Kitobni o'qish: «Гражданская война батьки Махно», sahifa 3

Shrift:

В октябре лозунги большевиков были поддержаны широкими слоями трудящихся Украины. Встретили они понимание и заинтересованность и в Гуляйполе. Махно не мог не учитывать этого и потому на том этапе тоже положительно относился к Октябрьской революции. Махно хотел показать, что анархисты и большевики длительное время шли рука об руку и боролись за общее дело. «В дни реакции керенщины, – писал Махно, – протестовали против насилия над свободным словом и товарищи большевики, которые так же, как и анархисты, были гонимы за то, что выступали везде и всюду против братоубийственной войны на фронте. Эти гонения анархистов и большевиков тесно объединяли их для дружной совместной борьбы против реакции, созданной Керенским и К°».

Авторы работ о Махно на Западе утверждают, что в этот период он «испытывал на себе огромное влияние со стороны быстро распространявшейся большевистской пропаганды». И это было действительно так, потому что в то время, по словам X. Г. Раковского, украинское крестьянство было охвачено «большевистской стихией». «Я утверждаю… – писал позже Махно, – что в первые два месяца – именно ноябрь и декабрь – торжество Октябрьского переворота в России украинскими тружениками на местах было только приветствуемое».

Буржуазно-националистическая Центральная рада, захватившая в марте 1917 г. власть на Украине, казалась Махно некой далекой абстракцией. Ее власть практически не доходила до Гуляйпольского района. Его даже раздражало то, что в уездном центре находятся представители Центральной рады. «Посмотрите, – говорил он с раздражением своей «черной гвардии», – у вас под носом до сих пор сидят ставленники украинской Рады. Сперва их бы надо вышибить из Александровска».

Имея землю, местное крестьянство пассивно встретило изданный Центральный радой закон о праве владения землей до 40 дес. на хозяйство, с таким же безразличием оно встретило и много других ее расположений и указов, в частности запрет вывозить с Украины в Россию хлеб и донецкий уголь. Не волновала практически крестьянские массы и борьба Рады против Советов.

Но в Гуляйполе были и такие люди, которые поддерживали Центральную раду. 18 ноября 1917 г. здесь состоялось торжество, посвященное провозглашению Украинской Народной Республики. Священник Г. Качевский прочел III Универсал Центральной рады и отслужил по этому поводу молебен. 280 жителей села записались в «Вольное казачество» Петлюры, для нужд фронта было собрано 3 вагона хлеба.

Действовали в селе и большевики, вернувшиеся с фронта, но их было очень мало. Определенный вклад в пропаганду ленинских идей среди рабочих внес профессиональный большевик-ленинец, будущий глава правительства Советской Украины В. Я. Чубарь, работавший накануне первой мировой войны на заводе Кернера. Однако деятельность большевиков не смогла оказать существенного влияния на события, происходившие в Гуляйполе.

В период корниловщины Махно понял, что для борьбы с контрреволюционным офицерством необходимо иметь под рукой военную силу. Еще более очевидным это стало тогда, когда генерал Каледин начал собирать на Дону казачьи войска и готовиться к походу против Советской власти. Поэтому в конце 1917 г. Махно вплотную занялся созданием войска, способного воевать с многочисленными врагами.

В конце 1917 – начале 1918 гг. Махно начал борьбу против сторонников Центральной рады и казачьих частей Каледина, поднявшего контрреволюционный мятеж на юге страны. Украинская рада поддерживала мятежного атамана. Она дала разрешение на проезд казачьих частей и ударных батальонов с Румынского и Юго-Западного фронтов на Дон, способствовала концентрации у Каледина контрреволюционно настроенных офицеров и юнкеров.

Коммунистическая партия и Советское правительство во главе с В. И. Лениным призвали трудящихся к решительной борьбе против контрреволюции. Для ее разгрома был создан Южный революционный фронт под командованием В. А. Антонова-Овсеенко, в состав которого вошли красногвардейские отряды Петрограда, Москвы, других городов Центральной России, а также революционно настроенные солдаты. Большую помощь в борьбе с Калединым оказывали и местные отряды красной гвардии. Особенно активизировалась борьба трудящихся Украины против сил контрреволюции после провозглашения 25 декабря 1917 г. I Всеукраинским съездом Советов Советской власти в республике.

В этот период Махно, по сути, впервые и выступил на стороне Советской власти. Разумеется, это было не его личное желание, этого требовали интересы местного крестьянства.

Крестьянство Гуляйпольского района, находившегося совсем рядом с казачьими областями, испокон веков боялось казаков и враждовало с ними. В 1905–1907 гг. казачество было той силой, которая топила в крови крестьянские восстания, усмиряла бунтарей. В конце 1917 г. у гуляйпольцев вызвало большое беспокойство известие о том, что с фронта на Дон к Каледину движутся вооруженные казаки. Все понимали, что рано или поздно эта хорошо вооруженная сила выступит против революции и первый удар придется на крестьянство юга. Свои взоры жители Гуляйполя и окрестных деревень и хуторов обратили к Махно. 2 января 1918 г. он созвал заседание местного Совета и профсоюзов и в течение суток обсуждал вопрос, как не пропустить казаков на Дон. Решено было помочь красногвардейским отрядам Александровска, разоружавшим казацкие эшелоны. 4 января был сформирован крестьянский отряд. Махно, не имевший боевого опыта, не решился его возглавить и поручил командование своему брату Савве, участнику русско-японской войны. На себя Махно взял обязанность поддерживать связь между Александровском и Гуляйполем.

Боевые действия против казаков не привлекали Махно, тем более что он не принимал в них участия и не занимал никаких руководящих постов в Александровском ревкоме, что особенно удручало его. Об этом Махно откровенно писал в своих воспоминаниях: «… работать из-за того, чтобы «всезнающие», «всесильные» похвалили меня, я не мог».

Пока шли бои между красногвардейцами и казаками, а потом войсками Центральной рады, Махно не покидала навязчивая идея взорвать Александровскую тюрьму, где сам когда-то сидел. Но сделать этого он тогда не смог только потому, что одному не под силу было достать столько динамита. Категорически отвергая существование судов и тюрем, он вдруг вошел в состав судебной комиссии, где, как он сам писал, «провозился более трех суток, не зная ни сна, ни отдыха». Среди арестованных Махно встретил многих своих врагов, в том числе и комиссара Временного правительства Б. К. Михно, и тех, кто выслеживал и арестовывал его в молодости. Может быть, именно тогда Махно впервые понял, что вершить судьбы людей, опираясь на законы, гораздо интереснее и безопаснее для себя, чем стрелять из-за угла, а затем ощущать мерзкое чувство страха возмездия, которое должно прийти невесть откуда. На свое усмотрение Махно казнил и миловал, глубоко веря, что делает все в соответствии с суровыми законами революции, в интересах классовой мести. Но своего обидчика – Михно – он все-таки освободил; и вскоре, бросив работу в судебной комиссии, ушел в родное село.

Много лет спустя свой уход из Александровска в Гуляйполе Махно представил как революционный шаг, на который он смог решиться исключительно в интересах развития анархистского движения. «Когда же я объяснил причину и цель моей, со всем отрядом, немедленной поездки в Гуляйполе, – писал он, – то председатель Ревкомитета тов. Михайлевич позвал меня в особый кабинет и излил мне свою радость по поводу того, что я спешу в район.

– Ваше, товарищ Махно, присутствие в Гуляйполе теперь больше, чем необходимо, – сказал он мне. – Кроме того, вам, кажется, известно, что мы по проекту из центра думаем разбить Александровский уезд на две административных единицы и есть отметка, что одна из них будет организована под вашим, товарищ Махно, руководством в Гуляйполе.

Я ответил своему «благодетелю», что это не обольщает меня, что это расходится с моими взглядами на дальнейший рост и развитие революции».

На самом же деле Махно боялся потерять в Гуляйполе с таким трудом добытое положение политического лидера. Не меньше опасался он и того, что члены его отряда попадут под влияние большевиков или эсеров и перестанут его поддерживать.

В конце января 1918 г. буржуазно-националистическая Центральная рада, вооруженные силы которой были разгромлены советскими войсками, подписала с Германией и ее союзниками Брест-Литовское соглашение и попросила их защитить себя от большевиков. Почти одновременно с этим кайзеровская Германия, стремясь, как отмечал В. И. Ленин, «задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы – банкирам, власть – монархии», а также планируя ограбить и колонизировать восточные регионы, начинает наступление на обширной территории от Балтики до Черного моря. По призыву В. И. Ленина на борьбу с немецко-австрийскими захватчиками поднялись революционные массы страны. Однако молодая Страна Советов не могла противостоять интервентам и вынуждена была, чтобы получить необходимую передышку, подписать грабительские условия Брестского мира. После его заключения Советская Россия уже не была в состоянии открыто помогать украинскому народу в борьбе с интервентами. Но на защиту Советской Украины двинулись красногвардейские отряды, участвовавшие в разгроме войск Каледина. Главнокомандующий советскими войсками на юге России В. А. Антонов-Овсеенко вошел в состав советского правительства республики – Народного Секретариата – и возглавил революционные войска на Украине.

Разрозненные красноармейские отряды были сведены в пять армий. С 1 марта по 15 апреля 1918 г. на Украину было отправлено из РСФСР 112 тыс. винтовок, 378 пулеметов, 150 минометов.

Однако превосходящие силы оккупантов и Центральной рады, преодолевая сопротивление советских войск, продвигались вглубь Украины. Махно резко выступил против предательской политики Рады, обвиняя ее в измене интересам революции, и одновременно поддержал подписание Брестского мира, считая его одним из наиболее умных тактических маневров в той обстановке. Он призвал гуляйпольцев к борьбе с объединенными силами врагов, с внутренней и внешней контрреволюцией.

Крестьянство, которое уже получило землю и больше думало о весеннем севе, чем о вооруженном сопротивлении, не спешило в махновский отряд. К тому же местные украинские националисты распустили слухи, что немцы везут с собой эшелоны мануфактуры, другие необходимые в быту товары, которые будут дешево продавать. Другие агенты Центральной рады, наоборот, запугивали крестьян тем, что австро-германские войска беспощадно сжигают села, жители которых оказывают сопротивление оккупантам.

В марте 1918 г., узнав, что на соседней станции Пологи находится начальник южных резервных советских войск М. О. Беленкович, Махно пригласил его в Гуляйполе. Рассказал о своей нелегкой судьбе царского заключенного, революционной борьбе против помещиков и колонистов, а на прощание даже устроил парад своего войска. Беленкович был потрясен увиденным. Он передал Махно 3000 винтовок, 2 вагона патронов, 6 орудий и 9 вагонов снарядов.

Весной 1918 г. Махно не решался сам командовать войском, так как ни одного дня не был на военной службе. Поэтому он доверил командование офицерам. Но когда к Гуляйполю приблизились немцы, те переметнулись на их сторону, да еще хотели захватить и самого Махно, чтобы не с пустыми руками прийти к оккупантам. Махно успел предупредить его земляк В. Шаровский. Своего спасителя Махно отблагодарил позднее, назначив командиром артиллерии.

Прибившись к одному из многих красноармейских отрядов, отступавших на восток, Махно двинулся в направлении Таганрога. С тех пор он уже никогда не доверял офицерам и жестоко с ними расправлялся.

Так описал бегство Махно из Гуляйполя А. Чубенко. Сам батька во всех своих воспоминаниях утверждал, что в то время, когда готовилась оборона села, его вызвал П. В. Егоров – командующий 1-й революционной армией, которая вела бои с немецкими войсками в районе Никополь – Александровск. С командармом в селе Федоровке Мелитопольского района, где располагался его штаб, Махно не встретился, поскольку тот переехал в Волноваху. Тут Махно узнал, что гуляйпольцы без боя сдали село немцам и гайдамакам. После этого ему ничего не оставалось, как присоединиться к отступавшим. Среди них было много старых друзей-анархистов, которых возглавляла Маруся Никифорова. Но Махно не мог быть на вторых ролях, а потому бросил отряд и направился в Москву. Таким образом, с приходом кайзеровских оккупантов Махно утратил то высокое положение, которое с большим трудом добыл в Гуляйполе и его округе. Потерпели крах и все осуществленные им и его подручными дела. В свои имения возвратились помещики и колонисты, которые с помощью оккупантов отобрали у крестьян землю, имущество и инвентарь, учинив кровавую расправу над ними.

Конец апреля и весь май Махно путешествовал по городам Южной России и Поволжья. Он побывал в Таганроге, Ростове-на-Дону, Царицыне, Саратове, Астрахани, потом снова добрался на пароходе по Волге до Саратова, откуда поездом отправился в Москву.

В каждом городе он пытался установить связь с местными анархистами, выдавал себя за политкаторжанина, активного борца против тех, кто хотел задушить революцию и реставрировать порядки времен монархии. Находясь в Саратове, Махно, хоть и с большим опозданием, узнал о том, что 28 апреля германские власти на Украине разогнали обанкротившуюся Центральную раду и поставили во главе Украинского государства гетмана П. П. Скоропадского. С одной стороны, Махно обрадовало это известие, оно будто бы подтвердило правильность его предыдущей борьбы против Центральной рады, с другой – он хорошо понимал, что возрождение гетманщины является шагом к восстановлению прежних монархических порядков.

Поезд, в котором ехал Махно, из-за отсутствия топлива остановился на несколько дней в Тамбове. Махно внимательно прислушивался к разговорам о жизни в столице. Узнав, что там население голодает, он накупил полный чемодан белого хлеба. С таким багажом и револьвером за пазухой в первых числах июня 1918 г. Махно появился в Москве.

Первопрестольная за год резко изменила свой облик. С середины марта 1918 г. она стала столицей Советской России, отразив большие социальные изменения, свершившиеся в стране.

Махно увидел на московских улицах уже не ту безмятежную публику, которую с интересом рассматривал в феврале 1917 г. после семилетнего тюремного заключения. Теперь среди прохожих было много солдат-инвалидов, людей в военной форме без знаков различия, матросов с выведенными золотом самыми фантастическими названиями кораблей. Окна многих магазинов, на которых сохранились перекошенные вывески их бывших хозяев, были забиты досками, знаменитые раньше трактиры закрыты. На домах – следы пулеметных очередей, стены в некоторых местах пробиты снарядами. Все это говорило о том, что новая власть устанавливалась нелегко, с боями, да и теперь приходилось часто браться за оружие, чтобы утихомирить то одну, то другую силу, которая пробует поднять руку на Советскую власть.

Первым делом Махно встретился со своим старым другом П. А. Аршиновым. От него он узнал о разгроме в апреле органами ЧК анархистов в Москве и Петрограде. Некоторое время после победы Великого Октября Советская власть допускала существование так называемых «идейных анархистов», которые в дни революции выступали против Временного правительства, заявляя, что отстаивают интересы трудящихся. Но по мере укрепления власти большевиков анархисты начали против нее кампанию клеветы, повели бешеную пропаганду за разрушение основ государственного строя, отрицание всякой власти, встали на путь разбоя и насилия. В свои ряды они начали привлекать не только уголовных преступников, но также и заклятых идейных врагов революции. Разгул анархии использовала зарубежная и внутренняя контрреволюция для дискредитации Советской власти, утверждая, что анархия – порождение Октября и нет силы, которая могла бы ее укротить. Поэтому ЧК во главе с Ф. Э. Дзержинским провела ряд операций по обезвреживанию анархистов, которые по сути перешли в лагерь контрреволюции.

Махно был возмущен этими действиями Советской власти, хотя в глубине души и признавал городских анархистов изменниками великой идеи, ибо твердо был убежден, что настоящий анархист должен не отсиживаться в столице, а идти в село и поднимать крестьянские массы на революционную борьбу. Аршинов свел Махно с Кропоткиным. Эта встреча сыграла важную роль в жизни Махно. Вероятно, впервые он почувствовал себя человеком, способным вершить исторические дела. Побывал гуляйпольский анархист и в зале заседаний Всероссийского съезда профсоюза текстильщиков, который проходил под председательством Максима Горького. Слушал он и лидеров левых эсеров М. А. Спиридонову и Б. Д. Камкова.

Махно нельзя отказать в политической прозорливости. Когда 6 июля 1918 г. в Москве во время работы V Всероссийского съезда Советов вспыхнул левоэсеровский мятеж, Махно заявил, что «большевики разобьют их одним авторитетом Ленина и Троцкого». Авантюра левых эсеров была довольно скоро подавлена как в Москве, так и на Восточном фронте, где командарм Муравьев поднял мятеж. Вероятно, именно в эти дни Махно встретился с одним из руководителей левоэсеровского бунта Д. И. Поповым, бывшим балтийским моряком-анархистом. После подавления вооруженного выступления Попов был объявлен врагом Советской власти и заочно приговорен революционным трибуналом к казни. В 1919 г. он появился в рядах махновщины и стал воплощением наиболее контрреволюционных и кровавых ее сил.

