Kitobni o'qish: «Москва 400»

«МОСКВА 400»

С тех пор как я отслужил срочную службу в рядах Российской армии прошло уже тридцать лет, но воспоминания об этой службе я храню в своей памяти по сей день. Конечно что-то уже стерлось, а что-то я помню до самых мелочей и вряд ли когда забуду. То, что я хочу рассказать о своей службе будет что-то типа военной повести, которую я собирался написать уже давно, но все время откладывал на потом. То ли времени не было, а может просто было еще не время. Сейчас по прошествии трех десятков лет я многое пере осознал, многое передумал и переоценил, поэтому и решил наверно написать о пережитой мной и моими сослуживцами войне. Этот рассказ я буду писать от первого лица по своим воспоминаниям и воспоминаниям моих сослуживцев. После службы жизнь раскидала нас кого куда. Кого-то уже нет в живых, но наша 9 рота не распалась, мы продолжаем общаться, делимся друг с другом и радостью и горем.

Хочу посвятить эту повесть памяти своим павшим и раненным боевым товарищам, которые остались верны присяге и сполна отдали нашей Родине свой воинский долг.

Речное училище им. И.П. Кулибина

Я родился в 1975 году в Горьковской области. Воспитывался и вырос в обычной рабоче-крестьянской семье. Мой отец всю жизнь проработал водителем в совхозе, а Мать медицинской сестрой в больнице. В 1990 году я окончил среднюю школу. Учился на твердые тройки и заканчивать десятилетку у меня желания не было. Еще до окончания школы я стал готовиться к поступлению в ГкРУ, Горьковское командное речное училище имени И.П. Кулибина. Для подачи документов на поступление нас привезли родители. Нас, это меня и двоих моих одноклассников, Грехнева Сергея и Новикова Михаила, на тот момент нам всем было по пятнадцать лет. Мы записались на подготовительные курсы и несколько раз в неделю ездили на занятия. Подготовительные курсы помимо математики и русского языка включали в себя и занятия по радиосвязи. Занятия по радиосвязи вел преподаватель Шмаков Анатолий Иванович. Он рассказывал и объяснял нам про азы радиосвязи. На его уроках было очень интересно, на каждой парте были установлены ключи и подключены наушники для радиообмена с помощью азбуки Морзе. Азбуку Морзе мы стали изучать уже на подготовительных курсах для того, чтобы каждый абитуриент смог понять для себя будет ли ему это интересно в дальнейшем, или может быть стоит посвятить себя другому направлению. Лично мне очень даже понравилось, и я все схватывал на лету. В дальнейшем этот предмет был моим самым любимым.

Родители разрешили ездить в училище самостоятельно, давая на проезд один рубль, этого мне хватало еще и сходить в пельменную, так как билеты на электричку мы не покупали, а от контролеров бегали по вагонам. По результатам медицинской комиссии, мы поступали на разные специальности. Я и Михаил поступили на радиотехническое отделение, а Сергей на внутренние пути сообщения. Изначально я хотел поступать на судоводителя, но окулист меня зарубила, поставив диагноз слабое восприятие цветов. Обучаться в речном училище предстояло четыре с половиной года. Стоит отметить, что вступительные экзамены я сдал ни с первого раза. Завалил математику с геометрией, но таким как я предоставили возможность для пересдачи. И тут уже пришлось подходить к подготовке более серьезно. Целый месяц, по настоянию моих родителей я провел у бабушки в деревне. Там со мной поочередно занимались моя тетя и дядя. Они были преподаватели математики и геометрии в местной школе. Благодаря их стараниям и моему везению я успешно пересдал экзамен. Почему я сказал везению, потому что иначе как везение, я это назвать не могу. Опишу в вкратце. С моей тетей мы прорешивали одну задачу по геометрии. Я вник в эту задачу и запомнил ее решение. По мимо занятий самоподготовкой с тетей и дядей я продолжал ездить на подготовительные курсы в училище. Преподаватель математики в речном училище был Александр Иванович, абитуриенты между собой звали его Саня Ваня. Занятие, на которое я тогда приехал к Сане Ване, было последнее перед экзаменом. На доске он написал именно эту задачу, которую я прорешивал накануне. – Ну, кто готов выйти к доске и решить задачу? Тому, кто решит ее, ставлю завтра на экзамене плюс один бал. Я поднял с волнением руку. Из всех присутствующих на занятии абитуриентов руку поднял только я. – Прошу к доске. Сказал Саня Ваня. Я вышел и заметно волнуясь решил задачу. – Ну что же, блестяще. Фамилия? Я назвал свою фамилию и Саня Ваня сделал у себя в журнале какую-то пометку. На следующий день уже на пересдаче экзамена я вытянул билет и не поверил своим глазам. Задания в билете состояли из двух частей, алгебра и геометрия. По геометрии мне попалась опять та же задача. Моей радости не было предела. Я решил билет за несколько минут и первым пошел отвечать. Саня Ваня сдержал свое слово и поставил мне оценку пять. Так я поступил на радиотехническое отделение и стал курсантом «ордена Знак Почета» Горьковского командного речного училища им. И.П. Кулибина.

