Kitobni o'qish: «Похищенная, или Красавица для Чудовища»
Часть первая
Отравленный любовью
Глава 1
– Мы не ждали тебя раньше следующей зимы. – Гален Донеган с улыбкой посмотрел на несостоявшегося выпускника, протягивающего ему бокал, на треть наполненный кукурузным виски.
Отец, конечно, придет в ярость, когда узнает, что Кейран бросил учебу за несколько месяцев до ее завершения. Но сам Гален находил просиживание в университете пустой тратой времени, а потому полностью поддерживал решение бунтаря.
Приземлившись в соседнее кресло, молодой человек с улыбкой проговорил:
– Я и сам от себя такого не ожидал. Но, как оказалось, я совершенно не умею сдерживаться. Руководству Тенненского университета не очень-то понравилось, что время от времени студенты в кампусе становятся трупами. Началось расследование. – Кейран вертел в руках бокал, согревая тонкое стекло длинными сильными пальцами, в иные ночи, вот как сегодня, способными без усилий свернуть жертве шею. Он блаженно жмурился, вдыхая запах терпкого напитка, наслаждался игрой бликов, отбрасываемых пламенем в камине на грани бокала.
Вот по чему он действительно скучал, протирая штаны в Тенненском университете, так это по хорошему бурбону. Такому, как этот. Насыщенного золотистого цвета, с неповторимым ароматом и долгим послевкусием.
– И ты поспешил трусливо смыться.
– По-твоему, следовало дождаться ареста, а потом и виселицы? – Кейран фыркнул, и на его лице появилось так хорошо знакомое Галену ироничное выражение. – Я решил, что безопаснее пастись на родных пастбищах.
Жажда убийства, одержимость проснулись в Кейране прошлой осенью, и с тех пор все его мысли были только об охоте и умирающих от страха жертвах. В Тенненсе было не разгуляться. Городок небольшой, все в нем друг друга знают. А в кампусе и подавно. Но здесь, в краю бескрайних болот и дремучих лесов, где рисовые и хлопковые поля простираются до самого горизонта и каждая плантация кишмя кишит невольниками, можно было не беспокоиться о последствиях.
Кому какое дело, если раз в месяц будет исчезать пара-тройка рабов? Их тут же заменят новыми.
Заложив руки за голову, Кейран устало зевнул.
– Да и вообще я сыт учебой по горло. Как и тамошними бледнолицыми жеманницами, с которыми как следует не позабавишься. Им явно недостает страсти и темперамента южанок. Кстати, о темпераменте! Катрина сказала, ты притащил в дом какую-то крикливую девицу. Кто она?
– Сестра моей невесты, – немного помолчав, признался Гален. Опрокинув в себя плескавшийся на дне бокала крепкий напиток, вытянул ноги в горчичного цвета бриджах и высоких сапогах поближе к согревающему пламени.
Весна была в самом разгаре, но вечерами по-прежнему было прохладно.
– И что же сестра твоей невесты делает у нас на чердаке?
– Перевоспитывается.
– Для себя дрессируешь? – хмыкнул Кейран.
– А то! – В глазах Донегана зажегся огонь желания, стоило ему вспомнить о девушке, с недавних пор поселившейся в его мыслях и в снах.
– Ну и как сестра твоей невесты в постели? – не без любопытства поинтересовался Кейран, перебирая в памяти лица соседей-плантаторов и их хорошеньких дочерей, с одной из которых, Флоранс Беланже, Гален недавно обручился.
Кажется, когда семь лет назад Кейран уезжал в Тенненс, сестре Флоранс едва исполнилось десять. Это была худенькая девчушка, смуглая, курносая. Неугомонная егоза, повергавшая достопочтенную чету Беланже в шок своими выходками.
И вот теперь за перевоспитание маленькой дикарки взялся Гален. Кейран негромко усмехнулся. Оставалось только посочувствовать девчонке, а брату пожелать удачи.
– В постели? Это мне еще только предстоит выяснить. – На лице двадцатишестилетнего Донегана появилась предвкушающая улыбка.
– И чего медлишь?
