Kitobni o'qish: «Дневник посла Додда»

Shrift:

Введение Марты Додд.

Текст подготовлен к печати У. Э. Доддом-младшим и М. Додд.

Оформление художника В. Голубева.

* * *

Уникальная книга «Дневник посла Додда» занимает особое место в обширной мемуаристике о прошедшем столетии. Уильям Эдвард Додд (1869–1940), американский историк, по воле судьбы и президента Рузвельта в 1933 г. занял пост посла США в Германии.

Он попал в самый эпицентр трагических событий в Европе, где уже назревала Вторая мировая война.

Человек трезвого ума, истинный либерал, Додд день за днем фиксировал в своем дневнике жизнь верхушки нацистской Германии. Додд публично выражал свои резкие суждения о фашистском режиме, сознавая при этом, что повлиять на ход событий он не в силах.

Неугодный ни правительству Гитлера, ни весьма влиятельным кругам в США, Додд в конце 1937 г. оставил свой пост, но вплоть до ухода из жизни в 1940 г. продолжал бороться с нацизмом.

Предисловие к русскому изданию

Уильям Эдвард Додд был очень скромным и неамбициозным человеком, но волею судеб его дипломатическая карьера вынудила его окунуться в кипящий котел истории в самые напряженные моменты истории XX века. Сегодня мало кто может представить, какое страшное напряжение необходимо было выдерживать американскому дипломату в Германии 1930-х годов, когда нацистский режим укреплялся, а распоясавшиеся нацисты творили бесчинства и насилие. Посол Додд готовил свою докторскую диссертацию в Германии в начале XX века, но тогда страна была совершенно иной, чем Германия во власти гитлеровского режима. Уже в первые месяцы после прибытия в Германию в 1933 году, Додд отмечал факты оскорблений и посягательств по отношению к американским гражданам, которые отказывались воспроизводить характерный нацистский жест приветствия. Ему пришлось также столкнуться с внезапно введенным Германией мораторием на выплаты американским банкам по кредитам. А что было еще более ужасным – это отмеченный Доддом рост антисемитизма в стране.

Из истории нам известно, что посол Додд был по своему характеру осторожным и вдумчивым, но в то же время он показал себя смелым и несгибаемым борцом, человеком принципа. Вероятно, он вдохновлялся идеалами Джефферсона и Вильсона. Посол Додд, не колеблясь, осуждал нацистский режим, открыто и смело выступал против нарушения прав человека в Германии. Из-за этого он испытывал на себе плохо сдерживаемую враждебность со стороны Гитлера и его подручных, что является по своему наилучшей характеристикой посла Додда как человека и как дипломата, который представлял интересы Америки в обстоятельствах тяжелых испытаний.

Я был очень тронут, что Издательство Грифон М приняло решение опубликовать на русском языке биографическую книгу Уильяма Эдварда Додда. Мысли и темы, которые можно найти в записках посла Додда, и сегодня остаются в высшей степени актуальными.

Александр Вершбоу, посол Соединенных Штатов Америки в России

Введение

Когда вашингтонской дипломатической миссии в Германии понадобился новый глава, чтобы представлять Соединенные Штаты в Берлине, то выбор Франклина Рузвельта пал на Уильяма Эдварда Додда, который и стал послом. В начале лета 1933 года Додд прибыл в Берлин. Не имея никакого дипломатического опыта, Додд, тем не менее, надеялся воплотить на практике идеалы Вудро Вильсона и не без оптимизма смотрел на установление более тесных отношений с недавно пришедшим к власти нацистским режимом. Перед отъездом в Берлин он с пафосом говорил, что «вряд ли Германия не понимает всей важности дружеского сотрудничества со 120-миллионным населением Соединенных Штатов, как и сами Соединенные Штаты не могут не осознавать всей важности экономического и социального сотрудничества со страной Лютера, Штейна и Бисмарка».

Приехав в столицу Германии, Додд был приятно удивлен теплым приемом, оказанным ему тогдашним президентом Паулем фон Гинденбургом. Они обменялись приветственными речами, призывавшими к сотрудничеству и дружбе между двумя странами. Однако вскоре Додда неприятно поразила жестокость нацистского режима. Так, в течение первых шести месяцев его пребывания в Берлине официально было отмечено более двадцати случаев физического оскорбления нацистами граждан США, которые отказывались отвечать на нацистское приветствие. Эти факты, а также замораживание Германией выплат своего долга развеяли иллюзии бывшего профессора истории Чикагского университета. Он стал выступать против государственной и экономической политики Берлина, а также против нападок немецкой прессы на мэра Нью-Йорка Лагардиа, на американских женщин и Соединенные Штаты в целом. Однако его протест значил немного.