Учеба в училище началась с сентября 1990 года. В октябре того же года город Горький переименовали в город Нижний Новгород. Соответственно и наше училище стало называться НкРУ, Нижегородское командное речное училище. Ранее в речных командных училищах СССР была военная кафедра, но ее отменили еще за три года до нашего поступления. Весь первый курс мы жили в общежитии на казарменном положении. В учебный корпус на занятия ходили строем. Заступали в наряды по роте и по столовой. В общем все принципы, формы и методы армейского воспитания за исключением статуса военной кафедры в училище остались. Ходили строго в форменном обмундировании. В общежитии, вместе с нами жили и старшекурсники, в основном иногородние, местным разрешалось жить дома или у родственников. Само собой, присутствовала и дедовщина. Командиром нашей 10 роты был Александр Викторович Зубов. Судя по его строгости и принципиальности, он был бывшим военным. От Зубова можно было запросто получить наряд в не очереди. Один такой наряд мне запомнился особенно. Первые месяцы учебы в увольнение нас отпускали очень редко и то только на один день, с субботы на воскресение. Курсанты, которые жили в Нижнем Новгороде или области, могли съездить домой с ночевкой. Я несколько недель ждал своей очереди, чтобы получить увольнительную и поехать в субботу домой. Но так случилось, что я получил наряд в не очереди. За что уже не помню. Ну получил и получил. Я заступил в этот наряд и стоял на тумбочке. Наряд был по роте. Я уже смирился с тем, что и на этой неделе не смогу поехать домой. И вот, стою на тумбочке в расположении роты, открывается дверь и в коридор входят мои родители. Они приехали забрать меня домой на выходной. Я не знал, что родители собираются приехать и для меня увидеть их тут, в расположении роты, было неожиданностью. Подошел Зубов и сказал, что менять он меня не будет, так как это наряд в не очереди. Родители развели руками и уехали домой, а я остался стоять на тумбочке. В тот момент у меня на глазах навернулись слезы, было очень обидно, хотелось все бросить и побежать вслед за родителями. Но я переборол в себе эту сиюминутную слабость и стиснув зубы остался стоять. Впереди были годы учебы и больше сотни нарядов.

На радиотехническом отделении я доучился до середины второго курса. На тот момент сильно съехал по успеваемости, начал прогуливать пары. Одним словом, интерес к учебе пропал окончательно. Домашних курсантов в наряды не ставили. В наряды ходили только курсанты которые жили в общежитии. А когда ты находишься в наряде, то автоматически пропускаешь учебу со всеми вытекающими последствиями. Становишься отстающим задолжником. Тому виной были частично и сами преподаватели. Тот же Саня-Ваня учитель математики, Талия Саитовна, учитель истории. Они вели свои уроки через чур требовательно. Безжалостно ставили двойки, которые потом было очень трудно исправить. Из-за несданных зачетов нас лишали стипендии. Большинство курсантов в общежитии были такие же, как и я лишенные стипендии. С домашними все было иначе. В наряды они не ходили, занятия не пропускали, соответственно и успеваемость у них была высокая. Учителя к ним относились более снисходительно, а нас, мягко говоря, учителя недолюбливали. По сравнению с домашними мы были дерзкими и менее дисциплинированными.

