Kitobni o'qish: «Демидовы. Их жизнь и деятельность», sahifa 5
Неутомимо отыскивая рудные месторождения, Демидовы вскоре нашли и медную руду за речкой Выей, близ Тагильского завода, у Магнитной горы, где и было дозволено берг-коллегией в 1721 году построить завод. Хотя Геннин отзывался насмешливо о качествах и богатстве открытой Демидовыми медной руды, но Выйский завод доставил впоследствии громадные количества меди хороших качеств. Развивая свою деятельность, Демидовы не бросали ничего, что могло быть им полезно и что в качестве “раритета” могло удовлетворять их любознательность, начинавшую уже обнаруживаться у новых богачей. Так, они старались о разработке асбеста, или горного льна, месторождение которого (Шелковая гора) было открыто близ Невьянского завода, на реке Тагил. Искусство выделки прочных и огнеупорных тканей из асбеста было известно еще в древности; но, по-видимому, Никита Демидов собственными опытами дошел до его обработки и в 1722 году представил Петру I образчики полотна из этого вещества. Теперь разработка асбеста оставлена, но, введенная Демидовым в значительных размерах, она долго сохранялась в Сибири, где из горного льна приготовлялись колпаки, кошельки, перчатки и шнурки. Еще знаменитый Паллас видел работы, произведенные Акинфием в Шелковой горе, и нашел в Невьянской старуху, которая умела ткать полотно, сучить нитки и вязать перчатки из асбеста. В числе “раритетов”, добывавшихся невьянскими владельцами, были и естественные “магниты”, то есть куски руды, обладающие свойствами магнитов. Большие магниты довольно редки, между тем у Акинфия был магнит в 13 фунтов, державший пудовую пушку, и заводчиком были пожертвованы в церковь Нижнетагильского завода для престолов два громадных – кубической формы – магнита, равных которым, вероятно, не найдется в целом свете.
Помимо всего этого, есть известие, что Акинфием была начата добыча и обработка гранита, а также великолепных порфиров и яшм, которыми так славятся Алтайские горы.
Кстати, укажем здесь на то, что у потомков Акинфия имеются драгоценные коллекции всевозможных представителей горного мира и неоценимые, по своей редкости и научному интересу, “раритеты”, как, например, громадные (до 24 фунтов) самородки платины.
Глава III. Кузнецы – властелины Урала
Нужда в “живой силе”. – Беглые и “пришлые”. – Тяжкая их доля. – Заводы – обетованная земля. – Раскольники. – “Приписные” крестьяне и их положение. – Демидовы как помещики. – Грозный Никита Никитич. – Историк Татищев. – Два врага. – Опасность борьбы с Акинфием. – Подвиги его. – “В домны помечем!” – Примирение противников. – Ревизия на заводах. – Происки Демидовых. – Отозвание Татищева. – Иск за “оболгание”. – Реферат о взяточничестве
Для обширной деятельности Демидовых на Урале, даже при начале ее, нужны были, разумеется, соответственные механические средства. Сила пара тогда еще не была известна, и машинное дело стояло на невысоком уровне. Правда, громадные пруды демидовских заводов заключали большой запас движущей водяной силы, но для обширных работ в заводах и при заводах владельцам нужен был ручной труд в больших размерах, нужен был “живой товар” – рабочие люди. Мы уже видели, что указом Петра I во власть Демидовых отданы были крестьяне Краснопольской и Аятской слобод и села Покровского с деревнями, но крестьян этих для осуществления широких планов тульских кузнецов, для поставки больших заказов казне и для заполнения внутреннего рынка было недостаточно; покупать же крепостных внутри России и переселять их на Урал у Демидовых, в первое время деятельности их заводов, не хватало еще средств. Как же выпутались невьянские владельцы из этого затруднения? Очень просто, хотя и рискованно: их заводы стали местом, куда бежали со всех концов России от непосильного гнета, от страшной рекрутчины, от гонений за веру, от притеснений воевод, жестокости помещиков и поборов “крапивного семени”. Заводы для “беглых” крестьян, а также ссыльных и каторжников широко открывали свои двери. В тогдашней Руси они были, так сказать, обетованною землею для многих, не ужившихся с суровым режимом Петровской эпохи. Пришельцам давали хлеб и деньги за работу, но зато они поступали в полное распоряжение своих новых господ, имевших над ними право “жизни и смерти”, тем более страшное, что рабы не могли уже найти заступника в законе, от которого они сами бежали.