Получив на рубеже веков докторскую степень в Лейпциге, Уильям Додд хорошо знал совсем иную Германию, не такую мрачную и зловещую, как теперь. Додд родился в семье землевладельцев и священнослужителей в октябре 1869 года в г. Клейтон, Северная Каролина. В 1901 году он женится на Марте Джонс из Уэйк-Каунти, Северная Каролина. После окончания Виргинского политехнического института Додд покидает Юг для того, чтобы занять должность преподавателя в колледже Рэндольф-Макон. С 1908 году он преподает на факультете в Чикагском университете. Ученый по своему складу, Уильям Додд был президентом Американской исторической ассоциации, членом других исторических и академических обществ. Он составил жизнеописания Джефферсона Дэвиса, Линкольна и Ли, а также Вудро Вильсона. Посланник динамично развивающейся нации к одной из самых могущественных наций мира, Додд, казалось, больше уделял внимания прошлому, чем настоящему.

Нацистский режим не только отравлял жизнь Додда, но и вносил напряженность в его отношения с Вашингтоном. После четырех лет бесплодных усилий он подал в отставку с поста посла. Додд столь открыто критиковал режим нацистов, что Гитлер даже не назначил ему прощальной аудиенции, министр иностранных дел Германии не включил его в число приглашенных на обед дипломатов, уезжавших из страны, а немецкие газеты не сообщили о его отъезде. В своем заявлении по прибытии в Америку Додд признавался, что, представляя Соединенные Штаты в Берлине, он столкнулся, в сущности, с невыполнимой задачей. Он спрашивал: «Что может сделать какой-нибудь представитель Соединенных Штатов в огромной стране, где люди лишены свободы религии, где преследуется свобода мысли и творчества и непрестанно культивируется расовая ненависть?»¹

Додду, глубоко переживавшему свою неудачу, пришлось покинуть нацистскую Германию, но сама Германия его не оставила, наложив мрачную тень на весь остаток его жизни. Вернувшись в Соединенные Штаты после своей отставки, которая произошла в декабре 1937 года, Уильям Додд некоторое время читал лекции на восточном побережье США и в Канаде, делясь своими впечатлениями от гитлеровской Германии. Затем он попытался возобновить изучение истории Южных штатов, однако болезнь не позволила ему завершить задуманное. К тому же в мае 1938 года умирает его жена Марта (ее называли Мэтти), а в декабре того же года он сбивает машиной ребенка из афроамериканской семьи. Жертва собственной растерянности, Додд в полном смятении скрылся с места происшествия, за что впоследствии был обвинен. И хотя во время суда Додд заявил, что оплатил счета по лечению ребенка в сумме, превышающей тысячу долларов, на него был наложен штраф в размере 250 долларов плюс возмещение судебных издержек. Уставший от жизни и разочарований, бывший историк и посол Уильям Додд умер от пневмонии на своей ферме в Раунд-Хилл, штат Виргиния, в феврале 1940 года.

Первые впечатления

Приступив весной 1933 года к формированию своей администрации, Франклин Рузвельт назначил на должность посла в Германии, вопреки представлениям финансовых магнатов и профессиональных дипломатов, рассудительного академического ученого Уильяма Э. Додда, приняв во внимание его обширные познания в немецкой истории и культуре, а также свободное владение немецким языком. Представители американских состоятельных династий на этом посту группировались бы между собой, образуя влиятельные партии, а профессиональные дипломаты еще ревностнее стояли бы на страже интересов банкиров с Уолл-стрит, озабоченных угрозой Германии отказаться выплачивать долги по американским займам; но ни те, ни другие не знали Германию так же хорошо, как ее знал Додд. Почитатель и последователь Томаса Джефферсона и Вудро Вильсона, Додд вместе с верительными грамотами привез с собой прогрессивные либеральные идеи. Чуждый антисемитских настроений, столь обычных для того времени (отсутствие заведомой предубежденности снискало ему расположение в кругу еврейских общин как в Соединенных Штатах, так и в Германии), он сочетал в себе два примечательных качества – порядочность и дружелюбие.

