимович?
– Так папа попросил записать, когда мне паспорт выдавали. Он сам Аким Акимыч. Его друзья тоже Акимычем зовут.
– А фамилия у тебя какая?
– Пенгалов. А у тебя?
– Здравова.
Он взял книгу, которая лежала на тумбочке, решив разрядить обстановку, чувствуя, как девушка напряглась, спросил:
– Что это мы читаем? «Две Дианы» Александра Дюма. Не читал. Не люблю книги, названия которых начинаются с числительных. Хотя… Маму мою тоже Дианой зовут.
– Да-а-а? И мою.
– Да ты что? Ничего себе. Может, и папу Акимом?
– Тёма, почему ты на меня запал? – спросила она, глядя в окно.
– Так, Диана Здравова, я не понял. Что это за такое? Запал? Снова твоя Настя? Я люблю тебя.
– Прямо любишь?
– Вот скажи, разве зовут замуж без любви? Теперь ясно, почему ты «Две Дианы» читаешь.
– Откуда ты знаешь, о чём там? Ты же не читал. Хорошо. Ну «Три мушкетёра» читал хотя бы? «Два капитана»? «Три товарища»? А то замуж позвал, а ведь мы друг о друге почти ничего не знаем.
– А у нас-то получается три Дианы. Такого романа ещё не было, по-моему. Как же папа твой вас с мамой зовёт, раз у вас имена одинаковые?
– Так твоего папу и дедушку тоже одинаково зовут. Как же бабушка с ними? А?
– Это да. Наблюдательная ты у меня. Ну ладно, об этом потом. Я первый спросил.
– Мама – Диана или Дианушка, я – Диа или Дианечка. А папу зовут Владимиром.
– Ладно. И что ты хотела бы узнать прямо сейчас?
– А расскажи про свою бабушку.
– Нет, ты классная, однозначно. Бабушка, бабушка. У меня их две, кстати. Про какую?
– Давай про папину маму.
И Артём стал рассказывать.
Глава третья
Бабушка Артёма, Матрёна Лифантьевна, в девичестве Носкова, выросла в деревне. Родители её были простыми крестьянами из-под города Касимова Рязанской области. Всю жизнь, как она сама внуку говорила, в земле прокопались, образование у обоих по три класса, и избу топили по-чёрному. Бабушка с самого раннего возраста поняла, что получить более интересную жизнь можно только овладев знаниями. Она мечтала выучиться на врача, чтобы лечить людей, работая в большой больнице в крупном городе, а то и в самой столице.
Артём с таким удовольствием делился с Дианой, что она заслушалась. Ещё раньше она не преминула обратить внимание, как он забавно запускал обе руки в волосы на висках, приподнимал их, когда рассказывал, и, словно поставив речь на паузу, замирал в такой позе, делавшей его смешным, потом приговаривал: «Прикинь», – и продолжал.
Диана думала о том, какой же он хороший и как Настя заблуждалась на его счёт.
Артём тем временем посвящал её в тайны своей семьи.
Бабушка, выучившись, работала терапевтом в Касимове. Там они с дедушкой и познакомились, когда он оказался в командировке в городе. Спустя месяц приехал, увёз её в Москву, где спустя несколько месяцев и поженились.
– И самое интересное. Слушай, Дианочка, как моя бабушка Мотя смогла заработать кучу бабла. Это весьма прикольно. Вряд ли ты слышала о таком когда-нибудь.
Диана глянула на него подозрительно, мгновенно став серьёзной.
Артём с интересом наблюдал, как резко менялось её лицо в зависимости от обстоятельств или темы разговора. Он умышленно построил своё повествование именно так, чтобы любоваться разными выражениями её лица. Ему нравилось, что она не притворялась: смеялась, когда весело, если печально, грустила.
– Делала что-то незаконное? – шёпотом спросила Диана.
– Ну как сказать… – тоже таинственно прошептал он. – На этом как раз и прекращу рассказывать о бабушке, пока не ответишь, согласна ли за меня выйти. Съела?
– То есть ты думаешь, что так запросто сможешь получить моё согласие, да ещё притом что у кого-то бабушка невероятным макаром смогла разбогатеть? Да я просто возьму и уйду сейчас! – выпалила она, решительно вставая. Артём схватил её руку и медленно притянул девушку к себе.
