Kitobni o'qish: «Танкист», sahifa 10

1

Когда отправлялись в очередной переход к фронту, то настроение у экипажа танка КВ было радостно-повышенным, впервые за вторую неделю своего путешествия по оккупированным немцами советским республикам они были не трое, целых десять человек. После вчерашнего обжорства, а затем последовавшей за ней вечерней медвежьей болезни, Прохор Ломакин, командир танка КВ, вся ночь промаялся с семью человеками, помогая им, приходить в нормальное человеческое состояние. Заодно, работая с их головными мозгами, он этих людей проверил на то, не являются ли они шпионами или скрытыми предателями родины.

Этого теста не прошел только один человек, татарин по имени Ренат Зиггатулин.

Судьба этого парня, как только началась война, начала бросать его из огня в полымя. Но Ренату, как выяснил Прошка, до пор до времени удавалось избегать предательства родины и отстоять свое человеческое достоинство. Случайно оставшись без своих товарищей, он склонялся по лесам Западной Белоруссии, пока не встретил других таких же бедолаг и не присоединился к ним. Но уже на следующий день это неорганизованная толпа красноармейцев попала под немецкие танки и подняла руки, сдаваясь в плен. Ренат Зиггатулин тоже оказался в плену у немцев, которые тут же татарину предложили вступить в какой-то татарский полк и нести охрану мостов и железных дорог на оккупированной территории. Ренат долго колебался, принимать ли ему или нет предложение немцев, но есть-то ему, очень хотелось. Да и к тому он был, чуть ли не единственным татарином в общей массе военнопленных, которые к нему относились с непонятным озлоблением. Видя его колебания и неуверенность в себе, немцы ему предложили побродить по лесам с рацией и связаться с ними только в том случае, если на пути своем он столкнется с советским танком, блуждающим по немецким тылам. Это предложение немцев создавало видимость своей самостоятельности, а главное оно отодвигало время принятия окончательного решения. Вот с тех пор Ренат Зиггатулин и бродит по лесам Белоруссии, якобы, в поиске танка, но теша себя надеждой найти себе товарища и с ним перейти фронт. А затем в его жизни начали происходить вещи, начавшие изменять ход и всю его жизнь – встреча с красноармейцами, а затем с танком.

Утром перед отправлением в путь красноармейцев немного приодели и всем на руки выдали оружие. Русские получили по винтовке СВТ38, один узбек взял себе ручной пулемет Дегтярева, а двое других – по шмайсеру. Ренат Зиггатулин сам выбрал себе снайперскую винтовку СВТ40, а туркмен Айболек Амангельды – почему-то ручной пулемет МГ34.

Как только они покинули Логойский район, Минской области, то сразу же оказались под неусыпным вниманием немецкой авиации. Утром, где в районе десяти часов утра, когда КВ вброд переправлялся через небольшую белорусскую речушку, их обнаружил «Фокке-Вульф 189». В тот момент танку было негде укрыться, он вброд и на малой скорости переходил реку, а на воде эта громила прекрасно смотрелась и была хорошо виден издалека. С тех пор немцы старались не выпускать танк из своего вида. «Рама» постоянно висела над лесом или перелеском, куда КВ нырял, стараясь убежать от ее воздушного преследования. Прошка дал себе слово, что этот перегон станет последним дневным перегоном. Хватит шутить и заигрывать с немцами, можно и дошутиться. Днем они слишком много видят и от них можно ожидать много подлых вещей!

Андрей Васькин, присоединившийся к ним русский красноармеец, оказался настоящим слухачом, это он первым услышал завывающий звук в небе. И только после него ИскИн танка предупредил о приближении двух штурмовиков «Юнкерсов 87». В этот момент КВ двигался лесной дорогой и сверху плохо просматривался. Но через пару километров дорога выходила из небольшого лесного массива и пересекала большое колхозное поле засеянное рожью. Как ни крути, но им волей-неволей придется выйти на открытое место показаться на виду у этих вражеских штурмовиков. Прошке с первого же взгляда не понравились эти два игрушечных монопланчика с неубирающимися шасси, «лапотники» одним словом.