Нахватав к третьему курсу кучу задолженностей, я уже был готов бросить учебу. Таких как я, курсантов с низкой успеваемостью во всем училище набралось довольно много и руководство приняло решение открыть дополнительное отделение по специальности рулевой-моторист. Статус этого отделения был ПТУ, но меня это не смутило, и я, не раздумывая написал заявление на перевод в это отделение. С моей группы туда перешло еще несколько человек. Скажу честно. Учиться там было намного интереснее и проще. Мы проходили в основном спец предметы. Преподаватели к нам не цеплялись. Осенью меня направили для прохождение практики на грузовой теплоход «Волго-Дон-5». Эта практика мне очень понравилась. Экипаж теплохода был очень дружный. Там я научился на практике всем азам работы рулевого-моториста. Отдавать и поднимать якоря, швартоваться и даже управлять теплоходом. Работа была в вахтовом режиме. Четыре часа в рубке, восемь часов отдых, потом четыре часа в моторном отсеке и снова отдых восемь часов. В основном мы перевозили щебень. Ходили до города Сарапул, по Каме. Навигация у нас закончилась поздней осенью. В затон мы возвращались уже по покрывшейся тонким льдом реке.

Мое обучение в речном училище на этом отделении заканчивалось весной 1993 года. Впереди предстояла преддипломная плавательная практика. Мне выдали направление на практику. Я должен был с этим направлением самостоятельно приехать в пароходство в отдел кадров и устроиться на грузовой теплоход на всю навигацию, для работы и написания диплома. После навигации нужно было вернуться в училище для защиты диплома и на этом все. Далее, получить диплом рулевого-моториста и в добрый путь. Чисто случайно, когда я поехал устраиваться на теплоход, то перепутал пароходства. В место грузовика я устроился на пассажирский теплоход. Тогда я не придал этому особого значения. В училище были сильно возмущены, но менять ничего не стали. Так я оказался в должности матроса на пассажирском теплоходе «Феликс Дзержинский». За месяц до начала навигации я уже жил в рабочем общежитии поселка имени Памяти Парижской Коммуны. Ну вот она, можно сказать и началась, самостоятельна взрослая жизнь. Я официально трудоустроился на работу. Буду получать полноценную зарплату. Смогу купить себе на заработанные деньги что захочу. На «Вого-доне-5» кстати тоже платили заработную плату, но по факту капитан Волго-дона заплатил нам сущие копейки. Даже экипаж был удивлен. Капитан выдал нам денег которых хватило только на билеты до дома и на мороженое. На пассажире «Феликс Дзержинский» зарплату платили более менее нормальную, тем более питание было бесплатное. Команда на пассажире большая. Набрали в основном молодёжь. Впечатлений от работы на таком большом теплоходе было хоть отбавляй. Рейсы у нашего теплохода были от Нижнего Новгорода до Москвы, Твери, Углича и Костромы. Вахты были четырехчасовые. Моя вахта была с четырех утра до восьми часов утра. За мной была закреплена четвертая палуба. Еще мы называли ее солнечная палуба. В мои обязанности входила уборка на закрепленной палубе и если теплоход вставал на стоянку, то швартовка и отдача якоря. На стоянках мы загружали продукты, дежурили у трапа и занимались различными хозяйственными работами. После вахты был отдых восемь часов, потом следующая вахта с восьми часов вечера до нуля часов ночи. В свободное от вахты время мы развлекались наравне с отдыхающими туристами. Ходили на дискотеки, которые по вечерам проводились на четвертой палубе. На стоянках так же выходили в города на прогулку. В один из рейсов на нашем теплоходе проводился кинофестиваль, «Созвездие 93». Рейс был Москва-Кимры-Тверь-Москва. На теплоход заселилось много знаменитых артистов. Из тех, кого я запомнил, это Алексей Серебряков. Тогда я знал его по фильму «Фанат». Еще были Харатьян, Панкратов-Черный, Шукшина, Золотухин, Жигунов, Кабо и много других, просто запомнились именно эти фамилии.