Приверженец баптизма, Додд вдумчиво и серьезно отнесся к своему назначению на должность посла. Задача, нелегкая при любых условиях, осложнялась тем, что в его лице либеральная демократия Соединенных Штатов должна была противостоять тоталитарному режиму гитлеровской Германии. Настороженно относясь к предложенной ему и его семье роскошной каюте на пароходе «Вашингтон» и к не менее роскошному номеру в гостинице «Эспланада» по прибытии в Берлин, Додд выработал определенный стиль поведения, который он считал наиболее подходящим для своей дипломатической деятельности. Незнакомый с традициями и не желающий считаться с тем, что, по его мнению, было пустой формальностью, новый посол США, тем не менее, стоял на страже даже самых незначительных интересов своей страны и ее граждан в Германии, делая все, что было в его силах. Будучи человеком довольно простодушным и к тому же незнакомым с настоящим положением дел в Германии, Додд сфотографировался в порту Нью-Йорка, вскинув руку в жесте, очень напоминавшем нацистское приветствие. Это, конечно, было заметно на общем фоне провожавших его официальных лиц, и поэтому он вскоре стал объектом насмешек как среди немцев, так и среди своих соотечественников в Берлине и Вашингтоне. Несмотря на неискушенность в дипломатии и в текущей политической жизни, он быстро и досконально разобрался в своих многочисленных обязанностях на новом месте.

Вскоре после приезда в Германию Додд провел несколько встреч с американцами, проживавшими в Берлине, в основном с журналистами и бизнесменами, а также с влиятельными лицами самой Германии. Так, во время своей первой пресс-конференции с участием американских журналистов он обменялся рукопожатием с Эдгаром Маурером, при этом Додд выразил сожаление, что нацистское правительство потребовало отставки Маурера с должности президента Ассоциации иностранных журналистов в Берлине из-за его книги «Германия отводит назад стрелки истории». В течение нескольких последующих дней с американским послом встретились такие хорошо известные журналисты, как Зигрид Шульц из «Чикаго трибюн», Фредерик Эхснер из Юнайтед Пресс и Луи Лохнер из Ассошиэйтед Пресс, а также немецкий посол в Соединенных Штатах Ганс Лютер. Лютер, который вскоре опять вернулся в Вашингтон, заинтересовал Додда своим тщательно разработанным планом переселения безработных немцев на восточные равнины Африки или на необитаемые плоскогорья Бразилии. Лютер также высказывался за введение свободных тарифов между Германией и Соединенными Штатами в качестве средства, способствующего промышленному процветанию. Причем во время их беседы Лютер ни словом не обмолвился по поводу возможной немецкой агрессии против Франции или стремления Германии присоединить «Польский коридор».

Во время своей первой пресс-конференции, на которой присутствовало более двадцати немецких журналистов, Додд по-немецки прочитал краткое заявление, в котором говорилось о недавно предложенном президентом Рузвельтом «Законе о восстановлении промышленности», во многом совпадавшем с предложениями министра экономики Курта Шмитта по восстановлению экономики Германии. Немецкие журналисты были настолько поражены тем, что посол Соединенных Штатов говорит по-немецки, что, видимо, поэтому, на следующий день его выступление было опубликовано во всех главных немецких газетах. Немного позже репортеры задали Додду вопрос по поводу его заявления, которое было напечатано в «Израэлитишес фамилиенблатт» – еврейской газете, выходившей в Гамбурге, – в котором говорилось, что Додд приехал в Германию для того, чтобы исправить ряд несправедливостей, причиненных евреям. В ответ Додд опроверг данное газетное заявление, причем его опровержение немецкая пресса напечатала дословно.

Изучив доклад Шмитта и встретившись с любезно принявшим его министром иностранных дел бароном Константином фон Нейратом, а также несколькими главами военных ведомств, Додд пришел в восхищение от их профессионализма – подчеркнутой деловитости и широкой осведомленности в своей области. Вместе с тем его неприятно поразил тот прием, который оказали ему как немецкие, так и американские видные общественные деятели в Берлине. Так, один званый обед он охарактеризовал как «весьма скучный». О другом приеме, устроенном семьей Генри Вуда в их Потсдамском дворце, на котором присутствовал кое-кто из немецкой аристократии, Додд записал, что все приглашенные вели себя, «как в добрые гогенцоллерновские времена», но по поводу самой беседы заметил, что «все разговоры велись в явно гитлеровском тоне».

