Kitobni o'qish: «Лето горячих дел»

© Шарапов В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Хочу выразить большую благодарность Тимуру Абакарову

Отдел по борьбе с бандитизмом был создан приказом НКВД № 001414 от 30 сентября 1941 г. на базе отдела по борьбе с бандитизмом Главного управления милиции НКВД СССР. Приказом НКВД № 001447 от 1 декабря 1944 г. отдел был преобразован в Главное управление по борьбе с бандитизмом.

«В агентурно-оперативной работе ГУББ по преследованию антисоветского подполья главное внимание обратить на установление местонахождения руководящих центров антисоветского подполья, изъятие и ликвидацию главарей бандгрупп и руководителей антисоветских подпольных организаций и групп, организацию агентурно-оперативных мероприятий, обеспечивающих выявление линий связи, конспиративных квартир, явочных пунктов, практикуя внедрение в состав центров антисоветского подполья нашей проверенной агентуры». 22 марта 1945 г. Л. П. Берия и В. Н. Меркулов подписали совместный приказ НКВД СССР и НКГБ СССР № 00224/00156.

Часть первая
Москва – Одесса

Уже не одно столетие делаются попытки исправить мир при помощи взрывчатых веществ.

Л. Кумор

Химзавод

Капитан ГУББ Алексей Комов притормозил свой «Zundapp» на небольшой возвышенности и осмотрелся. Над складом химзавода клубилось дымовое облако, сквозь которое проглядывались языки пламени. Капитан достал бинокль и оценил окружающую обстановку: здание завода вместе со вспомогательными постройками огнем не зацепило – оно находилось на приличном расстоянии от горящего склада. Спасибо проектировщикам.

В паре сотен метров, за бетонным забором, переминалась с ноги на ногу группа мужчин. Двое из них были одеты в полевую военную форму, остальные в гражданку, но все в юфтевых сапогах и вооружены пистолетами. Судя по активной жестикуляции, шло бурное обсуждение происшествия.

«Надо к ним, чтобы прояснили возникшую ситуацию, – подумал Комов. – На обычный пожар Волошин меня бы не послал – я не пожарный. Стало быть, пожар необычный. Чтобы до них добраться, по территории завода нужно давать кругаля в пару километров и, проехав заводские ворота, по сути, ехать в обратную сторону. Лучше напрямую, всего-то сотня метров – вон дырка в заборе, одна плита наклонилась – человек пролезет».

Комов свел мотоцикл с щебеночной дороги и сквозь редкий кустарник аккуратно спустился со склона. Оставив мотоцикл рядом с забором, он пролез между бетонными плитами, присоединился к группе людей и стал слушать, что они так бурно обсуждают. Было шесть часов утра по московскому времени.

Начальник отдела ГУББ майор Волошин разбудил его телефонным звонком ни свет ни заря.

– На химзаводе в Подмосковье пожар. – Волошин уточнил адрес. – А до этого что-то взорвалось. Не нравится мне все это. Разберись. Там сейчас начнется суматоха, наедут все, кому не лень. Постарайся попасть туда раньше них. Машину я сейчас вышлю.

– Я на мотоцикле – быстрее получится, – предложил Комов.

– Давай так, – согласился Волошин.

Когда на него обратили внимание, Комов предъявил удостоверение, представился и начал задавать вопросы.

– Что случилось? Если можно, поподробнее.

– Вот он лучше расскажет, – усатый мужчина в брезентовой куртке с капюшоном указал на своего соседа в зеленом халате. – Это наш заведующий лабораторией Нещадов.

Названный Нещадовым ввел Комова в суть дела.

– Это селитра, а селитра не горит сама по себе, но является источником концентрированного кислорода, который вызывает горение. При воздействии высоких температур нитрат аммония начинает быстро распадаться, образуя оксиды азота и водяной пар, что и вызывает горение и взрыв.

– А был взрыв? – уточнил Комов.

– Ну да, – подтвердил Нещадов и недовольно поморщился. – Сначала загорелось, а потом взорвалось. Но вот в чем закавыка. Селитру спичкой или бумажкой не подожжешь, а гореть на этом складе больше нечему.