Он приказал всем десантника приготовиться к бою с воздушным противником. Болек, это они так для краткости стали называть туркмена Айболека Амангельды, встал к МГ34, который Прошка только вчера закрепил на турели, приваренной к задней стороне танковой башни. Андрей Васькин и Николай Булыгин приготовили свои винтовки для стрельбы по воздушной цели. Только узбеки, по-прежнему, оставались безразличными ко всему происходящему вокруг. Они не стали готовиться к воздушному бою, Прошка понял это, что было бы смешно огонь по «Юнкерсам 87» вести из шмайсеров. Которые моглои вести прицельный огонь на триста метров.

Как только КВ все-таки оказался на свободном от каких-либо деревьев пространстве на него в пике свалился один из немецких штурмовиков. Немецкий летчик, ведущий пары этих штурмовиков, совершил великолепную атаку. Он поставил свой штурмовик на крыло, и под таким неудобным для обстрела с земли углом он падал до земли два километра. В километре от земли сбросил две пятидесяти килограммовые бомбы, который разорвались в десяти метрах от дороги, Танки БТ5, БТ7 или Т-34, наверняка, от таких бы близких взрывов были бы повреждены и остановились, но только не танк КВ. Он продолжил следовать своим маршрутом, как ни в чем не бывало. От взрыва этих двух бомб с его брони скатились трое узбеков. И был сильно оглушен Болек, но он и так и не знал никаких других, кроме своего туркменского, языков,

Но, когда немецкий штурмовик, выходя из пике, прошелся в нескольких метрах над землей и начал задирать свой нос, чтобы уйти в облака, то прогремела длинная очередь из турельного пулемета на половину ленты. Прошка собственными глазами видел, как пули разбили остекление фонаря кабины пилота и его голову превратили в кровавый кочан нашинкованной капусты. Еще минуту штурмовик летел параллельно земле, но когда мертвое тело пилота налегло на штурвал пилота, то «Юнкерс 87» опустил нос и своими шасси коснулся ржаного поля, перевернулся. И так штурмовик переворачивался несколько раз, пока не взорвался на оставшихся в бомболюках авиабомбах.

Второй пилот повел себя гораздо более осторожно, чем ведущий его пары. Он не лез в атаку до тех пока, пока она не была продумана и подготовлена до самого конца. И только тогда шел в атаку, поэтому и его авиабомбы падали на земли, но слишком далеко, чтобы повредить тяжелый танк. Снова войдя в лес, Сережка Мышенков подождал появления узбеков, чтобы, взяв их на броню продолжить движение к Борисову. Но, когда время ожидания превысило разумные пределы, то стало понятно, что великие переговорщики решили пойти своим путем к линии фронта. В принципе, экипаж КВ не был ограничен каким-либо определенным временем, можно было бы еще подождать этих узбеков, но после часа ожидания Прохор Ломакин дал приказ механику-водителю продолжить движение по маршруту Логойск – Жодино – Будагова – Бабий лес – Кальники – Борисов.

Но этот день не ограничился одними только воздушными атаками немецких штурмовиков под Будаговой, а также исчезновением трех десантников узбекской национальности, танк КВ в этот же день чуть-чуть не попал в заранее подготовленную артиллеристскую засаду 105 мм немецких легких гаубиц. Возможно, именно это часовое ожидание дезертировавших десантников узбеков, спасло экипаж боевой машины от уничтожения под Кальниками. Уйдя из-под атак немецких штурмовиков под Будаговой, в течение последующих трех часов КВ следовал лесной дороги, которая пролегала параллельно Будагова – Девичий лес – Кальники – Борисов, ни разу не появляясь на этой слегка мощеной дороге.

Это четырехчасовое исчезновение вражеского танка из-под авианаблюдения, видимо, заставило командование немецкой группы по его перехвату и уничтожению предположить, что экипаж танка после нападения штурмовиков изменил маршрут своего следования к Борисову. Здесь следует упомянуть, что существовало четыре различных варианта маршрута следования тяжелого танка от Логойска до Борисова. Поэтому на самой окраине Кальники, когда КВ вышел из леса и беспардонно поперся через этот населенный пункт, практически на самой его окраине вражеский танк лоб в лоб столкнулся с колонной грузовиков «Опель-блитц» с четырьмя 105 мм легкими гаубицами на прицепе. Бой разгорелся мгновенно и также мгновенно закончился. Еще десяток бронебойных и фугасных снарядов, выпущенных Михаилом Кувалдиным, навсегда покончили с существованием этой батареи легких гаубиц дивизионного подчинения. Четверо десантников на броне танка практически полностью расстреляли свои боекомплекты, ведя непрерывной огонь по живой силе противника.

