«Портреты в колючей раме» kitobidan iqtiboslar
Страха не было. Было только горькое чёрное чувство собственного бессилия. Ничего не знал и не знаю я на земле, нет, нет страшнее, тошнотворнее этого чувства...
На отводных путях Казанского вокзала нас ждала кованная фраза, которую слышат в России с 17 года по сей день: "Шаг вправо или влево считается за побег. Конвой стреляет без предупреждения".
Пересыльная тюрьма - это странный форпост свободы.
Единственное уникальное место в России, "в большой и малой зоне", то есть в лагерях и на воле, где человек кричит, говорит, шепчет все, что хочет. Ему все равно. Приговор подписан. Ничто не изменит его судьбу.
Я вдруг почувствовал физическую тяжесть от слов Соловья: «Ты же сможешь написать или рассказать кому-то!» Мне захотелось крикнуть: «Да нет, я не подряжался, может, мне и не хочется писать об этом, да и как об этом напишешь – всё равно никто не поймёт!»
И тут я понял, что никогда уже не смогу писать о музыке, которую так любил, о природе, о любви, никогда ничего не получится! Никогда и ничто не захватит мою душу целиком и полностью – ни море, ни закат, ни Бах! И только, то, что будет отдельной нотой напоминать мне сегодняшний чей-то крик: «Стреляй, гад! Все мы там будем!», – только это тронет сердце. Я как-то скорчился всем нутром, как человек, которому ласково сказали: «Вы безнадежно больны».
"Я не стану долго объяснять, почему тексты лозунгов не являются ни заведомо ложными, ни порочащими. Текст лозунга, который я держал в руках, – «За вашу и нашу свободу» – выражает мое глубокое личное убеждение…Здесь, в зале суда, прокурор обратился ко мне с вопросом: «Какой свободы вы требуете? Свободы клеветать? Свободы устраивать сборища?» Нет, мне не нужна «свобода клеветать»."
Лагерь всегда чем-то напоминал мне разные нелепицы из научно-фантастических рассказов о космосе, холодящие души интеллигентных обывателей. В лагере, как и в космосе, приходится существовать без привычных норм отсчета времени и пространства. Никому в лагерной зоне не придет в голову спросить, который час – засмеют. Да и часов ни на руках нет – запрещено, – ни на фасаде лагерной вахты. Часы на руках и в руках начальства. Никто не спросит, сколько времени прошло. Лишь иногда, робко, сколько осталось… осталось до конца каторжного дня, до конца срока заключения, но и на этот вопрос никто не может толком ответить – после обычных работ загоняют на так называемые общественные, а если воспротивился, могут и лагерный срок продлить. После первого закона лагеря, закона путных и блатных с понятием, – никогда не думать о еде, стоит второй закон – никогда не думать, сколько дней осталось до освобождения. Если считаешь оставшиеся дни, – тебе конец. Многих вызывают к начальству под самый конец срока и уговаривают: «Вам осталось всего месяц, полгода, год, но вот на вас есть досье, прибавят лет пять-семь, дайте показания на таких-то, и все обойдется». Те, кто считал дни, не выдерживали. Так же, как те, кто днем и ночью думал о лишнем черпаке каши. Этой премудрости я обучился и никогда не считал, сколько времени прошло от одного до другого события и прошло ли это время вообще…
В декабре 1966 г. я был отправлен на несколько недель в психбольницу за публичное чтение стихов и попытку создать свободное объединение прозаиков и поэтов.