На протяжении первых недель своего пребывания в «третьем рейхе» Додд ощущал немалое смущение и внутреннее смятение, вызванное контрастом между Германией, которую он знал прежде, в более спокойные времена, и неприятными эксцессами, ожидавшими его в Германии сегодняшней. Например, в один из уик-эндов он вместе со своей женой Мэтти отправился по Потсдамскому шоссе в Виттенберг и Лейпциг. Подъехав около полудня к церкви, где покоятся останки Мартина Лютера, они не смогли попасть внутрь, потому что двери были на запоре. Это было так не похоже на 90-е годы прошлого века, когда Додд, заканчивавший Лейпцигский университет, беспрепятственно вошел в это старинное здание – колыбель Реформации!

Столь же неузнаваемым оказался и Виттенберг: по сравнению с городом, некогда виденным Доддом, он увеличился, по меньшей мере, раза в четыре, превратившись в крупный промышленный центр. Пока нацисты маршировали по новым широким улицам, семья Доддов гуляла по старинному центру города, после чего они поехали в Лейпциг. Додд проучился в этом городе три года до получения докторской степени в университете. Теперь он бродил среди опустевших дворцов бывших богачей, которые потеряли свое состояние во время 1-й мировой войны; по словам Додда, «эта часть города производила мрачное впечатление, величественные особняки молчаливо напоминали о безрассудствах людей, которые в 1914 году вершили судьбы своей страны». Взобравшись на вершину монумента, посвященного победе Германии над Наполеоном в битве под Лейпцигом в 1813 году, семья Доддов и тут обнаружила следы нацистской пропаганды в виде памятной доски, где хвастливо говорилось «о могуществе и героизме немецкого народа».

Раздираемый противоречием между романтической и даже величественной Германией своей юности и исполненной безобразных сцен действительностью 1933 года, Додд пытался соединить их в единое целое. Поначалу оптимистично считавший, что ему удастся установить более тесные и менее напряженные отношения между Берлином и Вашингтоном, Додд вскоре был обескуражен окружавшей его атмосферой недоверия. В поле его зрения один за другим попадали случаи, когда дело касалось безопасности евреев в гитлеровской Германии; имея родственников в США, они часто скрывали это в надежде, получив оттуда поддержку, ускользнуть от нацистских преследований. Американские организации типа Фонда Карнеги или Фонда Оберлендера стали опасаться посылать студентов в Германию. Додд, напротив, ратовал за продолжение этих программ, несколько наивно замечая, что «преследования евреев, возможно, прекратятся». Додд, кажется, проявил исключительно академический интерес к рассказу профессора Коура о его встрече с Гитлером, в ходе которой фюрер обещал уничтожить всех евреев, перевооружить Германию, аннексировать Австрию и перевести столицу в Мюнхен. На очередном званом обеде Додд даже осудил Маурера за его излишне пристрастную критику гитлеровской Германии, придя к выводу, что Маурер по-своему почти столь же неистов, как и сами нацисты. Как бы там ни было, Додд, скорее всего, не замечал всей серьезности той угрозы, которую представляли нацисты для Германии и мира, пока не стало слишком поздно.

Адольф Гитлер

По роду своей деятельности Додду приходилось общаться с Адольфом Гитлером в основном на политические темы. Будучи академическим ученым и соответственно либералом по взглядам, Додд на протяжении всей своей дипломатической службы оставался стойким поборником личной свободы человека и всего хрупкого мира идеальных понятий. Тем не менее, вступив на пост посла, он, хотя и не слишком охотно, согласился защищать интересы американских банкиров в Германии. Эта тягостная озабоченность уплатой Германией своего астрономического долга, общее беспокойство Додда и президента Рузвельта обращением нацистов с американскими подданными, и, возможно, в меньшей степени – обращением с евреями, служили главными темами бесед между американским послом и Адольфом Гитлером.

