Kitobni o'qish: «Откуда здесь белка?»
Откуда здесь белка?
В небольшом домике, на окраине городского парка, сегодняшнее утро ничем не отличалось от обычного – такое же, солнечное, с легкими пушистыми облачками и чириканьем воробьев на крыше. Светлое и воздушное, оно обещало такой же беспроблемный день.
Но, даже в летнюю благодать, настроение у людей могло отличаться от настроения природы.
Вовка сидел у окна и меланхолично ковырялся ложкой в пшенной каше, не решаясь начать есть. Каждое утро, уходя на работу, мамка оставляла на столе кастрюльку, укутанную махровым полотенцем.
Зря она вставала пораньше, чтобы приготовить ребенку завтрак. Ее двенадцатилетний сын не любил кашу. Не любил – от слова “совсем”. Однако, понимая, что в семье не до разносолов, он стоически ел эту смесь из пшена и молока.
Сегодня эта каша не лезла в горло.
Было отчего. Со вчерашнего дня исчез Полкан, который жил у них во дворе. Пока отец мотался по командировкам, развозя грузы по отдаленным точкам страны, пес оставался в доме за главного.
Уезжая в очередной рейс, отец так и говорил Полкану:
– Ты у нас остаешься за старшего. Береги женщину и ребенка и никого чужого не впускай в дом!
– Почему за “старшего”? – интересовало Вовку, – ему ведь всего семь лет!
– А потому, – отвечал отец, – что, по собачьим меркам, Полкаша, довольно- таки, солидная собака.
И пес, принимая на себя ответственность за членов семьи, старательно охранял дом от незваных гостей и набегов соседских кошек.
Правда, иногда он исчезал по своим, собачьим делам, затем быстренько возвращался и отлеживался в собачьей будке, чутко прислушиваясь к посторонним звукам с улицы.
Вовка не обижался на старшинство собаки, потому что любил Полкана.
Не по годам, высокий и нескладный, он считал себя взрослым уже с десятилетнего возраста. Однако, отлично понимал, что, отец своими шутками про возраст старался развеять грусть от предстоящей разлуки.
Сейчас же, расстроенный пропажей друга, мальчик напоминал молодого нахохленного вороненка. Темные, жесткие, отросшие за лето, волосы торчали на голове щеткой, как шевелюра ежа. Босые ноги, доросшие до тридцать девятого размера, нервно отбивали чечетку под столом. Вовка не на шутку волновался за мохнатого друга.
И только рыжий, пушистый Васька, довольный, что, наконец-то, этот зазнайка Полкан исчез из их жизни, делал вид, что занят делом, выслеживая жужжащую муху.
Время в домике, казалось, остановилось. Даже настенные ходики перестали беспокоить своим тиканьем.
– Тук-тук- тук! – раздалось неожиданно и, как гром, среди ясного неба.
Вовка дернулся и посмотрел на единственно живое существо в комнате – на кота.
Тот честным взглядом “телеграфировал” ему, что стучал не он.
Вся его независимая поза показывала, что ему это нужно, потому что у него есть занятие. Затем, поняв, что до хозяина не доходит откуда стук, кот выразительно посмотрел в окно.
Проследив за его взглядом, Вовка остолбенел. За окном сидела пушистая белочка, с привязанной к ее лапке запиской.
– Откуда она здесь взялась? В парке сроду не водились белки!
Предчувствуя тайну, связанную с пропажей собаки, Вовка резко вскочил с места, опрокинув стул на пол.
У кота, напуганного грохотом, шерсть поднялась дыбом, и он непроизвольно зарычал, а белочка за окном дернулась.
Поняв, что спешкой можно только спугнуть неожиданную гостью, Вовка потихоньку двинулся к окну. Однако, белочка его не испугалась и смотрела в комнату своими черными глазками-бусинками.
Сжав в кулаке горсть семечек, Вовка, неожиданно для себя, позвал:
– Цып! Цып! Цып!
Казалось, что гостья в ответ усмехнулась.
Но Вовке было не до смеха. Не отрывая взгляда от пушистого зверька, он пытался открыть шпингалет на оконной створке. Наконец, окно распахнуто.
Вовка рассыпал на подоконник угощенье, приглашая рыжулю в дом. И та, не стесняясь, запрыгнула на подоконник и деловито защелкала семенами.
Тут-то ее Вовка и сцапал. Белочка сначала трепыхалась, пытаясь вырваться, но затем стихла, позволив снять записку с лапки.
С замиранием сердца, Вовка расправил помятый клочок бумаги, на котором синими печатными буквами было написано следующее:
