…берёзки люблю

Эта история произошла в те далекие военные годы, когда наша страна была еще окутана взрывами и грохотом снарядов, а матери ждали сыновей с фронта. Под Берлином, под Брестом, под Москвой остались следы той жестокой и кровопролитной войны, где пали тысячи наших солдат и кто знает, сколько бы еще пало, если бы не та великая и долгожданная победа, в которую верили и на которую надеялись на протяжении всей войны. Именно вера в нее дала нашему народу силы для борьбы, силы одолеть врага, снять блокаду Ленинграда и пережить эти голодные и холодные годы, когда казалось, что все потеряно.

Да… Сколько лет прошло с тех пор?! А, кажется, все было совсем недавно. И даже сейчас, когда я пишу эти строки, в ушах звенит грохот снарядов, взрывы, крики раненых. Даже сейчас я отчетливо слышу те пронзительные крики, последние крики друзей, которые погибли в этой войне. И, конечно же, никогда не уйдут из памяти лица товарищей, которые погибли у меня на глазах. И теперь я – Григорий Крапивин, участник В.О.В. расскажу вам историю моей жизни.

Летом, одна тысяча девятьсот сорок третьего года отряд конной дивизии под командованием командира Половцева Петра Харитоновича продвигался с обозом через лес. Путь лежал через болото. Конный отряд был сильно ослаблен. Люди, прошагавшие и проехавшие километры пути, продвигались по заданному маршруту, известному, пожалуй, только им одним. На их лицах отражалась невыносимая усталость: губы шептали что-то не внятное, глаза смотрели в неизвестность, а по лбу каплями стекал пот. Однако, не смотря на все лишения, никто не подавал признаков усталости и на вопросы товарищей многие отвечали: «Ничего, доберемся». Только командир пребывал в полном молчании. Он также был измотан, но на его невозмутимом лице ничего нельзя было прочесть. Должно быть, именно так и должны выглядеть настоящие боевые командиры: спокойными и рассудительными и тем самым подавать пример молодым.

Я, пожалуй, отвлекся от своего повествования. Итак, как уже говорилось, Половцев был крайне молчалив, но, не смотря на это, было видно и какое влияние он оказывает на подчиненных. Каждый его приказ выполнялся беспрекословно. Солдаты уважали его и, невзирая на его должность, разговаривали с ним, как с товарищем. Нужно заметить, что не было случая, когда бы он не помог друзьям в беде или выругался дурным словом. Он был примером для окружающих, и солдаты старались ровняться на него. Внешность его была самая обыкновенная. Ни вид лет сорок, среднего роста, не был худощав, но и полным не был, темные волосы и усы. Отряд двигался по направлению на юг. Путь был тяжелый и утомительный. Он лежал через болота, заросли камыша, кустарники, заросшие молодыми деревцами поляны и овраги. Утро было удивительно спокойное. Дул теплый летний ветер. Воздух был свеж и наполнен ароматом древесной смолы, повсюду щебетали птицы. Их пение наполняло душу надеждой на лучшее. Небо было безоблачным и, казалось, ничто не предвещало беды.

Несмотря на теплый воздух, иногда ощущалось дуновение прохлады, которое, как обычно, наблюдается ранним утром. Долго еще продвигался отряд. Ни одно болото и ни одну поляну прошли, пока, наконец, не добрались до места. Представляло оно собой лесную поляну, вокруг которой густо росли деревья. Место это находилось в глубине леса, поэтому обнаружить их было нелегко. Отряду был отдан приказ остановиться и сойти с коней. Командир скомандовал разбивать лагерь. Он ходил от одного человека к другому и раздавал поручения.

– Василий, сходи хворосту для костра принеси. Так, молодец, хорошо палатку разбил. Эй, Николай, почему кони не привязаны?!

Когда все разбежались выполнять поставленные задачи, командир подозвал к себе своего помощника – Андрея Филипенко. Начал расспрашивать:

– Ну, что? Ты был в комендатуре? – серьезно спросил Половцев.

– Был, товарищ командир.

– И какие будут новые указания?

– Сказали, все подробности будут в конверте.

– А как получить его?

– Нужно завтра в шесть часов утра быть у старой площади. Там к нам подойдет мальчуган и отдаст письмо.