В первый раз Додд встретился с фюрером спустя два месяца после приезда в Берлин. Во вторник, 17 октября 1933 года, в полдень Додд прибыл в бывшую резиденцию Бисмарка. Посол поднимался по широкой лестнице дворца, на каждой площадке которой стояли нацистские охранники, приветствовавшие его «по примеру легионеров Цезаря поднятой вверх рукой». В приемной Додд дружески поговорил с молодым Гансом Томсеном, тоже ожидавшим приема у Гитлера. Вскоре министр иностранных дел барон фон Нейрат пригласил Додда в кабинет канцлера – просторную комнату площадью не менее пятидесяти квадратных футов, заставленную столами и креслами для проведения всевозможных совещаний. «Кабинет был прекрасно отделан, хотя и не столь изысканно, как соседний бальный зал. Через минуту появился и сам Адольф Гитлер в скромном рабочем костюме, аккуратный, подтянутый. В жизни он выглядит несколько лучше, чем на газетных фотографиях» (где он обычно являлся в образе баптистского проповедника).

Впоследствии Додд писал, что беседа между ним и немецким диктатором все время велась вокруг двух тем: нанесение оскорблений американцам и невыполнение обязательств перед американскими кредиторами. Когда фон Нейрат привел данные, что снижающийся немецкий экспорт позволил Германии вернуть только часть долга, но не весь заем, Гитлер сделал вид, что согласен со всеми доводами Додда. Немецкий диктатор даже дал личные гарантии в том, что все оскорбления и нападки на американцев в нацистской Германии будут строго наказываться, и пообещал отдать распоряжение, запрещающее принуждать иностранцев отвечать на нацистское приветствие.

В ходе беседы Додд и Гитлер коснулись темы выхода нацистской Германии из Лиги наций в прошлую субботу; этот поступок Додд оценил как «гром с ясного неба». В ответ Гитлер «напыщенно заговорил о Версальском договоре, о нарушении союзниками своих обещаний, о разоружении и о том унизительном положении, в котором находится теперь разоруженная Германия». Додд сказал Гитлеру, что он находит оправдание Франции, которая с недоверием относится к Германии, хотя поневоле признал, что «поражение в войне всегда влечет за собой некоторую несправедливость со стороны победителей». В качестве наглядного примера Додд привел опыт Южных штатов после окончания Гражданской войны, однако заметил, что Гитлер на этот раз хранил молчание.

«После нового обмена любезностями» посол спросил, «может ли какой-нибудь инцидент на польской, австрийской или французской границах, в результате которого враг окажется на территории рейха, стать формальным поводом к войне», на что Гитлер ответил отрицательно. (Ответ немецкого диктатора, конечно, показателен в том смысле, что является явной ложью. Так, Уильям Л. Ширер позже напишет, что на протяжении некоторого периода времени до лета 1939 года нацисты часто использовали угрозу польских «террористов», чтобы вызвать у немцев истерию ненависти, которая летом 1939 года достигла своего апогея и послужила для Берлина поводом к вторжению в Польшу. С этой целью заключенных концлагерей переодели в военную форму, а затем расстреляли, чтобы все представить как потери среди немецких военнослужащих в результате польского нападения на немецкоговорящую радиостанцию в Глейвице – захолустном приграничном городке на востоке Германии. Эту провокацию организовали части СС для того, чтобы «в порядке самообороны» Германия начала военные действия против Польши. Так начиналась Вторая мировая война.)

Далее Додд спросил, будет ли ответ немецкого лидера также отрицательным в случае, если подобный эпизод произойдет в Рурской демилитаризованной зоне, и созовет ли он при таком повороте событий конференцию европейских держав. «Это и будет моей целью, – продолжал лгать Гитлер, – но может случиться, что мы не сумеем сдержать германский народ». Здесь Додд сделал предположение, что под «народом» Гитлер подразумевает воинствующих нацистов, которых он сам же воспитал в таком духе. В целом из беседы, которая продолжалась недолго, какие-нибудь сорок пять минут, американский посол вынес впечатление, что Гитлер «очень самоуверен и настроен крайне воинственно».

Следующая встреча Додда с Гитлером произошла на праздновании Нового, 1934 года. Это был понедельник. Все члены дипломатического корпуса сочли своим долгом остаться в городе, чтобы выразить свое уважение и поздравить с праздником президента Пауля фон Гинденбурга. Последний из очевидцев эпохи правления Бисмарка, фон Гинденбург в свои восемьдесят шесть лет пытался, всё с меньшим успехом, направить Германию по умеренному пути развития. С его смертью вся власть в стране фактически переходила бы в руки Гитлера, поскольку на политической арене не оставалось ни одного достойного противника в нужной весовой категории, способного успешно противостоять амбициям безумного маленького австрийца. В тот студеный день Додд приехал в президентский дворец, где у входа его приветствовала нацистским салютом прислуга, потом посла провели в уютную гостиную. Здесь его встретили посланники других стран: британский посол сэр Эрик Фиппс, французский посол Андре Франсуа-Понсэ и испанский посол Луис Сулуэта.

