Kitobni o'qish: «Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма», sahifa 27

Не защита Конституции (Основного Закона) РФ, не закон волновали этого горе-контр-адмирала, а «психика» Б. Ельцина. Не удивительно, что этот контрадмирал, награжденный за штурм Дома Советов орденом «За личное мужество», с удовлетворением получил за пролитую по его вине русскую кровь и продление коррумпированного, олигархического режима ельцинизма этот орден.

Приведем откровения бывшего Генерального прокурора России В. Степанкова по поводу расстрела Белого дома. Он утверждал, что когда 5 октября следственная группа прокуратуры вошла в здание, то не обнаружила ни одного трупа. Причем он особо подчеркнул:

«Увиденное сильно отличалось от той картины, на которой Белый дом предстает как источник угрозы, начиненный массой оружия. Логически отсюда следовало бы, что там должна была развернуться жуткая картина боя с вооруженными националистами, бандитами. Но этот искусственно созданный образ абсолютно не соответствовал тому, что произошло на самом деле. То есть в бою должны участвовать две стороны, но даже первый визуальный осмотр свидетельствовал: бой вела одна сторона. Такую ситуацию я затрудняюсь назвать боем».

В этих показаниях – вся сущность бывшего Генерального прокурора РФ. Здесь высветилось желание подыграть и властям («ни одного трупа» – так хотелось остаться Генеральным прокурором), и защитникам Конституции (бой вела одна сторона – для истории!). Пройдет два года, и В. Степанков, прогнанный с должности Генпрокурора, видимо, переосмыслив события сентября – октября 1993 г., полупризнается, что при посещении 5 октября 1993 г. в 16.00 здания Белого дома «на выходе увидел убитого…»²⁷².

Убежден: если бы в «кровавые дни» 93-го В. Степанков не струсил, не занял страусиную позицию, а поступил бы так же быстро и решительно, как он «яростно» вместе со своим заместителем Лисиным действовал августе 91-го, действительно не было бы «ни одного трупа» вообще! И уж, конечно, людей не загоняли бы для фильтрации на ледовую арену в «Лужниках», где их содержали как преступников под мощной охраной. В частности, среди них находился и народный депутат И. Полозков. Да, тот самый, который в свое время снял в пользу Б. Ельцина свою кандидатуру на пост Председателя Верховного Совета РСФСР. Теперь тоже, наверное, жалеет, что поддался на уговоры елейного М. Горбачева.

В самый разгар расстрела Дома Советов в 15.00 в Кремле «правящая верхушка преступников» собрала совещание субъектов Федерации. Кирсан Илюмжинов и Руслан Аушев, вырвавшись из горящего Белого дома, пришли на это совещание. Вот как описывает ход совещания К. Илюмжинов: «…мы прямо из Белого дома с Русланом Аушевым какие были – грязные, так как пришлось по земле кататься, по коридорам этим, – пришли на совещание. По телевизору вы видели: в президиуме сидел Черномырдин, вокруг него – министры и субъекты Российской Федерации. Совещание только началось, а в это время прямой наводкой били по Белому дому. Встал Руслан Аушев, спрашивает меня: "Будешь ты говорить?" Я ответил, что нет, что-то в горле пересохло. Я впервые увидел такую ужасную картину. А Руслан ведь уже был в Афганистане. И он начал говорить, обращаясь к Черномырдину: "Виктор Степанович, там на глазах хорошие депутаты, плохие депутаты, хороший или плохой Верховный Совет, но мы там видели детей, женщин. Там где-то пятьсот или шестьсот трупов. Остановите бойню". На что руководители России сказали, что их вообще нужно уничтожить, стереть с лица земли. Потом выскочил Борис Немцов, губернатор Нижнего Новгорода: "Давите, давите, Виктор Степанович, времени нет. Уничтожайте их!" И другие губернаторы регионов начали говорить: надо их уничтожать, всех расстрелять»²⁷³.

Но были другие факты, характеризующие, что не все продается и покупается. Журналист Андрей Бабицкий после расстрела Дома Советов отослал Ельцину медаль, которой он был награжден за участие в защите Белого дома в августе 1991 г. Этим он высказал свое неприятие нарушению Конституции и закона со стороны авторитарной власти. Что очень важно, сделал он это в то время, когда либеральная интеллигенция вовсю пела хвалу Ельцину.

Позднее я встречался со многими народными депутатами, попавшими «в переплет» 4–5 октября 1993 г. Они подробно рассказывали, что с ними творили омоновцы. Вакиф Фахрутдинов показал медицинскую карту, выданную в клинике Склифосовского: «Перелом 6-го, 7-го, 8-го ребер слева. Перелом 10-го ребра справа с повреждением легкого. Перелом головки лучевой кости…» Но никто до сих пор не понес наказание за это преступление!

Выйдя утром 5 октября 1993 г. из квартиры приютившего нас дома, я и сопровождавшие меня ребята из охраны госспецслужбы, которые вышли из Белого дома и ночевали вместе со мной, направились вверх к улице Рочдельская. Пересекли улицу. Вдруг слышим сзади сирену мчавшейся на большой скорости какой-то красной машины, которая направлялась в нашу сторону.

«Все, Юрий Михайлович. Это за нами. Сейчас нас арестуют», – проговорил Николай Н., прикрепленный сотрудник службы охраны. Однако красная машина, как оказалось, была пожарной машиной расположенной неподалеку пожарной части. Проскочив мимо нас 3–5 метров, она резко затормозила и остановилась. Из нее вышел молодой пожарный и бросился обниматься с Борисом М., другим сотрудником спецслужбы. Борис рассказал ему о всех перипетиях в Доме Советов и событиях последней ночи. Ребята крикнули мне немедленно садиться в машину, и мы быстро уехали из окруженного омоновцами участка. Просто повезло.

Пока ехали в машине, Борис рекомендовал мне примерно на месяц уйти «в подполье», никому не звонить, не показываться на людях, в том числе особенно на вокзале и в аэропорту, не ночевать дома и у родственников, чтобы, как он сказал, «не попасть в переплет беспредельщиков, "воинствующих победителей" примерно в течение 15–20 дней, пока ситуация не разрядится».

Машина остановились возле телефонной будки. Позвонил жене, договорились встретиться на углу Ленинского проспекта и ул. Крупской. Пожарная машина быстро доставила меня на место, жена, вся в слезах, уже ждала.

Дело в том, что, когда я не пришел домой вечером 4 октября, Инна Ефимовна начала звонить знакомым и друзьям, узнавать о моей судьбе. Дозвонилась до одного нашего старого знакомого – Виталия Джабути, работавшего пресс-секретарем у Павла Грачева. Тот сказал ей, что уточнит и вскоре перезвонит. Действительно, через час он перезвонил жене и сказал, что Юрий Михайлович не числится ни среди находящихся в МВД, ни среди погибших. Правда, сказал он, в кабинет Юрия Михайловича на пятом этаже Дома Советов попал танковый снаряд, в кабинете все разворочено, но был ли там Юрий Михайлович или нет, пока никто сказать не может, уточнят утром. Представляете состояние жены, получившей такую информацию, до того момента, когда мне удалось позвонить ей утром 5 октября?

Прощаясь, я искренне поблагодарил ребят из спецслужбы и пожарной машины за поддержку. Обменялись адресами.

Мы с женой, обсудив ситуацию и обдумав, где нас не будут искать, решили позвонить нашей близкой знакомой, подруге жены, бывшему инструктору ЦК КПСС Людмиле Артемовне Лесовой, которая проживала в доме ЦК КПСС по Ломоносовскому проспекту. Услышав наш голос, Людмила прокричала в трубку, чтобы мы немедленно приезжали к ней. Встретились. До самого вечера шла заинтересованная беседа о ситуации в стране, о том, как мы жили в оккупированном Доме Советов, как вышли, где ночевали. Но у Людмилы оставаться было нельзя, поскольку у нее была лишь однокомнатная квартира и, во-вторых, жильцы дома – бывшие сотрудники ЦК КПСС, многие из которых меня знали. Решили звонить друзьям.

Первому позвонили нашему общему другу Тарасу Мироновичу Шамбе. Этот звонок был обусловлен двумя обстоятельствами.

