Kitobni o'qish: «Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции»
От автора
Евреи гордятся тем, что они дали стране такую личность, как Яков Свердлов.
С. Рабинович. «Евреи и СССР», М., 1965
У нас в России история традиционно воспринимается «по крупному», увязываясь главным образом с руководителями государства – «эпоха Екатерины II», «эпоха Николая I», «эпоха Брежнева» и т. д. Для Запада более привычен другой подход – узкая персонификация истории до набора биографий отдельных политических деятелей.
Оба метода в целом верны, но оба обладают и серьезными изъянами. Так что правильным оказывается найти их оптимальное сочетание. Разумеется, именно глава государства в первую очередь прославляется теми свершениями, которые достигла страна в период его правления, и в первую очередь именно он несет ответственность за все беды и несчастья, которые в это время претерпел народ. Разве можно, например, утверждать, что президент Путин, несмотря на его личные положительные черты и рейтинги, не отвечает за углубление при нем развала России, обнищание провинции, уродливую «монетизацию», пенсионные, жилищные и прочие безобразия?
Но если мы желаем более детально исследовать исторические процессы, механизмы принятия тех или иных решений, выбора политического курса, тактических и стратегических зигзагов, то здесь, конечно, уровня глав государств будет уже недостаточно. Тут надо учитывать, что во все времена и почти при всех правителях существовали свои талейраны, кольберы, меттернихи, серые и прочих цветов радуги кардиналы.
Порой это оказывается очень важным. Так, когда мы касаемся одного из переломных моментов нашего прошлого, эпохи революции и гражданской войны – той, что принято именовать «эпохой Ленина», обращает на себя внимание фигура Якова Михайловича (Янкеля Мовшовича) Свердлова. Одна из самых страшных фигур в российской истории. И одна из самых загадочных. Да, не побоюсь этого слова, загадочных. Она как бы вообще «выпадает» из рассмотрения исследователей.
Хотя деятель-то был не маленький! И почестей удостоился чрезвычайных. Похоронен у Кремлевской стены – не в стене, а у стены, в шеренге немногих «избранных». Его именем был назван огромный областной город, площадь в самом центре Москвы, десятки поселков, станций, колхозов, оно было присвоено многим советским и партийным учреждениям, воинским частям, школам, больницам, пионерлагерям, заводам, фабрикам. Практически в каждом городе и городишке обязательно была улица Свердлова… То есть почести по самому высшему разряду! Из руководителей партии и правительства таковых удостоились считанные единицы. Но при этом всегда оставалось непонятным – а за что? Что он такого выдающегося сотворил?
Писали о нем совсем мало. Он как бы всегда оставался «в тени», не сам по себе, а «при» Ленине. Была издана книжка его избранных произведений. Одна. И ответа на вопрос о его заслугах она не дает. Теоретиком он не был. Все речи, статьи, доклады – достаточно серенькие, примитивные, без следа какой-либо оригинальной мысли. Был снят художественный фильм «Яков Свердлов». Один. Скучный, туповатый и сугубо плакатный. Тоже без ответа на вопросы. Был издан сборник воспоминаний о нем. Один. Плюс мемуары вдовы. Плюс одна или две биографии – сухие, выхолощенные. Да и то, если не ошибаюсь, биографии выходили не в Москве, а в Свердловске. Труды публицистов провинциального уровня. Невольно складывается впечатление, будто все это делалось «для галочки». Для заполнения пропагандистского «вакуума». Ага, мол, о Свердлове еще фильма нет – непорядок, надо бы снять.
А вот научных, полновесных монографий о нем, кажется, совсем не было. Ни одной. Автору этих строк в юности даже доводилось слышать объяснение его «заслуг» – дескать, он просто умер первым из видных большевиков, вот его и почтили сверх меры. Но ведь что интересно – за рубежом о советских вождях создавалась масса литературы. Ленина, Троцкого, Сталина, Дзержинского, Бухарина, Радека и т. п. по всем косточкам раскатывали. А о Свердлове – почти ничего. Его и там по каким-то причинам обходили стороной!