Пройдя Кальники, КВ снова свернул с дороги и канул в бесконечные белорусские леса, продолжая продвигаться по направлению к Борисову.

Обергруппенфюрер СС Эрих фон дем Бах-Зелевски вызвал к себе оберштурмбанфюрер СС Михеля Циннера и вежливым голосом поинтересовался, сколько еще время советский тяжелый танк КВ будет бесчинствовать, устанавливать свои порядки на освобожденной от советов земле?! Обергруппенфюрер СС страшно возмущало и то обстоятельство, что все больше и больше гражданский лиц собственными глазами видят, как этот танк беспрепятственно путешествует по оккупированным территориям, а полк оберштурмбанфюрера СС Циннера никак не может загнать его в ловушку, чтобы захватить или, по крайней мере, уничтожить. Михель Циннер пожаловался на то, что он все-таки в полной мере не обладает информацией по этому танку, чтобы планировать какие-либо по нему операции.

Тогда Эрих фон дем Бах-Зелевски поднял голову и, задумчиво, посмотрел на оберштурмбанфюрера. Затем поднялся на ноги и несколько раз прошелся по своему кабинету. Он остановился перед Циннером и спросил:

– Как бы ту поступил в ситуации, когда о противнике мало или совсем ничего не известно, отсутствует какая-либо информации, но дело об его уничтожении будет в дальнейшем сказываться на твоем продвижении по служебной лестнице?

Оберштурмбанфюрер СС Михель Циннер мгновенно подтянулся, сосредоточился и сказал в ответ:

– Мне в таком случае остается только одно. Противника требуется заставить думать и поступать именно так, как тебе требуется! Зашнать его в ловушку и уничтожить.

– Так вот, господин оберштурмбанфюрер, вам предоставляется трое суток на розыски и уничтожение этого вражеского танка. Вашему полку будут предоставлены все необходимые средства усиления, но, если в течение этих трех суток танк не будет найден и уничтожен, то имени оберштурмбанфюрера СС Михеля Циннера в никогда более в списках Ваффен СС существовать не будет!

2

Чем ближе они приближались к фронту, тем тяжелее экипажу танка КВ удавалось оставаться незамеченными врагом, маневрировать и пролезать сквозь угольное ушко между военными частями немцев, да и просто выживать. Здесь под Борисовым им пришлось особенно трудно. С начала войны прошло чуть менее полтора месяца. Гитлеровцы оккупировали такую громадную территорию Советского Союза, что пару месяцев назад ни один советский человек в это бы не поверил. Уже сегодня в большинстве оккупированных районов эффективно существовала и функционировала смесь прошлой, советской власти – председатели колхозов, и новой, оккупационной власти – старосты.

И старая, и новая власть не очень-то охотно принимала или снабжала продуктами части и подразделения красноармейцев, бродивших по лесам и пытавшихся прорваться к своим, через линию фронта. Может быть, поэтому старосты и полицейские в деревнях и селах тщательно отслеживали своих жителей, которые были, по их мнению, неблагонадежными, и могли бы бродячих красноармейцев снабжать продуктами питания. Ими устраивались облавы, хватались и арестовывались и те, кто давал продукты, и те, кто их получал, чтобы и тех и других затем передать в руки немецкой криминальной полиции.

За Логойском прекратилось действовать влияние великого семейства Кувалдиных, что мгновенно сказалось и на объемах поставляемых продуктов. Проще было бы сказать, что поставка продуктов прекратилась, сошло на нет, а командир танка, Прохор Ломакин, начал подумывать о переходе на подножный. Правда, под этим он подразумевал, переход на кормление всех членов экипажа солдатскими рационами немецкого вермахта. Экипаж танка и десантники снова перешли на двухразовое питание, утром – завтрак, а обед совместно с ужином – вечером. Мишка пока еще успевал к вечеру разыскивать кое-какой дополнительный продукт. То картошку с колхозного поля сопрет, то творога и молока с молочной фермы утащит, чтобы вечерком соорудить или приготовить что-нибудь весомое и лакомое. В готовке ужина ему охотно помогали Алексей и Николай, но они не были кулинарами, все трое парней родились в один год.