Дело в том, что я вместе с Тарасом Мироновичем в 1972–1975 гг. учился в Академии общественных наук при ЦК КПСС, где мы и подружились, часто семьями отмечали праздники.

В 1975-м он защитил кандидатскую диссертацию, а в 1985-м – докторскую. С 1987 г. Т. Шамба – профессор АОН при ЦК КПСС. Тарас Миронович – крупный специалист в сфере теории и практики государства, демократии и правопорядка, национально-государственного устройства и предпринимательского права. Разработчик текста проекта Конституции Республики Абхазия, инициатор проведения первых всенародных альтернативных выборов Президента Республики Абхазия. В 1992 г. он был избран президентом Всемирного Конгресса абхазо-абазинского народа. В 1987 г. был секретарем парткома Академии, в 1989 г. избран народным депутатом СССР. Я в это время был в докторантуре АОН при ЦК КПСС, жил в Москве, и наши дружеские отношения еще более укрепились.

Второе обстоятельство связано уже с событиями в самой Абхазии.

В июле 1993 г. я с женой отдыхал в санатории им. Фрунзе в Сочи. Перед поездкой Руслан Имранович попросил меня найти возможность конфиденциально встретиться с первым Президентом Республики Абхазия Владиславом Григорьевичем Ардзинбой, передать ему, что со стороны Верховного Совета Абхазия имеет полную поддержку, выяснить, чем можно республике помочь. Предупредил, что об этом никто не должен знать.

В санатории в это время отдыхали многие народные депутаты, в частности, Аман Тулеев с сыном, Владислав Ачалов с супругой Ларисой, Людмила Бахтиярова и другие.

Я обговорил с В. Ачаловым, который имел тесные связи с группировкой российских миротворцев в Абхазии, что хотел бы неофициально встретиться с В. Ардзинбой. Как-то вечером Владислав Алексеевич сказал мне, что завтра мы поедем в горы, где, скорее всего, и состоится наша встреча с В. Ардзинбой.

Утром я с супругой, В. Ачалов, его советник Георгий Николаевич Колбая, бывший член Верховного Суда СССР, выехали в горы.

Я хорошо помню дорогу, по которой мы ехали, поскольку наше с женой первое свадебное путешествие, а затем и поездки на отдых, на озеро Рица, в Новый Афон в другие годы проходили здесь, в Абхазии. Это был райский уголок. Теперь же нас везли по искореженной дороге, разрушенной местности, выжженной земле. Кругом опустевшие дома.

Напомню читателю ситуацию тех лет. В августе 1990 г. Верховный Совет Абхазии в ответ на непрекращающиеся шовинистические акции со стороны Тбилиси принял Декларацию о государственном суверенитете Абхазской Советской Социалистической Республики. Мы в Верховном Совете периодически обсуждали проблему Абхазии, поскольку она всегда была неотъемлемой частью России. В августе 1992 г. Грузия развязала открытую войну против этой независимой республики. Грузинские войска заняли восточную часть территории республики и столицу Сухум. Возникло вооруженное противостояние. На тот период государственные институты Абхазии были полностью разрушены. Армии фактически не было. Возникло народное ополчение, вставшее отстаивать свою независимость по велению сердца.

Приехали в горы, на правительственную дачу. Через некоторое время прибыл с небольшой группой В.Г. Ардзинба. Пока готовились шашлыки, я примерно час беседовал с Владиславом Григорьевичем, обговорили все вопросы, о которых я по возвращении в Москву рассказал Руслану Имрановичу. В ходе беседы я рассказал В.Г. Ардзинбе о наших давних отношениях с Т. Шамбой. В. Ардзинба весьма тепло отозвался не только о Тарасе Мироновиче, но и о всей семье Шамба. По прибытии в Москву я позвонил Т. Шамбе и рассказал о встрече.

Этот фактор побудил и Людмилу Артемовну и меня ему позвонить. Тарас Миронович немедленно откликнулся на нашу просьбу. Через час он вместе с супругой Нэлей приехал к Людмиле Артемовне и отвез меня на конспиративную квартиру, предупредив, чтобы я никому не звонил, не открывал двери, что никто из моих родных приезжать ко мне не должен, короче, вел себя как истый «подпольщик». Все четыре недели моего бытия на конспиративной квартире я усиленно, как говорится – по горячим следам, – писал книгу «Свинцом по России»²⁷⁴, которую издал в 1995 г.