– А как мы его узнаем? Мальчуганов то много.

– Так точно, товарищ командир, на нем кепка будет, – со смехом сказал Андрей.

Командир задумался.

– И все?

– Все. Больше ничего передавать не велено.

– Ладно. Разберемся.

– Товарищ командир, – умоляюще, произнес Андрей.

– Что еще?

– Разрешите обратиться?

– Слушаю.

– Вы решили, кого на встречу пошлете?

– А что?

– Да понимаете, товарищ командир, пошлите меня. Я ведь о настоящем деле давно мечтаю. А все приходится только до комендатуры бегать, да обратно. Разрешите. А?

– Ха-ха-ха. Нашел дело настоящее за конвертом сходить. Опять же побегушки получаются.

– …?

– Ладно. Пойдешь. Только смотри в форме не ходи. Оденься по неприметнее, с мальчонкой в разговоры не вступай, письмо получишь и назад. Понятно?!

– Так точно, товарищ командир!

– Свободен.

Командир Половцев сел к огню и стал о чем-то размышлять. Возможно, он думал о предстоящем задании или вспоминал свой дом и родное село, никто не знал. Но лицо у него было задумчиво и крайне серьезно.

Тут его раздумья прервал отчаянный крик, который не прекращался.

Половцев подскочил с места, все кто был в отряде, бросили свои дела и повернулись в сторону, откуда доносится крик. Из леса выбежал солдат. Глаза у него были выпучены, зрачки расширены, лицо было белым, как полотно, а руки дрожали. Это был самый молодой парень из отряда, и он был послан узнать, как справилась с предыдущим заданием группа, посланная командиром двое суток назад.

– Ты что кричишь?! Что кричишь? Хочешь, чтобы нас обнаружили?! Успокойся. Говори что произошло, – строго спросил Половцев.

– Я… Я… Меня там вы за ребят узнать посылали. Так они, они. Убили их, – в этот момент он зарыдал.

Настала минута молчания. Никто не мог вымолвить ни слова, все были в оцепенении. Первым из шока вышел командир.

– Всех?

– Всех, – всхлипывая, ответил солдат, немного успокоившись, но через мгновение он снова зарыдал.

И рыдание его сейчас стало намного сильнее, чем в прошлый раз.

Все молчали. На лицах людей отразилась глубокая печаль, некоторые из них склонили головы и, молча, смотрели в землю.

– Отведите Севку в лагерь, пусть отдохнет и успокоится, – произнес командир и тяжело вздохнул.

Половцев подошел к костру и снова, расположившись возле него, впал в глубокое забытье. Из этого состояния его вывел Андрей, который решил посидеть у огня, на котором кипел сегодняшний обед. Филипенко, молча, подошел к горящему пламени и также задумчиво направил взгляд в никуда. У каждого из них, как, наверное, и у каждого солдата в этом отряде на душе скребли кошки, и каждому хотелось бы все исправить, но было уже поздно.

Командир сидел, держась рукой о лоб, глаза его были прикрыты. Эта тишина продолжалась бы еще долго, если бы не голос Андрея.

– Я чего пришел, товарищ командир, сказать, что Севка никак отойти не может после случившегося. Может его сюда привести, а?

Командир, казалось, не слышал его слов. Лишь только, когда вопрос повторился, он очнулся.

– Что? Ты что-то спросил? – тихо произнес Половцев.

– Да, товарищ командир, я говорю, Севку может сюда привести?

– Приведи. Приведи, Андрей. А что он в себя еще не пришел?

– В том-то и дело, что нет. Он ведь самый молодой среди нас. Войны не видел. Я вам про это, уже, сколько времени твержу.

– Ничего. Привыкнет. Война есть война. Тут уж никуда не денешься. И товарищи гибнут, и сами гибнем.

Наступило молчание. Тут командир не выдержал и, всхлипывая, произнес.

– Не могу больше так, Андрей. Не могу из себя равнодушие изображать, когда вот такие пацаны гибнут, – и он поднял нервно руку над землей на высоте около метра.

Затем он поникшим голосом продолжал:

– Я ж ведь тоже человек и у меня тоже душа есть.

– Это я во всем виноват! Я ведь им оружие запретил брать, – сказал Андрей.

– Ты давай на себя вину не бери, – произнес Половцев, качая головой.