Настала «перестройка» с «гласностью», затем «демократизация» с еще большей «гласностью», запреты снялись, архивы открылись. Покатился поток книг, статей, телепередач, «разоблачительных» кампаний. Но снова героями их становились сугубо те же персоны – Ленин, Троцкий, Сталин, Дзержинский, Бухарин… Не Свердлов.
Хотя оказывается, что автором всех самых громких, самых чудовищных преступлений «военного коммунизма» являлся именно он! Яков Михайлович. Нет, я не хочу представить дело так, будто остальные вожди большевиков были ангелами во плоти. Но «честь» авторства почему-то неизменно принадлежала ему. Другие руководители лишь развивали и продолжали его «начинания».
Мы привычно перечисляем – Ленин, Троцкий, Сталин, Дзержинский… А ведь Свердлов-то был в свое время величиной более крупной, чем даже Троцкий и Сталин. «Вождем номер два». И только после его смерти на этот ранг стал выдвигаться Троцкий! О Дзержинском я уж не говорю. Для Свердлова оказывалось вполне возможным регулировать и даже устранять со своего пути «всемогущего» председателя ВЧК. Авторы интерактивного биографического проекта «Хронос» глубокомысленно рассуждают о том, что если бы Свердлов не скончался раньше, он «вряд ли бы пережил 1937-й»… Не задумываясь о том, что при подобном раскладе не было бы самого 1937-го. Точнее, он был бы, но гораздо раньше. И с другими последствиями – покатились бы головы Сталина и «сталинистов». Потому что Яков Михайлович был гораздо умнее Троцкого, Каменева, Зиновьева и не позволил бы так запросто перехитрить себя и оттеснить от власти.
Кстати, мы привычно говорим о «сталинистах», «троцкистах». И никогда не упоминаем о «свердловистах» (или «свердловцах»?) А они, оказывается, существовали, «вождь номер два» имел собственную, вполне реальную группировку внутри партии. И группировку настолько сильную, что в конце жизни Яков Михайлович готов был встать в оппозицию самому Ленину… Но выясняется вдруг и то, что опору Свердлова составляли не только его единомышленники. Что он, ни разу не покидавший Россию, имел тайные связи и с зарубежьем…
Обо всем этом я и хочу рассказать в своей книге. Нет, наверное, не на все вопросы мне удалось найти исчерпывающие и однозначные ответы. Слишком многое уже занесено «пылью времен». Или было преднамеренно и очень тщательно заметено этой «пылью». Но по крайней мере я постарался высветить такие неясности и темные моменты, вскрыть их. И надеюсь, что эта работа поможет читателю составить более полное представление о далеко не простой жизни и судьбе одного из главных губителей и палачей России.
1. Далеко за «чертой оседлости»
Где-то во второй половине XIX века, предположительно в 1870-е годы, в Нижний Новгород переехал мастер-гравер Мовша Израилевич Свердлов. Какова была его настоящая фамилия? Доподлинно известно лишь то, что Яков Михайлович нигде и никогда фамилию своего отца не указывал. Некоторые источники говорят – Свердлин. А американский журнал «Свободное слово России» и сибирская газета «Русский Восток» со ссылкой на британского журналиста Р. Вильтона называют – Розенфельд. Хотя в данном случае велика вероятность, что Вильтон спутал с фамилией Каменева. Но для нашей темы это не имеет принципиального значения. В отличие от того же Каменева, Ленина и т. п. Свердлов – не литературный псевдоним, затмивший подлинное имя. Все родные и потомки «вождя номер два» известны как Свердловы. Вот и мы будем их называть этой фамилией.