Гинденбург выслушал официальное поздравление с Новым годом папского нунция, которое тот прочитал на французском языке, хотя ни немецкий президент, ни американский посол по-французски не понимали. Гинденбург в ответ прочитал заранее написанную речь. В первую очередь он призывал к восстановлению Германии, при этом подчеркнул значимость руководства страной Гитлером, – хотя «едва ли кто-либо из членов дипломатического корпуса относился сочувственно» к этой теме. После кратких обращений к папскому нунцию, Франсуа-Понсэ и итальянскому послу Витторио Черрути, Гинденбург обменялся рукопожатием с американским послом. Он даже поинтересовался у Додда, хорошо ли идут дела у его сына в Берлинском университете, и похвалил посла за его немецкий язык, который сам Додд оценивал как «достаточно беглый, хотя и несколько небрежный».

Потом вошел Гитлер. Додду показалось, что он «был очень подавлен и даже растерян». Гитлер пожелал Додду «счастливого Нового года», на что американский посол ответил столь же вежливым и холодным поздравлением. Один лишь итальянский дипломат приветствовал фюрера официальным нацистским салютом. Додд спросил Гитлера, как он провел Рождество в Мюнхене – любимом городе фюрера, и поделился собственными впечатлениями от «двух очень интересных дней», проведенных в начале декабря в столице Баварии. Когда Додд простодушно заметил, что там он встретился с известным историком профессором Мейером, своим знакомым по Лейпцигскому университету, «Гитлер смутился, оказалось, что он никогда не слышал о Мейере». Додд записал в своем дневнике: «Я поговорил еще немного о Мюнхенском университете, но Гитлер, не сказав больше ни слова, пошел дальше. У меня создалось впечатление, что ему никогда не приходилось сталкиваться с людьми, которых я знал и уважал». Сетуя на то, что Гитлер, в отличие от Гинденбурга, не выказал никакого личного интереса к нему, Додд опасался, не счел ли Гитлер, что ученый посол хотел «поставить его в неловкое положение» (этого Додд, конечно, не собирался делать). В дневнике Додд добавил: «Мне трудно было в этих сложных условиях найти безобидную тему для разговора».

В среду, 7 марта 1934 года Додд снова встретился с фюрером, на этот раз встреча была тайной, ее организовал Эрнст Ганфштенгль. Додд вошел в приемную немецкого канцлера в сопровождении фон Нейрата, который «был явно слегка раздражен». Гитлер встретил его радушно, они сели за стол. Додд заметил: «Я сидел спиной к стене смежной комнаты, где, по-видимому, находился Нейрат. Если только в стенах не был спрятан какой-нибудь специальный аппарат для подслушивания, никто не мог слышать нашего разговора». В течение почти целого часа Додд и Гитлер обсуждали германо-американские отношения. Но когда Додд спросил, не хочет ли Гитлер что-нибудь передать президенту Рузвельту через него, так как он вскоре поедет в Вашингтон, Гитлер «слегка удивился», посмотрел пристально и произнес: «Позвольте мне подумать над этим и ответить вам при следующей встрече».

Затем Додд поднял тему о «о враждебной и пагубной германской пропаганде, напомнив Гитлеру, что в 1915–1916 годах такая неразумная пропаганда немало способствовала втягиванию Соединенных Штатов в мировую войну». Гитлер изобразил удивление и спросил о подробностях. Посол удержался и не назвал имена двух наиболее известных немецких пропагандистов, поскольку они стали видными нацистскими руководителями. Додд упомянул только о брошюрах, в которых содержался призыв ко всем немцам в Соединенных Штатах, где бы они ни находились, помнить, что они есть и должны оставаться немцами; в похожем законе 1913 года заявлялось о «двойном гражданстве для немцев» (имелись в виду эмигранты). Гитлер сразу же возразил: «Ах, это все наглые измышления евреев. Если я узнаю, кто их распространяет, то немедленно вышлю виновника из Германии».

