Kitobni o'qish: «Гражданская война батьки Махно», sahifa 4

Во главе восставшего крестьянства

29 июня 1918 г. Н. Махно покинул «бестолково-шумную» Москву, подлинно революционный дух которой, по его словам, постепенно уже замирал. На Курском вокзале Махно провожал один лишь Аршинов. Желая своему ученику успешно добраться до Гуляйполя и воплотить в жизнь задуманное, известный анархист вскользь напомнил Махно о его обещании помочь столичным анархистам материально и назвал несколько московских адресов, куда можно направлять деньги и драгоценности. Махно был угрюм и задумчив. Побывав в Москве, он воочию убедился в карликовости и хилости действий анархистских организаций в масштабе всей страны и еще больше разочаровался в анархизме.

В кармане Махно лежали документы на имя бывшего учителя, а теперь офицера Ивана Яковлевича Шепеля. Их, по утверждению самого батьки, ему выдал член Всеукраинского бюро по руководству повстанческим движением против немецких оккупантов В. П. Затонский. С ним Махно имел длительную беседу, во время которой Затонский предложил ему ехать не в Гуляйполе, а в Харьков, где действовало сильное революционное подполье. Однако Махно, который уже успел вкусить славу крестьянского руководителя, рвался в родные места.

В Курске он встретил одного из своих старых друзей и земляков, бывшего члена «Союза бедных хлеборобов» Алексея Чубенко. Махно решил прихватить его с собой. Пробиваться через «нейтральную зону», разделявшую территории Советской России и оккупированной австро-немецкими войсками Украины, вдвоем было безопаснее. Заявив с бахвальством Чубенко, что едет на Украину «подымать восстание против власти гетмана Скоропадского», Махно быстро склонил того ехать с ним в Гуляйполе. Подъезжая к Белгороду, Махно достал из своего чемодана две пары офицерских погон. На свой китель он нашил погоны штабс-капитана, Чубенко «досталось» звание пониже – прапорщика. В офицерской кассе Белгородского вокзала они довольно легко достали билеты до станции Лозовой и без приключений доехали до конечного пункта своего путешествия. Чтобы придать этой поездке больше романтичности и героизма и показать Махно истинным анархистом, П. А. Аршинов описал эпизод ареста его немцами, которые якобы обнаружили в его чемодане анархистскую литературу. Махно, как вспоминал его попутчик, не вез с собой никакой литературы и, ведя себя чрезвычайно осторожно, за время пути ни разу не попадался немецкому патрулю. Лишь однажды, услышав звуки духового оркестра, они ради любопытства пошли посмотреть парад караула гетманской варты на привокзальной площади станции Лозовая и попались на глаза какому-то генералу. Можно лишь догадываться о «выправке» новоиспеченных офицеров, которые привели в бешенство случайно встретившего их здесь генерала. Пока тот неистово кричал на Махно и Чубенко, те быстро скрылись и, вскоре сев на поезд, отправились дальше в путь. Этот эпизод заставил их еще больше заботиться о своей безопасности на территории, кишевшей кайзеровскими оккупантами и гетманцами.

Не доезжая до станции Гайчур, Махно и Чубенко, когда паровоз замедлил на повороте ход, спрыгнули и пешком добрались до деревни Воздвижевки. Пользуясь тем, что на них была офицерская форма, они реквизировали у проезжающего крестьянина телегу, на которой благополучно добрались до Гуляйполя поздно вечером 21 июля 1919 г.

Махно остановился в доме своего хорошего знакомого Никиты Лютого. Несколько дней он отсыпался и собирал информацию о происходивших в Гуляйполе и его окрестностях событиях, разыскивал и устанавливал связи с ушедшими в подполье местными анархистами. 25 июля состоялась встреча Махно и Чубенко со старыми друзьями, которые раньше принимали самое активное участие в экспроприациях – Сидором Марченко, братьями Алексеем и Семеном Каретниковыми, Пантелеймоном и Захарием Гусарами. Здесь они приняли решение начать борьбу с представителями гетманской власти.

Махно сперва не думал разворачивать активную борьбу против оккупантов и гетманцев. Его план был прост и во многом напоминал предыдущие операции членов «Союза бедных хлеборобов». Особый акцент Махно делал на индивидуальном терроре и нападении на почтовые кассы и банки. Ядро его группы должны были составлять люди, скрывавшиеся от гетманской власти, которым в случае ареста нечего было и надеяться на пощаду. Намечая круг своих будущих жертв, Махно называл окружение Скоропадского, офицеров, чиновников, а если представится случай, то и самого гетмана. Однако это были всего лишь громкие слова, поскольку и Скоропадский, и его свита были за сотни километров от Гуляйполя, в Киеве, а Махно ехать туда, разумеется, и не собирался.

Почти все, кто были вначале в отряде Махно, были участниками империалистической войны. Они уже отвыкли от крестьянской жизни и работы, привезли с фронта большую дозу озлобления против офицеров и вообще всех, кого считали господами. К ним начали присоединяться крестьяне, недовольные кайзеровскими оккупантами и гетманом Скоропадским, которые реставрировали, по сути, старые порядки – землю вернули помещикам, а заводы и фабрики – капиталистам. Немцы беспощадно грабили Украину, вывозя оттуда в Германию хлеб, сахар, скот, практически все, что только могли силой отобрать у крестьян, что, естественно, вызывало у тех протест и стихийные выступления, в том числе и вооруженные. Очень часто немцы совместно с гетманцами организовывали карательные экспедиции, не только расправляясь с отдельными бунтовщиками, но и сжигая при этом целые деревни, массами расстреливая недовольных. К моменту приезда Махно на родину Украина была взбудоражена множеством больших и малых крестьянских восстаний. В городах под руководством подпольных большевистских организаций на решительную борьбу против оккупантов поднялись рабочие.

Взоры украинского народа были обращены к Советской России. В Киев на имя советской миссии во главе с X. Г. Раковским, которая вела мирные переговоры между РСФСР и Украинской державой, приходили тысячи писем от отдельных крестьян и сельских сходов с просьбой помочь им избавиться от австро-немецких захватчиков и их прислужников – правительства гетмана Скоропадского. Советская Россия, связанная кабальными условиями Брестского мира, не могла оказать трудящимся Украины военную помощь. В то же время из РСФСР на Украину поступали деньги, оружие, для работы в подполье присылались опытные революционеры. Как правило, они действовали в городах, на транспорте, в селах же, особенно в южных губерниях, настоящих крестьянских предводителей-большевиков, которые не только бы возглавили народных мстителей, но и направляли крестьянство на борьбу за идеалы Коммунистической партии, практически не было. Это обстоятельство и послужило одной из причин успеха и популярности Махно, выступавшего под знаменем революционной борьбы против внешних и внутренних врагов.

Первая операция Махно ничем героическим не отличалась, а была похожа на простое бандитское нападение. Собрав своих сподвижников, Махно предложил напасть ночью на экономию помещика Резникова, четыре сына которого служили офицерами в армии гетмана Скоропадского. Осуществление операции не составило большого труда. Ночью семья Резниковых была перебита, поместье сожжено, а в руках у махновцев оказалось 7 винтовок, 7 лошадей и 1 револьвер.

С первых дней своей деятельности Махно всеми средствами пытался завоевать популярность и доверие среди населения. Узнав, что в Гуляйполе у крестьян имеется много оружия, которое они охотно продали бы, Махно не решился отбирать его силой, хотя мог это легко сделать. В ночь на 27 июля его люди совершили дерзкое нападение на банк в селе Жеребец, где взяли 38 тыс. руб. С 5 тыс. руб. они послали в Гуляйполе своего человека, которому поручили купить пулемет. Махновцам пришлось недолго ждать на околице села. Вскоре крестьяне принесли пулемет системы «Кольт» и тысячу рублей сдачи, что Махно расценил как своего рода поддержку со стороны своих земляков. Дальше все складывалось как нельзя лучше. Следующей же ночью пулемет был проверен в деле. Махно совершил налет на экономию немца Нейфельда. В числе других трофеев махновцам досталась бричка. Махно забрал ее себе и распорядился поставить на нее пулемет. Это была, по сути, первая тачанка, которая в будущем стала главным оружием махновцев. Сев на тачанку, Махно в сопровождении семи всадников направился в село Терновку, где, по слухам, орудовали другие повстанцы. Махновцы дошли до Днепра, а затем совершили свой первый рейд за 70 верст в поисках других повстанцев.

В Терновке махновцы соединились с 6 повстанцами во главе с неким Ермократьевым. Он рассказал Махно, что еще несколько дней тому назад его отряд, насчитывавший несколько сот бойцов, был разгромлен гетманцами и австрийцами. К Махно начали присоединяться и другие мелкие крестьянские отряды, боровшиеся против австро-германских оккупантов и их гетманских прислужников.

