Kitobni o'qish: «В рифмах о разном»

Shrift:

Дорогие читатели!

Я предлагаю вам ознакомиться с моим творчеством. Это поэзия. Романтическая и сатирическая, философская и лирическая. Иногда весёлая, иногда – не очень. Но поскольку пишу я не только стихи, а ещё и сочиняю музыку, причём, в самых различных жанрах, то здесь, в этой книге, любителей свежего песенного материала ждёт сюрприз.

Книга и правда необычная. Необычность её кроется в том, что в конце некоторых произведений читатель заметит QR-код. Если навести на него камеру мобильного телефона, вы сможете моментально прослушать песню на те стихи, которые пришлись вам по душе. Если же после произведения QR-кода нет, значит это – стихотворение. Все очень просто, но вместе с тем, интересно, потому что редко где можно увидеть такой симбиоз. Я, например, таких книг ещё не встречал.

P. S. Автор – я, пока никому не известный, поэтому петь тоже приходится самому. Предвидя, что у вас могут возникнуть вопросы к моему вокалу, сразу оговорюсь, что я не ставил перед собой задачу переплюнуть «Золотой голос России», а посему не судите строго. В конце концов, если вы не любите песен, воспринимайте оные как стихотворения.

Я очень надеюсь, что для каждого из вас в этой книге найдётся что-то очень близкое: может, пережитое, а может, просто давно забытое.

Стихи

Вечный город

Я не знаю, откуда берётся
Эта нежная, тёплая грусть.
Вероятно, от робкой надежды,
Что к тебе я однажды вернусь.

В старых книгах, описанный в красках,
О которых судить не берусь,
В Вечный город, увенчанный Пасхой,
Я вернусь, как в себе разберусь.

Я чуть-чуть постою возле входа —
Здесь величие так велико!
Здесь вообще очень близко до Бога,
Очень близко – но так далеко…

Я войду через Яффскую арку,
Не обычным путём, обходным,
По пути покупая подарки,
Чтоб потом подарить их родным.

Без креста на плечах – путь не сложный,
Мне всего-то пешком – полчаса.
А с крестом – лишь Ему было можно
Проложить этот путь к Небесам.

Приложившись к святыням знакомым,
Ничего не забыв, впопыхах,
Выйду я, словно только рождённый —
Налегке, без оков и греха.

Возвращаясь дорогой петлящей,
Я бумагу и ручку возьму
И в проёме стены устоявшей
Я оставлю записку Ему.

Напишу я по линии сгиба,
И меня не осудит Господь.
Напишу только слово «спасибо»,
Он поймёт, от кого и за что.

Вспоминал я тебя в Барселоне,
Где эмоции бьют через край.
Я скучал по тебе в Лиссабоне,
Еле втиснутый в жёлтый трамвай.

Больше всех ты на свете мне дорог!
Мы с тобой по ночам говорим,
Мой исполненный святостью город —
Мой намоленный Иерусалим!

Скоро буду – встречай!

Я плыву уже целую вечность
На своём небольшом челноке.
Мой поход обращён в бесконечность,
Что сейчас на амбарном замке.

Я рискую прослыть мизантропом,
От меня отвернутся друзья.
Ведь согласно любым гороскопам,
Полюбить меня просто нельзя.

Только ты опровергла всё это,
От советов друзей отступя,
Не найдя подостойней предмета,
Кому можно доверить себя.

И хотя я иду тихим ходом
И припасы почти на нуле,
Знаю я, что намазано мёдом,
Где любимая ждёт на земле.

Неглубокий минуя фарватер,
Я держу твой штурвал, как дитя.
Рядом ты, мой просоленый катер,
Из созвездия вечных бродяг.

Под мостом прохожу, нагибаясь,
Если снежный буран – пережду.
Нападают пираты – сражаюсь,
А приспичит бежать – убегу.

Штормовая морская погода
Утащила мой якорь давно.
Говорят, где-то рядом – свобода,
Но пока я дрейфую на дно.

Пусть звучит это спорно и странно —
Я отсрочил своё рандеву.
Мне играть ещё реквием рано,
Пока старый челнок – на плаву.