С Серебряковым мне даже повезло познакомиться. Я как обычно заступил на утреннюю вахту и поднялся на свою четвертую палубу. После вчерашней гулянки артистов, уборка мне предстояла на палубе серьезная. На каждой палубе у нас были пластмассовые столики и стулья. Столы и стулья были разных цветов. На моей палубе белые, на третьей палубе красные, на второй синие. Туристы каждый раз составляют на моей палубе разноцветные столы и стулья, которые мне потом приходится разносить по нижним палубам. Столы были завалены остатками закуски, пепельницы были переполнены окурками. Под столами валялись пустые бутылки из-под алкоголя. Так что, мне предстояло не только мыть палубу, но и убирать со столов весь этот мусор, потом начисто протереть и расставить их на свои места. Почесав затылок, я, зевая направился в носовую часть палубы. Там я увидел Серебрякова. Он стоял и курил напротив сауны, обернувшись полотенцем. На моей палубе с правого борта сразу за капитанской рубкой была оборудована сауна. Серебряков увидел меня и подозвал. – Эй матрос. Подойди пожалуйста. Как тебя зовут? – Валерий. – Очень приятно, я Алексей. Он пожал мне руку. – Как тут у вас сауна отключается? Я зашел в сауну и отключил рубильник. – Так просто? А я голову ломал, что тут да как. Выпей со мной. – Я не могу. Я же на вахте. – Да ладно, не отказывайся. Он протянул мне сигарету, и мы закурили. Он взял гитару, сел на стул и спел под гитару несколько песен. Потом в течении всего рейса если мы случайно встречались на палубах или у трапа, когда я дежурил, он всегда подходил ко мне и здоровался. Было очень приятно. Другие матросы даже завидовали.

В июле я познакомился со Светланой, она была племянницей нашей поварихи. На тот момент Свете было пятнадцать лет, а мне только исполнилось восемнадцать. Она отдыхал как туристка. Тетя взяла ее с собой на один рейс. Это была моя первая любовь. Но ничего серьезного у нас так и не было. Видимо была не судьба. То, что меня заберут в армию, я уже знал и был к этому готов. Мы обсуждали с ней, гуляя вечером по палубе нашу дальнейшую жизнь. Она обещала дождаться меня из армии и выйти за меня замуж.

До конца навигации я не доработал. Света сошла после окончания этого рейса на берег и уехала домой в Нижний Новгород. На меня напала сильнейшая тоска по ней, и я напился. Из-за этой пьянки я не вышел на одну вахту, потом на другую и в итоге капитан принял решение списать меня с теплохода. Мы как раз стояли на стоянке в порту города Ярославля. Денег мне не заплатили. Просто ссадили полупьяного на причал и теплоход пуская салюты отчалил. Проводницы и матросы махали мне с палубы прощаясь со мной. – Прощай Валера! Ты был классный парень! Кричали мне проводницы. Когда теплоход удалился из виду я начал приходить в себя и осознавать, что я один, хрен знает где и без копейки в кармане. В сумке у меня было две бутылки водки. Мне их успели сунуть в нее кто-то из матросов. Ну хоть что-то. Я побрел по причалу. Подошел к парням в речной форме. Познакомился и разговорился с ними. Как оказалось, мне очень сильно повезло. Эти парни были с метеора, который утром отправлялся в Нижний Новгород. Они-то меня и подобрали с собой. До Нижнего по Волге от Ярославля было шестьсот километров, может чуть больше. Так, печально закончилась моя преддипломная практика на теплоходе «Феликс Дзержинский». Списали с судна меня 2 августа 1993 года. Тогда я не знал, что 2 августа это дата образования Воздушно-десантных войск России, а уже через каких-то три месяца я окажусь именно в этих войсках.