Когда отряд начал довольно быстро увеличиваться, Махно заявил, что на данном этапе борьбы с врагами революции нужен не индивидуальный террор, а смелые и решительные боевые действия.

Махновщина как повстанческое движение начиналась с массового истребления помещиков и офицеров. Методы борьбы на этом этапе напоминали те, которые применялись во время крестьянского восстания 1905 г., – нападения на помещичьи усадьбы, убийства их хозяев, поджоги и грабеж имущества. Ненависть гуляйпольцев и их озлобленность против оккупантов и особенно гетманцев была так велика, что, казалось, никакое количество жертв не могло удовлетворить их жажду мести.

Долгое время отряд Махно маскировался под гетманцев, что позволяло ему совершать внезапные нападения на помещиков и державную варту. Так, в руки Махно попал начальник Александровской уездной варты штабс-капитан Мазухин, принявший Махно за своего офицера. У него было найдено письмо, содержавшее приглашение на именины помещика Миргородского. Переодевшись в офицерскую форму, Махно со своими подручными проникли в имение Миргородского и устроили там кровавую резню.

Армия Гуляйполя

После удачной операции отряд Махно вернулся в Гуляйполе. Махно открыто вошел в кабинет начальника варты и в упор застрелил его. В это время другие члены его отряда захватили караульное помещение и разгромили небольшой отряд австрийцев. Махно, заявив, что борется за освобождение вообще всех простых людей, разыграл фарс, который должен был подтвердить это. Два офицера были расстреляны, а все рядовые отпущены, причем каждый из них получил по 50 рублей и по бутылке самогона. На следующий день подошедший отряд немцев, открыв огонь по Гуляйполю, заставил махновцев покинуть село. Проселочными дорогами отряд Махно двигался в сторону Большой Михайловки². Заметив махновцев, одетых в форму державной варты, местные кулаки сообщили ему, что в ближнем лесу орудует банда бывшего матроса Ф.Щуся, который грабит и терроризирует зажиточных крестьян. Махно обрадовался этому известию, ибо знал Щуся как активного члена «черной гвардии», и направил к нему депутацию. Переговоры были краткими. Через некоторое время Щусь с 6 своими бойцами вышел из лесу с криком «Да здравствует социальная революция!» и соединился с отрядом Махно.

Чтобы завоевать расположение Щуся, Махно приказал всех кулаков, жаловавшихся на бандитов, расстрелять. Таким образом, по иронии судьбы, в числе первых жертв будущего предводителя кулацкой контрреволюции были сами кулаки.

Успехи окрыляли Махно. Внезапность удара, паника и замешательство в стане противника приносили победы. Бытует мнение, что в этот период Махно был равным среди равных, всегда подчинялся большинству, на общем основании участвовал в обсуждении боевых операций. Разумеется, осенью 1918 г. Махно еще не был тем единовластным командиром, каким он стал позже, но практически с первого дня повстанческого движения в Гуляйполе и волости, используя былую власть и авторитет, он главенствовал, был инициатором и главным исполнителем всех боевых акций, лично контролировал ситуацию. Все отряды, присоединившиеся к нему, практически становились под его начало. Именно в этот период Махно усвоил урок, что лучше всего вливать в свое войско отряды, потерпевшие накануне сокрушительные удары от врага (как было с повстанцами Ермократьева).

Деморализованные и напуганные бойцы, разуверившись в своем старом ватажке, охотно подчинялись новому командиру, в котором видели единственного спасителя и защитника.

Ради справедливости следует сказать, что Махно в тот период не был абсолютно уверен в себе как военачальник. Его часто обуревали страх и сомнения, хотя командование в свое время гуляйпольской «черной гвардией» давало ему все же основания надеяться, что с такого рода войском он управится. Его правой рукой во всех стычках с австро-немецкими оккупантами был Щусь. Рядом с ним Махно чувствовал себя уверенно, знал, что может на него положиться в любой ситуации, что тот не подведет. Без Щуся у него пропадала уверенность, он начинал паниковать. В одном из боев у села Тимировки немцы легко ранили Щуся. Среди повстанцев началась паника. Увидев, что исчез его ближайший помощник, а остальные бойцы убегают кто куда, Махно в оцепенении остановился и с ужасом смотрел на приближавшихся со штыками наперевес немцев. Махно понял, что это конец, и решил застрелиться. Когда к виску был приставлен пистолет и оставалось только нажать курок, из-за поворота вылетела тачанка и перебинтованный Щусь, стреляя по врагу, успел усадить с собой оцепеневшего от страха Махно и увезти в безопасное место.

