Kitobni o'qish: «Лето, бабушка и я», sahifa 4

Shrift:

Мы – команда

– Вали отсюда, – рассвирепел кузен, когда увидел, что шалаш покосился.

– Мы его три дня строили! А все почему? Я слишком добрый, пожалел козявку. – И повернулся ко мне спиной.

Я медленно побрела в сторону корпуса. Сейчас самое время для игры – жара перестала бесноваться, и теплые травы запахли вечерней прохладой, по пути то и дело обхожу бадминтонщиков.

– Я сейчас играю, я! Моя очередь, вы обещали! – пищит девица в кружевах, и ей дают ракетку. Ну да, пару раз воланчик уронит, и – «вали отсюда», плавали, знаем. Меня уже не проведешь на мякине.

Вот где справедливость?! Шалаш я строила вместе со всеми – натаскала досок со всей округи, ободралась до крови об торчащие гвозди и от бабушки наполучала прикладного искусства за весь сезон оптом, и где благодарность?! Шалаш просел из-за того, что не надо было жадничать и из трех досок лепить пятиметровую комнату. Но им не объяснишь: надо меня выкинуть, мешаю – пожалуйста.

Если бабушке пожалуюсь, они меня окончательно сожрут, и в жизни больше никогда играть не возьмут. А я еще думала, что брат мне друг. При Эдуарде так меня унизить! О, Эдуард, не играть нам больше с тобою в разведчиков.

От обиды провожу ногтем по стоящей перед корпусом машине.

В песочнице играют девочки. В конце концов, я ведь тоже девочка, нет? Я могу играть в куклы? Могу. В деревне, собственно говоря, только с девочками и играю. Но просто так подойти, с пустыми руками – нет, потом фырканья не оберешься. Надо хоть ведро принести, что ли.

– Эй, ты! – грубо окликнул меня мальчишеский голос. – Это ты папину машину поцарапала! Я видел!

Мальчишка не из нашей компании схватил меня за руку.

– Заплатишь за ремонт, поняла?

– Пусти! – перепугалась я. Никого из моих поблизости нет в помине. Бабушка ушла на источник с термосом, будет не скоро, а остальные – им не до меня. Да что за день такой!

– Ничего я не царапала! Я только потрогала, и все! – заорала я, пытаясь вырваться, девочки в песочнице смотрели на меня, как на Джека Потрошителя.

Вот тебе и поиграла с девочками – теперь их мамаши меня к ним на пушечный выстрел не подпустят.

– Пошли к отцу, он с тобой разберется, – дернул меня за руку мальчишка, на толстой шее блеснула золотая цепочка.

– Ты озверел? – раздался, как выстрел, голос моей кузины. – Она быстро шла к нам, держа в руках книгу. – Или тебе жить надоело? Руки убери! Сейчас мой брат придет, ты, бочка с говном, только маленьких девочек и можешь пугать, а вот с ним попробуй поговори!

Толстяк от неожиданности открыл рот и отпустил меня.

Не верится – сестра пришла меня защищать, и что она говорит, мамочки мои – уши сворачиваются! Бабушка слышала, интересно?

От возбуждения я завертела головой – кто-нибудь еще слышал? Бочка с… с говном. Надо запомнить.

Сестра стоит, подбоченясь, и смотрит на мальчишку с этим своим прищуром, от которого молоко скисает.

– Вон, смотри, бегут уже наши. Так что стой и думай, как будешь свою шкуру спасать!

– А чего мне спасать – она машину поцарапала! – порядком струхнув, мальчишка продолжал все-таки стоять на своем.

Подбежали наши – кузен с друганами.

– И что он вякает? – уперевшись руками в колени, не мог отдышаться брат.

До меня дошло – кажется, у них свои старые счеты. Но это неважно, главное – они стоят за меня горой. В данный конкретный момент. Не верю, но молчу.

– Так, – надменно сказала сестра, – показывай, что там за царапина.

Мы подошли к машине, на крыле в самом деле длинная серебристая царапина. Я перепугалась еще раз – так, сейчас окажется, что я кругом виновата!

– Нет, ты идиот все-таки, – покачала головой кузина. – Мои ногти видишь?

И показала длинные тонкие пальцы с блестящими ногтями.

– Ну и что? – презрительно спросил обидчик, я в это время напряженно хлюпала носом.

Кузина наклонилась и провела ногтем по машине.

– Ну? И где царапина?

Все вперлись взглядами в указанное место: там было чисто.

– А у нее откуда могут быть такие ногти, чтобы пропороть железо, а?!

– А я знаю, может, она гвоздем сделала!

– Тогда покажи орудие преступления!

– А она, наверное, выбросила!

– А ты найди – сказал же, что видел!