Додд выразил озабоченность настроениями евреев в Нью-Йорке, где должен был состояться заочный судебный процесс над нацизмом, но о самом процессе умолчал. Гитлер то и дело перебивал его восклицаниями вроде «Проклятые евреи!» и грозил, что, если за рубежом будет продолжаться агитация против него, он быстро покончит со всеми евреями в Германии. Он говорил, что спасает Германию от коммунистов, и заявил, что в России 59 % официальных лиц является евреями. Додд слабо попытался оспорить утверждения Гитлера, указывая на то, что «советской угрозы более не существует». Когда же Гитлер покачал головой, Додд добавил, что в Соединенных Штатах в 1932 году коммунисты на выборах собрали лишь незначительное количество голосов. Гитлер воскликнул: «Счастливая страна! Видимо, ваш народ здраво подходит к этому вопросу».

Под конец Додд высказал свои соображения в поддержку академических свобод в Германии и особо отметил, что «университетские связи и свободное обсуждение международных проблем позволят преодолеть многие трудности». Гитлер согласился с ним, но затем его внимание переключилось на план Рузвельта по усилению экономических связей между двумя странами. Когда Додд выходил из приемной Гитлера, навстречу ему шел Руст, немецкий министр образования, тот самый Руст, приказом которого были введены строгие ограничения на академические свободы. Додд остановил министра и напомнил ему о важности открытости и свободы в отношениях между Соединенными Штатами и Германией. «Руст, по-видимому, никогда всерьез не задумывался над этой стороной дела».

Перебирая мысленно все моменты встречи с фюрером, Додд вернулся в посольство и исписал несколько страниц своего дневника, передавая глубоко личные впечатления от Гитлера и его ближайшего окружения. «Гитлеровский режим держится на трех совершенно невежественных и тупых фанатиках, из которых каждый так или иначе замешан в злодеяниях последних восьми – десяти лет. Эта троица представляет различные группы нынешнего большинства в Германии, большинства, конечно, отнюдь не подлинного». К этому моменту своего пребывания в Германии американский посол уже утратил значительную часть своего простодушия. О Гитлере Додд отзывался таким образом: «Он не раз недвусмысленно заявлял, что народ может выжить только путем борьбы, тогда как мирная политика приводит его к гибели. Политика Гитлера была и остается агрессивной… В его сознании прочно укоренилась старая немецкая идея об установлении господства над Европой путем войны». Окончательное осознание Доддом угрозы, которую представлял Гитлер, пришло слишком поздно, к тому времени Додд уже был не в силах эффективно воспользоваться своим положением, чтобы заставить Вашингтон, Лондон и Париж противодействовать усилению власти Гитлера в Германии.

После смерти тяжело болевшего Гинденбурга Гитлеру досталась роль абсолютного диктатора немецкого рейха. В первой половине дня в среду 12 сентября 1934 года Додд явился в президентский дворец на Вильгельмштрассе в положенном для таких случаев фраке, «чтобы официально засвидетельствовать уважение новому самозваному президенту Адольфу Гитлеру». За несколько дней до этого события испанский посол в беседе с Доддом высказал мнение, что придется пожать руку Гитлеру, хотя, по признанию испанца, «даже мысль о том… ему противна». Додд согласился, что нельзя оставаться в стороне, что это дело государственной важности.

В Президентском дворце во внутреннем дворе Додда встретили застывшие по команде «смирно» солдаты. Здесь присутствовал весь дипломатический корпус, включая папского нунция, который перед этим почти месяц находился в госпитале, а также французского посла Франсуа-Понсэ, которому Гитлер однажды заявил, что не желает больше никогда с ним видеться. После того, как в конференц-зале собралось около 50 дипломатов, в зал вошел Гитлер, его сопровождали Нейрат, Бюлов и Бассевиц. Папский нунций, «как принято в подобных случаях, прочитал свою речь, поздравляя политического и религиозного врага Рима с тем, что он успешно узурпировал пост Гинденбурга». Под конец нунций незаметно коснулся другой темы, тонко предостерегая Гитлера против развязывания войны, хотя, как заметил Додд, все присутствующие понимали, что это и есть главная цель гитлеровского режима.

1.Здесь и далее при цитировании используется перевод, помещенный в настоящем издании. – Прим. ред.