Но это была минутная слабость. В подавляющем большинстве случаев Махно действовал смело и решительно, умело командовал крестьянским отрядом, пользовался огромным авторитетом и всеобщей любовью. Однажды во время одного из боев с австрийцами оккупанты выбили повстанцев из села Б. Михайловка и сожгли в отместку 900 крестьянских изб. Махно, Щусь и другие партизаны и бежавшие крестьяне скрылись в Дибривском лесу, который многие годы служил махновцам надежным укрытием. Карателям подошла подмога, и они, окружив со всех сторон лес, решили раз и навсегда покончить с партизанами. Четыре дня сидели махновцы в западне, не видя выхода из сложившейся ситуации. Заканчивались скудные припасы, с каждым часом росла тревога, переходившая в панику. В этот критический момент Махно взял на себя всю полноту власти и сумел удачным тактическим маневром не только вырваться из окружения, но и разгромить батальон австрийцев. За исключительный героизм и умелое командование повстанцы нарекли Махно «батькой», а весть об этой операции молниеносно разнеслась по всему югу Украины.

Махновцы захватили столько оружия, что смогли вооружить практически всех желающих стать в ряды мстителей. После этого отряд Махно заметно возрос количественно. Крестьяне воочию убедились, что «германца» можно бить, причем успешно.

Махно немного по-иному рассказал историю, как его крестьяне и повстанцы стали величать «батько». По его словам, в конце сентября 1918 г. отряды австрийцев и державной варты окружили отряд в Дибривском лесу. Боясь заходить в лесные чащи, оккупанты открыли по нему ураганный артиллерийский огонь. Махно с помощью бывшего прапорщика Петренко вывел партизан из-под обстрела и внезапным ударом освободил Дибривку. Наступление махновцев поддержали местные жители. Вооружившись чем попало – вилами, топорами, кольями и т. п., они помогли партизанам занять деревню. Дибривчане встречали Махно как героя и освободителя. С этих пор из села Дибривки слова «батько Махно» передавались во все стороны из уст в уста самими крестьянами, именно так Махно стал подписывать воззвания и официальные бумаги.

После этого Махно начал вести себя более решительно и самостоятельно. Прежде всего он изменил тактику борьбы повстанцев. Главной ее целью он провозгласил не уничтожение врагов, как это было раньше, а достижение победы над ними. Махно издал приказ, согласно которому без его ведома ни один немец-колонист, владелец хутора, помещик, офицер варты и т. д. не мог быть расстрелян ни повстанцами, ни крестьянами. Тогда же батька впервые ввел порядок, который с некоторыми изменениями существовал в его войске в течение всей гражданской войны: на каждое захваченное поместье, колонию, хутор накладывалась контрибуция, в пользу отряда у крестьян изымались лошади, причем у тех, кто имел их больше пяти, безвозмездно, кроме этого сельское население должно было предоставлять повстанцам тачанки, оружие, продовольствие и т. п. Крестьянство было согласно идти на определенные жертвы во имя своего освобождения и изгнания смертельных врагов – помещиков, которые вернулись вместе с немцами и гетманскими властями.

Казна батьки быстро пополнялась. К середине октября он имел уже около 500 тыс. рублей, много оружия, а самое главное – поддержку крестьян. «Они все, как один, – вспоминал Махно, – плакали и умоляли: «Веди нас, батько, на врагов; мы отомстим». Видя такое настроение, я глубоко верил, что пусти сейчас этих двести-триста человек на любой австро-венгерский или немецкий полк, они разнесут его. Не говоря уже о варто-гетманских частях или о карательных помещичьих отрядах».

Махно было уже не престижно скрываться по лесам и балкам со своим отрядом, и он решил захватить Гуляйполе, сделав его центром повстанческого движения.

Сохранилось очень мало документов, рассказывающих о боевых действиях махновцев в этот период. Поэтому особый интерес представляет отчет Екатеринославского губернского старосты министру внутренних дел Украины от 20 октября 1918 г. о боевых действиях австрийских и гетманских войск против Махно в Гуляйполе.