Вернувшись домой, я соврал родителям, сказав, что приехал просто в отпуск. Про то что меня списали говорить побоялся. Но через неделю пришлось сознаться. Отец принял решение оформить меня на работу к себе в совхоз, разнорабочим. В то время совхоз «Ильинский» в котором всю жизнь работал мой отец шофером, потихоньку начинал разваливаться. Отец и еще семь человек с этого совхоза взяли в аренду животноводческую ферму вместе с агротехникой. На этой ферме они выращивали быков на мясо. Корма выращивали и заготавливали сами. Работали с шести утра и до позднего вечера. На ферме я выполнял любую порученную мне работу. Чистил навоз в стойлах у быков, развозил корма, чинил поилки. Там я научился ездить на тракторах и на ГАЗ -53. Больше всего мне полюбился трактор Т-16. На нем я развозил ванны с кормовой посыпкой для кормежки быков. Водительских прав у меня не было, но по территории фермы и по полям я спокойно разъезжал. На ферме с отцом я проработал с августа по ноябрь. В ноябре мне пришла повестка в армию. Родители на скорую руку организовали мне проводы. Накрыли столы в квартире. Я пригласил всех своих друзей и самое главное на проводы приехала моя невеста Светлана. Застолье закончилось и утром я поехал в военкомат. Одел старую фуфайку, норковую шапку формовку, старые штаны и ботинки прощай молодость. Взял сумку с туалетными принадлежностями и продукты, которые мне собрала Мама.

Ранним солнечным и морозным утром мы приехали в военкомат. Около КПП призывного пункта города Дзержинска уже было много провожающих. Призывники были со всей Нижегородской области. Попрощавшись с родителями и с невестой, я прошел через КПП на территорию призывного. Там у меня сразу проверили содержимое сумки и проводили в одну из казарм.

Призыв, осень 1993год.

В казарме нас построили и стали распределять по командам. Я услышал номер моей команды и поинтересовался у военкома, что за войска и где находятся? На что получил ответ – это инженерные войска, где-то рядом с моим домом. Я конечно опешил. Может быть кто-то другой и обрадовался бы такому повороту событий, служить пусть и в стройбате, но зато рядом с домом. Но мне такой вариант почему-то не подходил, не то что я не хотел служить рядом с домом, а то что это были не те войска, в которые я хотел бы попасть. А попасть я хотел в морскую пехоту. Наверное, потому, что мне эти войска казались самыми «крутыми» и плюс ко всему я до призыва учился в Нижегородском речном училище и уже успел так сказать приобщиться к флоту. В общем я заявил о своем отказе служить в стройбате этому военкому. Он очень удивился, дал мне листок с ручкой и открыл дверь одного из кабинетов, пригласил войти. В этом кабинете за длинным столом сидели человек пять или шесть военных офицеров. Как я понял это была военная комиссия или что-то в этом роде. – Что тебе сынок? Спросил один из офицеров. Как я понял самый старший. – Он не хочет служить в инженерных войсках! Ответил за меня военком. – А почему не хочешь? Переспросил он меня. Я ответил, что с детства мечтал служить в морской пехоте, и что закончил речное училище. – Так-так, ну что же, морской пехоты у нас нет, но есть ВДВ, пойдёшь в десантники? Я не раздумывая согласился, хотя в голове мелькали мысли, а смогу ли я в ВДВ? Там ведь придётся прыгать! Но слово не воробей, согласился значит согласился. Посадили меня за этот стол и продиктовали, что написать. Из всего что я написал запомнил только одну строку, отказываюсь служить по месту жительства, прошу направить меня в воздушно десантные войска.

На призывном пункте нас продержали больше суток. На следующий день, нашу команду повезли на железнодорожный вокзал для погрузки в поезд. За нами приехали трое военных. Это был офицер и два сержанта срочника. Запомнилась кличка одного из этих сержантов, Большой. Солдаты, которые за нами приехали отличались по комплекции и по форме одежды от других солдат, которых мы видели там на призывном. Наши были одеты в камуфлированную форму и берцы. На левом рукаве был нашит синий шеврон ВДВ со звездой и парашютом, а на правом рукаве был черный шеврон с изображением скорпиона. Кто-то пытался задавать вопросы этим сержантам. Спрашивали, как служба? Тяжело ли нам будет служить? Но сержанты отвечали сухо. – Все сами узнаете и сами прочувствуете. – Попал в ВДВ, гордись! Не попал, радуйся! Сказал нам Большой. До Ульяновска поезд ехал меньше суток. На вокзале Ульяновска нас уже ждали два армейских Урала. Мы погрузились в кузова этих армейских машин и поехали в часть.