Откуда прибыл Мовша Израилевич? Данный вопрос также не совсем ясен. Ряд авторов неопределенно сообщают – «из Литвы». А Н.А. Соколов, производивший расследование убийства Николая II и его семьи, называл Якова Свердлова «мещанин г. Полоцка Витебской губернии», тут же рядом указывая, что родился он в Нижнем Новгороде. Но никаких противоречий тут может и не быть. Витебская губерния в ту пору традиционно относилась к «Литве», поскольку в состав Российской империи они вошли вместе, во время «первого раздела» Речи Посполитой. И вполне можно было родиться в Нижнем, оставаясь при этом мещанином не Нижнего, а Полоцка. Поскольку существовала так называемая «черта оседлости».
Она возникла исторически. Вплоть до XVII века постоянное проживание евреев на территории России запрещалось – если только они не примут крещение. Но в последующем к нашему государству присоединялись западные регионы: Прибалтика, Украина, Белоруссия, Литва, Польша, Бессарабия, где существовали многочисленные иудейские общины. Русские цари, как правило, сохраняли жителям приобретенных территорий все права, которые они имели прежде. В том числе и право иудеев жить по своим обычаям и исповедовать свою религию. Но при этом и исконным российским землям сохраняли их прежние права. В том числе право жить без евреев. Так и появилась «черта оседлости». В результате которой иудеи, перейдя под власть Романовых, в общем-то ничего не теряли по сравнению с жизнью в составе Речи Посполитой. Однако и не приобрели права расселяться где им будет угодно.
Конечно же, в реальности, поскольку государство было единым, эти ограничения постепенно размывались, смягчались. И к концу XIX века «черта оседлости» по сути означала лишь то, что западнее ее запрещалось строить и содержать синагоги. Но когда на престол взошел Александр III, он взял курс на проведение русской национальной политики. И, в частности, издал в 1882 г. «Временные правила», напоминавшие об ограничениях и ужесточавшие контроль за проживанием иудеев. Видимо, Мовше Израилевичу, как и многим его соплеменникам, пришлось в этот период крепко понервничать.
Впрочем, пути преодоления формальных запретов были уже отработаны. Во-первых, чтобы избежать их, достаточно было принять крещение. Даже и формально. Чем и пользовались многие евреи – если не веришь в Таинство, то почему бы не окунуться? Их и называли на Руси не «крещеными», а «мочеными». А часто обходились и без «мочения». Находили нерадивых священнослужителей, готовых за мзду выдать требуемое свидетельство и сделать запись в метрической книге. И что еще надо? Информация о таких «своих» священнослужителях и храмах распространялась в иудейских общинах, если хочешь – пользуйся. Во-вторых, «черта оседлости» означала именно оседлость, а не временное проживание. Чем тоже пользовались. Записывали недвижимость на подставных «моченых» лиц и жили как бы «в гостях». Можно было на денек съездить на «историческую родину» и снова «в гости» вернуться. Или сунуть городским властям «барашка в бумажке», чтобы закрыли глаза на эту «временность».
Нет, такими способами Мовша Израилевич пользоваться не стал. Он, судя по всему, был иудеем ортодоксальным, принципиальным. А пользоваться услугами подставных людей было малонадежно для человека, желающего поставить свое дело на твердую ногу. Но для него это и не потребовалось. Закон имел множество исключений. Он не касался, скажем, евреев с высшим образованием – юристов, врачей, историков, литераторов и т. п. Не касался учащихся – на период обучения. Не касался ряда профессий – ювелиров, зубных техников, фармацевтов, высококвалифицированных ремесленников. И Мовша Израилевич вполне попал под эту категорию. Его вид на жительство в Нижнем Новгороде никем не оспаривался и не подвергался сомнению.
Он женился. О супруге сведений сохранилось совсем мало. Известно лишь, что звали ее Елизаветой Соломоновной, и она была домохозяйкой. И что она практически постоянно ходила «непраздной». Муж был человеком активным, и дети пошли один за другим. В 1882 г. родилась дочь Софья, в 1884 г. – сын Залман. А 23 мая (4 июня) 1885 г. – Янкель. Тот, кого в протоколах полиции и жандармского управления будут фиксировать как Янкеля Мовшовича, а в обиходе станут называть Яковом Михайловичем… Но и он был не младшим. Следом за ним появились на свет Беня, Сарра, Лейба.