– А куда спешить? Что я, животное какое-то? Пока что девчонка меня боится, но со временем я сумею ее укротить и приручить.
– Значит, ласковый и пушистый хищник. – Кейран едва сдержался, чтобы не захохотать в голос.
– Пока что меня это забавляет.
Несостоявшийся студент был уверен, что Гален и выдержка понятия несовместимые. Тем более что одного взгляда, брошенного на брата, было достаточно, чтобы понять: он помешался на своей игрушке.
А значит, очень скоро ему надоест ее дрессировать.
Поднявшийся ветер разогнал тучи, и теперь на небе светила полная луна, разливая свой холодный свет по окрестностям Блэкстоуна. С болот ощутимо тянуло гнилостными испарениями. Сырой воздух просачивался сквозь щели выбеленного известкой особняка, принося с собой будоражащий сознание запах пота разгоряченных за долгий день, проведенный на полях, рабов. Их приглушенные, похожие на мышиную возню голоса. Кейран чувствовал горячую кровь, бегущую по венам. Едва уловимое биение сердец. Дурманящий аромат пленницы, ощущавшийся даже здесь, в библиотеке. Как будто ей пропах весь дом.
Кейран задрожал от предвкушения. Сглотнув осевший в горле ком, поднялся поспешно.
– И все-таки ты животное, Гален. Такое же, как и я. Пойдем-ка лучше из дома. Пока я еще в состоянии соображать и сдерживаться. – Покосившись на брата, с мрачной усмешкой закончил: – Иначе перевоспитывать тебе будет некого.
За несколько дней до этого…
Кусая в волнении губы, Мишель смотрела на то, как ее старшую сестру одевают к помолвке. Как затягивают туго корсет, пытаясь придать соблазнительные очертания не слишком изящной фигуре. Как завязывают вокруг ставшей тонкой талии пояс нового муслинового платья с таким широким кринолином, что тот рисковал не поместиться в проеме раскрытой двери.
«И тогда придется ей выходить к гостям через окно», – злорадно подумала Мишель, борясь с желанием показать отражению старшей Беланже, куклой застывшей перед зеркалом, язык.
За то, что Флоранс счастливо улыбалась, в то время как она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
Устроившись на мягком пуфе и подперев подбородок кулачками, Мишель с грустью наблюдала за тем, как рабыня по имени Серафи, подаренная сестрам несколько лет назад, споро укладывает волосы Флоранс, аккуратно закалывая каждый темный завиток и пряча их под украшенную жемчугом сетку. Все эти ухищрения должны были сделать ее красивее, чем она была на самом деле, однако не слишком-то помогли.
С самого детства Мишель только и слышала, что она очаровательнее и миловиднее старшей сестры. Ей всегда доставались комплименты и восхищенные взгляды молодых джентльменов. Да и мальчишки-рабы с плантаций украдкой любовались юной красавицей. Мишель уже давно привыкла к знакам внимания и воспринимала их как должное. Но сейчас это казалось ей слабым утешением, она бы с удовольствием променяла всех своих поклонников на одного единственного.
Замуж за которого собиралась Флоранс.
Случайная встреча под тентом шляпного магазина на одной из главных улиц Нью-Фэйтона изменила жизнь Мишель. Ведь с тех пор в ней появился Гален Донеган – красавец-брюнет, сын одного из самых богатых плантаторов Юга. Высокий, загорелый Гален превосходно держался в седле и слыл лучшим наездником графства. А его глубокий, пронизанный обаянием голос заставлял мурашки бежать по телу. О взгляде Мишель и вовсе предпочитала лишний раз не думать, дабы не бередить себе душу. От такого замирает сердце, чтобы потом забиться еще быстрее.
С того памятного вечера молодой наследник Блэкстоуна завладел мыслями и чувствами Мишель Беланже, потеснив всех остальных знакомых мужчин, которые значительно проигрывали в сравнении с ним.
Казалось, он ей тоже симпатизирует – Гален всегда был безупречно вежлив, внимателен, улыбчив. Даже пару раз пригласил их с сестрой на пикник. Мишель была уверена, что Флоранс сопровождала их, просто чтобы соблюсти приличия. Нельзя же отпускать семнадцатилетнюю девушку одну на прогулку с молодым джентльменом.