Одновременно с Махно развернули борьбу с оккупантами крестьяне соседних районов – Бердянского, Мариупольского, Мелитопольского. Во главе партизанских отрядов стояли будущие видные деятели махновщины Белаш, Удовиченко, Хоменко, Гончаренко и др.

«Хотя стиль борьбы Махно напоминал методы других крестьянских вожаков, – констатировал автор вышедшей в 1976 г. в Лос-Анжелесе книги по истории гражданской войны в России П. Кенез, – он был более смел, более изобретателен. Используя элемент внезапности, его отряд появлялся там, где его меньше всего ожидали, а затем так молниеносно исчезал, что противник не успевал опомниться. Махно завоевал любовь и уважение со стороны крестьянства. О нем слагали легенды. Крестьяне верили в то, что он все знает, и в то, что он непобедим».

С первых дней существования махновщины ей была присуща неоправданная жестокость и порой даже вандализм. Зачастую Махно учинял расправу над ни в чем не повинным населением. Переодетые в форму державной варты махновцы проверяли крестьян на верность довольно примитивным способом – обвиняя их в поддержке «бандитов» и угрожая расправой. Последние, принимая повстанцев за гетманцев, клялись, что они борются всеми силами с бандами Махно и Щуся и до мозга костей верны гетману Скоропадскому. После этого махновцы беспощадно расправлялись с «изменниками». Об одной из таких операций рассказал сам Махно: «Село Гавриловка было все на ногах. Въезжая в него, мы говорили крестьянам, что мы – губернская державная варта и тут же спрашивали: «Не бежали ли здесь банды Махно и Щуся?». На что получали ответ: «Мы таких банд не знаем и не слыхали». И в свою очередь спрашивали нас: «А что это по направлению Дибривок горит и что за стрельба оттуда слышится?».

И когда мы им объяснили, что это мы зажгли село Дибривки за то, что они, дибривчане, бунтуют против нашего гетмана и наших союзников немцев и австрийцев, спасших нашу Украину, то некоторые из крестьян восклицали: «Ага, так им и надо\ Там где-то и наши сыновья поехали им отомстить, а то они – эти дибривцы – организовались, и им ничего не сделаешь». Другие же, понурив голову и тяжело вздыхая, спрашивали, «Да неужели сожгли всю Дибривку?..».

После долгих объяснений мы узнали, что злорадно восклицавшие: «Ага, так им и надо!» – были крупные собственники, сыновья которых находились в карательных отрядах и сейчас были в Дибривках.

Поэтому было сделано распоряжение все дома этих собственников сжечь».

Махно внушал панический страх не столько оккупантам, сколько приверженцам гетманской власти. Слухи о жестокости Махно были самые невероятными. Управляющий канцелярией Екатеринославского губернского старосты Уласс и его помощник Тиманов ежедневно принимали помещиков, немцев-колонистов, священников, старост, просто обывателей, которые с ужасом рассказывали представителям власти о пережитом, увиденном, а еще больше услышанном.

Управляющий попытался записать для порядка приметы атамана разбойников. Получался довольно неприятный портрет: «Махно – маленький человечек на кривых ногах, в черных очках» (крестьяне еще в начале революции попросили его надеть черные очки, т. к. его взгляд наводил ужас). Сотни томов с подробным описанием преступлений махновцев составили представители гетманской администрации.

Махно усиленно насаждал в своем окружении культ страха. Страх, по его пониманию, делал человека более податливым и покорным, осторожным и бдительным, помогал выжить в экстремальных ситуациях. С раннего детства Махно знал, что убегающий практически всегда бежит быстрее преследователей, ибо страх и чувство опасности приводят в действие силы инстинкта. От страха, считал он, многие люди смелеют и не так боятся расстаться с жизнью.

Нестор Махно часто лично участвовал в казнях, своим примером как бы вдохновляя махновцев на месть за многолетние издевательства над крестьянством. Бессмысленные зверства стали системой в махновской армии. На станции Ореховской, например, был схвачен священник, которого Щусь и Махно живьем затолкали в топку паровоза. Значительная часть повстанцев была пропитана мелкобуржуазной идеологией, а многие были вообще вне всякой политики и видели в вооруженной борьбе лишь средство наживы. Для наиболее отсталой ее части разгул анархии, мародерство, безнаказанные убийства представлялись как высшее проявление свободы, которую дала революция.

