Kitobni o'qish: «М. Горький «Чудаки»»

Мне кажется, Лена, что все люди, все вокруг нас с тобой живут вторые, третьи жизни, они родятся стариками и жить им – лень! Стариками они родятся, а я родился впервые ребенком, я счастлив тем, что молод… и безгранично люблю все это… все живое.

М. Горький, «Чудаки»

I

«Мне просто до боли жалко людей, которые не видят в жизни хорошего, красивого, не верят в завтрашний день… Я ведь вижу грязь, пошлость, жестокость, вижу глупость людей – все это не нужно мне! Это возбуждает во мне отвращение… но я же не сатирик. Есть еще что-то – робкие побеги нового, истинно человеческого, красивого – это мне дорого, близко… Имею я право указывать людям на то, что я люблю, во что верю? Разве это ложь? Разве хорошее менее реально, чем дурное?»

Так формулирует свою точку зрения на искусство писатель Мастаков в новой пьесе М. Горького «Чудаки». И за этим «верую» романтика, как его называют в пьесе, не трудно услышать голос самого автора, который за последние годы настойчиво рисует то, что ему «дорого, близко», игнорируя все, что ему «не нужно». Именно. Горькому бросали за это слова упрека, которыми опустившийся интеллигент Потехин возражает на романтическую сказку Мастакова: «Обманываете вы читателей, да, да! Вы не хлеб насущный даете нам, а сладкие пряники…»

Эта новая манера письма особенно заметна стала у М. Горького начиная с большой повести «Мать». Правда, архитектурно большие повести никогда не удавались Горькому: его жанр – короткий рассказ или «сцены». Но не в одном этом дело. В прежних повестях он все-таки старался давать, по возможности, все разнообразие жизни, окружающей его героев; у него не было «нужного» и «ненужного» в жизни, – все было одинаково жизненно, а потому одинаково важно. Теперь же он начал это разнообразие жизни просеивать сквозь, особое сито, задерживающее все, что, по его мнению, «не нужно», и пропускающее то, что «дорого и близко». В результате новые произведения Горького почти сплошь наводнены только положительными типами, теми типами, которые пригодны для преследуемой им цели. Но и это не все: ведь самые положительные типы, как и все реальное, не чужды мелочных, смешных, вообще не «героических» черт. У Горького они очищены от всего, способного умалить их положительное, педагогическое значение.