Каким же потрясением стало для Мишель предложение руки и сердца, которое Гален сделал не ей!
А Флоранс, не будь дурой, сразу его приняла. Едва не завизжала от восторга и лишь чудом не хлопнулась в обморок от переполнявших ее эмоций. Не попросила даже денечка на раздумья! Родители не замедлили дать согласие, и вот теперь наступил день помолвки.
Самый страшный для Мишель день.
– Ей очень идет, правда? – услышала она звонкий голосок младшей сестры Элиз, которую все ласково называли Лиззи.
– Мне бы пошло больше, – буркнула Мишель, сверля взглядом затылок невесты, будто надеялась проделать в нем дыру.
– А когда будет твоя помолвка? – допытывалась восьмилетняя непоседа, наматывая круги по комнате, подбегая то к счастливой избраннице, то к разнесчастной кареглазой страдалице.
– Когда найдется дурень, который согласится взять в жены это недоразумение, – хмыкнула Флоранс, довольно оглядывая свое отражение. Пока служанка, опустившись на корточки, оправляла подол ее роскошного, жемчужного цвета платья.
– Ну уж если нашелся такой для тебя…
Нет, обзывать Галена совсем не хотелось, но Флоранс, как обычно, намеренно ее провоцировала!
– Когда-нибудь и Мишель обручится, Лиззи. Не сейчас, – услышав их разговор, в комнату вошла мать. – Ей всего семнадцать, милая. Ни к чему спешить.
– Восемнадцать скоро! – зачем-то уточнила средняя Беланже, как будто этим пыталась сказать, что она уже готова стать хранительницей домашнего очага. Но только если к этому очагу будет прилагаться наследник Блэкстоуна.
Догадываясь о чувствах дочери, Аделис Беланже покачала головой, тем самым пресекая очередную готовую вспыхнуть между сестрами ссору. Несмотря на внешнюю хрупкость, Аделис являлась непререкаемым авторитетом для всех: и для домочадцев, и для рабов.
– Не торопись взрослеть, Мими. У тебя еще все впереди.
Когда Флоранс отошла от зеркала, Мишель бросила в него взгляд, желая удостовериться, что веки не сильно припухли. Она проплакала полночи, уткнувшись лицом в подушку, а заснула только к утру. Хотелось верить, что никто не разгадает причину ее подавленного состояния.
Однако все обещания держаться и быть сильной рухнули, точно ветхая плотина под стремительным натиском весеннего паводка, стоило ей увидеть Галена. Он вошел в дом, улыбаясь своей привычной, такой обаятельной улыбкой. Мишель, спускавшаяся по лестнице, замерла на ступенях, до белых костяшек сжимая перила.
Молодой человек выглядел, как всегда, безупречно в скроенном точно по фигуре темном костюме. Не успев переступить порог, он сразу же направился к невесте. Коснулся поцелуем заблаговременно протянутой руки. Внимательный взгляд, скользнув по приглашенным, задержался на Мишель. И ей вдруг почудилось, будто в глазах Донегана промелькнуло сожаление. Наверняка он тоже мечтал увидеть на месте Флоранс ее! Сердце беспокойно забилось.
«Должен, должен быть какой-то выход! Я не позволю его у меня отнять! – твердила себе Мишель, рассеянно отвечая на знаки внимания обступивших ее кавалеров. Словно это она была виновницей торжества. – Я буду не я, если что-нибудь не придумаю!»
Решительно тряхнув темными кудрями, девушка извинилась перед разочарованными поклонниками, так жаждущими ее внимания, и направилась к сестре и Галену.
– Уже можно поздравлять? – спросила кисло, тщетно пытаясь придать лицу безмятежное выражение.
В ответ Донеган сказал шутливо:
– Скоро мы станем родственниками, и тогда я смогу называть вас малышкой Мими.
– Вот уж ни за что! – надула она губы. – Называйте так Лиззи. А я уже давно не ребенок.
– Кажется, тебя мама зовет, – сквозь зубы процедила Флоранс, нервно обмахиваясь веером.