Явными садистскими наклонностями отличались подручные Махно, особенно Щусь. Однажды Махно приказал ему собрать ставшую уже традиционной контрибуцию с колонистов, живших в окрестностях Гуляйполя, в размере 50 тыс. руб. Взяв необходимую сумму, Щусь затем безо всякой причины расстрелял 8 человек. Через некоторое время акция была повторена. Щусь принес Махно 100 тыс. руб. и 14 пар сапог, снятых с убитых им колонистов. Батьку взбесила садистская выходка его помощника, но Щусь спокойно напомнил Махно о случае со священником, и тому ничего не оставалось делать, как в лютой злобе разбить о стенку свой бинокль.

Была у Махно тайная страсть – разведка. Переодевания, темные очки, приклеенные бороды и т. п. – все это как бы компенсировало ему несбывшуюся мечту юности стать артистом, напоминало бурную молодость, когда он и его друзья в романтическом стиле грабили местных богачей.

В период борьбы с австро-немецкими оккупантами и гетманцами Махно часто облачался в форму своих врагов. Нередко гуляйпольцы видели его переодетым в людных местах среди гетманских офицеров или членов державной варты.

«Махно гулял в Пологах и Гуляйполе среди австрийцев, – вспоминала гуляйпольская учительница Н. Сухогорская. – Я сама видела, как он, переодетый бабою, ходил по селу, луща семечки, во время пребывания у нас белых… Махно был то торговцем на базаре, то нищим и даже раз венчался в церкви, удачно изображая собой невинную невесту». Это говорит о личной смелости Махно, уверенности в себе, о его вере в удачу. Следуя примеру своего батьки, махновцы в ходе гражданской войны не раз удачно применяли такие маскарады, различные мистификации и очень часто, обманывая врага, добивались успеха.

Осенью 1918 г. немецкое командование бросило значительные силы на борьбу с повстанчеством. Дела Махно пошли хуже, его отряд стал постоянно попадать в окружение, чудом избегая полного разгрома. Несколько раз Гуляйполе, Пологи, Дибривка и другие села переходили из рук в руки. Будучи неспособным оказывать серьезное сопротивление регулярным частям, Махно терпел поражения и спасался бегством, вовсе не считая это позором. 15 ноября махновцы были окружены в селе Темировке и в жарком бою потеряли половину своего личного состава. Из 350 бойцов погибло 170, а с оставшимися 180 и дибривской телефонисткой Тиной, тогдашней своей женой, Махно бежал в степь. В разгроме отряда повстанцы за глаза обвиняли батьку, но он не падал духом. Волна крестьянских выступлений росла с каждым днем. В любом селе Махно мог сразу же вдвое, а то и втрое увеличить состав своего войска. Через несколько дней отряд опять пополнился новыми людьми и уже 20 ноября развернул наступление на село Жеребец, а через неделю занял Гуляйполе. Всего Махно во главе своего войска совершил 118 нападений на австро-немецкие и гетманские отряды.

Эти успехи стали возможными не только благодаря мужеству и решительности, с которыми сражались повстанцы, но также и потому, что до немецких частей дошли известия о ноябрьской революции в Германии. Среди солдат началось брожение, упал боевой дух, многие начали требовать возвращения на родину. Оккупанты стали уходить из степных районов и сосредоточились на линии железных дорог, в частности, на станциях Пологи, Чаплине, Волноваха и др. Вели себя немецкие части зачастую пассивно, вступали в боевые действия лишь тогда, когда на них нападали повстанцы. Воспользовавшись такой ситуацией, Махно взял инициативу в свои руки. Укрепив отряд за счет крестьянской молодежи, он практически без боя занял ряд населенных пунктов и повел наступление на крупные железнодорожные узлы – Пологи и Чаплино – и к 10 декабря захватил их.

В Синельниково Махно также применил военную хитрость, с помощью которой смог захватить немецкий эшелон с оружием и продовольствием. Загрузив в товарные вагоны своих бойцов и строго-настрого приказав им не выходить из них и сидеть тихо, он дал команду машинисту остановить состав против немецкого поезда. Когда часовые привыкли к стоящему товарняку, несколько махновцев под видом путевых обходчиков бесшумно ликвидировали их. По сигналу Махно молниеносно были открыты вагоны, и повстанцы практически без единого выстрела обезоружили немцев и захватили эшелон. Добычу сразу же разделили между участниками этой операции, а то, что осталось, махновцы отправили в Гуляйполе. По приказу батьки немцам оставили по три винтовки на вагон и отправили в Германию «делать революцию».