– Хорошо, что вчера почти все вывезли, – встрял в разговор усатый, оказавшийся завскладом. – А то бы разнесло все окрестности вместе с заводом.

– Похоже на инициацию пожара извне – кто-то поджег, а это надо еще суметь, тут знания и практика необходимы, – предположил Нещадов.

– Естественно, подожгли супостаты, – сказал начальник охраны, парень в военной форме. – Охранник увидел троих, убегавших от склада к забору. Он открыл огонь из пистолета. Вася фронтовик, хорошо умел стрелять, может быть, в кого и попал, успел доложить по внутренней связи. А потом рвануло, ну и… нет Васи. Зато дыра в заборе осталась. Пора наказывать за разгильдяйство, а то сюда как на прогулку ходить будут.

«Похоже на диверсию; вернее, точно диверсия, а не какой-то там бандитский налет, – подумал Комов. – Может быть, в кого и попал… А куда попал и где подстреленный? Если живой, то успею допросить».

Комов, не говоря ни слова, рванул в направлении, куда убежали диверсанты. Он огибал территорию по широкой дуге, но все-таки напротив склада ему пыхнуло жаром в лицо.

«Пожарных, наверное, уже вызвали. Потушат».

В заборе действительно обнаружилась еще одна дыра.

«Сколько их здесь? Решето какое-то, а не забор».

Сразу за забором стоял лесок из хилых сосен, а чуть дальше, за деревьями, гуднул паровоз.

«Железная дорога. Скорее всего, по ней и смылись поджигатели».

Капитан побежал между деревьями, постреливая глазами по сторонам, и вскоре обнаружил тело, лежащее ничком под кустом. Человек был еще жив, ноги его слегка дергались, а на спине отчетливо алело пулевое отверстие.

«Агония», – моментально поставил диагноз Комов. Прошедший почти всю войну, офицер разведки, он быстро оценивал состояние раненых.

Перевернув тело, он всмотрелся в лицо совсем молодого человека, одетого в драный светло-зеленый комбинезон. Парень еще пытался дышать, судорожно сглатывая воздух.

«Не жилец, допросу не подлежит. Что он скажет, когда дышать не может. Медицину, конечно, привлечем для порядка, но бесполезно. Реанимационное оборудование они с собой не привезут, а зеленкой здесь не отделаешься», – подумал капитан.

Парень в последний раз дернулся, изогнулся дугой и затих, глядя остекленевшими глазами в небо.

Комов быстро обыскал тело и, кроме всякой мелочи, обнаружил финский нож с наборной рукояткой и до бритвенной остроты отточенным лезвием.

«Самоделка, но качественная, – оценил Комов. – В зоне такие делают».

Он трусцой побежал обратно. Лицо юноши с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами никак не оставляло его. Картинка стояла перед глазами, а в голове роились мысли.

«Дети войны. Ведь их сознание ежедневно загружали победными репортажами о героях и подвигах. Убей немца! Они тоже жаждали стать героями, но не успели, опоздали, играли в войнушку и ждали своего часа, но война закончилась, а на душе свербело, хотелось стрелять и взрывать мосты, и они становились членами банд, увлеченные уже воровской романтикой».

Вернувшись к сотрудникам завода, Комов обнаружил пожарную машину, фургон скорой помощи и эмку, вероятно, от НКВД. Так и оказалось. Подойдя к врачу, топтавшемуся возле фургона и не знающему, куда себя приложить, он рассказал про обнаруженного им раненого, уточнив его терминальное состояние ¹. Трое с носилками тут же бросились в указанном направлении. Пожарные начали разматывать шланг, глухо матерясь себе по нос.

Возле группы сотрудников стояли двое с эмблемами НКВД: майор и сержант с автоматом. Комов кратко доложил обстановку.

– Это не обычный бандитский налет, это диверсия, – констатировал майор. – Мы начнем работать, но, скорее всего, дело передадут вам.

– Скорее всего, – согласился Комов.

Волошин оказался прав.