В голосе сестры явственно слышалось раздражение. Можно было предположить, что она что-то заметила и начала ревновать, но Мишель знала, дело в другом – просто Флоранс меркла на фоне младшей сестры, а потому на светских приемах старалась держаться от нее подальше.
– Вы ведь подарите мне один вальс? – отмахнувшись от недовольной невесты, обратилась к Донегану Мишель, кокетливо хлопая ресницами.
Флоранс закатила глаза и стала еще яростнее терзать ни в чем не повинный веер, рискуя его сломать.
– Где это видано, чтобы благовоспитанная девушка напрашивалась на танец!
– Я не напрашиваюсь, а просто предлагаю. – И снова у Мишель появилось желание показать злюке язык.
В тот момент Галену захотелось потрепать юную Беланже по щеке, настолько трогательно она смотрелась в бирюзовом платье из органди. А может, даже сорвать с пухлых, таких чувственных губ поцелуй. Разумеется, этого он не мог себе позволить. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Хотя и был не против.
Отец никогда его не простит, если свадьба со старшей дочерью Вальбера Беланже сорвется. Да и он себя тоже.
– Я с радостью подарю вам два вальса, – и тем не менее, не сумев отказать себе в удовольствии провести больше времени в компании юной красотки, с улыбкой сказал Донеган.
Окрыленная обещанием в скором времени оказаться в объятиях чужого жениха, Мишель извинилась перед Галеном и поспешила на зов матери. Которая, как и отец, выглядела такой счастливой, что она невольно испытала укол совести. Они наверняка будут расстроены из-за расторжения помолвки… Но ведь Гален все равно станет их зятем, так что велика ли разница, которую из дочерей выдавать за него замуж?
А так просто подарить его Флоранс она не может.
Не может, и все тут!
Среди гостей Мишель заметила Сагерта Донегана – отца Галена. Даже в свои сорок девять мистер Донеган выглядел отлично. Наверное, сын будет таким же, как он, и до конца жизни не утратит поджарую фигуру, отличную осанку и густые темные волосы, чуть тронутые на висках сединой.
Несмотря на то что вечер выдался прохладным, в зале было душно. Приблизившись к распахнутому окну, Мишель залюбовалась открывающимся из него видом на поместье Лафлер. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Буйно цвели персиковые деревья, смыкаясь вокруг старинного особняка с величественными колоннами душистым кольцом. При каждом порыве ветра деревья сбрасывали нежные лепестки, застилая землю невесомой бело-розовой дымкой.
Такая умиротворяющая и привычная с детства картина.
– Интересно, а как выглядит Блэкстоун? – прошептала Мишель.
Странно, но их никогда не приглашали во владения Донеганов. Не устраивали ни барбекю, ни балы.
Праздник продолжался. Слуги, принаряженные по случаю помолвки одной из хозяйских дочерей, разносили угощения, звучали тосты за жениха и невесту, сменялись танцы. Когда Мишель наконец вложила свою руку в ладонь Галена и они под чарующую музыку вальса закружились по залу, она поклялась во что бы то ни стало стать его.
А клятвы, особенно данные самой себе, Мишель Беланже никогда не нарушала.
Глава 2
Мишель стояла, кутаясь в шаль, и взглядом провожала Галена. После того как молодой человек выполнил свое обещание – протанцевал с ней два танца, Флоранс жениха к сестре больше не подпускала. Из кожи вон лезла, пытаясь завладеть его вниманием. Чем доводила соперницу, о наличии которой пока что, кажется, даже не подозревала, до отчаяния. Мишель ничего не оставалось, кроме как любоваться Донеганом издали и мысленно ругать сестру-эгоистку.
Даже когда настало время прощаться, средней Беланже пришлось остаться на крыльце – спуститься к дорогому гостю запретила мать. Подпирая плечиком одну из колонн, обрамлявших фасад двухэтажного особняка – светлого, с покатой крышей и балконами, увитыми клематисом, оттенявшим их летом ярко-фиолетовыми цветами, – Мишель хмуро наблюдала за воркующей парочкой. Флоранс глупо хихикала, жадно ловила каждое слово Галена и смотрела на него с обожанием.