Жили Свердловы далеко не бедно. Очевидно, и Мовша Израилевич начал свое дело не с «нуля», и за женой приданое получил. Он приобрел большой двухэтажный каменный дом с несколькими деревянными пристройками и сараями. И не в трущобах, которых в Нижнем хватало. Не на окраинах или в предместьях, а в самом центре города, на Большой Покровке. Точнее, дом принадлежал двоим совладельцам, граверу Свердлову и богатому ювелиру, тоже еврею. А еще точнее, Мовша Израилевич был не просто мастером-гравером, а владельцем солидной граверной мастерской, где трудились наемные подмастерья и рабочие.
Мы знаем имя одного из них – Генрих Ягода (Иегуди). Дальний родственник Мовши Израилевича, сын его двоюродного брата. Он, правда, трудился в мастерской Свердлова уже позже, в начала ХХ века. Но из данного факта нетрудно сделать вывод, что и остальные работники были того же сорта. Сородичи, соплеменники. Словом, прописался и угнездился сам – помоги другим. Точно так же, как в наши дни всевозможные «гости» с солнечного Юга, зацепившись в столице и крупных городах, получив регистрацию, помогают приютиться под своим крылом родне, близким, знакомым. Сосед-ювелир, кстати, также был владельцем мастерской с работниками и подмастерьями. И таким образом двор и дом с двумя семьями и мастерскими представлял собой маленькую еврейскую общину.
Существовала и большая. Нижний Новгород в то время являлся одним из крупнейших торговых центров России, перекрестком важнейших путей по Волге и Оке, значительным речным портом, «столицей» знаменитой Макарьевской ярмарки, городом купцов, судовладельцев, промышленных воротил. Упустить такое выгодное место состоятельные еврейские торговцы, финансисты, ростовщики, ремесленники никак не могли. В подобных городах обосновывались значительные иудейские колонии, члены которых имели прочные контакты друг с другом, осуществляли взаимопомощь, переплетались родственными связями, совместно решали важные общие дела, создавали подпольные синагоги. И жили не то чтобы самозамкнуто – замыкаться было нельзя, надо же «гешефт» делать, но «себе на уме».
Русские, татарские, немецкие клиенты, конечно же, обращались к «Михал Израилевичу», зная его прекрасную деловую репутацию. И он, конечно же, принимал их со всем радушием, поддерживая свою репутацию. Знакомился и приветливо раскланивался с городским «светом», в потенциале приобретая новых клиентов. Но «для души» оказывались все же важнее другие знакомства. С единоверцами. Дела у него шли прекрасно. В таком городе, как Нижний, недостатка в заказчиках не было. Мастер и его предприятие изготовляли дверные таблички, гравированные пластиночки для поздравительных адресов, памятных альбомов, подарочного оружия, делали красивые надписи по вкусу клиентов на надгробных памятниках, делали печати и штампы для учреждений и частных фирм.
При исследовании биографии Свердлова одним из самых ценных источников оказываются воспоминания его вдовы, Клавдии Тимофеевны Новгородцевой. К ним мы постоянно будем обращаться по ходу этой книги. В отличие от большинства советских трудов о Якове Михайловиче, чисто плакатных, плоских, выхолощенных, ее мемуары, даже несмотря на сильную лакировку и приглаженность, содержат множество живых впечатлений, бытовых мелочей и фактов. Которые сами по себе или при сопоставлении с другими источниками позволяют порой получить весьма ценную информацию.