Выбравшись за пределы ограждения, капитан повел мотоцикл вверх по склону по направлению к дороге.

Когда Комов вошел в кабинет, Волошин сидел в задумчивости, поигрывая пером. Потом, макнув его в чернильницу, подписал какую-то бумагу, промокнул чернила, сунул бумагу в папку, перо в чернильницу и воззрился на стоящего столбом капитана.

– Ну что стоишь как не родной? Садись, рассказывай.

Комов присел на банкетку, стоящую сбоку от стола. Откуда взялась эта нестандартная мебель, он понятия не имел. Капитан доложил о ситуации на химзаводе. Волошин внимательно слушал, иногда задавая интересующие его вопросы. Потом заключил:

– Стало быть, диверсия. – Он прищелкнул пальцами и одновременно причмокнул.

– Однозначно, – согласился Комов. – И работали профессионалы, по крайней мере один. Взорвать аммиачную селитру не так-то просто. Местный пояснил ситуацию.

– Вот только кто поджог… В нынешнем послевоенном бардаке активизировалось антисоветское подполье. Там в основном орудуют дезертиры, но и обычные банды на подхвате. СМЕРШ создан для войны, а война закончилась. Зато зашевелились иностранные разведки, привлекая тех же дезертиров и вербуя бандитов. Поэтому деньги из ограбленных банков и сберкасс часто идут не налетчикам, хотя они тоже в доле, а на проведение диверсий. На химзаводе очевидный случай. Что на складе с селитрой могут бандюки украсть? Поэтому на зарплате сидят бог знает у какого заказчика.

Майор криво усмехнулся.

– Надо установить личность трупа. Молодой, говоришь? Значит, начали привлекать молодежь в качестве прикрытия и отвлечения внимания, пока старшие делом занимается. А то и самих в самое пекло пихают.

Волошин достал папиросу и закурил. Комову не предложил, зная, что капитан некурящий.

– Пускай пока УГРО химзавод проверяет, накопает что-либо – нам передаст вместе с делом. А ты пока займешься сберкассой – в Хамовниках сберкассу ограбили. Там тоже все не так просто – профессионально сработали, как и ранее с инкассаторами. С этими инкассаторами целый спектакль разыграли: изобразили ремонт дороги, технику подогнали, указали объезд, а там машина попала в замаскированную яму. Четыре трупа. Ладно, возьми своих и разберись со сберкассой. Больно у них там ловко все получилось.

Комов знал, что майор Волошин анализирует и прогнозирует события с большой степенью точности, и в этом вопросе ему полностью доверял. А познакомились они совершенно случайно. В Берлине девятого мая.

Берлин

Танки стояли в шахматном порядке на тротуарах полуразрушенной берлинской улицы. Экипажи выбрались наружу и занимались кто чем: обсуждали текущие проблемы, сидя на броне и снарядных ящиках, без аппетита поглощали сухпаек, а некоторые лазили по окрестным руинам в поисках трофеев. На тротуаре, на брезентовой подстилке, привалившись спиной к стене, сидел радист в наушниках. Из вещмешка торчала антенна от рации, заброшенная в разбитое окно второго этажа. Судя по его выражению лица и периодическому прищелкиванию пальцами, передавали нечто интересное. Вроде бы все тихо-спокойно и даже непринужденно – так это выглядело на первый взгляд. Но только на первый. В поведении бойцов чувствовалась какая-то напряженность, недосказанность, ожидание неминуемых событий.

«Берлин взяли, а дальше что?»

К командиру разведроты Алексею Комову подскочил старшина Жигов с рулоном из холстины.

– Товарищ капитан, вот картина какая-то, в руинах нашел. Странная картина. Я живописью не увлекаюсь – может быть, вам сгодится.

Комов развернул холст.

«Чудища какие-то, – подумал он, посмотрел на автограф в углу картины. – Эрнст, не знаю такого, но любопытно. Может, и сгодится».

– Положи в мой вещмешок.

Комов вернул картину бойцу.

Неожиданно радист вскочил, сорвал с себя наушники и заорал благим матом.