Наверное, если бы у нее имелся хвост, она бы завиляла им, как преданная собачонка.
– Доброй ночи… Мими, – приподняв за тулью шляпу, шутливо попрощался с будущей родственницей Донеган. После чего почтительно поклонился застывшей на ступенях крыльца хозяйке Лафлера. – Благодарю, мадам, за чудесный вечер.
Сагерт Донеган первым забрался в коляску и негромко окликнул сына. Флоранс тут же протянула жениху руку, напрашиваясь на прощальную ласку.
«Чтоб она у тебя отсохла!» – в сердцах подумала Мишель, едва не топнув от досады ногой и в который раз испытав острое, почти болезненное желание оказаться на месте сестры. Но ощутив на себе пристальный взгляд матери, казалось, способной прочесть ее мысли, поспешила вернуться в дом.
Пока Аделис раздавала указания слугам, наводившим порядок на первом этаже, а глава семейства Вальбер Беланже наслаждался «обществом» вайенских сигар и бурбона в своем кабинете, сестры готовились ко сну.
Младшая Элиз уже давно отдыхала – о ней позаботилась няня, пожилая рабыня по имени Чиназа, привезенная в Анделиану еще ребенком. Ее выкупил на аукционе прадед Мишель, и с тех пор Чиназа никогда не покидала пределов графства, верой и правдой служила своим хозяевам, а сестер Беланже любила, как родных дочерей.
– Еще не надоело страдать?
У Мишель возникло ощущение дежавю: она снова сидела в дальнем углу спальни, поглощенная своими мыслями. Пока Флоранс, стоя возле напольного зеркала, привычно покрикивала на Серафи, поторапливая служанку, чтобы поскорее сняла с нее платье и расшнуровала корсет, от которого ей не терпелось избавиться.
– О чем это ты? – встрепенулась Мишель. Мыслями она была далеко: под нежные звуки вальса снова кружилась с Галеном.
– А то ты не понимаешь! – фыркнула Флоранс. – Весь вечер его глазами пожирала. Думала, не знаю, что ты влюбилась в него как кошка?
Мишель вспыхнула. Заявление сестры застало ее врасплох. А ведь она была уверена, что Флоранс не видит дальше собственного носа.
– Если такая зоркая, значит, должна была заметить, что я тоже ему небезразлична! – решив, что лучшая защита – это нападение, выпалила она.
Отпихнув служанку, торопливо ослаблявшую шнуровку корсета, Флоранс резко развернулась к сестре. Ее лицо, которое и в моменты благодушия было не слишком-то привлекательным, во время приступов гнева становилось и вовсе отталкивающим. Резкие крупные черты, унаследованные от отца, проявлялись еще сильнее.
– Что ты сказала? – Флоранс угрожающе сощурилась.
– Что когда он со мной, он смотрит только на меня. А оказываясь с тобой рядом – куда угодно, но только не на свою избранницу. Может, боится ослепнуть от твоей неземной красоты?
– Ах ты, мелкая дрянь! – взорвалась невеста. Схватив первое, что попалось под руку, – щетку для волос, рванулась к сестре. – Сейчас я сделаю из тебя такую красавицу, что на нашей свадьбе это тебе придется прятать лицо под вуалью!
Флоранс была старше Мишель почти на пять лет, выше ее на голову, крупнее и сильнее и могла, не прилагая усилий, а также не без удовольствия выполнить свою угрозу. Мишель это прекрасно понимала, а потому решила не испытывать судьбу. Со всех ног бросилась в коридор, мысленно послав ворох нижних юбок, валявшихся возле зеркала, следом за взбешенной фурией.
В отличие от Флоранс, с детства не дружившей с магией, средняя Беланже с легкостью, как будто играючи, черпала силу из родной земли. И покидая пределы поместья, всегда брала с собой оберег, хранящий в себе плодородную, напитанную силой почву Лафлера.
