Kitobni o'qish: «Вареньщица», sahifa 3
Внезапным порывом она вдохнула и заиграла песню печали, а ноты трелей обратились белыми лилиями. И эти цветы не хотели таять быстро, лежали несколько минут на снегу. Можно было различить даже тонкий их аромат.
– Оно и верно, – вздохнула старушка с букетом мятных леденцов, – это только радость мимолетна…
И принялась раздавать сладости соседям, шмыгая и отмахиваясь от платы.
Никто не замечал, что утро было затянуто серой пеленой. Здесь, в молочном ряду старого рынка, блестели глаза и горели щеки.
– Нашлась, родимая! – вдруг ввалился в круг мальчишка лет восьми в шубейке и крепкой обуви, не в пример поприличнее многих.
Толпа сразу стихла, замолчала и свирель.
Мальчишка отдышался, подобрался к Маре.
– Отдадите? – спросил хмуро и с подозрением.
“Вот и наигралась” – подумала Мара и не глядя сунула свирель молочникову сыну.
– Он нашел.
Мальчишка поднял глаза на высокого парня, видно было, как из последних сил храбрится, страшась несправедливости от взрослых.
– Это я потерял… Вечером сыр у тебя покупал, помнишь?
Парень посмотрел на дудочку. Солгать бы и спрятать находку, да не приучен.
– Ну помню… А откуда у тебя такая?
– Это учителя моего. Дядька один принес давно, заказал чары наложить. Учитель вчера заказ выполнил, я относил. И не донес… Отдай, а? Я даже ночевать не вернулся, до утра искал. Мне уши снимут за нее…
Парень молчал в сомнении.
– Я знаю его, это магов подмастерье, – Мара вздохнула. – Видать, правда его. И протрите ее обязательно с холоду.
И, не дожидаясь развязки, разом потяжелевшей походкой побрела к прилавку.
Серое утро принесло серый день, хотя варенье разобрали еще до сумерек. Безо всякой радости от удачной торговли, Мара ушла домой с пустым коробом и пустым взглядом. Давно уж так не бередили ей душу невольным напоминанием о юности, истаявшей как эти волшебные цветы…
…
Самовар развлек урчанием, погрелся в печи привычно поздний обед. Маленький дом Мары на Кленовой улице быстро наполнялся теплом. Две комнатушки и сени, одна хозяйка – много дров не нужно.