– Диан, вот, значит, как? Помучить хочешь? Пожила с парнем сначала в одном домике, потом в одной комнате, вместе с ним виноград воровала, и только стоило ему позвать замуж, так… начинается. Да? Хорошо. Давай, уходи. Уходи, что же ты стоишь? А я останусь здесь жить, в этом доме отдыха «Виноградная лоза», навсегда. А что? Устроюсь сторожем на винограднике и буду ходить с ружьём, заряженным солью. Чем не работа? Море рядом. Класс.
Несколько минут никто не нарушал молчания.
– Тём, точно солью? Ладно. Давай уже рассказывай, что там за история про бабушку в законе.
– Так ты согласна или как? Дианочка, не прикидывайся шлангом, молю, – Артём сложил руки, будто в молитве, и опустил подбородок на кончики пальцев, сделав при этом просительно-жалобное лицо.
Диана засмеялась и вопросительно посмотрела на него:
– На что согласна?
– Защекочу сейчас…
– Всё-всё. Отвечу после того, как расскажешь. Давай. Мне жутко интересно. Как?
– Лиса ты блондинистая. Что как?
– Как бабушка Мотя сумела заработать кучу бабла? Выходит, ты, вдобавок ко всем недостаткам, ещё и выгодный жених?
– Это с чего вдруг недостаткам? Вот ты штучка. Все белобрысые такие кокетливо-лукавые? – говорил он и снова наблюдал за переменами выражения её лица.
– Кто это лукавый? Кто это лукавый? – играючи возмущалась она.
– Видишь ли, – словно не обращая внимания на её последние слова, улыбнувшись про себя тому, как она пропустила мимо ушей то, что она кокетливая, продолжал Артём, – это мои родичи богатые, вернее, как они говорят, приличные люди. Не спорю, молодцы. Любят друг друга, не у всех получается, кстати. Только я сам по себе. Потому и в технический пошёл: туда на бюджет легче поступить было. Они как начали изобретать мне жизнь мою будущую, ну чтобы я папино дело стал продолжать, – так ску-у-учно стало. Если честно, жутко тоскливо же под папиным присмотром. Да пофиг мне его дело, пусть сам и ковыряется с ним. Пошло оно.
– Что за бизнес-то? – не удержалась Диана.
– Не всё сразу. Мы на бабушку договаривались, дальше твой ход, ты будешь рассказывать, о чём я попрошу. И да, блин, – продолжал он, – пусть сами со своим делом носятся. Я пас. Живу отдельно со второго курса. Работаю в ресторане, учусь на бюджете. Такой я, девочка моя. Какой есть. Притом весь твой.
Диана молча слушала, как он возмущался и не хотел заботы родителей, решив, что потом расскажет о том, что полностью на обеспечении родителей. Что о работе до окончания университета и не задумывалась даже.
Артём продолжил посвящать её в историю своей бабушки Моти Пенгаловой, в девичестве Носковой.
После переезда с Акимом Спиридонычем в Москву она стала работать в московской поликлинике участковым терапевтом. Шёл пятьдесят девятый год. Ещё в декрете новоиспечённая москвичка стала широко известной в узких кругах узнавательницей пола будущего ребёнка. Предсказывала за деньги. Секрет успеха был такой. Когда к ней приходила женщина, разумеется, по рекомендации, бабушка говорила: «У вас будет мальчик». Если рождался мальчик, то и прекрасно, а коли девочка, деньги она возвращала, таков и уговор был. По существу, действительно чаще угадывала, чем нет. Откуда знала, сама не ведала. Так внуку честно и призналась. Девочек тоже видела, только реже. Говорила, что девочки – более таинственные существа, их труднее почувствовать. Посему репутация её чиста, как родниковая вода. Все доверчивые мамочки были благодарны. Денег брала не то чтобы совсем уж символически, и тем не менее немного, особенно поначалу. Позже, впрочем, тариф её вырос, однако незначительно. Дедушка, когда прознал, сперва думал сердиться, да она ему осторожно объяснила, дескать, никакого мошенничества или надувательства ни в коей мере не было, всё добровольно и по-честному. Аким Спиридоныч и успокоился, приговаривая: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не забеременело, ой, лишь бы не плакало», – второго они не хотели.
Артём посмотрел на девушку:
– Знаешь, а ведь моей маме бабушка Мотя предсказывала девочку. Она её прямо видела. До сих пор не понимает, как это так вышло, что родился я. Вот какой я особенный.
– Тёма, дедушка Спиридоныч или Спиридонович?
– Дались тебе эти отчества. Да, Спиридоныч. Помнишь плач Ярославны? Она же Ольга Ярославна. Вот и у нас Спиридоныч, Акимыч.