Зная, что я пишу книгу, народный депутат РСФСР, член Верховного Совета Г. Ахмедзянов²⁷⁵ подарил мне страстные стихи, посвященные подвигу блокадных женщин, защитникам Конституции, которые с его согласия я привожу:

 
Тринадцатый день, как Парламент в осаде.
У Белого дома шеренги солдат,
И кольца Бруно, и спецназ в палисаде,
И танки на всех перекрестках стоят.
Я знаю, солдат, что ты верен присяге,
Но прежде чем жать на крючок спусковой,
Подумай – тебя не представят к награде
И некому будет гордиться тобой.
Ты вспомни бескрайние русские степи,
Осенние запахи хлебных полей,
Сиротами, знай, не рождаются дети,
Не надо, взываю, стрелять в матерей!
А может быть, мать твоя в доме блокадном
Из окон глядит на шеренги внизу,
Легендою став в своем подвиге ратном,
Тебя вспоминает, роняя слезу.
И шепчет: «Сынок, в этих окнах тревожных
Врагов твоих нет, здесь одни лишь друзья,
С бескрайних равнин и просторов таежных
Здесь гордость России, здесь совесть твоя».
Но ты молчаливо взираешь на слезы,
Не чувствуешь сердцем, о чем шепчет мать.
Не видишь, как в горе склонились березы,
Как стан их ломает железная рать.
Ну что же, сынок, твое время настало,
Стреляй в эту грудь, что вскормила любя,
И в сердце, которое биться устало.
Россия – живи, я прощаю тебя!
Россия стыдливо глаза опустила,
И танковый выстрел ударил мне в грудь.
Сегодня убить ты меня разрешила,
А завтра растопчут тебя – не забудь!
Такой вот конец двухнедельной блокаде,
Тот выстрел фатальный не просто, не вдруг,
Но не было слез, и мольбы о пощаде,
И вскинутых в горестном трепете рук.
Мы вышли спокойно из Белого дома.
Объятый огнем, он был сажей покрыт.
И помнит пусть тот, кто войдет сюда снова,
Ничто не забыто, никто не забыт!
 

Как указано выше, в августе 1995 г. Генпрокуратура завершила расследование дела о событиях 3–4 октября 1993 г. Собраны 400 томов доказательств, которые позволяют восстановить картину произошедшего (дело «Черный октябрь 93-го» № 18/123669–93). Следователями установлено, что в результате столкновений в те дни погибло не менее 147 человек. И все это, как записано в указе истинного убийцы – Б. Ельцина, в «целях безопасности». Главным толкователем ельцинского «единства и целостности России» на тот момент являлся глава сепаратистской Чечни Джохар Дудаев. Именно Дудаев был одним из немногих тогдашних глав регионов, кто публично поддержал действия Ельцина, оценив указ № 1400 как «правильное восприятие Москвой чеченского опыта».

Цифра 147 в документах «наших» прокуроров «установлена» весьма субъективно. Это тот «предел», который в свое время «указал» президент и которого придерживались и СМИ, и прокуратура. Чтобы не быть голословным, приведу факты. 5 октября 1993 г., рано утром Б. Ельцин позвонил руководителю администрации С. Филатову и сказал: «Сергей Александрович… к вашему сведению, за все дни мятежа погибло сто сорок шесть человек»²⁷⁶.

Понимая всю щепетильность своего положения, следователи были вынуждены зафиксировать число погибших словами «не менее». На основании собранных доказательств Генпрокуратура пришла к выводу, что большинство погибших стало жертвой солдат внутренних войск МВД и Минобороны, которые стреляли по всякому движущемуся предмету. Разумеется, имена авторов государственного переворота, непосредственных исполнителей убийств, прокуратура не стала предавать гласности. Позднее материалы дела № 18/123669–93 были опубликованы. Поименно жертвы массового расстрела у Белого дома приведены в Приложении 5.

Но есть и другие данные, отличные от официальных. Вот что сообщил, например, один из офицеров внутренних войск о массовых убийствах тех, кто был внутри Дома Советов: «Официальными органами и официальными средствами массовой информации сознательно замалчивается все, что связано с массовым убийством… Всего в Белом доме было обнаружено 1500 (одна тысяча пятьсот) трупов, среди них женщины и дети. Все они были вывезенытайком оттуда через подземный тоннель, ведущий от Белого дома к станции метро «Краснопресненская» и далее за город, где были сожжены. Об идентификации и речи не было. Где сожгли – не знаю… Убитых так много потому, что из танков стреляли не болванками, как утверждают, а боевыми снарядами кумулятивного действия. Возникшая при разрыве внутри здания ударная волна была столь сильной, что у жертв разрывалась голова. Стены были забрызганы их мозгами»²⁷⁷.

По сведениям правозащитного центра «Мемориал», полученным от рабочих и служащих крематориев за три ночи: с 5-го на 6-е, с 6-го на 7-е и с 7-го на 8 октября 1993 г. в Николо-Архангельском крематории сожжено 300–400 трупов, в Хованском – в первую ночь 58, во вторую – 27, в третью – 9²⁷⁸.

В средствах массовой информации появлялись разные сообщения о жертвах сентября – октября 1993 г. Так, «Комсомольская правда» 25 ноября 1993 г. отмечала: «До сих пор… никем не дезавуирована просочившаяся в печать информация о письме трех силовых министров Президенту Российской Федерации, где названо точное – 948 человек – число жертв "Черного октября"».

В ночь с 5 на 6 октября 1993 года Владимир Сергеевич Бушин – фронтовик, советский и российский писатель, публицист, литературный критик, член Союза писателей СССР – написал стихи «Я убит в "Белом Доме"», которые легли в душу многим белодомовцам:

 
Я убит в «Белом Доме».
Помяните меня!
Бэтээры и танки
Не жалели огня.
Вертолеты кружили
И горел «Белый дом»,
Стал он Черной могилой
Для укрывшихся в нем.
 
 
Я убит в «Белом Доме».
Не жалейте меня!
Мертвый сраму не имет,
Честь моя спасена.
Стыд, позор, униженье
Это участь живых,
Тех, кто милости просит
У сатрапов своих.
А предатель-таманец,
Расстрелявший меня,
И иуда-рязанец
До последнего дня,
До конца они будут
Во бесчестии жить,
И от крови им руки
Никогда не отмыть.
 
 
Лучше здесь, с красным флагом
Стоя, мне умирать,
Чем пред гадиной наглой
На коленях стоять.
Я убит в «Белом Доме».
Видно – участь мне пасть,
Как бойцы умирали
За Советскую власть.
 

Прошло двадцать лет с тех трагических для страны дней. Тайное все более становится явным. В 2011 г. в цикле передач «Суд истории» генерал-майор милиции Владимир Овчинский, бывший в 1993 г. помощником первого заместителя министра внутренних дел РФ, рассказал о документальном фильме, снятом по свежим следам в здании Верховного Совета после его захвата спецслужбами МВД. Комментируя показанное, сотрудники пресс-службы МВД тогда сообщали: «На этом месте стоял сейф. Теперь здесь расплавленное металлическое пятно». В той же комнате было другое расплавленное металлическое пятно вместо сейфа. От людей ничего не осталось, так как стреляли кумулятивными снарядами, которые выжигали все вместе с людьми. Таких кабинетов, по словам В. Овчинского, были десятки. В. Овчинский опроверг и официальную версию о 150 жертвах. «Трупов было не 150, а гораздо больше. Они штабелями лежали в черных пакетах в цокольном этаже… Это видели сотрудники пресс-службы. Я готов свидетельствовать об этом хоть на Конституции, хоть на Библии».

Приведем фамилии «героев», особо отличившихся при расстреле российского парламента, – Родина, народные депутаты РСФСР, их потомки должна знать их имена.