Ульяновск

Уралы заехали на территорию воинской части и остановились у железных ангаров. Мы попрыгали на землю и по команде офицера зашли в один из ангаров. Офицер построил нас в одну шеренгу, и заставил сложить в одну кучу все оставшиеся продукты. – Мамины пирожки вам больше не понадобятся. С этого дня из вас будут делать настоящих солдат! В ангар зашли еще несколько офицеров и начали перекличку. Один из офицеров представился и объявил. – Я командир роты разведки. Мне в роту нужны те, кто занимался какими-либо видами единоборств. Кандидаты в мастера спорта, мастера спорта. Кто сможет подтянуться больше десяти раз. Отжаться от пола больше пятидесяти раз. Кто сможет бежать кросс с полной выгрузкой. Кто не побрезгует есть крыс или сидеть несколько суток по уши в грязи? Если такие есть и желают служить в элитной развед-роте, выйти из строя! Из строя вышло три человека. Видимо спортсменов и желающих питаться крысами среди нас больше не было. Офицер по очереди подходил к вышедшим из строя и о чем то их расспрашивал. Одного вернул в строй, а двоих забрал и вывел с собой из ангара. Другой офицер скомандовал. – У кого есть водительские удостоверения выйти из строя! Из строя вышли около десятка человек. Офицер забрал их дела с документами и скомандовал. – За мной, шагом марш. Другой офицер зачитал около десятка фамилий и также увел их с собой. Остальные, в том числе и я попали в первую парашютно-десантную роту.

Мы вышли из ангара и строем пошагали в казарму. Первую ночь в казарме мы просто переночевали. Никаких мероприятий с нами не проводили. Нам выделили кровати в углу казармы, на которых мы, озираясь по сторонам и привыкая к происходящему вокруг просидели до самого отбоя. К нам периодически подходили солдаты и спрашивали кто из нас откуда. Несколько раз подходили дембеля и рассматривали нас. – Ну че, слоняры! Вешайтесь! У кого часы или цепочки есть? Лучше сразу отдайте нам, все равно отберут потом. Деньги тоже, если есть лучше отдавайте добровольно. Конечно же никто им ничего не отдавал. Лично у меня не было ни часов, ни денег. Перед отбоем мы сидели на кроватях и наблюдали как в казарме проходит вечерняя поверка. После переклички дежурный офицер прокричал команду. -Рота отбой! Все, кто стоял в строю бегом бросились к своим кроватям снимая с себя на ходу форму. Офицер в это время засекал время. – Отставить! Не уложились. Рота строится! Подъём, отбой повторялись несколько раз.

Утром прозвучала команда подъем. Нас повели на завтрак, а после завтрака в баню. В бане выдали форму, портянки и кирзовые сапоги. Пока мы переодевались в форму на нас все время орал один прапорщик. – Быстрее обезьяны! Я не собираюсь тут с вами нянчится! Кто портянки не умеет мотать? Показываю один раз. Вот мотать портянки я как раз умел. Меня этому научил отец, когда я работал с ним в совхозе перед армией. В отличии от остальных я быстро оделся и быстро намотал портянки. Успел даже помочь двоим парням. Так мы и познакомились. Они оба были из Москвы и друг друга уже знали, так как вместе призывались и ехали в одном поезде. Алексей Дергачев и Оболонков Игорь. Дергачев был спортивного телосложения, крепкий и мускулистый парень. Сразу было видно, что он качался до армии. А Оболонков обычный изнеженный пухлячек. Он и предложил нам держаться вместе. – Парни, давайте будем вместе держаться, чтобы нас никто не обижал. Я был не против и Алексей вроде тоже. Тем более кроме них я ни с кем толком познакомиться не успел. Так мы и подружились.