– Сам виноват. Пацанов погубил. Дурья моя бошка! Куда я их посылал? Я ж их на верную смерть посылал. Думал, обойдется. Пройдут. Прошли… Э-эх, что говорить. Дурень я самый настоящий, а не командир, вот кто я, – повышая голос, причитал командир.

– Да вы себя не вините. Ведь не всегда же удачно все получается и по плану.

– Все равно надо было не пускать. У меня ж у самого двое сыновей.

Снова наступило молчание.

– Что с ними-то немцы сделали? – спросил, слегка успокоившись, командир.

– Пытали их, судя по всему. Видно не дознались. Тела их были обнаружены Севой в овраге за лесом. На них следы веревок были, тела сильно избиты и ни у кого из них нет ногтей.

Командир прикрыл глаза, зажмурился, медленно замахал головой из стороны в сторону, говоря:

– Долюшка-то, какая им выпала. Ох!

Наступила тишина. Так они сидели еще несколько минут. Не было больше произнесено ни единого слова. Позднее Андрей поднялся и ушел, а на его место привели и посалили Севу.

На следующее утро, ровно в назначенное время к командиру подошел Андрей Филипенко. Он был одет в серый сюртук, большие сапоги, а на лоб была надвинута темная кепка.

– Я, вижу, ты собрался уже? – спросил Половцев.

– Так точно, товарищ командир, только вот…,– и в этот момент голос его стих.

– Что? – мягко спросил Петр Харитонович.

– Только вот, я думаю,… а если конверт попытаются перехватить?

– Да. Я об этом тоже думал и на этот случай отдал кое-какие распоряжения.

В этот момент он отошел в сторону и о чем-то задумался. Через мгновение задумчивость исчезла и командир продолжил:

– До шести часов в нашем распоряжении остается один час, поэтому успеем тебя подготовить. Сходи к Севке, скажи, чтобы план старой площади тебе отдал и сюда приходи.

– Слушаюсь, товарищ командир.

Через несколько минут Андрей снова находился около Половцева. Командир взял план, развернул его на столе и начал излагать свои мысли:

– Слушай, Андрюшка. Видишь здесь памятник? Вот у этого места, я думаю, и состоится передача, поэтому держись поближе. После того, как возьмешь конверт, проверь, чтобы никто за тобой не следил. Если удостоверился, что все спокойно, прогулочным шагом выходи на соседнюю улицу. Да только смотри, сразу к нам не возвращайся, а то мало ли что. Если слежки не видно, это еще не значит, что ее нет. Отсидись где-нибудь, а потом обходными путями к нам добирайся. Понятно?

– Понятно, Петр Харитонович, только вот, если я шпионов у памятника замечу, что делать?

– На этот случай с каждой стороны улицы будут наши ребята стоять. Так, если что, отбиться помогут.

– Хорошо, товарищ командир, готов к выполнению задания! – звонким голосом сообщил Андрей.

– Ох, и шустрый ты, Андрюшка! – с легкой улыбкой произнес Половцев.

Через тридцать минут Филипенко был отправлен на встречу. Андрей добрался до старой площади без пяти минут шесть. На ней, впрочем, как и всегда, было мало людей. Он медленно продвигался в центр площади, остановился возле памятника, осмотрелся по сторонам и начал ждать. Простояв минут двадцать, никто не появился и Филипенко забеспокоился.

– Интересно, наши уже на местах? – задумался Андрей и быстро взглянул на правую и левую стороны улицы. Никого не было видно. Волнение его нарастало. Андрей пристально всматривался в прохожих, пытаясь вычислить среди них шпиона, но все было тщетно. Каждый человек, проходивший мимо, ничем особенным не выделялся и никак не проявлял бандитских намерений. Ужас охватил солдата, он пытался успокоиться, убеждая себя в том, что возможно те, кто должен передавать письмо забыли о встрече, но тут же отбрасывал это простое и нелепое объяснение, понимая, какую важность представляет собой организация, передававшая сообщение. Неожиданно из-за угла появился силуэт одного из его товарищей. Андрей мгновенно узнал его. Это был солдат из его отряда. Пилотка его была сдвинута на бок, а лицо выражало ужас. Андрей стоял, как вкопанный.

– Наше письмо еще за минуту до твоего прихода забрали!

– Кто? – испуганно спросил Андрей.

– Солдат какой-то и пошел по той улице. Я это у старушки узнал, что цветами торгует.

– А куда он пошел?

– Туда.

– Побежали! Может, еще догоним! – прокричал, убегая, Филипенко.

– Погоди, давай старушку расспросим. Может еще что-то расскажет, а то ведь мы его все равно уже не догоним.

Товарищи быстро подбежали к торговке цветами, она находилась на дальнем краю площади. Пока они бежали, Андрей прокричал, задыхаясь, своему другу:

– Стой. А как же она что-то видеть могла? Тут вон погляди сколько метров! Тут и я-то не увижу, а то бабка! – произнес он и горизонтально махнул рукой.

– Не знаю, но, то ведь она рассмотрела, значит, скажет что-нибудь…

– Ладно, побежали.

Когда друзья добрались до места торговли, солдат, сопровождающий Андрея, спросил:

– Бабуш!

– А? Чаво тебе, сынок?

– Ты еще что-нибудь видела? – задыхаясь от быстрого бега, спросил солдат.

Но казалось, женщина не слышала его вопроса и продолжала раскладывать цветы.

– Ба-а-буш! – крикнул солдат.

– А? Ты что ль сказал чего? – опомнилась она.

– Сказал. Я говорю, ты еще видела что?

– Ой, ты прости, сынок, глуховатая я, ничегошеньки не слышу.

– Ну, раз ничего не слышит, пошли, Мить. Как она что-то увидит тогда? – позвал Андрей тихонько.

– Почему это! Если не слышу, это не значит, что не вижу. Глаза то у меня зоркие. Вооон видишь пумпочку на башне? – пригнувшись, указала она в сторону – оживленно сказала старуха.

– Где? – спросил Митька.

– Не видишь, то– то и оно. А я вижу! – добавила она.

– Ты, я говорю, видела еще чего?

– Видела, сынок, видела. Я давече тебе не стала всего сказывать, а теперь поняла, что важные эти, как его, окаянные? Данные! Они родимые. Слухай. Этот солдатик, что письмо получил…

– От кого получил – прервал ее Андрей.

– А я почем знаю? Ты погляди на него! Иж, какой шустрый!

Через мгновение она продолжила.

– От мальца какого-то, в кепке.

– Ну-ну.

–Что ну? Вот я и говорю. Солдат, что письмо получил, подошел к кому-то и о чем-то говорить стал.

– А о чем разговаривал то? – воскликнул Андрей.

– Говорят же тебе: глуховатая я. Еще вопросы будут?

– Будут. Куда он пошел?

– Вот в тот переулок. Я еще слышала, как один другому и говорит: «Артемий, иди по тому переулку», – при этих словах она указала налево.

– А как же ты слышала, если же ты глухая? – смеясь, спросил Андрей.

– Старуха надула губы, отвернулась и нервно сказала:

– Как раз это я услыхала.

– Ну, спасибо, бабуля. Удачной тебе торговли, – убегая, прокричал вслед Андрей.

– Да какое уж тут здоровье, – причитая, отозвалась старуха.

Андрей и Митька отбежали на некоторое расстояние, и тут Андрей неуверенно остановился и повернул к старушке свое удивленное лицо, выражавшее удивление. Старушка заметила это и, раскладывая букеты, произнесла:

– Ты чего сынок вороча́ешься? Забыл че?

– Бабуш, а зачем же ты цветы продаешь? Война же? Кто ж их у тебя покупать будет? – неуверенно начал он.

– Э-э, не скажи! У меня сейчас самая прибыль. На день рождения, конечно, не покупают, а вот, как похоронка с фронта придет, всегда на могилку берут, так что у меня прибыль постоянная, – хитро протянула она.

– Понятно, – вздохнув, прошептал Андрей, и они бросились в указанном ранее направлении.

– Не нравится мне эта старуха, – произнес он.

– Чем же это? Старуха как старуха, – быстро сказал Митька.

– Понимаешь, странная она какая-то: то слышит, то не слышит.

– Знаешь что, ты беги налево, куда старуха показала, а я направо побегу. Очень уж она подозрительная, – добавил Андрей после некоторого молчания.

– Да ни к чему это. Незачем. Сам посуди, ну зачем ей нам врать? Если только фашисты у нее половину товара не скупили, за помощь в содействии, – смеясь, произнес Митька, а потом добавил:

– Ну, ладно, беги, только это ни к чему не приведет, а для успокоения души проверить можно.

Таким образом, Андрей побежал по правому переулку, а Митька – по левому. Филипенко долго шел по пустынной улице, но никого не обнаружил. Вдруг из соседнего переулка до него донесся отчаянный крик.

– Андрюшка! Помоги! Засада! – эти слова исходили от Митьки.

Андрей бросился на улицу, по которой слышался крик, и увидел, как два человека избивают Митьку.

– Вы что делаете, сволочи! – и он направил на них пистолет, который специально взял с собой, чтобы избежать повторения трагического окончания предыдущего задания.

Командир сам лично несколько раз напомнил ему об этом.

Нападающие остановились. Они удивленно посмотрели в сторону Андрея и, переглянувшись, бросились бежать. Андрей помог Мите подняться, и тут Андрею пришла в голову грандиозная мысль, его будто осенило.

– Я все понял. Старуха работает на них. Она специально направила нас в этот переулок, чтобы нас схватили, а спаслись мы лишь только потому, что бандиты подумали, что ты один, а тут я. Сработал момент неожиданности.

– А у кого же тогда письмо?

И оба побежали за бандитами, предварительно, переглянувшись. Это удивительно, но они догнали их на соседней улице. Завязалась драка, но Мите и Андрею удалось выйти из нее победителями.

– А ну, все к стене! – громко крикнул Андрей.

– Мить, обыщи их.

После обыска нападавших людей, письмо обнаружено не было.

– Где письмо?

Молчание.

– Я спрашиваю. Где письмо?!

Ответа не последовало. Андрей сильно с силой ударил шпиона, стоявшего справа от него. Поняв, что от этих людей им ничего не добиться, товарищи замерли в нерешительности. Воспользовавшись ситуацией, человек, стоящий слева набросился на Андрея и, ухватив его за шею, повалил на землю. Второй шпион сильно ударил в бок Митю и, недолго думая, они бросились бежать. Придя в себя и поднимаясь с земли, Митя произнес:

– Письма то у них нет!

Андрей тяжело вздохнул и опустил голову.

Вдруг он, резко приободрившись, сказал:

– Ладно, пошли побеседуем по душам с той бабулечкой, может сознается.

– И то, правда. Только ведь что толку? Письма с заданием у нас ведь нет.

– Нет, – хмуро ответил Андрей, повторив окончание Митиной фразы.

Филипенко сел на пороге, держась рукой о лоб. Неожиданно он резко вскочил, подбежал к Митьке, схватил его за плечи, начав радостно трясти, в глазах его горел сумасшедший огонек.

– У нее письмо!

– У кого?

– У старухи той. Это ж ведь ей один из этих шпионов письмо передал, потому, что так незаметнее всего его с площади унести, и никто не догадается, а нам про свою глухоту рассказывала, чтобы нас запутать.

– Правильно. Я еще у нее в корзине под цветами белую бумагу заметил, только ведь я тогда подумал…, – отозвался Митька.

– Ладно, побежали, может, она еще не ушла.

Солдаты поспешили по знакомому маршруту, пересекли площадь и оказались на том месте, где она продавала цветы, однако площадь была уже пуста.

– Опоздали! – разочарованно произнес Андрей.

Посмотрев по сторонам, Митька заметил вдалеке ярко красные цветы, которые несла в корзине знакомая нам старушка. Приглядевшись, можно было узнать в них гвоздики. Догнав женщину, товарищи решили перекрыть ей дорогу: Митька выскочил вперед, а Андрей стал сзади.

– Привет бабуля! Куда спешим? – смеясь, звонко произнес Митька.

Старуха решила бежать и повернулась к Митьке спиной, делая вид, что не слышит его, но дорогу ей мгновенно перегородил Андрей.

– Вы не ответили на вопрос, – сказал Андрей.

Торговка, понимая, что скрыться ей не удастся, раздраженно заявила:

– Некогда мне. Спешу я!

– Куда же это интересно вы спешите, цветочки то ведь еще не все распродали?