В штурме Дома Советов 4 октября 1993 г. принимали участие более 3000 солдат и офицеров, 10 танков, 80 БТР, 20 БМП, 15 БРДМ, свыше 50 БМД, подразделения, части и соединения Московского военного округа:

4-я гвардейская танковая (Кантемировская) дивизия, командир – генерал-майор Поляков Б.Н. Офицеры этой дивизии составили добровольческие экипажи танков, стрелявших по Дому Советов: заместители командиров танковых батальонов майор Петраков И.А. и майор Брулевич В.В., командир батальона майор Рудой П.К., командир разведывательного батальона подполковник Ермолин А.В., командир танкового батальона майор Серебряков В.Б., заместитель командира мотострелкового батальона капитан Масленников А.И., командир разведывательной роты капитан Башмаков С.А.;

2-я гвардейская мотострелковая (Таманская) дивизия, командир – генерал-майор Евневич В.Г. Наиболее отличились заместитель командира дивизииподполковник Межов А.Р., командиры полков подполковники Кадацкий В.Л. и Архипов Ю.В.;

27-я отдельная мотострелковая бригада (Теплый Стан), командир – полковник Денисов А.Н.;

106-я воздушно-десантная дивизия, командир – полковник Савилов Е.Ю. Наибольшую активность в операции проявили командир полка Игнатов А.С., начальник штаба полка подполковник Итренко А.С., командиры батальонов майор Хоменко Б.А. и капитан Сусукин А.В.;

16-я бригада спецназа, командир – полковник Тишин Е.В.;

218-й отдельный батальон спецназа, командир – полковник Колыгин В.Д.²⁷⁹ Непосредственно операцией по расстрелу парламента и мирного населения руководили министр обороны П. Грачев, его заместители и советники генерал-полковник Г. Кондратьев, генерал армии К. Кобец, генерал-полковник Д. Волкогонов, генерал-полковник А. Барынькин. Каждый выслуживался, как мог, некоторые проявляли особую ретивость.

«Достойно повел себя в непростой ситуации, – откровенничал впоследствии А. Коржаков, – Виктор Федорович Ерин. Он без всякого нажима «сверху» послал милиционеров на защиту телецентра в Останкино… Взгляд у Ерина был абсолютно спокойным и твердым, никакого колебания в его воспаленных от усталости глазах я не заметил»²⁸⁰.

Видимо забыл Александр Васильевич, что у Виктора Ерина уже был «богатый» опыт проведения карательных операций. Не только мне хорошо известен его взгляд, когда после кровавого разгона демонстрации 1 мая 1993 г. он докладывал президенту Б. Ельцину о благополучном завершении «зачистки» на Ленинском проспекте Москвы.

Неудивительно, что силы МВД в расстреле защитников Конституции России были не менее активны, чем подразделения, части и соединения Московского военного округа. К ним в первую очередь относятся Внутренние войска МВД – командующий генерал-лейтенант А. Куликов, проливший кровь тысяч невинных жертв, убитых и раненых в те дни; генерал-майор милиции П. Голубец, генерал-майор В. Дурбажев, командир оперативной группы ГУКВВ МВД РФ, один из главных организаторов блокады Дома Советов, генерал-майор В. Коваленко, руководитель штаба оперативной группы ГУКИИ МВД РФ в гостинице «Мир», генерал-майор А. Шкирко и спецподразделение «Витязь» – командир С. Лысюк, подло расстрелявшие демонстрацию в Останкино.

За «успешно проведенную кровавую бойню», расстрел мирных россиян в Останкино генерал-майор П. Голубец получил чин генерал-лейтенанта и орден «За личное мужество», а С. Лысюк удостоился звания полковника и Звезды Героя России.

По мнению многих ведущих юристов, сам характер преступлений, совершенных частями Министерства обороны и войск МВД, дает основание рассматривать организаторов и исполнителей карательных акций в Москве не просто как уголовных преступников, а именно как военных преступников. И руководители, отдавшие преступные приказы, и их исполнители должны нести ответственность перед всем мировым сообществом. В соответствии с нормами международного права в отношении военных преступников сроки давности не отменимы. Уверен, что история воздаст каждому из преступников по закону, в том числе и по закону совести. Думаю, что когда придет время – каждому вспомнится по их «заслугам» перед народом.

Спустя пять лет с момента трагических событий октября 1993 г. в «Комсомольской правде» появилось интервью одного из 12 офицеров, участвовавших в танковом расстреле Дома Советов. Это майор Валерий Гришин, продолжавший служить в Кантемировской дивизии. Вот как он описывает события тех дней:

«Нам приказали готовить по три танка в каждом батальоне… Вскоре двинулись к Минскому шоссе, в сторону Кубинки… Когда ворвались в город (Москву. – Примеч. авт.), старушки, увидев нас, крестились. Потом подъехали к гостинице «Украина»… Только подошли к «Украине», поступила команда загружать боеприпасы. Загрузили».