Узнал, конечно, Махно и то, что с 5 по 12 июля 1918 г. в Москве состоялся I съезд КП(б)У, на котором была создана Компартия Украины – составная РКП(б). Тогда он еще и не предполагал, что она станет той силой, с которой ему придется вести многолетнюю жестокую борьбу, в которой он в конце концов потерпит сокрушительное поражение.

Махно регулярно читал прессу, где все чаще появлялись сообщения об установлении кровавого террора кайзеровских оккупантов и гетманцев на Украине и о сопротивлении захватчикам и их пособникам со стороны украинских рабочих и крестьян. Особенно внимательно следил он за сообщениями о крестьянских восстаниях, вспыхнувших на Киевщине, Черниговщине, Полтавщине, Екатеринославщине и в других губерниях Украины.

Довелось Махно видеть В. М. Загорского и Н. И. Бухарина, который, кстати, провел его в приемную председателя ВЦИК Я. М. Свердлова. Махно даже перекинулся несколькими словами с Николаем Ивановичем об обстановке на Украине и о том, как он добрался до Москвы. Попав без особых трудностей в Кремль, а потом к главе государства, Махно убедился, что о большевиках распускается много сплетен. Накануне его визита во ВЦИК московские анархисты предупреждали, что к большевистским лидерам практически не пробиться, потому что их охраняет усиленная охрана. Удивил Махно и теплый прием у Я. М. Свердлова. Анархист из Гуляйполя, который только и говорил о том, что хочет бороться с врагом, когда вернется в родные края, тоже произвел на председателя ВЦИК хорошее впечатление.

Я. М. Свердлов решил устроить Махно встречу с В. И. Лениным, чтобы тот проинформировал вождя о положении крестьянства на юге страны. «На следующий день, ровно в час дня, – вспоминал Махно, – я был в Кремле у Председателя Всероссийского Центрального Комитета Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских депутатов тов. Свердлова. Он провел меня к Ленину. Последний встретил меня по-отцовски и одной рукой взял за руку, другой, слегка касаясь моего плеча, усадил в кресло… Сел против меня и начал расспрашивать.

Первое: из каких я местностей?.. Затем: как крестьяне этих местностей восприняли лозунг «вся власть Советам на местах» и как реагировали на действия врагов этого лозунга вообще и Украинской Центральной Рады, в частности? И бунтовались ли крестьяне моих местностей против нашествия контрреволюционных немецких и австрийских армий?.. Если да, то чего не доставало, чтобы крестьянские бунты вылились в повсеместные восстания и не слились с красногвардейскими отрядами, с таким мужеством защищавшими наши общие революционные достижения?..

На все эти вопросы я отвечал Ленину кратко. Ленин же, со свойственным организатору и руководителю умением, старался так обставлять свои вопросы, чтобы я как можно подробнее на них останавливался. Так, например, на вопрос, как крестьяне тех местностей, откуда я, воспринимали лозунг «вся власть Советам на местах», Ленин переспрашивал меня три раза».

Этот факт не отражен в биографической хронике вождя, не подтверждается он и тогдашней прессой, но, зная характер Махно, его настойчивость и то, что он уже тогда с гордостью считал себя настоящим защитником трудящегося крестьянства, можно предположить, что Нестору хотелось встретиться с вождем. С другой стороны, хорошо известно, какое значение придавал Владимир Ильич беседам с трудящимися, узнавая от них о положении на местах, о настроениях народных масс. Все это может подтвердить, что руководитель Советского государства, естественно, мог пойти навстречу анархисту и иметь с ним беседу, об этой встрече В. И. Ленина с Махно пишут и зарубежные авторы. По словам самого Махно, Ленин как личность произвел на него огромное впечатление, в своих воспоминаниях он неоднократно повторял одни и те же слова: «мудрый Ленин». Но в то же время Махно решил, что именно вождь большевиков – инициатор преследования анархистов в Москве и в других городах. Беседа с главой Советского правительства, у которого, как писал потом Махно, «многому можно научиться», очевидно, ускорила его отъезд на Украину для борьбы с австро-германскими захватчиками и гетманскими властями.

Находясь в Москве, Махно собственными глазами увидел, что открытая борьба против Советской власти чревата опасностью для любых контрреволюционных сил, и сделал для себя соответствующие выводы на будущее.

82 202,23 s`om