Из бани мы вышли уже переодетыми в форменное обмундирование. Старшина построил нас и мы строем пошли в казарму. Теперь мы ничем не отличались от остальных и влились в общую окружающую нас армейскую массу. Пошла служба! Строевая подготовка, наряды, подъёмы, отбои, построения, зарядки и т.д. Были правда и такие кто не выдерживал, либо морально, либо физически. Таких сразу куда-то переводили, но таких были единицы. Мне наверно еще помогло приспособиться к службе то, что я учился как уже говорил в речном училище и жил там на казарменном положении в общежитии весь первый курс, там же мы ходили в наряды, занимались строевой подготовкой, носили курсантскую форму и там-же, как и в армии у нас присутствовала «дедовщина». Да, в те времена «дедовщина» была везде, этому особо не стоит удивляться. В нашей части она тоже была.

Первые три месяца мы жили на первом этаже казармы. Это был так называемый карантин. РМС, рота молодых солдат. Командир роты у нас был гвардии капитан Павел К. Заместителем командира моего взвода был гвардии сержант Алексеев. Алексеев был старше нас по возрасту максимум на полгода, но считался уже старослужащим по армейским понятиям. Тем более целый сержант. Он был смазливым светловолосым парнем невысокого роста. Но гордыни и понтов в нем было через край. Мне иногда хотелось заехать ему по его смазливой роже, но я боялся последствий. Поднимать руку на дембелей там было не принято. Максимум что можно было сделать, это словесно огрызнуться. На утреннем построении командир роты зачитал фамилии тех кто должен будет заступить в наряд по столовой. В этот список попал и я. В наряд мы заступали с вечера на целые сутки. Старшим назначили Алексеева. Столовая находилась в большом железном ангаре. Пищу готовили повара, наша задача была чистить картошку, разгружать продукты и наводить порядок. Так же в столовой из числа срочников были маслорезы и хлеборезы. Рожи у них были откормленные как у поросят. Это были блатные должности. Еду готовили в походных кухнях на солярке. Котельная которая отапливала столовую тоже работала на солярке. После наряда по столовой в казарму возвращались все прокопчённые и чумазые как черти. В этом наряде я нашел в сугробе недалеко от ангара торчащую из снега банку тушёнки. Расшвырял ногой снег и обнаружил там еще около десятка банок. Видимо их спрятал кто то из предыдущих нарядов чтобы потом забрать. Вот так находочка. Тушёнка была китайская. Называлась «Великая стена». Я зашвырял банки снегом и стал думать, что делать с находкой. Думал, думал и решил, что все же будет лучше сообщить о найденной тушенке сержанту Алексееву. Глядишь он и поделиться с нами и все будут довольны. Алексеев в итоге запихал все банки себе под бушлат и убежал в казарму. Конечно же делиться со мной и тем более с другими солдатами он не стал. Тушёнку Алексеев с дембелями ели после отбоя сами. Все понты Алексеева испарились когда он уехал в отпуск и не вернулся в часть в положенный срок. Его привезли в часть и закрыли в оружейной комнате как обезьяну в клетке. Потом постригли на голо, сбрив его роскошную шевелюру, чтобы глядя на него остальным было неповадно. До самого дембеля он ходил тише воды и ниже травы. Мне даже было жалко его. На этом про Алексеева и закончу. В этом же наряде по столовой у меня произошла стычка с дагестанцами. К Мещерякову подошли трое и стали заставлять Коляна снять и отдать его сапоги. Коля отказывался снимать и что то бурчал себе под нос. Его начали бить руками и ногами. – Снимай сапоги обезьяна. Я подбежал и оттолкнул одного кавказца от Коляна. Они сразу переключились на меня. – А ты кто такой? Сжали кулаки и пошли на меня. Я тоже сжал кулаки и встал в стойку. Я рассчитывал, что остальные парни из моего взвода которые тоже находились в этом помещении сейчас впрягутся за меня и мы наваляем этим троим все вместе. Тем более нас было больше. Я крикнул. – Пацаны! Валим их! Но я ошибся. Никто из них за меня не собирался впрягаться. Даже Колян. Все остались стоять на своих местах. Мне ничего не оставалось как крикнуть. – Давайте один на один! Вас трое, а я один. Давайте я с любым из вас схлестнусь. Они остановились. – Че смелый такой? Давай со мной махаться. Вызвался из них самый здоровый. – Пошли за мной. Я пошел следом за ним на улицу. Пока мы выходили прибежали еще несколько кавказцев и их стало уже целая толпа. Ну все. В голове роились мысли. Сейчас меня за пинают толпой. А если все же махаться с этим здоровяком один на один, то шансов против него у меня тоже нет шансов. Но сдаваться уже поздно. Будь что будет. Мы зашли за ангар. Я сжал кулаки и приготовился. Но бить меня они не стали. Тот здоровяк протянул мне руку и спросил с какой я роты. – Ты не испугался. Значит ты мужик. Мы не будем тебя бить. А вот твои дружки испугались и не встали за тебя. Они трусы, поэтому мы и унижаем таких. Даги ушли, а я пошел обратно в ангар к своим парням. После наряда, когда мы вернулись вечером в казарму, все уже готовились к отбою. Один солдат крикнул на всю роту. – Кто из наряда по столовой с Дагестанцами закусился? Я сразу понял, что он ищет меня. Видимо даги уже рассказали своим землякам с нашей роты, а этот парень который кричит, с ними в хороших отношениях. Наверно он решил разобраться с тем, кто осмелился бросить вызов горцам. Промолчать, что это я, все равно рано или поздно найдут. Лучше уж сразу все разрулить. Я поднял руку и сказал, что это был я. Он сразу подошел ко мне. Пауза в несколько секунд. – Игорь. Он протянул мне руку. – Че вы там не поделили? – Да, так, сапоги. – Ясно. Так мы с ним познакомились. Игорь Катаев из Воронежа. В нашей роте он всегда был на виду. В нем сразу же просматривались лидерские качества. Позже, Катаева назначат старшиной нашей роты. Но это будет уже в батальоне после увольнения дембелей.