«Вопрос корр. «КП»: А вам объяснили, ради чего все делалось?

Ответ: Сказали что-то вроде того, что мы должны "просто продемонстрировать силу, слегка побряцать железом". О том, чтобы открывать огонь, речи не было. Повторяю, разговоров о том, что надо будет стрелять по Верховному Совету, не было. Мол, надо только выйти на мост, постоять, «пореветь» двигателями для острастки и уйти. В колонне, возле «Украины», первой стояла БМП, следом командирский танк, за ним – наш».

Как видим, сценарий провокации, как и с «Альфой», о которой мы писали, был заложен и здесь. И опять я вынужден цитировать известного провокатора, бывшего начальника Службы безопасности Президента А. Коржакова. Как и с «альфовцами», которые не хотели штурмовать Белый дом, пока не была совершена провокация – убийство снайпером одного из них, так случилось и с танковой колонной.

«…мы же предупреждали, – отмывается теперь Коржаков, – не будем стрелять, вышли бы, ушли бы, никто не стрелял».

А теперь вдумайтесь, уважаемый читатель, что говорит далее А. Коржаков:

«Ведь стрелять начали не с ходу, подогнали танки, целый час уговаривали в громкоговорители…»²⁸¹

Так как же – танки подогнали к «Украине» и вывели на Краснопресненский мост для устрашения или для расстрела? Конечно, для расстрела, в противном случае не «уговаривали бы целый час».

Видимо, офицеры-танкисты оказались настолько «наивными», что им трудно было понять, зачем было загружать танки боекомплектами по 20 зарядов в каждую боевую машину, да еще по две ленты патронов к пулеметам. И опять все случилось «вдруг».

Майор В. Гришин продолжает:

«И тут раздался первый выстрел из соседнего танка (командирского, командир роты – подполковник Баканов. – Примеч. авт.). Снаряд ушел куда-то вниз, под "Белый дом". Потом и мы стрельнули по 5-му этажу. В окно попали».

Я уже рассказывал, что, когда я не пришел домой вечером 4 октября, моей жене Инне Ефимовне сообщили, что в мой кабинет на пятом этаже Дома Советов попал танковый снаряд, но был ли я там или нет, уточнят утром. Состояние жены, получившей такую информацию, до того момента, когда мне удалось позвонить ей утром 5 октября, было ужасным.

Но вернемся к интервью майора Гришина.

«Вопрос корр. «КП»: Что ты чувствовал, когда нажимал кнопки электропуска?

Ответ: А что может чувствовать офицер, который обязан повиноваться приказу? Стрелял туда, куда меня нацеливали… Врагу не пожелаю такого. С одной стороны – Присяга, Устав, Приказ, а с другой – считай, что киллер на танке. Может, того самого депутата, в которого стреляли, я и избирал…

Потом к танкам пришел П. Грачев, смотрел в бинокль на Белый дом»²⁸².

Все, оказывается, очень просто. Офицера нацеливали расстреливать своих народных депутатов, высший законодательный орган страны, – командиры; им дали приказ генералы; генералам дал письменный приказ бывший Верховный главнокомандующий, а они безропотно выполняли приказ, и выходит, виноват во всем единственный человек в стране – бывший гарант Конституции, бывший Верховный главком, бывший Президент Борис Николаевич Ельцин.

Слишком простое решение: я стрелял, выполнял приказ! Так говорили на Нюрнбергском процессе и нацистские генералы; мол, мы выполняли приказы фюрера Гитлера. Те, кто «слепо» выполнял приказы, низкопоклонничал перед Ельциным и его подручными, делали это ради своего благополучия.

Офицеры, сидевшие в танках, изменили воинской Присяге вполне осознанно. Это был их выбор – выполнять приказы человека, который по решениям Конституционного суда и Съезда народных депутатов находился вне конституционного и законодательного поля. Причем изменяли присяге не за идею, а за деньги и другие блага.

