Kitobni o'qish: «Одинокая любовь»
Часть 1
Глава 1
Проснувшись по обыкновению очень рано, я неспешно, слегка покачиваясь, пошла на кухню. С чашечкой ароматного кофе вышла на террасу. Этот утренний ритуал, с чашкой любимого кофе в руке встречать на террасе медленно поднимающееся по небосклону солнышко, у меня появился сравнительно недавно. Точнее сказать, две недели назад.
Мои дети купили на соседних улицах два дома, в коттеджном посёлке на юго-западе Подмосковья. Если бы кто-то мне сказал, что я на пенсии буду жить в коттедже, да ещё в Подмосковье, ни за что не поверила бы. Усевшись в удобное плетёное кресло, я любовалась восходом солнца и невольно вспоминала детство.
Ведь всё было как вчера. Также отчётливо помню лица людей, их имена. Помню окружающую меня природу, её краски и запахи. И как будто всё было вчера, а не пятьдесят пять лет назад. По спине пробежали мурашки, а в глазах заблестели слезинки. Господи, как быстро пролетело время…
***
Мирошниченко Мария Илларионовна, 1917-го года рождения, появилась на свет в двадцатых числах февраля. Стройная, среднего роста, симпатичная. Голубоглазая девушка с курчавыми светлыми волосами повстречала парня ей под стать по имени Поликарп.
Приглянулись друг другу и решили жить вместе. Жили бедненько, но Мария умудрялась помогать своей младшей сестре Клавдии и маме. Молодые жили ладно, не вздорили по пустякам. Спустя два года у них появился первенец, которого нарекли Иваном. Мария души не чаяла в муже и сыне. Она даже плакала тайком от переполняющего её душу счастья.
Поликарп работал скотником, а Мария трудилась в поле. Маленького Ивана она брала с собой. Так поступали все женщины, у кого были маленькие детки. Малышей оставляли у стога с сеном и по очереди смотрели за ними.
Был очень знойный день, на сенокосе работалось как никогда тяжело. Настал черёд Тамары присматривать за малышами. Напившись молока, детвора быстро уснула. Убедившись в том, что малыши спят, Тамара решила немного вздремнуть, пока её не сменили.
Подскочив как ошпаренная от детского крика, она увидела, как две большие гадюки вьются у ног Ивана, а на его ножке проступили капли крови из двух точек. Закричав от ужаса, Тамара бросилась на помощь малышу и тут же была атакована гадами.
Воткнув косу остриём в землю, Мария пошла к виднеющемуся вдали стогу сена, чтоб сменить Тамару. Обойдя стог и увидев два бездыханных тела, Тамары и маленького сына, Мария издала истошный крик и потеряла сознание…
5 апреля 1941 года в семье Марии и Поликарпа родился второй сын. Радость в их доме пришла на смену горю. Не успев вдоволь насладиться счастьем, Мария узнала, что началась война.
Поликарп ушёл на фронт, оставив Марию с маленьким Виктором дома. А через время на фронт ушла и младшая сестра Клавдия, которой не было и двадцати годов от роду. Трудное время пришлось пережить Марии с сыном. Голод, эвакуация, страх.
Мария устроилась работать на оборонный завод. На производстве ей выдавали триста граммов чёрного хлеба. Благодаря этому они пережили голод. Через год Мария получила похоронку на мужа. Жить дальше не было никакого желания, но удерживало от самоубийства понимание того, что сын останется круглым сиротой.
Сестра служила санитаркой, и после ранения её комиссовали. Клавдия очень долго лежала в госпитале, но, слава богу, вышла оттуда своими ногами. Со временем встретила своего будущего мужа – Петра Васильченко. Они прожили вместе до глубокой старости, а детей так и не нажили из-за ранения Клавдии.
Сын Марии окончил пять классов, учёба парню давалась сложно. Заниматься уроками Виктору особо не хотелось, да и некогда было – он очень рано начал работать. Сначала был пастухом, а когда подрос, его взяли сцепщиком на трактор. Мария долго жила вдвоём с сыном. Кроме него, её ничего в жизни более не интересовало.