“Беглые” были совершенно бесправными людьми. Страшные легенды о подземельях Невьянской башни связаны главным образом с судьбою этого несчастного народа, которому родина оказалась суровою мачехою. Хотя Демидову и было предоставлено Петром право принимать в заводские работы “пришлых” людей, но это право относилось только до свободных “нетяглых” крестьян и с паспортами, а за прием беглых крепостных от владельцев, а также беспаспортных казенных полагались наказания и большие штрафы. Оно и понятно: каждый такой беглец представлял для государства плательщика подушной подати и пропажа крестьянина являлась потерею дохода владельца, вносившего подать за крепостных, или, при казенных крестьянах, убытком государственного казначейства, очень нуждавшегося в исправном поступлении податей. За прием и держание сбежавшего от владельца крестьянина платилось за год “пожилых денег” по 100 рублей. Уплата такой суммы за большое количество беглых, в случае их открытия, была бы не под силу даже таким богачам, как Демидовы, – и Акинфий, как видно из письма его, слезно обращался к благодетелю своему князю Меншикову, прося “его великокняжескую светлость” оказать милость уладить демидовское дело с “благородным генерал-лейтенантом Салтыковым” о взыскании с заводчика пожилых денег за сбежавших на Невьянский завод крестьян.
Демидовы, не боясь закона или надеясь увильнуть от него, что и удавалось им не раз, слишком широко пользовались правом приема “пришлых”, в категорию которых они довольно смело и оригинально включали бежавших из тюрем и ссылки, а также от владельцев, и дезертировавших рекрутов и солдат. За эти действия полагались тяжелые наказания, и, вероятно, если бы Петр знал об этом, то и он не пощадил бы “Демидыча” с сыном за такие проделки. Нужно еще сказать, что с раскольников брался двойной подушный оклад. Но Акинфий не стеснялся ничем: кроме беглых и бродяг всяких разборов, его заводы были центром раскола, и до сих пор еще почти все бывшие демидовские заводские слободы на Урале наполнены раскольниками. “Старообрядцы” и “раскольники”, преследуемые властями, шли толпами к Акинфию и находили у него верный приют: заводчику нужны были дешевые рабочие и не было никакого дела до того, как они крестятся – двумя или тремя перстами, и во что веруют. Вопрос о “беглых людях”, составлявших ахиллесову пяту Акинфия, тянулся целых 18 – 20 лет, и все это время владелец не платил за большую их часть податей. Этот вопрос был решен благоприятно для заводчика указом императрицы Анны Иоанновны в 1738 году – тогда все “пришлые” были записаны за Демидовым навечно с освобождением от рекрутчины. Хотя указ 1738 года и запрещал Демидову впредь брать беглых, но, понятно, это запрещение оставалось мертвою буквою: слишком лакомым куском были эти беглые для заводчика, слишком слаб был контроль администрации на уральской окраине или слишком легко было задобрить этот контроль соответственными приношениями.
И эти “беглые” и “пришлые” люди тоже помогали Акинфию создавать его громадное богатство. После смерти знаменитого заводчика осталось 30 тысяч душ крестьян, и, вероятно, немалую цифру из этого количества составляли “беглые”, навеки закрепощенные за владельцем.
Обратимся теперь к положению “приписных” к заводам крестьян и отношению к ним различных представителей рода Демидовых. По размерам и задачам нашего очерка мы можем уделить этому предмету лишь немногие страницы.