– А мне хватить, я давече рано поднялась, ой, рано, и побольше в корзину нарезала, так что выручка та же, – пытаясь оправдаться, сказала она.

Однако, поняв, что обман не удался, продолжила:

– И вообще, вам-то какое дело?

– А такое, что письмецо то придется вернуть!

– Какое такое письмецо?

– Такое, что у вас в корзинке под цветами.

– Где? Нету там ничего.

– Тогда, разрешите, я вам помогу, корзинка то ваша, небось, тяжелехонькая? – усмехаясь, добавил Андрей.

Потянувшись за корзиной, Филипенко заметил, что старуха только сильнее прижала ее к себе и отчаянно пыталась вырваться из окружения, но все ее усилия были напрасны.

– Не надо, не тяжелая она, сама донесу.

– Нет уж, разрешите, – произнес Андрей, потянув корзину к себе.

Наконец, корзина оказалась у него в руках.

– Да что ж это делается? Люди! Грабять средь бела дня! – завизжала она.

На ее зов быстро прибыл милиционер. Он громко свистел в свисток. Андрей быстро раздвинул цветы и, заглянув в корзину, увидел на ее дне заветный конверт. Филипенко быстро спрятал его и со словами: «Спасибо, бабуля» быстро отдал ей корзину и вместе с Митькой бросился бежать. Когда на площадь прибыл милиционер, искать было уже некого, «нарушителей» и след простыл, а женщина осталась растерянно стоять с корзиной в руках. Тем временем Андрей с Митей спешили в отряд с важным конвертом.

В двух километрах от леса, в котором расположился отряд командира Половцева, есть деревенька. Старая она, почти опустела, как говорят местные жители «три двора на четыре стороны», но даже в такой маленькой деревеньке всегда было с кем поговорить.

Я – житель этой самой деревни Григорий Крапивин, иду по запыленной дороге к своему соседу, что живет на самом краю. Деревня-то у нас большая, а дворов мало. Вот и приходится от одной хаты до другой добрых пятнадцать минут идти. Мне двадцать четыре года, работы не боюсь. Что еще о себе сказать…? Даже не знаю. А вот, вдалеке показался дом дядьки Парфена. Я не спеша сошел с дороги и заковылял по узкой стежке, протоптанной в траве. Вскоре я стоял у крыльца перед его домом. Постучав несколько раз, мне пришлось подождать, но поняв, что стук услышан не был, повторил его. На крыльце появился человек лет шестидесяти, среднего телосложения, хмурым лицом и седой бородой.

– А ты, Гришка, зачем пришел?

– Да гусей кормить нечем, дядя Парфен, а овес весь вышел, вот я к вам и пришел. Может, поменяете малость овса на капусту?

Старик задумался.

– Капуста это хорошо. У меня что-то в этом году она совсем не уродилась.

Только сейчас обменять не могу, гости у меня.

И после непродолжительной паузы добавил:

– А, ну, ды ладно, заходь в хату, – произнес старик, махнув рукой.

Я часто бывал у дядьки Парфена, поэтому дорогу мне показывать не пришлось. Зная расположение дома, я быстро зашагал в прихожую. Пройдя в комнату, заметил, что за столом сидит мужчина моего возраста. Мне показалось, что я знаю его. Я, молчал, пытаясь вспомнить, где мог видеть его раньше, но в то же время, у меня было странное чувство, будто знаю его всю жизнь. Не понимая, как объяснить это необычное чувство, я замер в нерешительности. Человек за столом заметил чье-то присутствие и повернул ко мне свое лицо. Я тут же узнал его, радость встречи наполнила меня счастьем, а глаза заблестели радостным огнем. Это был мой друг, не просто друг, а лучший друг, с которым жили по соседству. Мы часто играли в детстве. Не сумев сдержать свою радость, я закричал изо всех сил:

– Сенька, ты!

– Гришка! Как же ты здесь?! – отозвался он.

Сенька бросился ко мне на встречу, подскочив с табуретки.

– Да нормально. А ты где сейчас живешь? Почему из деревни уехал?

Мы сели за стол. Голос Сеньки изменился. Счастливые нотки сменились печалью и задумчивостью.

– Да, понимаешь, Гришка, как отца в сорок первом убили, так мы с матерью и переехали в другую деревню, там в то время спокойнее было…, – начал он.