Так, из ее книги мы узнаем, что впоследствии гравер Мовша Израилевич немало помогал революционерам, изготовляя печати для поддельных паспортов, полицейские штампы. А отсюда само собой напрашивается немаловажное заключение, что… зарабатывал он не только праведными трудами. Потому что Нижний Новгород был не только крупным центром торговли, но и российского преступного мира. Откройте томик Гиляровского и прочитайте очерк «Под «Веселой козой». Знаменитый журналист очень ярко описал, что здесь творилось – нижегородские «Самокаты», «мельницы», «кузницы», притоны, малины. «Это волчье логово, всегда буйное, пьяное… Вся уголовщина, сбегавшаяся отовсюду на ярмарку, чувствовала себя здесь как дома. Попадали туда (на «Самокаты» не шли, не ездили, а именно попадали) и рабочие-водники со всех соседних пристаней и складов на берегу Волги, где был для них и ночлежный дом. Туда безбоязненно входил всякий, потому что полицейского надзора не существовало во всем этом обширном районе водников…»
Гиляровский описывает целые кварталы публичных и игорных домов всех пошибов, рассказывает о бандитских вертепах, расцветавших во время ярмарок. «Там было около кого погреть руки разбойному люду. Кроме карманников, вроде Пашки Рябчика, рязанского Щучки, Байстрюкова и Соньки Блювштейн, знаменитой Соньки Золотой Ручки, съезжались сюда шулера и воры не только из Москвы, Одессы, Варшавы, но даже Восток стал своим…» Сообщает, что и беглые с каторги обычно устремлялись именно сюда.
И для многих подобных типов новая хорошая «ксива» была, ясное дело, не лишней. А платили за подобную работу щедро. Да и соседство с ювелиром для таких клиентов было весьма удобным – в одном месте можно и сбыть ценную добычу (или изменить ее облик), и новыми документами разжиться. Предположение? Не только. Дальше по ходу книги я приведу несколько косвенных фактов, способных свидетельствовать о связях Мовши Израилевича с преступным миром.
В целом же проживание далеко за «чертой оседлости» давало возможность неплохих заработков. Однако оно имело и важные издержки. Скажем, для детей. Где-нибудь в Витебской губернии, Одессе, на Волыни ребята получили бы полноценное иудейское воспитание при синагоге от опытных общинных учителей. Изучили бы необходимые тексты, обряды, правила поведения. Дети Мовши Израилевича тоже воспитывались в религиозных традициях. И Яша Свердлов даже и много позже, арестованный за революционную работу, будет в анкетах жандармского управления в графе «вероисповедание» указывать – «иудейское». Да, «иудейское», а не «атеист», как отвечали на данный вопрос многие его соратники.
Но нетрудно понять, что воспитание он получил не такое, как его западные сверстники. Религиозное обучение – только домашнее. Или от непрофессиональных знатоков-учителей нижегородской колонии. Опять же, как должен воспринимать ребенок, если ему внушают какие-то истины, доказывают важность и необходимость каких-то ритуалов – а параллельно объясняют, что об этих истинах вслух лучше не говорить. И о ритуалах тоже. И, несмотря на их важность, иногда их из конспиративных соображений эти ритуалы выполнять не надо. Значит, они получаются не такими уж необходимыми? Не обязательными? Вероятно, отсюда берет начало присущая Свердлову скрытность. И попытки самому найти ответы на интересующие вопросы…
Было и другое. Иудейские дети на Волыни и в Литве росли в кругу себе подобных. В Нижнем Новгороде – среди «чужих». Новгородцева пишет, что Яша с раннего детства дружил с местными ребятами, верховодил в компаниях, был организатором игр и забав для всей улицы, увлекался греблей и плаванием, что сверстники часто забегали в дом Свердловых… Вот тут осмелюсь выразить сомнение. Он не мог дружить со всей нижегородской детворой. Даже сбегать с ними гурьбой искупаться на Волгу. Плавок и трусиков тогда ребятня не носила. И кто-нибудь заинтересовался бы обрезанием, стал бы подшучивать, подначивать. Да и в других отношениях на чужой роток не накинешь платок. А тем более при детской непосредственности. Кто-то подденет – почему не ешь «некошерное» лакомство? Кто-то начнет дразнить из-за того, что не идешь играть в субботу. Кто-то посмеется из-за того, что «нехристь». Отсюда неизбежные обиды. Затаенная злость. Мстительность.
Есть свидетельства о том, что Яша рано научился драться, рос задиристым и хулиганистым. Роста был низенького, в силе другим мальцам уступал. Но брал свое хитростью, изворотливостью. А дружил-то он, скорее всего, с такими же, как сам, с детьми нижегородских евреев. Как раз они, видать, и в дом к нему наведывались. В их ватагах он и верховодил. Что было нетрудно, если это были дети папиных работников. Попробуй не уступи лидерства хозяйскому сыну! Он и привыкал к лидерству. А ближайшим другом детства Якова Михайловича был Вольф Михелевич Лубоцкий. В будущем – видный большевик и секретарь Московского комитета партии Владимир Михайлович Загорский. Такой же, как Яша, отпрыск еврейской семьи. И… как бы не сынок соседа-ювелира? Во всяком случае, из всех источников очень уж тщательно устранена всякая информация о ювелире. Как и родословная Лубоцкого. Зато в воспоминаниях Новгородцевой любимым местом игр мальчиков и их «тайным укрытием» называется то чердак Лубоцких, то чердак Свердловых. Вот и вертится на языке вопрос – не один ли это был чердак? Над двухэтажным общим домом?
Кстати, многое говорит о том, что в их детском тандеме первым был все-таки не Свердлов, а Лубоцкий. Он и по возрасту был на два года старше. А может быть, общественное и имущественное положение его семья занимала чуть повыше, чем у Яши. Как бы то ни было, они являлись «одного поля ягодой».
Мовша Израилевич был главой дома обстоятельным. Не только собственное дело развивал, но заботился и о том, чтобы детей поставить на ноги, дать им хорошее образование. Читать Янкель-Яша научился дома, от родителей (и, очевидно, не только по-русски). Успешно окончил городское начальное училище и, как и его друг Лубоцкий, был определен в гимназию.
Что само по себе характеризует достаток Свердловых. В России в то время существовало несколько типов средних учебных заведений: гимназии, реальные и коммерческие училища, духовные училища, кадетские корпуса и др. Все они несколько различались по направленности обучения. Различались и по стоимости. Гимназии были самыми дорогими. Но и самыми престижными. Они давали «классическое» образование – их выпускники осваивали как минимум два иностранных языка, не считая «мертвых», латыни и греческого, получали огромный багаж гуманитарных знаний. Гимназическое образование само по себе выводило «в люди», оно было достаточным для устройства на чиновничью службу, для учительской работы в земских школах и начальных училищах. В гимназии обычно шли и те, кто планировал потом продолжить обучение в университетах – на юристов, медиков, преподавателей. Стало быть, и Свердлов-отец прогнозировал пустить сына не по собственной, а по более благоустроенной жизненной дороге.
Что ж, способностей и ума у Яши было не отнять. А энергии тем более, через край. И любознательности. С детства он зачитывался книгами. Стало быть, и на них денег хватало, давали на «карманные расходы». Сведений о детских годах Свердлова вообще мало. Новгородцева пишет: «Яков Михайлович не любил говорить о себе… И лишь многие годы, прожитые с Яковом Михайловичем, рассказы его отца, брата, сестер, изучение различных документов дали мне возможность восстановить более или менее полную картину его детства и юности».
Увы, многими из этих «различных документов» мы с вами не располагаем. И вряд ли когда-нибудь будем располагать. Вот и остается складывать «мозаику» из того, что есть. Упоминается, допустим, о постоянных стычках Якова с классным наставником, о выговорах гимназического начальства, о наказаниях, о «непокорстве». Что не так уж редко в детской среде. И не исключено, что шло по молодости, от буйного характера. Детское упрямое хулиганство. Но Яша и целенаправленно развивал в себе «бунтарские» качества. Они с Лубоцким еще в гимназические годы увлеклись «революционностью».