В том селе, где жила Мария с сыном, проживал Антип Белокуров – вдовец с тремя детьми. Он давно заглядывался на Марию – а что, работящая, не пьющая, не гулящая. Вот была бы хорошая хозяйка в доме и помощница с детьми. В свою очередь, Мария понимала, что подрастающему сыну нужен отец, дабы мальчик не пошёл по наклонной. В общем, стали жить вместе. Жили они не особо мирно и ладно, но всё же большой семьёй.
Они переехали в небольшой домик на две комнатки с соломенной крышей. У самого крыльца росла ароматная груша, ещё был вишнёвый сад и огород в сорок соток. Хутор назывался Белогоровка. Меж двух холмов протянулась одна улица домов на тридцать, поделённая дорогой пополам. На одном конце улицы располагался небольшой прудик с очень холодной водой. Особенность была в том, что из-под меловой горы били родники с чистейшей, вкуснейшей и очень холодной водой. Такой холодной, что зубы ломило после первого глотка. Старики поговаривали, что под горой находилось озеро пресной воды.
В Белогоровку приезжали из соседних сёл на бричках загружаться мелом. На холме располагался колхозный фруктовый сад с черешнями, орехами и вишней. Хуторяне не считали урожай сугубо колхозным добром, поэтому по ночам помогали с уборкой урожая, пока спал старенький сторож дед Панас.
На другом холме располагалось хуторское кладбище, где в дальнейшем и похоронят Антипа Белокурова. Мария будет до последнего дня проживания в том селе ухаживать за могилой Антипа. Туда она будет ходить со своей единственной внучкой Любой, рождённой от единственного родного сына.
Глава 2
Тем временем Виктор вырос в красивого, высокого, подтянутого парня. Как-то Мария послала сына в соседнее село Затонское на ярмарку, где он и повстречал свою будущую жену Раису с исконно украинской фамилией Сало.
На то время Раиса работала дояркой на ферме, в свои восемнадцать девушка была очень трудолюбивой. Да ещё первая красавица на всё село: чернявая, со светло-карими глазами, брови дугой, волосы заплетены в толстую тугую косу. Как в такую не влюбиться!
Семья у Раисы была большая, главой семьи была её бабушка по маминой линии, которую звали Агафья Ворожба. Это была статная, красивая женщина с шикарными волосами и всегда румяными щеками, прожившая до девяносто двух лет. Были у Раисы мама Галина Семёновна и отец Кирилл Андреевич.
Кстати сказать, отец Раисы орденоносец, прошёл всю войну. Служил он в те годы артиллеристом, был несколько раз ранен, но остался жив и вернулся домой.
Ещё у Раисы было четыре брата. Старший Григорий, младший Василий, Николай и самый маленький Иван. Дом семейства был большой, на четыре комнаты, с двускатной крышей, покрытой шифером.
Хозяйство держали тоже немаленькое. Была у них корова, свиньи, куры, гуси, утки, вдобавок ещё и пасека. Кирилл Андреевич был сельским кузнецом, Галина Семёновна трудилась при местной больнице завхозом. Семья хоть и большая, но не бедствовала, и когда Виктор пришёл свататься, то особого восторга у родителей не вызвал. Мало того, что жених хотел забрать из семьи работящую девку (кстати сказать, доярки зарабатывали хорошие трудодни), так ещё и голодранцем оказался. Но сердцу не прикажешь.
Немного поупиравшись, родители всё-таки пошли на поводу у дочери и дали добро на то, чтобы Раиса и Виктор поженились.
Жили сначала в семье у Раисы, но не заладились у Виктора отношения с новой роднёй. Уж больно норовлив был молодой человек. В итоге молодые решили перебраться в Белогоровку.
Поначалу Раиса моталась на работу в Затонское на велосипеде, но надолго её не хватило – ездить было очень далеко. В апреле 1962 года у молодой семьи появилась доченька.
Рая мечтала, что назовёт малышку Ларисой, но свекровь настояла на том, чтобы девочка была Любой. Раиса и её свекровь Мария очень любили малышку, а вот Виктор как-то очень сдержанно относился к дочери. Раиса никак не могла понять почему? Может быть, потому что он хотел сына?
Когда Любочке исполнилось шесть месяцев, её отдали в ясельную группу в соседнее село. По понедельникам конюх Артемий отвозил на своей бричке Любу и ещё нескольких малышей в соседнее село в садик. Там детей оставляли на всю неделю и забирали только на выходных.
У кого была возможность, те забирали иногда детей домой на ночь. В силу того, что Мария работала на огородничестве, у неё частенько бывало свободное время, и она выпрашивала у конюха бричку или линейку и ездила забирать любимую внученьку.
С марта в парниках выращивали рассаду, а затем её же и высаживали на поля, где в дальнейшем за ней и ухаживали и по мере созревания убирали урожай. Бывало и такое, что Мария брала маленькую Любочку с собой на работу, благо ребёнком она была спокойным, играла себе потихоньку и никому не мешала.
Когда Любочке исполнилось девять месяцев, Виктора призвали служить в армию. Он нёс службу в Саратове. Спустя шесть месяцев выпросив выходные, Раиса с дочерью отправилась в часть к мужу. Сослуживцы Виктора наперебой старались подержать малышку на руках и угостить пряником или печеньем. Очень смеялись всей ротой, когда слышали, как, освоившись, малышка пыталась щебетать на украинском языке.
Погостив у папы на службе, возвращались домой на самолёте-кукурузнике. После службы Виктор шутя говорил, что в учебке всё время хотелось есть, и, вспоминая фамилию супруги (Сало), он давился слюной.
После декрета Раиса вышла на свою ферму. Снова начала мотаться на велосипеде в Затонское на работу. Со свекровью Раиса ладила не очень и по этой причине пошла к директору совхоза с просьбой выделить жильё.
На то время совхоз был миллионером, шла полным ходом постройка новых добротных домов. Директор без проблем выделил молодым квадратные метры. Также в селе строили новую школу в два этажа и такой же садик, новую баню, сельпо, контору, пекарню, новые корпуса коровников, конюшню и элеватор.
Вообще, планы были грандиозные, как и строительство. Всё это строилось из белого силикатного кирпича и покрывалось шифером. В 25 километрах от села был райцентр, на территории которого находился кирпичный завод, поэтому и строительство было с таким размахом.
К великой радости Раисы, новенький, добротный дом был получен. Это было прекрасное место в живописной части села близ реки, которая брала своё начало далеко за горизонтом и протекала через всё село, деля его на две части и образуя три небольших прудика, разделённых между собой греблями с красивыми большими ивами по берегам.
Местная детвора всё лето пропадала на этих прудах, рыбача и купаясь. На среднем водоёме находилось тырло – место, куда во время обеда пригоняли коров. Хозяюшки приходили с вёдрами и ослинчиками – скамеечками, чтобы выдоить свою скотину.
Так вот, вернёмся к дому. Директор совхоза выделил Раисе дом с тем условием, что она так и будет работать на ферме дояркой, а Виктор сядет на трактор. Тот без особых колебаний согласился уехать из Белогоровки.
Почему так легко согласился? А потому что в его селе не было никаких перспектив. Ну, посудите сами: имелось небольшое стадо коров, пяток рабочих лошадей, три трактора, небольшой магазинчик во дворе председателя, оборудованный в старой родительской хате.
Продавцом в магазине работала его жена Ганна. Жили они вдвоём, детей не было. Председатель, дядька Алёшка, был крупный мужчина, громогласный, с внушительным животом и деревянным протезом на левой ноге. Ноги он лишился на фронте. Бывало, придёшь в магазин, а он закрыт, и кричишь погромче: «Га-а-ан-на-а-а!», – а она или на огороде, или возле печи на улице под навесом что-то стряпает.
– Зараз йду, – отвечала Ганна, бросала свои дела и шла открывать магазин.
Любаша очень любила ходить в этот магазин. Летом в нём всегда было прохладно, какая бы жара ни стояла на улице, и, как тогда казалось, уйма разного товара на полках. А вкус и запах «Ситро» останется в памяти на всю жизнь…
Раиса и Виктор в новом доме обжились быстро. Маленькую Любочку нянчили по очереди – кто был свободен, пока не отдали в детский сад. Бывало, что и одну дома оставляли. Однажды, сидя одна дома, Любочка заскучала по маме и не придумала ничего лучше, чем измазаться её губной помадой, повязать на себя её шарф, по табурету забраться на подоконник и, глядя в окошко, ждать маму.
Зайдя домой, Раиса увидела своего маленького ангелочка, перемазанного губнушкой, спящего на подоконнике у окна. На щёчках видны были высохшие ручейки слёз, на маленьком курносом носике – засохшая соплюшка. Стало понятно, что малышка долго и горько плакала в ожидании мамы, да так и уснула.
Не заладилось у Виктора на работе, да и баба Гашка была им недовольна и ругалась, называя его нерадивым лентяем. Как-то раз после доброй попойки с дружками Виктор не пришёл домой ночевать. Ох и отходила же его по горбу своей клюкой баба Агафья!
В общем, не прижился Виктор ни в селе, ни в семье жены. А на то время его тётка Клавдия, будучи замужем, жила в небольшом шахтёрском городке Кировск Ворошиловградской области. Прознала она из писем сестры Марии, что её любимого, единственного, как у вола хвостик, племянника обижают все и вся. Жизни не дают парню куркули проклятые (родня Раисы). Заломив перед мужем руки и пролив крокодильи слёзы, Клавдия таки уговорила его пригласить к ним жить молодую семью.
– Виктора устроим к тебе на завод, Райка пусть дома будет, с малой нянчится, да и мне по хозяйству помощница будет, – слезливо говорила Клавдия.
– Тебе виднее, только одно дело погостить, а другое – насовсем, – ответил муж.
– Город – не село, здесь молодым проще будет, – сказала Клавдия.
– Ладно, будь по-твоему.
Получив письмо от тётки, Виктор твёрдо решил уехать из села в город. Услыхав, что надумал муж, Раиса впала в ступор и шок.
– Ну куда ж мы поедем? Тут родня, свой дом, работа, садик. Куда я в городе пойду работать? А Любу на кого оставим?
– Хорош сырость разводить, я всё решил. Мы едем – и точка!
Как ни плакала, ни уговаривала мужа, ничего изменить не получилось. Деваться некуда, не оставаться же одной с ребёнком. Уехали вместе. Тётка, как и обещала, поселила молодёжь у себя, Виктора устроили на завод, Рая с ребёнком была на хозяйстве.
Прожили вместе недолго. Клавка была придирчивая тётка. Раису грызла по делу и без дела, а она, в свою очередь, потихоньку жаловалась Виктору и плакала по ночам. То ли тётка мстила за плохое отношение к Виктору в селе, то ли от зависти, что у неё нет своих детей, то ли сама по себе вредная была.
Как-то в магазине Раиса разговорилась с одной старушкой с соседней улицы – больно уж бабульке понравилась Любаша, светловолосенькая болтушечка с пухленькими щёчками, ей тогда было уже три года. Раису как прорвало, и она излила старушке всю свою горькую и нелёгкую жизнь у мужниной тётушки. Баба Мария, так звали старушку, пригласила к себе жить молодую семью – дед её давно уж помер, дочка жила на севере, а ей одной совсем скучно жить.
Стала Раиса упрашивать мужа уйти от Клавдии к бабе Марии, но он ни в какую не соглашался. Раиса загоревала, но спустя пару дней помог случай. Виктор жутко поскандалил с тётушкой, и они быстро собрали вещи и перебрались к бабе Марии. Надо сказать, что старушка оказалась очень доброй, заботливой и совсем неконфликтной. Стали жить вчетвером.
– Рай, а что это ты всё дома маешься? Устроилась бы куда-нибудь на работу? – сказала как-то баба Мария.
– Я б с радостью, а Любаша как же?
– Тю-ю-ю, так, а я на что? Неужто с ребёнком не поладим, вы себе работайте, а мы с Любушкой будем дома дожидаться да ужин для вас готовить.
