Kitobni o'qish: «Целитель душ», sahifa 4
Счастье
"Что такое счастье? Как отличить счастливого человека от несчастного? Как самому стать счастливым???" – Написала Ольга в дневнике и отложила ручку в сторону.
Сейчас, когда острая фаза депрессии отступила и лечение приносило первые результаты, Ольга всё чаще задавалась вопросом: как жить дальше? Уже после того, как она выйдет из клиники. И вопрос счастья был одним из тех, которые волновали сильнее всего.
"Казалось бы, что тут сложного, – продолжила писать в дневнике Ольга, – Если человек доволен жизнью, значит, он счастлив. А значит ли то, что счастливый человек всегда доволен жизнью? Или нет? И много ли на свете людей, довольных жизнью и одновременно, счастливых?"
Ольга вспомнила о чём говорили в её окружении. С грустью и разочарованием поймала себя на мысли, что практически все беседы с друзьями, родственниками, коллегами – были сосредоточены вокруг жалоб и недовольства. У одного поломалась машина, другой нахамили в магазине, у третьих в семье ругань, четвёртый сидит без работы, пятый с работой, но без денег. Получается они все несчастные люди? Или всё-таки нет? Ведь иногда те, кто ещё пятнадцать минут назад с упоением жаловался "на жизнь", вдруг начинали улыбаться. А иногда даже смеяться!
– О, душенька-Оленька, вы дневничок-с завели? Чудесненько!
Услышав знакомый голос Геннадия Вадимовича Ольга непроизвольно улыбнулась, ожидая новых смешных историй о проказах Андрюшеньки.
– О чём-с пишите, дорогушенька? – Поинтересовался Геннадий Вадимович, исподтишка заглядывая в записи, – почерк у вас, милочка, крайне занимательный! Вот смотрите, – показал пальцем на строчки доктор, которого "уже не было в живых", – у вас, голубушка, энергичный росчерк пера: буковки в конце строчечки, как будто вверх убегают. Это значит-ца, Оленька, что вы очень нетерпеливы-с. Настолько, что напрочь игнорируете завитушечки на крайней буковке слова и, как будто бы, обрываете написание. И при этом, душенька… вы поглядите-ка какая прелесть! – Геннадий Вадимович заметно воодушевился, продолжая изучать почерк Ольги, – у вас в буковках "вэ", "дэ", "эр" и "у" не петелечки, а прям такие… ух, брызги в разные стороны! Как у Фёдор Михалыча…
– У кого? – Переспросила Ольга, чтобы удостовериться, что её догадка верна.
– У Фёдор, свет его, Михалыча Достоевского, конечно же! – С удивлением в голосе воскликнул Геннадий Вадимович, – Ну, право, Оленька! Вы что же никогда о Фёдор Михалыче не слыхали?
– Слышала, конечно же, – неопределённо ответила Ольга. Она не могла понять своих эмоций: то ли ей стало обидно, что Геннадий Вадимович посчитал Ольгу безграмотной, даже не знающей классиков литературы, то ли… что же её так задело в словах доктора-призрака? – Я не думала, что Фёдор Михайлович тоже… того… был… лечился…
– Вы даже не представляете, душенька-Оленька, кого мы только не имели чести лицезреть в наших стенах! – Воодушевлённо воскликнул Геннадий Вадимович и хитро подмигнул, – да будет вам известно, голубушка, хвори душевные не выбирают к кому подступаться, а кого избегать. Так что, милочка, – подвёл итог доктор, – у нас тут и писатели-поэты микстурки принимали, и генералы при эполетах, и революционеры, и художники, и деятели искусства… А что касается, Фёдора, свет Михалыча, – Геннадий Вадимович снова хитро подмигнул Ольге, косясь в сторону лежащего на кровати дневника, – думаете, голубушка, мог бы Фёдор Михалыч так подробно описать душевные терзания, если бы сам… как говорят, на своей собственной шкуре, не испытал бы? То-то же и оно, милочка, то-то же и оно… – Геннадий Вадимович сделал глубокомысленную паузу, а потом как будто спохватившись, добавил, – к слову, достопочтенный Фёдор Михалыч писал не только трагедии. Вы, душенька-Оленька, читали-с "Чужую жену и мужа под кроватью?" – Не дожидаясь ответа Ольги, Геннадий Вадимович продолжил сам, – право слово, голубушка, это же высочайшее мастерство юмора! А диалоги? Просто шедеврально!
