«Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме (сборник)» kitobidan iqtiboslar

Мы бредем мимо спящих витрин; отражения наших отражений скользят в их бездонной тьме, там, под нами, вспыхивают плавники волшебных рыб, глубже неслышно проплывают гигантские тени китов, кажется, почти касаясь своими хвостами верхушек мачт затонувших фрегатов и бригов. В их трюмах — золото инков и майя, мальтийские цехины, бранденбургские дукаты с профилями трех кронпринцев, голландские гульдены и суверены, испанские дублоны с крестом и гербом Филиппа Четвертого.

Набираю морскую воду в ладони, сложенные, будто для милостыни. Втягиваю носом и выпускаю через рот. Вода превращается в пену. Она пузырями идет изо рта, как у бешеной собаки. Сморкаюсь, чтобы вышвырнуть из себя болезнь, до резкой боли напрягая пазухи. Нет облегчения. Лишь сильнее ноет лоб, только резче пульсируют виски...

Я положился на дорогу, как на судьбу. Словно мертвецкую ладью — так снаряжал я мой походный рюкзак. Основными загробными предметами. В путь отправлялись святыни моего детства, не покидавшие порог нашего дома уже несколько десятилетий

Черноморское побережье Москвы раньше называлось Севастопольским районом. А еще раньше — Советским. Не убери власти название «советский», может быть, Советский Союз и не развалился бы. В мире же все связано. И названия с именами даются не просто так

Однажды я проснулся в Крыму. И с тех пор мне суждено просыпаться там снова и снова. Столько раз, сколько хватит на это фантазии у моих сновидцев

Луна бледная, больная, какая-то нервная. Но во мне спокойствие. Как гранитный памятник. Лишь на мгновение в нем образуется трещина — испуг; завтра надо найти новое убежище, ведь будут искать. Впрочем, если подумать, найдут не сразу; успеем проститься с вагончиком, пустошью, морем

Это были дни свободы и грусти. Я заново открывал для себя светлые мелодии, написанные словно бы специально для меня, одухотворившие мою грусть. Рядом появились прекрасные люди, чтобы сочувствовать и весело и беззаботно спасать меня на том горестном чудаческом пути, что уготовила судьба. Все напитки были вкусны и жгучи, даже самые дешевые и поддельные. Но той осенью я остался в Ялте один, а горы и море обостряют и усиливают все чувства

От самоубийства его могло удерживать пророчество. А может быть, дело в том, что еще более сладкой, чем мысль о смерти, была для него мысль о мести. Он хотел отомстить всем — не только Леонтию, но и всем остальным, вплоть до самого последнего местного мальчишки, показывавшего на него пальцем. Он еще утопит этот город в крови. (Действительно, утопит, хотя мальчишки к тому времени вырастут.)

Лето выдалось жарким, было душно, но он не покидал полутемных комнат, его душили ярость и стыд. Прятал изуродованное лицо от служанки, которая приносила еду. Не говорил. Иногда забывался, пытался что-то сказать, слышал собственную позорную шепелявость и со злостью толкал глупую старуху

И поет, поет взахлеб в сухом колючем кусте, над колючей сухой землей, под колючими дикими звездами безумная ночная птица