Об этом и о многих других дедах размышлял Прошка, удобно разлегшись на башне танка, в ожидании, когда будет готов ужин. Он уже решил, что долго в пригородах Борисова задерживаться не будет, а завтра же с утра экипаж танка уйдет в трехдневный марш бросок до Смоленска, до которого оставались какие-то там 250 километров пути. Но его все-таки тайно беспокоила и тревожила организация калорийного питания семи членов экипажа, а также то, что количество снарядов и патронов становилось все меньше и меньше. На прорыв фронта он все же хотел идти с полным боезапасом.

Уже сидя с котелком в руках и неторопливо ложкой поедая картофельный суп, высшее произведение кулинарного искусства Мишки Кувалдина, Прохор неторопливо рассказывал ребятам о том, как они будут проводить три следующих дня своей жизни. Завершив рассказ, он внимательно осмотрел лица своих подчиненных, и их молчание воспринял, как знак согласия. Затем он также неторопливо рассказал о двух проблемах, которые им было бы желательно решить сегодня ночью или, в крайнем случае, завтра утром – найти продукты и снаряды.

Неожиданно для всех членов экипажа заговорил туркмен Айболек Амангельды, который, как позднее выяснилось, оказался не туркменов, а таджиком. Но не в этом было дело, а несколько в другом. Срочную службу Болек проходил именно под Борисовым, служил вечным часовым одного подземного склада арсенала, который находился в пяти километрах от селения Малое Стахава. К сожалению, Болек не знает, где находится это селение и как до него добираться, так из городских казарм их туда доставляли на грузовике, кузов которого был всегда закрыт тентом.

Прошка тут же посоветовался со своим планшетником, и тот подтвердил факт того, что под белорусским Борисовым находятся два Стахава, Новое и Старое. От них до Нового Стахава было всего двадцать километров, но танку до Нового Стахава придется ползти чуть ли не в пределах города Борисова. На всякий пожарный случай, Прошка запросил планшетник, не имеется ли в Новом Стахава какого-либо арсенала-склада. Планшетник помедлил, а затем ответил, что он не имеет выхода на всемирную информсеть, поэтому не обладает достаточной информацией по этому вопросу. Но, если судить по имеющейся в его оперативной памяти информации, то в случае, если бы такой склал и существовал, то он мог бы располагаться примерно в таком месте, и планшетник выдал координаты этого места.

Где-то в районе трех часов они сумели-таки никем не замеченными подобраться к предполагаемому месту нахождения такого склада. В течение полутора часов экипаж облазил все возможные подступы к складу, но так ничего и не обнаружил. Далеко-далеко первыми солнечными лучами заискрилась линия горизонта. Болек все это время провел в какой-то тупой неподвижности, каждые пять минут повторяя:

– Я не узнаю этого места! Мои ноги здесь не ходили!

Когда поиски склада прекратили и все полезли на броню, чтобы отправляться дальше по маршруту, то он вдруг остановился, закрыл глаза и начал к чему-то прислушиваться. Борисов со своим гарнизоном находился слишком близко и слишком опасно, поэтому Прошка не выдержал и командирским тоном прокричал:

– Болек, на броню! Сейчас мы отправляемся в дальний путь!

Но в ответ Болек вдруг рванул в сторону и исчез в полусумраке рассвета. Люди на секунду замерли, никто не понял поведение туркмена-таджика, неужели он решил дезертировать. Но вскоре Болек вернулся и гораздо более спокойным голосом заявил:

– Я был прав и нашел свой склад, в котором простоял на посту два года моей срочной службы. Мои ноги узнали тропу и привели меня прямо к складу. Прошка, пойдем, я покажу тебе это место.