Но революционностью еще не марксистской, не социалистической или демократической. Кого же в таком возрасте заинтересует подобная нудятина? Нет, они запоем глотали книги про Спартака, Овода, Кожухова, Гарибальди. И грезили созданием тайной могущественной организации наподобие карбонариев. Но не итальянских, а, конечно, еврейских. Чтобы с клятвами, плащами и кинжалами, подземельями, внезапными ударами по врагу и карами предателей. Выдумывали эти клятвы, уставы. И даже купили себе револьвер, пряча его на том самом чердаке. Купили, как сами понимаете, не в магазине. А где еще два пацана могли купить в Нижнем «шпалер»? Чтоб не спросили, зачем нужен, кто ты такой и где деньги взял? Ответить нетрудно, в воровских трущобах. То есть, знали, к кому там обратиться, кто не надует. Вот вам одно косвенное подтверждение, что Мовша Израилевич имел дела с преступным миром. В результате чего и у Яши там образовались знакомства. Может, с кем-то из клиентов, кто домой приходил. А может, и сам по поручению отца заказы относил.
Вообще в семье мастера-гравера бездельничать и нахлебничать не полагалось. Дети должны были и по дому помогать, и в отцовских делах тоже. Папа, судя по всему, был крутоват. И жизнь семьи была далека от дружной идиллии.
Дочку Софью, едва подросла, сразу же выдали замуж. За такого же владельца граверной мастерской из Саратова по фамилии Авербах. То есть, выгодно пристроили. И саму «в люди» определили, и для «гешефта» полезно – какие-то новые дела наклюнутся, новые связи, обмен клиентами, переезжающими туда или сюда. Сердечными симпатиями и антипатиями самой Сони при сем вряд ли кто-то поинтересовался.
А потом случилась ссора Мовши Израилевича со старшим сыном Залманом. История эта очень темная. Ее передают в двух вариантах Б. Бажанов и журналист И. Коршикова. Бажанов сообщает, что Залман по неясным причинам порвал с семьей и иудаизмом, и отец торжественно проклял его ритуальным еврейским проклятием. Залман был крещен и усыновлен писателем Горьким, стал Зиновием Пешковым. Впоследствии уехал во Францию, служил в Иностранном легионе, в боях под Верденом потерял руку. И когда старик Свердлов узнал об этом, он страшно разволновался – какую? А получив ответ, что правую, торжествовал. Поскольку по формуле иудейского проклятия сын и должен был потерять именно правую руку.
Ирина Коршикова обвиняет в ссоре Якова. Дескать, они поссорились из-за соседской девчонки, Залман побил брата, и тот нажаловался в полицию. Старший брат бежал, пристроился у Горького. Который порекомендовал его в театр Немировичу-Данченко. А чтобы он, еврей, мог жить в Москве, его крестили, и Горький усыновил его. Отец же, узнав о крещении, разразился ритуальными проклятиями…
Но тут следует предостеречь читателя, что достоверность обоих названных источников крайне невысока. Бажанов, будучи секретарем Сталина, удрал за кордон и издал там мемуары, заведомо нацеленные на «сверхсенсации». Доверять его свидетельствам было бы крайне опрометчиво. Так, он утверждает, будто был близко знаком с семьей Свердловых, но на трех страницах воспоминаний о них допустил не менее 5 грубых ошибок. В реальности же он был дружен лишь с мальчишкой Германом Свердловым – шутником, склонным к розыгрышам и мистификациям.
Очерк же И. Коршиковой больше напоминает художественное, крайне сентиментальное произведение, основанное на сюжете Бажанова. Фактических ошибок там еще больше. И крайне сомнительно, чтобы в гипотетическом конфликте Залмана и Якова, где младший брат якобы выступил стукачом, отец принял сторону предателя. Кстати, на самом-то деле после ухода из дома Залман порвал отношения с братьями далеко не сразу. Еще долго, живя у Горького поддерживал с ними связь. Как и сам Горький. Что с версией Коршиковой совсем не стыкуется.