Но угрызения совести все-таки многих расстрельщиков мучали. Генерал А. Волков в октябре 1993 года комплектовал танковые экипажи для расстрела народных депутатов России. За выполнение этого задания Б. Ельцин наградил А. Волкова пистолетом с именной надписью. Видя, куда идет страна в эпоху ельцинизма, до какого уровня упало состояние вооруженных сил страны, как высшие чины МО и Генштаба давили на военных: голосуйте 16 июня 1996 г. за

Ельцина, генерал А. Волков не выдержал и застрелился из именного пистолета, подаренного ему Борисом Николаевичем Ельциным²⁸³.

Обращаясь к майору Валерию Гришину, хочу сказать: пусть угрызения совести мучают Вас не так сильно, майор. Вы не расстреливали народного депутата РСФСР В. Крамкова от Наро-Фоминского территориального избирательного округа, за которого голосовали вы и ваша семья, офицеры и солдаты дивизий Таманской и Кантемировской, поскольку он ни одного дня с 21 сентября по 4 октября 1993 г. в Белом доме не был. Злодейский расстрел парламента не может бросить тень на весь личный состав Российской армии, МВД и МБ. Были офицеры, которые спасли честь Российской армии.

В воскресенье 3 октября, вечером, на квартиру командира 326-го зенитно-ракетного полка, дислоцированного под Подольском, полковника Ю. Бородина стали прибывать офицеры. Они сообщили, что прибыли от Дома Советов, там в районе мэрии стрельба, есть раненые, серьезные события происходят в «Останкино». Защитники Конституции обращаются к командирам частей с призывом выполнить присягу, выступить на защиту Дома Советов.

Ю. Бородин дал команду оповестить подчиненных ему офицеров и прапорщиков и собрать их в штабе полка. Солдат оповещать не стали, понимая, что ситуация серьезная и нельзя подвергать опасности молодых ребят.

Построили людей. Командир полка сообщил обстановку в районе Дома Советов, мэрии и «Останкино» и обратился к офицерам:

«Ребята! Кто хочет постоять за Россию – три шага вперед!»

И ребята вышли: тринадцать офицеров и четыре прапорщика. Всего 17 человек. Восемнадцатым был командир. Выехали на МАЗе и частном «жигуленке», с табельным оружием. Из части «наверх» тут же ушла информация, и по пути следования патриотов пытались перехватить, как это случилось с другими подразделениями (из Санкт-Петербурга, Подмосковья). По пути офицеры заехали на квартиру взять флаг СССР. Это изменение маршрута и не позволило перехватить их по дороге, и они сумели добраться до Дома Советов.

В 6.30 утра 4 октября из-за домов стали выползать БМП, БТРы, за ними – люди, мало походившие на солдат: камуфляжные штаны, кеды, кожаные пиджаки. Позже узнали: бейтаровцы. Их хорошо видно в записи на пленке. Бронетехника открыла интенсивный огонь по людям у костров, на баррикадах, цокольному этажу Дома Советов, где как раз были люди полковника Ю. Бородина. Появились первые убитые. Группа полковника Ю. Бородина вынуждена была, спасая людей, переходить с этажа на этаж.

В 16 часов, когда в здание вошла «Альфа», офицеры собрались в центральном холле и сдали оружие «альфовцам». Их посадили в автобусы и увезли в 11-е отделение милиции. Там уже были представители контрразведки, прокуратуры, ОМОНа. Пьяные омоновцы, узнав, что привезенные офицеры из действующей части, набросились на полковника и его ребят: били ногами, прикладами, ставили к стенке. Чтобы унизить и сломить офицеров, с них сорвали погоны, сняли на кинопленку, а потом показывали по телевидению – вот, мол, они, преступники. Министр обороны П. Грачев, один из главных расстрельщи-ков Дома Советов, на чьих руках кровь мирных жителей и защитников Конституции, сразу же сообщил, что кара ждет всех, кто ослушался, кто по зову сердца и верности присяге встал на защиту конституционного строя. «Те, кто подпадают под уголовную ответственность, – поведал "самый лучший министр обороны" (по словам Ельцина. – Примеч. авт.), – за хищение оружия, за невыполнение приказа министра…»