В ту эпоху создание больших капиталов на Руси было обставлено совсем иными условиями, чем теперь. В наше время миллионы приобретаются иногда очень скоро путем биржевой игры, удачной финансовой операции и т. п. В заводском деле при громадной производительности, при усовершенствованных машинах, дающих большую экономию, при новейших технических приемах, “специализации и централизации” труда могут и в наше время создаваться большие состояния.
Но основателям демидовской славы и богатств приходилось действовать иначе. У них не было ни банкирских контор, ни усовершенствованных машин. Зато судьба дала в их распоряжение громадный запас “живой силы” – рабочих и “приписных” крестьян; голыми руками этого люда Демидовы и “загребали жар”. И многие заводчики из этой фамилии для создания своих богатств хищнически тратили эту “живую силу” и вытягивали из нее последние соки. Созидание славы и капиталов Демидовых непосредственно руками этой рабочей массы напоминает в известной степени картину постройки, при младенческом состоянии механики, трудами рабов гигантской пирамиды Хеопса. Вообще, положение “приписных” было очень тяжелое. Это являлось тем более несправедливым “похмельем в чужом пиру”, что приписные были не крепостные, но государственные крестьяне, отрабатывавшие на заводах подати, которые и вносились за них заводчиком в казну. И история отношений хозяев заводов к этому разряду крестьян, как, впрочем, и ко всем другим разрядам, – полна всевозможных злоупотреблений и жестокостей. Эти господа старались приравнять приписных к своим крепостным и отягчали их непосильными работами.
По правилам, установленным при Петре I (1724 год), приписные, отрабатывая подати, должны были получать определенную плату за труд (10 коп. конный работник и 5 коп. пеший в день). Эта незначительная плата, несмотря на изменившиеся к невыгоде крестьян экономические условия, удерживалась в течение долгого времени. И мы видим, что заводчики заставляют приписных работать за ничтожное вознаграждение и сверх отработанных податей; крестьян, вопреки закону, отдают в солдаты и переселяют на заводы; их подвергают свирепым наказаниям, часто оканчивающимся смертью, не только по распоряжению заводчиков, но и по приказу управляющих и приказчиков.
С развитием горного дела положение приписных ухудшается: так как казенные крестьяне, жившие вблизи заводов, скоро были все приписаны к последним, то такой же участи подверглись и крестьяне, жившие от заводов на больших расстояниях (иногда 600 – 700 верст). При подобных условиях хождение на работу для приписных представляло настоящий ад. Положение их становилось настолько невыносимым, что разразилось волнениями на Урале в 1760 – 1764 годах.
В тяжелом положении этого разряда крестьян следует искать причину и того явления, что они на Урале принимали с распростертыми объятиями Пугачева и его генералов, которыми и были разорены там некоторые из заводов наиболее нелюбимых владельцев.
Многие и из Демидовых были грозными помещиками, и их отношения к своим крепостным, приписным и заводским (посессионным) крестьянам отмечены печатью жестокости.
Про отношения к крестьянам родоначальников Демидовых, Никиты и Акинфия, мы имеем очень мало данных, но во всяком случае эти “железные” люди были не из мягких владельцев. Может быть, как вышедшие из крестьянства, как хорошие хозяева и не вошедшие еще во вкус обладания приписными, – они не позволяли себе особых жестокостей: были “строги, но справедливы”. Зато многие их потомки стяжали себе в этом отношении печальную славу, и из всех них пальму первенства нужно отдать младшему сыну Никиты Демидова – Никите Никитичу и сыновьям последнего – Евдокиму и Никите. К этим именам мы можем еще присоединить и младшего сына знаменитого Акинфия – Никиту Акинфиевича, грозного рабовладельца, переписывавшегося с Вольтером.
Внук Никиты Демидова (родоначальника) Никита Никитич в предписаниях своих заводским управителям приказывал “рассекать плетьми в проводку” рабочих и приказчиков за малейшие упущения и грозил “искоренить род и не оставить праху канальского, упрямого и нечестивого”. И эти страшные угрозы не оставались пустыми словами: виновные томились в заводских подвалах с женами и детьми, в колодках и цепях, и получали жестокие наказания.