В начале войны, когда немцы подступали к Борисову, то они сильно бомбили окрестности города. Серия бомб взорвалась в лесу, уничтожила часовых и вскопала воронками дорогу к самому складу. У немцев еще руки пока до многих вещей не доходили, поэтому они еще не успели разыскать и раскопать этот склад арсенал. Одним словом, склад пока оставался целехоньким, нужно было только подобраться к нему ближе и каким-либо образом сорвать стальные двери. Сережка Мышенков сумел-таки свой КВ подогнать к самым стальным дверям и с третьей попытки сорвать их с петель. При первом же обследовании выяснилось, что склад доверху забит танковыми снарядами всех калибров, патронами к винтовкам и пулеметам, а также консервированными мясными продуктами питания.

После недолгих розысков нашли ящики с 76 мм бронебойными и фугасными снарядами, которыми пополнили боезапас в танке и несколько десятков ящиков бросили в прицеп. Нашли новые винтовочки СВТ40, но ни Андрей Васькин, ни Николай Булыгин не стали менять свои старые винтовки на новые. Только Ренат Зиггатулин долго подбирал себе новенькую снайперскую винтовку СВТ40 с великолепной оптикой. Пока шла погрузка снарядов и патронов к танковым пулеметам. Прошка все это время ломал голову над тем, что же делать с этим складом, оставлять его целым было нельзя, немцы рано или поздно его разыщут, но и минами рвать такое богатство, ему почему-то не хотелось, было жаль.

Вопрос решился очень просто, к Прошке подошел Николай Булыгин, стеснительно улыбаясь, он спросил:

– Товарищ командир, на какое время будем выставлять будильник?

– А что за будильник, Николай, и для чего его надо выставлять?

– Так склад же рвать будем! А будильником у нас, саперов, таймер взрывчатки называется. Поставишь на нем время, в это время склад и взлетит на воздух. Красиво тогда будет и грохот большой стоять будет!

– Так, ты у нас сапер, оказывается! Ну, замечательно, взрывай этот склад к чертовой матери! Только не забудь и себе немного взрывчатки с таймерами оставить. Может, и она нам пригодиться!

– Хорошо, я это уже сделал и в прицеп свое хозяйство аккуратненько сложил. Ну, так, в какое время склад взрывать будем?

Прошка подумал немного и сказал:

– Ставь на тринадцать часов. Пусть город этим взрывом налюбуется в обеденное время!

Николай Булыгин очень быстро вернулся обратно и тут же полез на броню танка. Прошка подождал, когда он устроится на своем месте десантника, внимательно осмотрелся, экипаж был в полном составе, а затем приказал:

– Трогай, Серега! Да будет нам сопутствовать удача и на этом перегоне. До фронта, парни, нам осталось преодолеть всего двести пятьдесят километров, а это соответственно три дня пути.

Только они вынырнули из небольшого лесного массива, где находился склад-арсенал, чтобы переехать поляну, и снова нырнуть в лес, в котором и лежала их дорога к фронту, как перед их глазами встала незабываемая картина. К этой поляне чуть ли не вплотную подходило хорошо мощеное шоссе Минск – Москва, по которому двигалось бесчисленное множества немецких грузовиков с пехотой и моторизованной пехотой в их кузовах, артиллерийские тягачи с различными пушками на прицепе, легкие танки и танкетки, а также бронемашины бокового охранения. Полк оберштурмбанфюрера СС Михеля Циннера выдвигался на позиции в Старое Стахава для перехвата и уничтожения вражеского тяжелого танка КВ.

В этот момент Прохор Ломакин до пояса торчал из люка своей командирской башенки, мысленно он ухватил готовность вступить в бой со всей этой вражьей силой со стороны Сережки Мышенкова и Мишки Кувалдина. Тогда он повернул голову в сторону своих десантников и Андрюшка Васькин ему прошептал дрожащими губами:

– Прошка, чего ждешь? Стреляй по этим гадам!

– Прикажи открыть огонь, Проша! – Просили, умоляли глаза Болека.

А Ренат Зиггатулин приник к снайперскому прицелу своей новой снайперской винтовки и сделал пять выстрелов. Стрелял он по бронированной штабной машине, которая следовала в центре колонны. Пять выстрелов и четыре трупа немецких офицеров, среди которых был и оберштурмбанфюрер СС Михель Циннер, а также одного стрелка водителя оказались в этой машине.