– Победа! Капитуляцию подписали!

Никому и ничего объяснять не требовалось – все дружно закричали, размахивая руками. На площади, находящейся по соседству, раздался рев толпы, сопровождаемый стрельбой. Комов затряс кулаками и прослезился. Он воевал с осени 1942-го, и вот оно, свершилось. К нему вновь подбежал Жигов.

– Товарищ капитан, айда на площадь. Там концерт будут давать, сцену соорудили. Наши все собрались. Говорят, артистов привезли.

На последний разведпоиск Комов взял отделение. Остальные отдыхали в полевом лагере.

– На своем броневичке мы туда не прорвемся. Улица забита техникой. А пешком… – он задумался.

– Зачем пешком, – возразил Жигов. – На танке. Я договорился с танкистом.

– А танк что, по воздуху полетит? – Комов криво усмехнулся.

– Танкист сказал, что проедет, мол, знаю хитрую дорогу. А как насчет ста граммов для настроения?

– Положительно. Наливай.

Комов находился в подвешенном состоянии, его психика еще не перестроилась на мирное время. Как это не воевать? А что же тогда делать?

Жигов откуда-то притащил бутылку водки. Выпили, забрались на танк и поехали. И действительно проехали. С солдатами на броне танк свернул в ближайший проулок, свернул еще раз налево и, продавив кованую ограду, выехал на площадь, запруженную солдатами, включая англичан и американцев. Кто-то подъехал на грузовике со шнапсом в ящиках, который сразу же разошелся по рукам. Веселье зашкаливало.

К деревянному помосту подогнали задом тентованный грузовик, где находились артисты в ожидании своей очереди выступать. Рядом с импровизированной сценой угнездился маленький духовой оркестр. На сцене водили хоровод девушки в русских национальных нарядах.

Рядом с собой Комов обнаружил капитана в парадном мундире, что диссонировало с окружающим пейзажем. Комова это развеселило. Он тронул офицера за погон и широко улыбнулся.

– На парад собрался?

– Я из комендатуры, капитан Волошин Валерий, – спокойно отреагировал тот на подначку и улыбнулся в ответ.

Комов не понял, при чем тут парадный мундир, но вопросов задавать не стал.

– Капитан Комов Алексей из разведки. С победой!

– С победой.

Они пожали друг другу руки.

Когда концерт с артистами всех жанров закончился, духовой оркестр продолжил играть. На помосте начались танцы. Комов, выцепив из толпы стройную девицу с медицинскими эмблемами и в укороченной юбке, пригласил ее на танец. Девушка, выразив некоторое смущение, согласилась. Они танцевали с закрытыми глазами, прильнув друг к другу. Неожиданно Алексей почувствовал, что партнерша расслабилась и как-то осела. Он отстранил ее от себя и обнаружил у нее на спине окровавленную дырку от пули. Комов взял девушку на руки и отнес в грузовик. Никто ничего не понял, оркестр не прекращал играть, танцы продолжались.

– Медики есть? – спросил он артистов, сидящих в фургоне, и, не дождавшись ответа, выскочил наружу и тут же наткнулся на Волошина.

– Еще одного срезали, – спокойно сказал тот как про нечто обыденное. – Твою подругу, как я понял, тоже. Вон оттуда стреляли. – Он указал на здание у края площади. – Второй этаж, третье окно слева. Я как раз в ту сторону смотрел. Снайпер там засел.

Комов сразу все понял – не привыкать.

– Жигов, ко мне! – крикнул он стоящему неподалеку сержанту. Тот подбежал. – Снайпера надо снять.

– Понял. Кого еще привлечь?

– Сами разберемся.

– Я с вами, – сказал Волошин. – Пистолет при мне. Я раньше в УГРО работал, в МУРе.

– Годится, – кивнул Комов.

Группа перешла на край площади, а потом двинулась вдоль стен домов в направлении указанного Волошиным места.

«Хорошо устроился снайперишка – за оркестром не слышны звуки выстрелов, – подумал Комов. – Но надо спешить, а то сбежит ненароком».