– У меня ведь тоже отца убили, на фронте, через две недели после начала войны, – произнес я, тяжело вздохнув.

– Ладно, хватит о грустном. Мы с тобой после стольких лет, наконец, встретились и начинаем грустить.

– И то, правда, – согласился я.

После некоторого раздумья я спросил:

– А Сашка не знаешь где?

– Какой Сашка?

– Да не какой, а какая. Ну, Сашка! Не помнишь?! Да как же это? Ну, Сашка Давыдова?

– А-а, Сашка. Так бы сразу и сказал.

– А я про что?

– Она сейчас в соседней деревне и живет. Тринадцать километров от моей где-то.

– А-а, понятно. А Мартын?

– Вот про него ничего не знаю. Знаю только, что уехал он, а куда и где сейчас не ясно. Да Мартын всегда особенный был.

– Воображал много, – отозвался я.

– Да не в этом дело. Мы его понять не можем, да и никогда не могли, потому, что другой он, не такой, как я, ты, Сашка. Характер у него другой, понимаешь?

– Да…, – задумчиво произнес я.

И мы погрузились в воспоминания. Я увидел свою деревню, то время, когда мы все вчетвером жили по соседству: я, Сенька, Сашка и Мартын. Было тихо и спокойно. Раннее утро, солнце только появилось из-за горизонта, его ярко красный диск бросает яркие лучи на поле, отчего оно приобрело красноватый отлив. Воздух свежий, чистый, он наполнен ароматами луговых цветов, высохшего сена и ароматной земляники. В воздухе слышится жужжание шмелей, ос, в траве трещат насекомые, порхают бабочки, перелетая от цветка к цветку. Вот одна из них села мне на голову, когда я прогуливался около дома. Как прекрасно вокруг! Ощущается утренняя прохлада, от которой мурашки пробегают по всему телу, звонко поют птицы, а сандалии промокли от росы, выпавшей еще с вечера, и эта влажность чувствуется даже в воздухе. Вот начала свой отсчет кукушка, но я не стану считать, сколько лет мне осталось жить, ведь давно известно, что правды она не скажет, я лишь буду наслаждаться ее звонким голосом и утром, столь прекрасным в этот ранний час. Пять утра. Возможно, читатель задастся вопросом, что я делаю так рано на улице? А мне не спится. Когда лучи солнца только, только заблестели в моем окне, я наскоро оделся и выбежал из дома встретить это прекрасное утро. Мне семь лет. Я стою в яркой панамке с вышитым цветком, темно-зеленых штанишках и яркой рубашонке.

– Гри-и-шь! Гри-и-ша! – раздался голос мамы.

– Что, мам? – закричал я в ответ, увидев ее у калитки.

– За тобой Саша и Семен пришли, на улицу зовут. Пойдешь?

Я, не отвечая, бросился к калитке, оббежал дом и уже через мгновение оказался во дворе, где меня ждали мои друзья. Сашке было семь лет, а Сеньке шесть.

– Побежали в футбол играть! – предложил Сенька.

– Побежали! – согласился я.

И мы помчались на поле, что расстилалось прямо перед нашим домом. Мы гоняли мяч, бегали, кричали, часто попадая друг другу по ногам, отчего Сашка часто плакала и уходила домой, но в этот раз все обошлось только ушибленной коленкой. Саша села на траву и долго терла ее рукой. Мы остановили игру и стали ждать, когда она вернется. Вдруг она подняла глаза и, показав рукой в сторону, сказала:

– Смотрите, Мартын вышел.

Мы повернулись, чтобы посмотреть, так как стояли к нему спиной. Действительно, на улицу соизволил выйти Мартын. Но казалось, он даже не замечал нас, и прошел мимо с серьезным видом.

– Смотрите, даже не поздоровался, – произнес я.

– А он никогда не здоровается, – ответил Сенька.

К футболу у нас сразу пропал интерес и мы стали наблюдать за Мартыном. Он прошел немного в сторону, остановился, и, сев на корточки, начал что-то вертеть в руках. Эта вещь светилась и блестела, и нам сразу захотелось посмотреть. Через несколько секунд мы стояли возле него.

– Мартын, а что ты делаешь? – спросила Сашка.

– Не ваше дело, – отозвался он.