Из-за поднятого шума движения этой полковой автоколонной прозвучавших винтовочных выстрелов из винтовки не было слышно, только кюбельваген вдруг выкатился из общего строя движения колонны и с высокой насыпи сверзился к ее основанию. Увидев такое дело, Мишка напрямую обратился мыслью к Прошке и потребовал разрешение на обстрел вражеской. Вскоре воздух загудел от выстрелов танковой пушки. Мишка стрелял, практически не прицеливаясь, но каждый выпущенный из пушки снаряд находил свою цель. Первые пять снарядов поразили три передних грузовика, которые разрывами снарядов были развернуты так, что перегородили дорогу колонне. Вторые пять выстрелов арьергард колонны превратили в море огня и разрывов снарядов. А затем Мишка вел обстрел колонны на свой вкус и цвет, выбирая цели по нраву, которая больше всего ему понравиться. Но в основном он выискивал танки и танкетки, а также бронетранспортеры противника.

В этот момент все десантники с брони танка вели огонь на поражение живой силы противника. Прошка уже давно вылез из башни и работал турельным пулеметчиком МГ34 по немцам. В какой-то момент он мысленно прикрикнул Мышенкову, чтобы тот не стоял и не спал бы на одном месте, а сближался бы с противником, чтобы давить врага корпусом и гусеницами танка. Сергей, до глубины души обиженный высказыванием Прошки, сумел-таки КВ поднять на насыпь дороги и пошел вдоль ее полотна в сторону от Борисова. Жители окраинных районов Борисова хорошо видели регулярные вспышки огня, когда стреляли орудия на дороге Минск – Москва До них докатывались и раскатистые звуки орудийных и танковых выстрелов.

А ровно в 13.00 над ближним перелеском вдруг в небо поднялся гигантский столб огня. Над округой пронесся стремительный ураган и только после этого послышался звук взрыва. Во многих городских домах стекла вылетели из оконных рам и фрамуг.

А на шоссе все еще продолжали рваться боеприпасы в грузовиках машин и бронетранспортерах. Но танка КВ там уже не было, мало кто видел, что этот танк, раздвинув корпусом горящие машины, немного прошел по шоссе, на первом же повороте съезде повернул налево и канул в зеленой растительности леса.

В этот момент в имении-усадьбе Старое Борисово, где располагался штаб группы армий «Центр», закончилось совещание. Все его участники вышли на террасу, где для них был приготовлен чай и кофе. Адольф Гитлер был очень доволен результатами, достигнутыми армиями, которыми командовал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок. Он стоял и маленькой ложечкой помешивал молоко в кофе, продолжая незаконченный разговор с фон Боком. Гитлеру очень хотелось на автомобиле проехаться по шоссе Минск – Москва до Смоленска, чтобы собственными глазами понаблюдать за тем, как войска группы армий «Центр» сражаются за этот самый крупный советский город, встретившийся на пути немецких войск. Поэтому он искал возможности переговорить на эту темы с командующим фон Боком, но тот постоянно сохранял на лице выражение гениальной военной строгости и неприступности.

Именно в этот момент где-то на окраине Борисова последовал оглушительный взрыв и над городом поднялся столб пламени. Фюрер вопросительно посмотрел на фон Бока, а тот в свою очередь перевел свой взгляд на обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Бах-Зелевски, который нес непосредственную ответственность за обстановку в тылу его армий и который находился в нескольких от них шагах. Фон дем Бах-Зелевски на скорости подлетел к командующему войсками и фюреру, далеко выбросил правую руку вперед и громогласно объявил:

– Мой фюрер, войска СС в рамках учебной программы провели учебно-тренировочный бой по уничтожению крупного партизанского отряда.

Адольф Гитлер тут же потерял ко всему интерес. Одному из своих военных адъютантов он шепнул на ухо о том, что ему все надоели и что он хотел бы где-нибудь отдохнуть в одиночестве. Адъютант тут же всех расшвырял локтями, вышел на середину комнаты и объявил о том, что фюрер устал и хочет отдохнуть. Генералы и полковники тут же потянулись вон из этого помещения.