Комов предложил Волошину фиксировать фасад, чтобы из окон не прыгали.

Это был не жилой дом, а какое-то учреждение. Они поднялись на второй этаж. В обе стороны тянулись коридоры, утыканные дверями кабинетов. Комов быстро вычислил нужную дверь. «Где-то здесь».

Дверь была приоткрыта, из кабинета послышались голоса.

– Эльза, нам пора сматываться. Нас наверняка засекли, – сказал мужской голос.

– Еще разочек стрельну, – ответил женский.

Разговаривали по-немецки.

Но еще раз выстрелить не дали. Комов подал знак Жигову, тот кивнул, согнувшись, нырнул в дверь и тут же подался в сторону. В створ двери влетела очередь из автомата, и следом раздались два пистолетных выстрела. «Жига не промахнется», – прикинул Комов и запрыгнул в комнату. На диване, придвинутом к окну, сидела девица в легком платье и целилась из снайперской винтовки в сторону площади. Алексей, не раздумывая, прострелил ей оба предплечья. Снайперша вскрикнула и отвалилась на диван, выронив винтовку.

– Этот тоже готов, – сказал Жигов, поднявшись. Жига редко промахивался.

В углу кабинета сидел парень с откинутой головой и с дыркой во лбу. Вторая пуля попала в область сердца. Одет он был в добротный костюм, при галстуке и при запонках. На груди у него лежал автомат.

– Давай эту потрошить. – Алексей кивнул в сторону девицы, корчившейся на диване. – Махни Волошину – пускай заходит.

Вскоре появился Волошин и быстро оценил обстановку.

– Гитлерюгенд ²?

– Скорее, фольксштурм ³. Староваты они для югенда, – пояснил Комов.

Капитан приступил к допросу. За время войны он прилично выучил немецкий язык: и понимал, и разговаривал.

– Wer hat geschickt ⁴?

Девица молчала, вытаращив глаза и слегка поскуливая.

– Героиню из себя строишь? – продолжил Комов по-немецки. – Я вот сейчас прострелю тебе обе коленки, да по нескольку раз. Всю жизнь будешь на костылях ходить. И кому ты будешь нужна? Особенно замуж. Кто послал, отвечай быстро!

– Герр Дитрих, – пролепетала девица.

– Звание герра Дитриха?

– Штурмфюрер СС.

– Ты из фольксштурма?

Девица быстро закивала.

– Где находится герр Дитрих? Где ваша база?

В ответ молчание.

Комов приставил дуло пистолета к коленке снайперши.

– Где ваша база? Отвечай. Считаю до двух и стреляю. Раз…

Девица скороговоркой назвала адрес.

– Ну, вот и отлично! Жигов, прибери оружие. Пошли. Будем базу брать, пока не разбежались, как крысы. – Комов тронул за плечо застывшего Волошина.

– Пошли.

Выходя из комнаты, он обернулся и кивнул. Жигов кивнул в ответ, что понял.

Когда они спускались по лестнице, раздалась автоматная очередь.

– Ее бы в комендатуру, а потом к контрикам… – посетовал Волошин.

– Ей больше нечего сказать, а одну оставлять нельзя – сбежала бы и взялась за прежнее. Нацисты упертые. Герра Дитриха отведешь к контрикам. Кстати, ты знаешь, где этот дом с полуподвалом? Или ты не с нами?

Комов вопросительно посмотрел на Волошина.

– С вами, – не задумываясь, ответил тот. – А дом этот не очень далеко, через три квартала.

Жигов быстро собрал бойцов, вооруженных автоматами ППШ, и они легким бегом устремились по указанному адресу.

Дверь в полуподвал была заперта, но ее вышиб огромный мужчина по прозвищу Мамонт. Группа захвата ворвалась внутрь. В небольшом зале с низким потолком за столом сидели трое. Один из них был одет в форму СС. На этот раз обошлось без стрельбы. Никто даже не дернулся за оружием, а сразу же подняли руки вверх. Сильно жить хотелось.

– Вот этих и заберешь в комендатуру. – Комов подмигнул Волошину. – Жигов, обеспечь конвоирование.