Геннадий Вадимович захихикал, видимо вспомнив эпизод из книги Фёдор, свет Михалыча, и очки в тонкой оправе из золотого метала, от смеха заплясали на носу доктора. Закончив смеяться, Геннадий Вадимович снял очки, достал из кармана белоснежного халата, такой же белоснежный кружевной платок, и начал протирать очки, приговаривая:
– Любезно прошу простить, меня душенька-Оленька, за столь неуместный смех… напомнили вы мне, голубушка, о былых временах, когда мы с… – Геннадий Вадимович торжественно водрузил на нос очки, и снова хитро подмигнул, – не будем Оленька нарушать врачебные секретики-с… знаете ли, милочка, в нашем заведеньице-с не принято имена-фамилии вслух произносить. Про Фёдор, свет Михалыча, я бы тоже не сказал бы вам, голубушка, если бы его милость в нашу клинику попали-с. А так, встречались мы с Фёдор Михалычем на рауте в стольном граде Москве. Презанятнейший раут, скажу я вам, душенька-Оленька, был. О чём мы только беседы не вели: и о жизни, и о политике, и… о простом житейском счастье… – Геннадий Вадимович внимательно посмотрел на Ольгу, – точно! Вы же тоже, милочка, о счастьице размышляли-с в дневнике! Покорно прошу простить меня, душенька-Оленька, – Геннадий Вадимович приложил руку к груди и сделал уважительный поклон, – это ваши завитушечки в буковках меня отвлекли!
Ольга внимательно слушала доктора-призрака. За время нахождения в клинике, она уже поняла, что Геннадий Вадимович приходит не ко всем подряд. Кто-то только видел как доктор-призрак ходит по больнице, заложив одну руку в карман, а вторую – за лацкан белоснежного халата. Другие слышали только голоса. Третьи разговаривали с кем-то невидимым. Для многих с лечением видения прекращались.
В первое время Ольга тоже приписывала приходы Геннадия Вадимовича к галлюцинациям. После ряда обследований, живой и настоящий доктор Александр Николаевич, уверил, что в случае Ольги это точно не галлюцинации. Да и библиотекарь говорила, что клиника, в которую попала Ольга по чистой случайности, входит в списки самых загадочных и мистических мест, обросших многочисленными городскими байками и легендами.
Вот и сейчас Ольга ловила себя на мысли, что Геннадий Вадимович пришёл к ней, чтобы вытащить из глубин подсознания, какую-то важную информацию. То, что Ольга, возможно и сама знала, но… боялась принять.
– И что же такое "счастье"? – Спросила Ольга уже смелее, пока Геннадий Вадимович не растворился в воздухе, или они снова не отвлеклись на проделки Андрюшеньки.
– А знаете-с, дорогуша, – с видом Пифагора, восклицающего "Эврика!", произнёс Геннадий Вадимович, – раз мы с вами сегодня вспомнили про Фёдор Михалыча, давайте-с узнаем мнение творческого человека! – Доктор снова театрально выдержал паузу, глядя на недоумённо-испуганное выражение лица Ольги, – Ах, Оленька, ах голубушка, да не пугайтесь вы так! Ни Фёдор Михалыча, ни Сергей Алексаныча мы позвать не сможем… они-с в другом месте, далеко отсюда. Когда я говорил о творческом человеке, я имел в виду нашу драгоценнейшую Аллочку!
Ольга облегчённо вздохнула. Непонятно почему, но вероятность встретиться с маститыми писателями, пусть даже и призраками, пугала. И не потому, что они призраки. В детстве Ольга мечтала быть корреспондентом, который ездит по всему миру и ведёт репортажи из самого центра событий. Мечта не реализовалась и, возможно, именно поэтому встреча с состоявшимися публицистами и стала бы… болезненным напоминанием о профессиональной нереализованности самой Ольги.
Ольга непроизвольно смахнула с ресниц… то ли пылинку, то ли слезу… После того как Ольга подняла глаза, увидела грациозно сидящую на колченогом табурете, Аллочку. Что это? Геннадий Вадимович не позвал балерину, как обычно делал? Или Ольга настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила её появление?
– Аллочка, милочка вы наша, – между тем продолжал Геннадий Вадимович, – мы тут с Оленькой заговорились о творчестве и счастье-с, вот и решили-с, вас позвать, как самого творческого человека!
– Ах, право, Геннадий Вадимович, – засмущалась Аллочка, расправляя складки на длинном платье, – ну, какой же творческий… вы же знаете, что в театре я не долго прослужила…
– Аллочка, голубушка, вы самый, что ни на есть творческий человек! Воздушный и возвышенный! И не смущайтесь, право слово! Я прекрасно помню, как вы блистали в "Жизели"! Вот и расскажите нам с Оленькой об этом.
– Ах, дорогая Оленька, – всё ещё смущаясь начала рассказ Аллочка, – вы даже не представляете себе, какое удовольствие можно получить от искусства! Творчество очень глубоко затрагивает душу, заставляет переживать те же эмоции и чувства, которые переживают персонажи. Когда я была Жизелью, – Аллочка на несколько секунд прервалась, казалось обдумывая следующую фразу, – да-да, Оленька, я именно была Жизелью: я была счастлива тогда, когда была счастлива она. Я плакала, когда плакала она. Я влюблялась, когда влюблялась Жизель. Возможно, – глубоко вздохнула Аллочка, – я и умерла вместе с Жизелью…
– Аллочка, голубушка, ну, полно вам… – успокаивающе похлопал по плечу Аллочки Геннадий Вадимович, бормоча себе под нос, – и дёрнул же меня нечистый вспомнить про "Жизель". Аллочка, дорогушенька, расскажите Оленьке о том, как вы заново счастье искали. – Настойчиво, но не навязчиво, Геннадий Вадимович уводил тему подальше, от злополучного спектакля, – Милейшая, Аллочка, вы же блистали и после… клиники… я помню… я был поклонником вашего таланта!