Каждый такой успех преподносился как крупная военная победа, ставшая возможной благодаря большому умению и таланту Махно, и сопровождался бурной попойкой и кутежами, которые разлагали и без того далеко не крепкую дисциплину в махновском войске.

Успех сам шел в руки Махно. Предвидя новые победы, он решил вопреки анархистской теории безвластия создать крепкий руководящий орган. Им стал Революционный штаб в следующем составе: Махно (командующий), Белаш (начштаба), левый коммунист Херсонский, левый эсер Миргородский и анархист Горев. Это был первый коалиционный штаб повстанчества Гуляйпольского района. Его создание ярко показало, что Махно не ориентировался на какую-то одну конкретную партию, а всячески пытался стать над ними и подчинить их борьбу своим интересам.

Пока Махно воевал в своем районе, за его пределами происходили события огромной важности, которые так или иначе отражались на его судьбе. 13 ноября 1918 г. ВЦИК и Совнарком РСФСР аннулировали Брестский мир, что позволило Советской России оказать братскую помощь украинскому народу в борьбе с его многочисленными врагами.

17 ноября 1918 г. Реввоенсовет РСФСР в соответствии с указаниями В. И. Ленина образовал Группу войск Курского направления во главе с В. А. Антоновым-Овсеенко, подчинив ей украинские повстанческие дивизии, а также все вооруженные силы, находившиеся в нейтральной зоне. Этим было положено начало созданию Украинского фронта, на который совместно с партизанско-повстанческими отрядами возлагалась задача освобождения от контрреволюционных сил Левобережной и Правобережной Украины.

28 ноября 1918 г. в Курске по решению ЦК КП(б)У было создано Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. На следующий день оно обратилось с манифестом к украинскому народу, в котором провозгласило свержение власти гетмана и восстановление на Украине власти рабочих и крестьян, переход заводов, фабрик, шахт, банков и т. п. в руки трудящихся, передачу помещиками земли трудящемуся крестьянству.

В это же время украинские буржуазные и мелкобуржуазные националистические партии, отражавшие интересы эксплуататорских классов, воспользовавшись крахом гетманской интервенции и массовым повстанческо-партизанским движением против оккупантов, образовали 14 ноября 1918 г. контрреволюционную Директорию. С помощью своих воинских формирований – «сечевых стрельцов» – они начали активную борьбу против гетманской администрации с целью захвата власти на Украине. При прямой поддержке немецкого командования и содействии дипломатических миссий стран Антанты, проводя широкую агитацию среди крестьянства, Директории удалось утвердить свою власть на большей части республики. 14 декабря гетман бежал в Германию. На политической арене снова появился «главный атаман» С. В. Петлюра. Обвинив гетмана в бездеятельности, петлюровцы оправдывали свою ориентацию на страны Антанты и внушали перепуганным обывателям, что махновщину смогут ликвидировать только войска союзников. Вот что писала, к примеру, в это время екатеринославская газета «Слово»: «Эта пугачевщина началась тогда, когда губерниальная, гетманская власть была самостоятельна, когда к ее услугам были еще не революционизированные немецкие силы. Ничего эта власть не сделала не потому, что не могла, а потому, что не хотела, от нерадения и лени.

Пугачевщина разрастается и принимает невероятные размеры не только в уездах, но и в городах, уже при новой демократической власти. Почему демократическая власть ничего не предпринимает против махновщины? Почему не хотят использовать еще оставшуюся здесь немецкую силу? Ее нужно употребить для водворения порядка.

Но если этого не могут ни гетманская, ни демократическая власти, то кто же это сделает? Очевидно, что могут сделать только союзники. Так не упрекайте тех, кто с напряженной радостью ждут союзников, потому что им не на кого больше надеяться».

Петлюра и его власть не устраивали Махно. «Главный атаман» был опасным конкурентом батьке в борьбе за крестьянские массы. Он считал его выскочкой, посягавшим на дело, которому батька посвятил всю свою жизнь. Безошибочно улавливая настроения и желания крестьянства, Махно понял, что Петлюра, будучи «национальным героем» кулачества Правобережья, не будет пользоваться популярностью на Левобережье и вызовет у местного многонационального населения определенное опасение.