Все участники этой операции были награждены орденами и медалями, включая капитана Волошина.

Вернувшись в Москву, Комов вошел в квартиру, где он проживал вместе с матерью (отец погиб в ополчении), и остолбенел от обилия пыли и неприятных запахов. Мать еще не вернулась из Средней Азии, куда была эвакуирована в начале войны. За все время от нее пришло всего три письма.

«Жива ли она?» – мелькнула мысль.

Произведя генеральную уборку и помывшись в ванной, Комов, закутавшись в простыню и усевшись на диван, начал думать о своих неясных перспективах. Привыкнув к рваному ритму военной жизни, он не мог понять, а чем ему дальше заниматься. Демобилизоваться, восстановиться на исторический факультет? Возможно, но успеется. Лето лишь началось. Надо расслабиться, стараться привыкнуть к покою. А на какие шиши расслабляться?

Комов вспомнил про странную картину, подаренную ему Жиговым. Может быть, она каких-нибудь денег стоит? Надо попробовать продать.

Он отправился к школьному учителю истории, который увлекался антиквариатом. У того при взгляде на картину аж очки сползи с носа.

– Это же Эрнст, выдающийся сюрреалист. Откуда она у тебя?

Комов пожал плечами.

– Трофей. Из Берлина. Попался по дороге.

– Хочешь продать? – спросил учитель.

– Угу, – подтвердил Комов.

– У меня таких денег нет. – Учитель протестующе замахал ладонью. – Но попробую посодействовать. Есть пара вариантов.

– А сколько может стоить такая картина? – поинтересовался Комов.

Когда учитель назвал цену, у Комова защекотало под ложечкой. Названная сумма показалась ему огромной.

Продав картину, Алексей загулял: ходил по ресторанам, встречался со случайными женщинами, в конце концов ввязался в пьяную ресторанную драку и загремел в отделение милиции. Выяснив его личность, дежурный уважительно посмотрел на Комова и сказал, мол, как проспишься, отпустим, а то еще где-нибудь начудишь.

Странно и неожиданно пересекаются человеческие судьбы. Волошин прибыл в это отделение, чтобы лично допросить одного подозреваемого, и в стенной нише за решеткой обнаружил Комова, уставившегося на него похмельными глазами.

– Здорово, комендант, – пьяным голосом проговорил Комов и ухмыльнулся. – Нам надо выпить за встречу.

Волошин некоторое время молча смотрел на Алексея, а потом сказал:

– Сейчас я тебя отсюда вытащу, а потом поговорим. Когда проспишься.

Капитан Волошин ушел на фронт из МУРа, поругавшись с начальством по одному невнятному уголовному делу. Когда он вернулся, его по серьезной рекомендации направили в ГУББ и назначили начальником одного из отделов. Волошин не привечал надзаконные методы данной структуры, на которые смотрели сквозь пальцы, но, будучи прагматиком, понимал, что без них не обойтись. Увидев Комова, он моментально принял решение.

«Вот кому нужно возглавить оперативное отделение». Он вспомнил Берлин. «Этот никакими методами не погнушается. А тут при деле будет, а то, чувствуется, разболтался совсем, понесло его по закоулкам».

Вернувшись с фронта, Алексей Комов никак не мог приспособиться к мирной жизни. Он чувствовал себя неким существом, которое вытащили из струйной реки и бросили в вязкое болото. Хочется нырнуть, а не получается и приходится ползать по поверхности, страдая от незнакомых ощущений. Привыкший жить в напряженном режиме, непрерывно фиксируя окружающую обстановку в ожидании неожиданностей, иногда смертельных, он маялся от безделья. Ну, привел в порядок квартиру, начал, лежа на диване, читать художественную литературу, но не лезло, не затягивали острые сюжеты. Он три года лично участвовал в подобных сюжетах, хотел этих острых сюжетов, но только не на бумаге, а в реальности. Поэтому он влез в ресторанную драку с превеликим удовольствием. А когда начал работать в ГУББ, жизнь вошла в привычную колею.