Флоранс громко выругалась, запутавшись в юбках, что неожиданно свалились ей на голову. Короткой заминки сестры хватило Мишель, чтобы вылететь из спальни и чуть ли не кубарем скатиться с лестницы. Она уже собиралась выскочить на улицу, а оттуда мчаться до конюшен – не потому что боялась Флоранс (при желании можно было запросто обрушить ей на голову и что-нибудь потяжелее), а потому что как никогда нуждалась в одиночестве, – но дорогу ей преградила мадам Беланже.
– Выпорю! – визжала со второго этажа Флоранс. Нисколько не беспокоясь о том, что слуги, возившиеся в холле, увидят ее полураздетой, рванула вниз. – Выпорю так, что и имя его забудешь!
– Я тебе не рабыня! – юркнув за спину матери и дерзко задрав подбородок, выкрикнула Мишель. – И не собираюсь его забывать! Я выйду за него замуж!
Слова эти, оброненные сгоряча, прозвучали как гром среди ясного неба. Флоранс застыла на нижней ступени, точно окаменев. Бледная, терзаемая яростью, сжигаемая ревностью. Она и раньше догадывалась, что Мишель была интересна ее жениху, а сегодня на помолвке подозрения только усилились. Когда Галену казалось, что никто на него не смотрит, он искал глазами Мишель, а отыскав, подолгу не отводил от нее взгляда. Такого, какого никогда не дарил своей невесте. Взгляда, полного неутоленной жажды.
Желания.
Напряженную тишину развеял тихий голос Аделис Беланже:
– Пойдем со мной, Мишель. У нас с отцом есть для тебя новость.
Той ночью родители отправили Мишель спать в комнату к Элиз. После того как вынесли свой вердикт: средней Беланже надлежало уже завтра уехать в Доргрин – маленький городок на окраине графства, где жили их родственники, тетушка и дядюшка Шеналлы. По мнению Мишель, самые скучные люди на свете.
Да и захолустье их – так пренебрежительно отзывалась о Доргрине Мишель – было ничем не лучше. Три кривые улочки, пара магазинов да один салун, в котором дядя Эмерон любил просиживать за игрой в карты, где чаще проигрывал, чем выигрывал, доводя тем самым свою вечно всем недовольную супругу до нервного срыва.
Даже один день в обществе не самых любимых родственников казался Мишель хуже пытки. А уж уезжать сейчас, когда она решила во что бы то ни стало отвоевать Галена… Боль хищным зверем вонзила когти в сердце девушки, из глаз помимо воли брызнули слезы.
– Вы… вы не можете так со мной поступить.
– Так будет лучше для всех.
Глядя в суровое, изрезанное морщинами лицо отца, Мишель зарыдала еще отчаяннее. Вальбер Беланже редко проявлял характер, почти никогда не гневался, даже на нерадивых слуг, которых, была б на то воля Флоранс, пороли бы с утра до вечера. А уж Мишель хозяин Лафлера обожал и предпочитал закрывать глаза на ее мелкие и не очень шалости. И тогда роль строгого родителя приходилось брать на себя Аделис.
– Но па… – Мишель с надеждой подняла на него блестящие от слез глаза, надеясь разжалобить.
Увы, смуглое лицо Вальбера по-прежнему оставалось бесстрастным, а взгляд в кои-то веки выражал осуждение.
– Ты молода и импульсивна, Мишель, и можешь натворить глупостей. Флоранс и так вся на нервах из-за предстоящей свадьбы, а ты ее еще провоцируешь.
– Ты не понимаешь!
Широкая коренастая фигура отца, как на троне восседавшего за столом, расплывалась перед глазами. Света, источаемого расписными бра, золотистыми полумесяцами выделявшимися на фоне темных обоев, едва хватало, чтобы осветить просторный кабинет, пропахший табаком и кожей. Мишель была рада этому полумраку, хоть немного скрадывавшему ее эмоции.
Ей было невдомек, что родители уже давно догадывались о ее чувствах к Галену. Однако зная о том, какой Мишель была влюбчивой и непостоянной, надеялись, что скоро и этот каприз останется в прошлом и дочь увлечется кем-нибудь из своих многочисленных поклонников.
– Наоборот, милая, мы все прекрасно понимаем, – ласково произнесла Аделис. Обняв захлебывающуюся слезами дочь, с теплотой в голосе добавила: – Чем дальше ты будешь от него, тем лучше. Со временем это чувство пройдет, и ты повстречаешь своего суженого. Да и дядя с тетей так по тебе соскучились. Они будут рады твоему обществу.
– А я по ним нет! Лучше бы связали меня и отправили на болота к аллигаторам, как это делала со своими рабами мадам Тенори. И то было бы милосерднее!
Как ни старалась Мишель, родители остались глухи к ее мольбам. Несмотря на клятвенные заверения, что она сестре больше слова не скажет и даже не взглянет в сторону Донегана, ей было велено идти спать, а с утра пораньше готовиться к «ссылке». Хотелось верить, что не пожизненной. Хоть отец и мать не пожелали уточнить, на какой срок отправляют ее к родственникам.
Мишель не помнила, сколько времени беззвучно прорыдала, уткнувшись лицом в подушку, в окружении кукол и плюшевых игрушек младшей сестры. Постепенно дом окутала тишина – слуги закончили с уборкой и разбрелись по своим комнатам. Лишь снаружи тревожно шумели деревья да луна, наполовину сокрытая тучей, серебрила застланный ковром пол. С соседней кровати слышалось мерное посапывание Элиз, крепко обнимавшей шитую из лоскутов куклу. Старую и неказистую, особенно по сравнению с ее фарфоровыми «подружками». Зато самую любимую. Ведь это был подарок Мишель. А той в свое время ее смастерила няня.
Мысль о том, что завтра она расстанется с дорогими сердцу краями, с силой, без которой уже не мыслила жизни и которую могла черпать только из родной земли, а главное – окажется далеко-далеко от Галена, сводила ее с ума.
Мишель искренне верила, что Донеган не испытывает к невесте никаких чувств. Разве что дружескую симпатию, да и то вряд ли. А значит, эта свадьба разобьет не только ей сердце. Брак со старшей Беланже, несомненно, превратит наследника Блэкстоуна в самого несчастного мужчину на свете.
В то время как она, Мишель, могла бы сделать его по-настоящему счастливым.
– И сделаю! – свесив ноги с кровати, решительно заявила Мишель, даже в самые горькие минуты отчаяния не терявшая боевого духа.
Что-то внутри болезненно кольнуло – осознание того, что после этого Флоранс наверняка ее возненавидит. Но о последствиях средняя Беланже предпочитала не думать. Так уж она была устроена – всегда бросалась в омут с головой, не задумываясь о том, кого еще случайно могла за собой утянуть.
На цыпочках, избегая наступать на скрипучие половицы, Мишель прокралась в их с Флоранс спальню, оглашаемую короткими громкими храпами. Еще один повод для того, чтобы спасти Галена! Схватила первое попавшееся платье, шаль со шляпкой, не забыв и о красном сафьяновом мешочке на витом шнурке, хранящем в себе землю Лафлера. А также жестяную коробку из-под конфет со всеми своими сбережениями за год – Мари Лафо не станет помогать даром.
Осторожно притворив за собой дверь, Мишель спустилась на первый этаж и поспешила в комнату, в которой крепко спали Серафи и няня Элиз. Настолько крепко, что не сразу удалось добудиться до шестнадцатилетней рабыни.
– Мисс! Что вы здесь де…
Мишель приложила палец к губам и жестом велела Серафи следовать за ней. А когда девушка, сонно зевая, доплелась наконец до коридора, шепотом приказала:
– Помоги мне собраться. И сама одевайся.
– Зачем? – вытаращила на хозяйку и без того большие навыкате глаза служанка и взволнованно, громче, чем следовало бы, спросила: – Мисс Мишель, что вы опять задумали?
– Да тише ты! – шикнула на рабыню Мишель. Поколебавшись с мгновение, бесстрашно сказала: – Мне нужно повидать Королеву.
Серафи тоненько вскрикнула, прижала руки к лицу. С мольбой и страхом заглянула в глаза госпожи, но не нашла в них ничего, кроме отчаянной решимости.