И доподлинно известно в данной истории лишь то, что старший брат действительно ушел из семьи, крестился, стал Зиновием Пешковым, потерял руку во Франции, но продолжал службу. Получил французское гражданство, дослужился до чина полного генерала, был видным масоном и другом де Голля. Но сие уже выходит за пределы нашего сюжета. И мы из случившегося можем сделать выводы лишь о том, что характер у Мовши Израилевича был далеко не «сахарным». И что родственного тепла в его семье было не густо.
В 1900 году в доме Свердловых происходят новые катастрофы. Сперва семью посещает огромное горе – умирает мать. И в этом же году, после четвертого класса, 15-летний Яков расстается с гимназией. И уходит из дома… Причем в случае с Яковом, как и с его старшим братом, очень много неясного. Что стряслось на самом деле? В чем причина его разрыва с родными?
К.Т. Новгородцева дает объяснение, связывая его уход со смертью матери: «Отцу одному нелегко было прокормить многочисленных ребят и поддерживать порядок в доме. Усилилась нужда». Вот и пришлось, мол, парнишке «оставить гимназию и думать о заработке». Но при этом, «сознавая, что отцу трудно содержать семью, Яков ушел из дома и зажил самостоятельно». Ни малейшей критики данная версия не выдерживает. Во-первых, Елизавета Соломоновна была домохозяйкой, никаких заработков в дом не приносила, и сказаться на материальном положении семьи ее кончина никак не могла. Мастерская отца по-прежнему функционировала, по-прежнему приносила доход.
Во-вторых, допустим, дела фирмы пошли похуже, прибыли снизились, гимназия и впрямь стала накладной. Но раз уж в образование сына вложены солидные средства, раз оно прошло несколько ступеней, почему было не продолжить его в более дешевом заведении? Скажем, в одном из реальных училищ, куда обычно отдавали своих детей отставные офицеры, низшие чиновники, заводские мастеровые, ремесленники, купеческие приказчики средней руки? Нет, Яков бросает учебу вообще. Наконец, «прокормить многочисленных ребят» отцу уже не требовалось – без Софьи и Залмана их осталось четверо. А если отцу было трудно одному «поддерживать порядок в доме», то почему старший из оставшихся детей, осознавая это, уходит из дома? Причина явно была другой.
Исключили за неуспеваемость, и рассерженный отец показал на дверь? Вряд ли. Свердлов отличался поразительным умом, феноменальной памятью и исключительной работоспособностью. Выгнали из-за очередного хулиганства и конфликтов с руководством гимназии? Некоторые авторы останавливаются именно на этом объяснении. Но таких вещей в биографиях большевистских деятелей обычно не скрывали. Наоборот, выпячивали их как лишние доказательства «революционности» еще в юношеском возрасте. А вот со Свердловым нашли нужным затушевать…
Остается два варианта. Первый – что Яков оказался замешан в какую-то очень уж грязную и некрасивую историю, которую никоим боком под «революционность» не подгонишь. В результате чего виновника выставили из учебного заведения, а папа, чьи надежды он порушил, выгнал его и из дома. Второй – что причину и следствие надо поменять местами. И толчком к переменам послужила домашняя ссора. Если Яков проявлял «непокорство» к учителям, то это могло случиться и в отношениях с отцом. Возможно, мать, пока была жива, сглаживала трения, а после ее смерти конфликт прорвался. Известно и то, что Мовша Израилевич, похоронив Елизавету Соломоновну, очень быстро надумал вторично жениться. И не исключено, что «пассию» он себе завел еще при жизни супруги. Что также могло дать повод для разрыва. К примеру, сын нахамил будущей мачехе. Или она на него не так взглянула. В результате чего Яков был изгнан без средств к существованию. А соответственно, вынужден был и учебу бросить.