Первый прыжок

После Нового года нас стали интенсивно готовить к первому прыжку с парашютом. Новый 1994 год мы встречали в казарме. Под бой курантов выпили разведенный водой «Юппи» и заели пряниками. Вот так символически в армии встречают Новый год. Прыгать с парашютом предстояло в конце февраля. Сразу после прыжка предстояла воинская присяга. К прыжкам нас готовили поэтапно. Сначала на стапелях осваивали все азы десантирования. Висели на стапелях пристегнутыми к подвесной системе от парашюта и выполняли команды. Командир взвода давал вводные, а мы отвечали. – Парашютист идет на вас правым боком! Мы во весь голос отвечаем. – Тяни правые! Сами тянем левые стропы имитируя это на подвесных системах. Таких вводных было много. Приземление на линию электропередач, на воду, на деревья и много других. Парашютной вышки в части не было, но обещали, что ее скоро построят. По крайней мере когда ее построят мы уже успеем прыгнуть с самолета, минуя эту вышку. Утро начиналось как обычно с зарядки на плацу в форме одежды номер четыре. Очень непросто просыпаться в шесть утра и выбегать зимой на плац с голым торсом. После разминки которая проходила под аудиозапись диктора следовал кросс, по периметру дивизии. Кросс всегда проходил под одни и те же песни, это АВВА «мани, мани, мани» и Маши Распутиной «Ах черное ты море, ах белый мерседес». После зарядки мы возвращались в казарму. Заправляли кровати, умывались, брились и чистили зубы. Горячей воды в казармах не было. Потом одевали верхнюю одежду и снова выходили на плац на построение. После построения строевым шагом поротно шли на завтрак. Завтрак обычно был однообразным. Это каша, либо пшенная, либо сечка. Яйцо, кусок белого и кусок ржаного хлеба. Кружка чая уже сладкого и кружок сливочного масла. Яйцо кстати давали один раз в неделю. Поэтому и сложилась такая скороговорка у дембелей. «Масло съел и день прошел. Съел яйцо прошла неделя. Чтоб еще такого съесть, чтоб сто дневка пролетела?». Яичный желток намазывали ложкой на белый хлеб поверх масла. Такой вот бутерброд запивали сладким чаем. Это считался армейский деликатес. По мимо парашютно-десантной подготовки в дивизии началось полномасштабное ПХД. Ожидался приезд министра обороны Российской Федерации П.С. Грачева.