– Ясно.
Диана говорила и накручивала прядь своих волос на указательный палец левой руки.
– Ты волосы всегда левой рукой крутишь? Папа так же делает. Покрутит, а потом колечко волос остаётся. Мама на это внимания не обращает. Ей хочется, чтобы он курить бросил.
– Знаешь, маленькой меня родители активно отучивали, только это, по-видимому, у меня на всю жизнь.
Рука сама их крутит, когда задачи решаю, волнуюсь, думаю. Ты, между прочим, волосы поднимаешь и на взлохмаченного чёртика похожим становишься. Тёма, а ты на кого похож – на маму или на папу?
– Вообще-то толком ни на кого из них. Сам на себя. Хотя мама говорит, на её папу в молодости. А ты?
– Я – на маму. Ладно, давай дальше про бабушку. Ой, а ты пробовал курить?
– В школе курил, папины сигареты таскал. Потом бросил: от рук табаком стало вонять. А он курит, и особенно много, когда его что-то волнует или заботит.
Диана удивилась, что он не спросил, курит ли она. А он умышленно не стал спрашивать, решив, что незачем. Даже если и да, ничего бы не изменилось.
Артём продолжил свой рассказ:
– Деньги бабушка Мотя не тратила – на сберкнижку складывала. Дедушка нормально так зарабатывал. Когда в нашей стране научились использовать УЗИ в конце восьмидесятых, она прекратила свою шаманскую деятельность, как дедушка называл её предсказания. Конечно, тогда ультразвуковое обследование только начиналось, только зачем ей нужна машинная конкуренция, и лавочку она закрыла, так сама и мне говорила.
– А сейчас?
– Ну сейчас она на глубокой пенсии, заслуженный врач. Бабушка Мотя крутая. Тебе она понравится. Ей семьдесят. Бывало, приедешь к ней, а она внимательно посмотрит и спросит именно про то, что произошло. Как-то она знает. В душу не лезет. Мы с ней дружим.
– А дедушка?
– Дедушка был военным, работал в генеральном штабе. Он старше бабушки на десять лет. Умер дедуля два года назад. Как она убивалась, не передать. Мамина мама была главным врачом роддома. Сейчас врачом работает в поликлинике. Тут всё совершенно обычно. Вот бабушка Мотя – легендарная личность. Это же она папе денег на бизнес дала. Родители – риелторы, у них своя фирма. Только я буду себе дорогу своими силами протаптывать. Терпеть не могу, когда родители и квартиру, и машину тебе, и тёпленькое местечко… Видал я таких мажориков. Помнишь, у Крылова басня есть «Гуси»? Не хочу, чтобы меня гусём называли. Самому всего добиться ведь интереснее. Ты со мной? Помнишь, как Аладдин говорил Жасмин: «Ты мне доверяешь?» Один из моих любимых мультиков, между прочим, – сказал он, протягивая Диане руку.
– И мой тоже. Без сомнения, да. Нечасто встретишь такого целеустремлённого подтягивающегося, – ответила она, вкладывая свою руку в его. – А у меня только мамины родители. Они классные. А вот папины не смогли пережить девяностые. Пытались приспособиться, только ничего у них не вышло. Они работали в Центральном комитете программистами. В советские времена это считалось очень престижным. А в девяностых не смогли втянуться в новые условия, как папа мне говорил кратко. Не очень-то я это понимаю. И что такого особенного было в девяностых? Подробности мне не рассказывали… Хотя именно девяностые называют лихими. Ничего не поделаешь. Я маленькой была, когда папиных родителей не стало.
– Видимо, твои, наверное, не хотели тебя пугать подробностями.
Артём смотрел на рассуждавшую Диану и умилялся, какая она прекрасная. Как здорово, что она его полюбила. Он не был ханжой, и родители ничуть не настраивали его, что до свадьбы нельзя вступать в близкие отношения. Напротив. В пятнадцать он их сразу двоих спросил, нужно ли жениться по залёту. Родители, слегка опешив от такого прямого вопроса, переглянулись и ответили немного по-разному, вместе с тем, по сути, одинаково.
Если это любовь, то, значит, отношения перешагнули на новый уровень, а ежели просто показалось и всего лишь залёт, как в анекдоте, родители сказали, что в данном случае любая история штучна. Панацеи нет. Однако жениться без любви – однозначно нет. Больше к этой теме они не возвращались.