На том и порешили. Раиса и Виктор работали, а бабуля с девчушкой занимались домашними делами. Жили дружно, без ругани и скандалов. К слову сказать, баба Мария даже денег не брала за проживание, объясняя тем, что она их пустила к себе не ради наживы, а чтоб прогнать из дому скуку и одиночество.
Однажды Виктор увидел на заводской проходной объявление о приёме на работу шахтёров на шахту Ломоватская с предоставлением жилья. Заработки обещали заоблачные. Виктор как спичка загорелся желанием пойти на шахту и получить своё жильё. Поговорив дома с Раисой, решили ехать.
Как же горько плакала баба Мария, узнав, что молодые хотят уехать. Как же ей, бедненькой, не хотелось расставаться с полюбившимся семейством.
– Может, всё-таки передумаете, я ж так к вам привыкла. Ой, и как же я опять одна буду! Может, вы мне Любочку оставите, а сами езжайте с богом, а как будете скучать, приезжайте нас проведывать.
Не оставили…
Ломоватка оказалась небольшим шахтёрским посёлком городского типа, с трёхэтажными кирпичными многоквартирными домами и частным сектором. Школа-десятилетка, садик, клуб, дом быта, несколько различных магазинов и главная достопримечательность – роддом районного значения. Как и обещали, вручили ключи от однокомнатной квартиры в новостройке. Виктор работал на шахте в забое, а Раиса – в местном пивбаре продавцом. Любашу отдали в сад.
Глава 3
В будние дни Любашу отводили в детский сад, а когда тот не работал, то малышку оставляли одну. Девочка частенько боялась непонятно кого и чего, но боялась жутко. Она плакала и пряталась от своих страхов в платяной шкаф и поглядывала в комнату сквозь замочную скважину, отчего становилось ещё страшнее.
Как-то в очередной раз, когда Любаша сидела дома одна и занималась какими-то своими делами (телевизора у них в то время ещё не было), её стал пугать стук по батарее. Малышка решила, что, постучав по батарее в ответ, всё прекратится, вот только она не знала, чем постучать. На глаза попалась отцовская пепельница в виде собаки, лежащей на траве. Взяла она эту собаку, да и треснула по батарее.
Кто ж знал, что эта собака гипсовая и после удара развалится на мелкие части. Мурашки пробежали по спине. Отец шибко строгий, точно отлупит. Но ребёнок есть ребёнок. Любаша наивно подумала, что если спрятать осколки в тумбу, где хранились газеты и журналы, то никто ничего не заметит. Придя домой, отец обнаружил пропажу, стал искать.
– Любка, ты собаку брала? – грозно спросил он.
– Нет, не брала, – ответила девочка.
Естественно, Виктор нашёл разбитую пепельницу и ввалил перепуганной до смерти дочурке ремня. А ремень тот показательно висел на двери, на гвоздике, чтоб было понимание: малейшая провинность – и здравствуй, попа, ремешок.
К слову сказать, ремнём дочку воспитывал только отец, мать же никогда не била единственную дочурку. Отец был очень строгий, неласковый, никогда не жалел и не хвалил малышку, отчего девочке было обидно и непонятно, почему папа так её не любит.
На шахте, где работал Виктор, завели такой порядок: кто бы с бригады ни женился, ни крестился или ни пошёл в отпуск, должен был проставиться трёхлитровым бутыльком самогона и закусью.
После смены бригада шла в лесополосу, где событие отмечалось до тех пор, пока в бутыльке не становилось пусто, после чего все дружно шли в пивной бар.
Раисе очень часто приходилось наблюдать такие весёлые посиделки мужа с коллегами, зачастую переходящие в скандалы с мордобоем. К тому же Виктор в такие моменты ещё закатывал сцены ревности, докапываясь, как говорится, до каждого столба.
Как-то после очередной попойки буяня дома, Виктор схватил нож и попёр на жену. Насмерть испуганная женщина схватила на руки дочурку, которая в тот момент обнимала её за ноги, плакала и кричала отцу, чтобы он не обижал маму.