– Да, конечно, – Аллочка с благодарностью посмотрела на Геннадия Вадимовича, – да, Оленька, благодаря Геннадию Вадимовичу мне удалось вернуться на сцену… правда, уже без первых ролей, но… – поспешила добавить Аллочка, – то, что я вернулась уже было счастьем. Даже будучи третьим лебедем слева, я была счастлива только от мысли, что мне удалось вернуться на сцену!
Знаете, Оленька, после клиники я начала ощущать счастье в мелочах. Я просыпалась, видела в окне солнечный свет и радовалась тому, что у меня есть глаза, а это уже сама по себе очень важная причина для счастья.
Благодаря глазам у меня была возможность смотреть на наш прекрасный мир. А он, действительно, прекрасен! Не представляю, как можно жить в таком мире и быть несчастным! Даже когда плохая погода, даже когда за окном пейзаж, напоминающий декорации страшного спектакля, даже когда лицезреть приходиться не самого симпатичного коллегу рядом… Всё равно всегда можно увидеть что-то красивое, только надо научиться видеть красоту в обыденных вещах.
Следующая причина для счастья, которую я нашла для себя – слух. Вы только представьте, Оленька, у вас есть уши, и вы можете слышать! Как же замечательно слышать музыку, шум дождя за окном, шаги того, кого давно ждали, мяуканье кота, гул большого города или тишину в деревне вечером. Всегда можно услышать то, что сделает вас счастливым, – надо только научиться слышать.
А ещё, милая Оленька, вы можете испытывать счастье от ощущений. Вы только представьте, как приятно пройтись босиком по песку или траве, полежать на шелковой простыне, попариться в бане или погладить кошку…
– А как же проблемы? – Воскликнула Ольга, – неужели после клиники, у вас не было никаких проблем?
– Конечно же, были, милочка! – Застенчиво улыбнулась Аллочка, – Вы знаете, Оленька, даже наличие неприятностей, может быть причиной для счастья! Ведь именно наличие проблем указывает на то, что вы еще живы, что вокруг что-то происходит, и, решив проблему, чему-то можно научиться. Возможность развиваться и учиться – это тоже счастье! К тому же можно воспринимать проблемы не как проблемы, а как задачи. А решение сложной задачи – это самое настоящее счастье. Спросите Андрюшеньку, он вам про задачки лучше расскажет, он же математик!
– Геннадий Вадимыч! – Откуда ни возьмись раздался скрипучий голос бабы Глаши, – опять девоньку замучали своими измышлениями? – И снова перешла к любимой теме, – А без вас, Андрюшка, между прочим, опять пакостит! Я ему, паразиту, тьма тьмущая раз говорила: "не лезь, подлец ушастый, в подвал!". А он всё лезет и лезет…
– Ах, Глафира Антоновна, – обречённо вздохнул Геннадий Вадимович, – полицмейстер вы наш, доморощенный! Ну, ведите уж, показывайте, чего опять Андрюшенька натворил… А вы, – уже к Ольге, – отдыхайте, голубушка! Набирайтесь сил перед началом новой жизни!
Лёжа на своей больничной койке Ольга продолжала размышлять о том, где и как научиться быть счастливой здесь и сейчас. Почему такой серьезный жизненный вопрос как «что нужно для счастья?» редко воспринимается всерьёз. Почему ответа на этот вопрос не даёт школа? Почему школа пичкает множеством совершенно ненужных в жизни знаний… а ведь могли бы просто ввести в школьную программу урок "счастье"?
Почему родители не говорят о том, как быть счастливым? Хотя нет, родители, может быть и пытались когда-то как-то дать какое-то понятие о счастье. Но… Ольга чаще всего вспомнила, как её родители пытались в два голоса внушать: «Окончи школу на отлично, поступи в престижный институт, найди “достойную” работу, выйди замуж, роди детей, и будешь счастлива". Вот такой своеобразный экстракт родительских наставлений за всю жизнь. Может быть они и сами не знали ничего о счастье?
А есть ли вообще универсальный рецепт счастья?
Ольга представила, как она берёт с полки большую "Книгу счастья", в которой написано: "Рецепт счастливой личной жизни. Возьмите немного любви, добавьте по вкусу романтики…" Или к примеру, рецепт "Профессионального счастья: стакан знаний, ложка терпения, килограмм умений…"