Я пытаюсь не сбрасывать хода,
Чтобы быть хоть на дюйм впереди.
Но пучина не ведает брода,
И поэтому скоро не жди.

Я надеждой латаю свой парус
И любовью – дыру за бортом.
Я с тобой никогда не состарюсь,
Я всегда с тобой – кровь с молоком.

И решенье моё нерушимо,
Это будет последний причал.
Голубиною почтой любимой
Напишу: «Скоро буду – встречай!»

Война

Война – кровава и цинична,
И вмиг не кончится сама.
Она вдруг стала чем-то личным,
Когда весь мир сошёл с ума.

Мы забываем, как смеяться
И часто слышим слово «крах»,
Мы перестали удивляться
Могилам павших во дворах.

Кресты, простые в своей массе, —
На наших новых рубежах,
Уже не только на Донбассе —
Во всех российских городах.

Стоят погосты в триколорах
И льются слёзы матерей.
Когда одни ховались в «норах»,
Другие были похрабрей.

Когда коса нашла свой камень,
Когда на брата пошёл брат,
Когда грядущий день отравлен,
Я точно этому не рад.

Я так хочу быстрее – в завтра,
Чтоб стало прошлым наше «сейчас»,
Чтоб стёрли память в нашей карте,
Чтоб вновь надежда проросла.

Чтоб улыбнулись наши мамы,
Чтоб снова радовали сны,
Чтоб быстро затянулись раны —
Не только те, что нам видны.

Я так хочу скорей проснуться
И крикнуть громко, во всю грудь,
Чтобы от бездны оттолкнуться,
Чтоб снова воздуха глотнуть.

Я заору, чтоб мир проснулся,
Услышав страшные слова —
И так, чтоб воздух содрогнулся:
«Да будь ты проклята, война!»

Я привыкаю

Я привыкаю понемногу
К тому, к чему привыкнуть трудно:
Я привыкаю верить в Бога,
Крестясь знамением прилюдно.

Я привыкаю к новым штаммам,
Ходить всегда одним маршрутом,
Что я не встречу свою маму
На кухне, как обычно, утром.

Я привыкаю к жизни в маске,
К дешёвым шоу на экране.
И внукам я читаю сказки,
Чтоб как-то выправить сознанье.

Я привыкаю даже, вроде,
Хотя родился там, где солнце,
К московской слякотной погоде,
Где лето редко удаётся.

Я не смогу стать молодым,
В двадцатый век не перепрыгнуть.
Но если стану вдруг таким,
То я и к этому привыкну.

Мне не увидеть плащаницы,
Мечтой останется Париж,
Привычку ездить за границу
Уже никак не возродишь.

Мы привыкаем сидеть дома,
Всё реже накрывать столы,
Как будто чья-то злая воля
Нас заковала в кандалы.

Я не хотел бы жить один,
Врасплох событием застигнут.
Хотя и знаю наперёд,
Что я и к этому привыкну.

Но есть на свете мир иной,
В котором нет нужды бороться:
Привычки бросить всем придётся,
Когда прервётся путь земной.

И если вы не дураки,
Не ожидайте переклички.
Сжимая пальцы в кулаки,
Гоните прочь свои привычки.

Это было давно

Это было давно – в сладком, призрачном
детстве:
Мы мечтали с тобой о далёких мирах.
Все тогда понимали – это будет не скоро,
Но верили: точно на наших глазах.

Лет через десять не будет ни тюрем,
И денег не будет. Придёт коммунизм.
Казалось, мы только глаза чуть прищурим.
Мы же – внуки дедов, победивших фашизм.

Мы гоним секунды, минуты, часы,
Нам время – не время, мы вечно спешим.
Мы будем студентами лет через десять,
А лет через двадцать – на Марс полетим.

Тогда мы совсем не боялись – смеялись,
Что век двадцать первый ещё далеко.
Но время промчалось, и мы подравнялись,
И мне – почти сорок в две тыщи втором.

Ну, сорок и сорок – подумаешь, новость,
Ведь это всё даже не зрелость ещё!
Ну кто тогда думал, что эта условность —
Лишь первый звоночек, что путь сокращён.

Сейчас мы давно свою жизнь не торопим,
Сейчас мы украдкой на время глядим,
Теперь мы другие желания копим,
И точно на Марс уже не полетим.

Теперь-то я знаю, теперь я уверен,
Что сбудется только отчаянья крик!
Ведь время летит, и мне страшно подумать,
Что лет через двадцать я – глубокий старик…

Исповедь

– Прости меня, что беспокою,
Святой отец, в столь поздний час.
Но мысль одна в который раз
Опять мне не даёт покоя!

Я понял вдруг, что я не вечен,
К себе не манит Эверест
И тяготит меня мой крест,
Что мне Создателем намечен.

Ведь знаешь сам, святой отец:
Какую жизнь бы ты ни прожил,
Каких богатств ни преумножил,
Прописан всем один конец.

Я, вроде, отче, не дурак
И книг прочёл побольше многих,
Силён в познаниях глубоких,
Но смерть – итогом! Это как?

Когда, что нажил – под откос.
Зачем нам жизнь, скажи мне, отче?
– Ты маловерный, это точно,
Раз задаёшь такой вопрос!

Ты не доволен своей долей?
Не гладким был и путь Христов!
Унынье, сын мой, из грехов —
Несносный самый и тяжёлый.

Ведь всё благое, что творишь,
В копилке копится годами.
Ну, а когда ты вновь грешишь,
Опустошается грехами.

– Грешу я, в принципе, немного,
Но молю Бога каждый день,
Чтоб не наказывал так строго
За гнев, унынье, зависть, лень.

И что псалом пятидесятый
Читаю только раз в году,
Когда нечаянно найду
Молитвослов свой полумятый…

По мере сил и чем могу
Я неимущим помогаю!
Но, правда, часто на бегу
И если чувством воспылаю.

– Насколько соразмерны траты
На неимущих от тебя
К тому, что тратишь на себя
Из своей месячной зарплаты?

Не отвечай, ответ я знаю,
Ты не один такой, поверь.
Ты на себя сперва примерь
Те страхи, что в глазах читаю.

И откупаясь малой долей,
Не жди за это похвалы,
Что ты натёр себе мозолей,
На ниве вечной доброты.

А то, что делаешь во благо,
Тебе совет простой я дам:
Негоже похваляться нам,
Что ближе к Богу на полшага.

Развесив на стене иконы,
Молившись, как молилась мать,
Ты даже можешь пост держать,
Как Патриарх, по всем канонам.

Но суть в другом: ты – маловерный,
Коль в главном усомниться мог!
Послушай и усвой урок,
Ведь прихожанин ты примерный.

Всё дело в том, куда ты шёл,
В постах, молитвах и смирении.
Когда не веришь в Воскресенье,
То, значит, веру не обрёл.

Ты исповедовался мне
В прошедший вторник или среду.
Прекрасно помню ту беседу
Лицом к лицу наедине.

Как ты грехи перечисляешь —
Одни и те же каждый раз.
Внутри своих мудрёных фраз
Ты лишь слова переставляешь.

Повторный грех вас не пугает —
Знать, не раскаялись вы в нём.
А как душа горит огнём,
Не только лютый грешник знает.

Ты смертью сильно опечален,
Не слышишь слов святых отцов!
Ведь Новый путь, в конце концов,
Возможно, более реален!

– А как пойму я это, отче!?
Что, в душу вселится любовь?..
Покой ко мне вернётся вновь?..
И крест мой станет много легче?..

Священник посмотрел на небо,
Затем – пришедшему в глаза,
За плечи обнял и сказал:
– Молясь Творцу, ты с Ним и не был!

Последуй моему примеру:
Любовь нам всем и так дана.
Ничто так крепко, как она,
Не укрепляет нашу веру!

А напоследок, между нами,
И я, бывает, согрешу.
Прости, сын мой, но я спешу. —
Сказал и тотчас скрылся в храме.

Брат

Если путь намечен, не гляди назад,
Даже если слёзы на твоих глазах.
Рушится планета, спящая в тиши,
Разум понимает, сердце не спешит.

Как могла случиться адова беда?
Запылали наши с братом города…
Леденящий ужас душу теребит,
Разум понимает, сердце не спешит.

Вместе с моим братом строили мы дом,
Поровну делили хлеба за столом,
Вместе наши деды дрались, как могли,
Вместе в Сорок третьем в землю полегли.

Где, когда дороги наши разошлись,
Братские канаты в нити расплелись?
И по каждой нити, словно наугад,
Мы теперь стреляем с разных баррикад.

Что случилось с нами, ты скажи мне, брат:
В чём перед тобою стал я виноват?
Что не отрекался от всего, чем жил,
Не кричал, что надо брата – на ножи?

Не скакал в угаре, и до хрипоты
Не кричал, что брат мой – не такой, как ты.
Не держал в подвалах женщин и детей,
Не сжигал в Одессе заживо людей.

На трусы из кружев совесть не менял,
С бывшими врагами в брата не стрелял.
Не колол я свастик на своих плечах,
Потому что знаю, кто нас жёг в печах.

Поостынь, подумай, оглянись назад,
Наше единение – выше всех наград.
Не впервой мне, братец, наводить мосты,
Может, я и вправду не такой, как ты!

Прощёное воскресенье

По традиции, утром весенним,
Раз в году – так уже повелось —
Просим мы друг у друга прощенья
За всё то, что в душе отлеглось.

Мы кого-то обидели словом,
У кого-то отняли надежду,
И теперь давят грузом пудовым
Нам на плечи стальные одежды.

За грехи, что чреваты расплатой,
Мы попросим прощения в Храме.
Мы не то что кругом виноваты,
Просто так научила нас мама.

Наберём этим утром весенним
Телефоны родных и друзей,
Постоим с запоздалым прощеньем
На могилах отцов, матерей.

Мы за пазухой камни носили,
И хотелось бы самую малость,
Чтобы всё, что друг другу простили,
В воскресении Прощёном осталось.

Наросли, накопились обиды,
Как кораллы на дне корабля.
Мы отслужим по ним панихиды
И сегодня начнём всё с нуля.

Старый парк

Старый парк затеял листопад,
По теплу оставив все надежды.
Побросал на землю впопыхах
Пёстрые, намокшие одежды.

Надоели пышные наряды,
Походить хотелось голышом,
Чтоб для солнца не было преграды,
Чтоб успеть насытиться теплом.

Скоро он заснёт и не узнает,
Как холодный, неуютный снег
Каждый день без спроса заметает,
Не жалея сил, его ночлег.

Как его аллеи по старинке
Люди будут чистить по утрам,
Выметая мётлами тропинки
Тихо, не мешая его снам.

Он проспит полгода, может, больше,
И, проснувшись позднею весной,
Вспомнит он, как тяготился ношей —
Той ненужной, сброшенной листвой.

Той, что укрывала от ненастья,
От палящих солнечных лучей,
И о том, что не ценил он счастье,
Упуская суть простых вещей.

А теперь в безвременье застрявший,
Неказистый, голый и смешной,
Всё своё величье потерявший,
Он мечтал о прежней ноше той.

Он мечтал о пышной шевелюре,
О больших деревьях и цветах,
О фонтанах в девственной лазури,
Об июльских тёплых вечерах.

Но листва появится не скоро.
И, не грезя райским шалашом,
Вопреки досужим разговорам,
Постоять придётся нагишом.

Память

Я полюбил, когда мне было двадцать,
Но в голове осталось на процент
Лишь запах трепетных акаций,
Как подряхлевшей памяти презент.

Ещё заветная скамейка,
Твои французские духи,
Моя весёлая семейка,
В твою честь первые стихи.

Твой взгляд, загадочный и томный,
И кожи молодой велюр.
Тогда своей стрелой фантомной
Меня сразил наш друг Амур.

Я вспомнил долгую разлуку
И как прощаться было жаль,
Как целовал тебе я руку,
Когда до дома провожал.

А значит, я не безнадёжен,
И память продолжает жить.
В ней путь наш будет подытожен,
Там я и буду всё хранить.

Мне б удивиться, но я рад
Тому, что в прошлом нет преград,
Как много в памяти моей
Открытых окон и дверей.