Прижимая малышку к груди, Раиса забилась в угол. Улучив момент, когда пьяный в хлам супруг споткнулся о табурет, выскочила из квартиры в подъезд. Быстро сбежав по ступеням на первый этаж, она забарабанила в двери знакомых, те, зная, что происходит этажом выше, быстро пустили Раису с малышкой и оставили у себя, пока Виктор не проспится.
С тех пор маленькая Люба стала очень сильно бояться отца и так же сильно ненавидеть его. А ещё от испуга малышка стала по ночам писаться во сне, за что опять-таки часто получала от Виктора ремня.
На лето Любашу отвозили в деревню к бабе Марии, а затем к бабе Гале. С бабой Марией девочка ходила на работу в поле выбирать огурцы и помидоры либо ездить на бричке на элеватор за зерном.
Детишек на весь хутор было трое: Любаша и два пацанёнка семи и десяти лет, которые сидели дома со старой прабабкой. В отличие от них, Любашу бабуля таскала везде с собой, не оставляя одну дома.
Куда бы ни шла Мария, за ней вприпрыжку скакала внучка с пухлыми щёчками. Под вечер бабуля с внученькой ходили на скотный двор по воду, был он недалеко, через дорогу. Мария брала два ведра и коромысло, Любаше давала бидончик на три литра, в который доярки нацеживали молочка парного.
По вечерам периодически случали коров с местным колхозным здоровенным быком с кольцом в носу. На это мероприятие собирались поглазеть с десяток баб, бригадир приезжал на своей бричке-линейке да трое мужиков – два скотника и конюх. Такое себе развлечение.
Были ещё мужики в хуторе и человек пять стариков, но последние всё время проводили дома. Был ещё пасечник Николай – бабушкин сосед. Всё лето он жил на пасеке, редко его дома увидишь. Ездил Николай по своим делам на тяжёлом мотоцикле с коляской.
Когда возвращались домой с фермы, председатель всегда у Любаши спрашивал нарочито сурово:
– А шо в быдончику несёшь?
– Водичку с кринички, – с испуганными глазами отвечал ребёнок.
Баба Мария строго-настрого наказала отвечать именно так и никому не говорить, что в бидоне молоко. Председатель, конечно, знал, что на ферме подворовывают молоко, а на поле – огурцы и помидоры, но закрывал глаза, делая вид, что не в курсе. Добрый был дядька, хотя с напускной строгостью иногда говорил, чтобы брали по трошку1.
Когда в жаркую погоду работали в поле, Любаша с бидончиком (уже нам известным) бегала к родникам по воду. Напьются бабы холодной водички, через время опять просят сбегать по воду. Так и бегала целый день с бидончиком, иногда встречала едущего по своим делам председателя. Остановит свою лошадь председатель, напьётся воды, поцелует после Любашу в макушку и дальше поедет.
И такой вот был дядька Алёшка сердечный, что взял да и начислил Любаше зарплату как водоносу. И пошла Любаша в день зарплаты с бабушкой получать свои трудодни. Сколько гордости и радости было у малышки из-за того, что она уже сама зарабатывает деньги – ни в сказке сказать, ни пером описать! Зарплату председатель выдавал вечером на лавочке возле своего дома.
Получив деньги, бабуля с внучкой тут же шли в магазин за покупками. На свои заработанные Любаша купила куклу с белыми волосами, конфеты «Трубочки», «Снежок» и «Гусиные лапки» и целый пакет пряников. В магазине стояла большая бобина упаковочной бумаги, продавец отрезала полосу и ловко скручивала из неё пакет под весовой товар. Для сахара, соли и крупы хозяюшки шили тряпичные котомки с верёвочной завязкой.
Купили любимое девочкой «Ситро» и большой кусок халвы. Халва в форме ведра стояла на алюминиевом подносе, устланном бумагой. Её привозили в вёдрах, вот она и приобретала эту форму в пути. Тот день был самым замечательным!
Разузнала как-то бабушка Мария, что в соседнем селе есть старуха, которая испуг лечит, и решила она внучку сводить к ней. Встали очень рано, на дворе было ещё темно, и потопали в соседнее село. Шли долго, ранним утром было прохладно.