– Ну, скажи, нам ведь тоже интересно, – умолял Сенька.

– Уйдите, малявки, что вы понимаете.

(На тот момент Мартыну было восемь лет).

– Ну, скажи, – завопил я.

Ну ладно. Вы ведь все равно не отвяжетесь. Видите – это лупа, – протянул он.

– Ух, ты! А откуда она у тебя? – удивился я.

– Это я у папки взял.

– А-а.

– Смотрите, я направляю солнечный луч на лупу. Вот видите, свет пошел снизу, – сказал он, указав на образовавшийся световой кружок.

– Ага, – хором отозвались мы.

– Теперь смотрите, сейчас трава должна загореться, это мне папка рассказал. Вот я и решил попробовать, – гордо произнес он.

Мы начали ждать, но огня почему-то все не было. Мартын уже несколько раз менял угол наклона, увеличивал и уменьшал высоту падения лучей, но все без толку. Мы стояли и не могли понять, почему ничего не получается.

Вдруг на крыльце дома Мартына показался Павел Андреевич – это его отец.

– Дядь, Паша, – закричали я и Сенька.

– Что? – со смехом и удивлением отозвался он.

– Подойдите сюда! У нас почему-то трава не загорается, – прокричала Сашка.

– Иду, – ответил он.

Оказавшись рядом с нами, он спросил:

– Ну что у вас случилось?

– Дядь, Паша, дядь Паша, у нас трава не горит, – сказала Сашка, указав на лупу.

– Да кто ж так делает? Трава-то сухая должна быть, солома например, а вы взялись сырую поджигать, – смеясь, произнес он.

И он, поискав соломинку, продемонстрировал нам каким образом нужно зажигать огонь при помощи лупы. Мы удивленно смотрели. До этого момента нам никогда не доводилось видеть такого, отчего это казалось нам настоящим чудом.

– Да…! Было время, – произнес я, выйдя из счастливых воспоминаний.

– Ага, – ответил Сенька.

– Я, вот сейчас про лупу вспоминал, помнишь, когда мы вчетвером…

– Помню, – мягко прервал он.

– А ты что вспомнил? – спросил я.

– А мне почему-то разговор наш вспомнился, когда мы только школу закончили. Не знаю почему, но запал мне этот эпизод в душу и все.

И перед глазами невольно возникло воспоминание. Я, Сенька, Сашка и Мартын сидим вечером на крыльце перед домом Сеньки. Тишина кругом, благодать. Солнце садится. Смотришь на вечернее поле, на березку, что колышется на теплом ветерке у дома, на заходящее солнце, залитое заревом небо, и понимаешь – вот она настоящая Родина. И не в больших городах она, а здесь, рядом, на необработанной и заросшей земле. Громко стрекочут в траве кузнечики, и снова кукует кукушка. Вот смотрю на эту красоту и понимаю, что ни на что я свою Родину не променяю и отсюда никуда не уеду.

– Посмотри, красота-то какая! – сказал я.

– Да, места у нас красивые. Ничего не скажешь, – ответил Сенька.

На крыльце в приоткрытой двери показалась мама Сеньки.

– Ребята, вы бы в дом зашли, прохладно ведь.

– Не, не, теть Наташ. Нам и здесь хорошо, – ответил я.

– Ну, как хотите, как замерзнете – приходите.

– Ладно, если что – придем, – ответил Сенька.

И она закрыла дверь. Мы немного посидели молча, а через некоторое время тишину прервал своим голосом Сенька.

– Наконец-то школу закончили!

– Ага, – ответил я.

– Ребята, а вы думали, кем стать хотите?

– Да не знаю, не думал еще. А что? – ответил я.

– А я шофером хочу стать. Вот буду на машине гонять и вас подвозить – сказал, мечтая, Сенька.

– А я хочу быть учительницей. Я об этой профессии еще с детства мечтала, – произнесла Сашка.

– А-а, – ответил он.

Мы замолчали, затем быстро посмотрели на Мартына, который все время молчал. Сенька спросил:

– Мартын, а ты что молчишь? Кем ты стать хочешь?

Он, казалось, вышел из задумчивости и ответил:

– Я мечтаю стать командиром красной армии.

– Да, хорошая мечта – сказал Семен, почесывая затылок и смотря мечтательно вверх.