Сверчки ещё вовсю трещали в траве. Шли босиком, потому что, как говорила бабуля, навпростец2, через луг вдоль реки. Трава была седой от росы, а воздух – чистый и прохладный, как родниковая вода, хоть черпай ладошками и пей. Добрались, когда уже показалось на горизонте солнышко.
Старуха усадила Любашу на ослинчик – так хозяйка называла маленький скрипучий деревянный стульчик, такой же древний, как и сама хозяйка, и начала свой обряд.
Шептала какие-то слова, жгла спички и свечи, после капала воском от свечи в миску с водой. В конце всего этого таинственного представления (как показалось девочке), немного жутковатого из-за того, что в маленькой и низкой хатёнке был полумрак благодаря закрытым ставням, а свет не зажигался то ли из-за отсутствия электричества, то ли по какой другой только хозяйке ведомой причине, старуха показала бабушке Марии, что плавало в миске.
Любаша тоже заглянула и увидела бесформенную восковую коровью лепёшку. Старуха со знанием дела сказала, что это лик человека, испугавшего девочку, и что надо ходить к ней ещё три дня подряд, чтоб снять испуг. На второй день знахарка сказала, что бесформенный воск – это гусь, на третий день сказала, что это петух, а на четвёртый не увидела ничего и сказала, что испуг излечила. Смех, конечно, но вот какая штука: после этих походов к загадочной старухе девочка перестала писаться по ночам!
Бабушка Мария тоже была известной на всю округу знахаркой, но только она лечила от сглаза. К ней шли и взрослые, и дети, а также вели захудалую скотину. Приезжали к Марии на любом виде транспорта и просили съездить в какое-нибудь село – корова подыхает или ещё какая-нибудь скотина. И ведь ехала, никому не отказывала, хотя сама потом сильно болела. Если сглаз был сильный, у неё начиналась ломота, зевота, клонило в сон.
В такие моменты Любаша боялась за бабулю, мол, вот помрёт она, что я тогда делать буду. Попросит, бывало, больная бабушка воды родниковой, Любаша как ошпаренная летит через весь хутор с бидончиком к родникам. А назад с полным бидончиком не побежишь.
Как-то на пути у девочки через дорогу медленно переползала змея. Оторопела малышка, замерла на минутку, глядя на ползучего гада, большой крюк дала, чтоб с нечистью этой не пересечься, и заспешила пуще прежнего, но зацепилась босой ногой за сухую ветку и упала. Почти половину воды из бидончика расплескала, да ещё и колени с ладошками в кровь содрала. Не проронив ни слезинки, рванула домой в страхе, что бабуля любимая помрёт, не дождавшись родниковой водички.
Вбежав в хату, Любаша увидела тихо лежащую бабулю с закрытыми глазами и скрестившую руки на груди. Холодные мурашки пробежали по телу и к горлу подкатил ком, негнущимися ногами подошла тихонько к бабушке, прислушалась… Слава богу, дышит, уснула просто. Малышка поставила рядом бидончик, вышла на двор, села под грушей, стала подолом платья обтирать сбитые коленки.
Приехала в отпуск мама Рая, и закипела работа. Первым делом оборвали в саду вишни, после натрясли груш и яблок. Стали варить варенье да закатывать вишнёвый компот в банки. Воздух наполнился ароматом варившегося варенья и компота. Всё это готовилось на улице, на печи летней кухни, которую бабушка соорудила сама, а на трубе вверх дырявым дном был надет чавун3, он был завершением кривобокой трубы.
Топилась эта печь хмызом – сухими отходами подсолнуха и кукурузы. Возле печи стояло подобие стола, сбитого из досок бабулей. С варенья снималась пенка, которую Любаша сразу слизывала с блюдца. Девочка старалась во всём поучаствовать и помочь маме, по которой жутко соскучилась. Малышка бегала вприпрыжку как заводная – то в хату за ситом или сахаром, то в погреб за банками.
После того как с вареньем и компотом было покончено, настал черёд солений: огурцов, помидоров и тому подобного. Любаша летала по огороду как ураган, собирая овощи, а также укроп и листья хрена. Огород был большим, разделённым на две части дорожкой, по краям которой рос горох трёх сортов – вкусный, сладкий и сочный.
Также имелась небольшая бахча с кавунами4 и дынями. Первые солили в бочке, очень уж они получались замечательными и зимой шли на ура. Справившись с делами в Белогоровке, мать с Любашей ехали в соседнее село к родителям Раисы, и всё начиналось по новой.
После того как с делами было покончено, Раиса шла помогать старшему брату Григорию, который был женат и жил отдельно в выделенном совхозом доме. У него и его жены Веры было уже двое детей – старший Василий и младшая Елена.
Вася был симпатичным голубоглазым и светловолосым мальчуганом, но с детства заикался. Этот недуг был наследственным, его дядя также заикался, когда говорил, но когда пел и играл на гитаре, то проблем не было, он даже говорил нараспев, если надо было что-то быстро проговорить. Лена была младше брата, но старше Любаши на девять месяцев.
В пятилетнем возрасте Любаша догнала двоюродную сестру по росту. Как-то Раиса решила взять на лето в город Лену, благо родители были не против. Купила малышкам одинаковые сарафанчики и панамки. Девчушки были одного роста, обе голубоглазые и курносенькие – ну чем не близняшки?
В электричке, в которой ехали до Ломоватки, все пассажиры умилялись близняшкам, только одного не понимали: почему одна говорит на русском языке, а другая щебечет на украинском.
К тому моменту, как Любаша пошла в первый класс, её семья перебралась в другую квартиру на две комнаты. Квартира была на третьем этаже, имелся балкон, с которого было хорошо видно рядом стоящую школу. Кухня и спальня выходили окнами на школьный сад, а окна зала – во двор, где стояли хозпостройки, сараи.
У отца к тому моменту был мотоцикл с коляской – «Ява». Виктор также работал на шахте, а мама – в школьном буфете на станции Ломоватка. Раиса окончила курсы и могла работать продавцом в школе. Учёба Любаше давалась нелегко, приходилось зубрить. Отец за плохие отметки давал ремня. В младших классах девочка часто оставалась на продлёнку.
Как-то за двойку отец отходил ремнём так жёстко, что девочка обкакалась. В общем, пощады не было ни грамма.
Любаша очень любила домашних животных, и мама подарила ей котёнка. Счастью девочки не было предела, но недолго оно длилось. Как часто бывает, котик начал шастать по столу, чем очень раздражал отца.
Однажды, застав пушистика на месте преступления, он схватил его за хвост и вышвырнул в форточку. Естественно, котёнок разбился, горе у Любаши в тот день было вселенского масштаба. По отношению к отцу в сердце девочки добавилась ещё одна частица ненависти.
По весне, перед майскими праздниками, всем тридцатиквартирным домом выходили во двор на субботник. Кто орудовал метлой, кто лопатой, кто щётками и побелкой. Детишки готовили концерт, потом показывали его в дворовой беседке, пели, плясали и ставили пьески.
Присутствие на концерте стоило пять копеек, билетами служили использованные листочки отрывного календаря. После концерта детишки бежали в домовую кухню и за вырученные деньги покупали «Ситро» и коржики по шесть копеек, на вкус – просто объедение. А родители брали у кого что было съестного, кто – самогончик и шли за сараи, так сказать, культурно отдохнуть.
На землю стелили покрывала, раскладывали провиант и весело проводили время. Слопав сладости, детишки присоединялись к взрослым, жарили на костре хлеб и сало, нанизанные на хворостинку, и запекали в золе картошку.
Каждый год Любаша с нетерпением ждала каникул, чтоб поехать в деревню к бабушке. Там её любили и не обижали! Девочка обожала парное молоко с пенкой. Сидя под коровником с кружкой, малышка ждала, пока бабушка Галя доила корову. Как только дойка завершалась, девочке позволяли зачерпнуть кружкой тёплого молока, которое тут же выпивалось, и бабушка гнала корову в стадо.