– Да тут в траве фиг чего найдешь, чего это я искать буду!

Все зашумели.

– Ты ври, да не завирайся, а то кирпичом по башке получишь, а мы скажем, что так и было! – наседал кузен.

Мальчишка с позором бежал.

– Еще тебя поблизости увидим – не обрадуешься! – орали наши ему вслед и свистели.

Потом кузены посмотрели на меня. Я стояла с косичками одна выше другой, мокрым носом и переполненным благодарностью сердцем.

– Пошли уже, дурень, – сказала кузина и взяла меня за руку.

– Вот наглый жирдяй, – буркнул кузен и дал мне щелбана в лоб.

Может, завтра они все-таки возьмут меня адъютантом, а?

Бабушке мы о происшествии не рассказывали.

Рача

У моих кузенов была еще и своя собственная бабушка – Луба-бебо4, которая жила совсем в другой деревне. Иногда Луба приезжала в гости, и две бабушки встречали друг друга с таким восторгом, как будто ближе и роднее в целом свете у них никого не было.

– Сватья, моя хорошая, моя золотая, с приездом! – раскрывала объятия моя бабушка.

Луба-бебо не отставала:

– Боже, Боже, что за свекровь у моей дочери, пусть у завистников глаза ослепнут!

Перед сном бабушка комментировала:

– Ну еще бы, у них в Раче такие гром-бабы, не приведи Господь, не свекрови, а кровопийцы! Конечно, где им найти такую, как я!

– Почему кровопийцы? – озадачивалась я. – Тетя смотри, какая нежная, она разве не рачинка?

– Исключения бывают из всех правил, и слава богу, – туманно объясняла бабушка.

Для детального изучения нравов Рачи мы однажды летом по приглашению Лубы-бебо поехали к ней в гости.

– Наша деревня в Раче лучше здешней, – доставали меня заранее кузены. – Тут дожди идут все время, и на речку идти за километр! А там… – И закатывали глаза.

Я запальчиво спорила, что лучше нашей деревни быть не может вообще ничего, так что пусть они уезжают к себе. Но проверить все равно было любопытно.

Бабушка набрала столько сумок, что не могла за один раз взять их все в руки, и, когда поздней ночью автобус оставил нас на освещенной лунным светом дороге, поругала собственное тщеславие:

– Едешь с ребенком, старуха, куда столько груза берешь!

Автобус уехал, смолк шум мотора, и вдруг на нас навалилась тихая ночь в горах. Луна приблизилась всем лицом, заливая стеклянным светом землю, и шелестели деревья, свивая клубок теней под ногами.

Сельская дорога шла в гору и делала крутые повороты. Ночной ветер провожал нас вкрадчивым поглаживанием щек, деревенские собаки недоуменно взлаивали и передавали дальше весть о незнакомых путниках, а мы передвигались медленно: бабушка брала две чугунной тяжести сумки и шла вперед, я садилась на две оставшиеся и дремала, мечтая о теплой постели.

Бабушка ставила под деревом свой груз и возвращалась за мной – теперь мы шли вместе, минуту бабушка отдыхала, потом снова брала свои сумки и уходила вперед, а я, подрагивая, садилась ждать ее в лунном свете, и так мы шли целую вечность. Казалось, эта ночь никогда не кончится, и эта дорога не перестанет бесконечно поворачивать вверх, и я проведу остаток жизни в полусне посреди лунного света.

Но все когда-нибудь заканчивается, и я уже не скажу с уверенностью, когда именно мы пристали к воротам, и Луба-бебо вышла с лампой, и причитала – как можно было ее не предупредить, она бы встретила, и бедный ребенок спит на ходу, и давайте я ужин разогрею, и зачем ты везла столько продуктов, сватья, как тебе не стыдно, мы тут и сами не голодные…

– Смотри, какие у них тут дворы красивые, – одобрительно сказала бабушка утром.

Поросший травой двор был обсажен ореховыми деревьями.

– А дом совсем не такой, как у нас, – поддакнула я.

Дом был наполовину каменный, наполовину деревянный, с ажурными перилами на веранде.

– Хороший домик, – оценила бабушка, – только у нас дерево быстро сгниет от дождей.

Бабушки ушли разбирать сумки, а я отправилась изучать окрестности и наткнулась на цыплят.

– Кр-р-р-р, – сказала наседка и покосилась на меня из-под свисающего гребешка.

Внезапно мою ногу что-то ужалило.

– Ай! – На меня надвигался огромный, как бегемот, отец пушистых крошек, белый петух.

Собака меня уже кусала, но петух?! О ужас! Монстры! В этом чужом месте петухи злые, как собаки! Заорав: «Дидэ-э-э-э!» – я дала деру. Петух издал боевой рык и понесся следом, время от времени взмывая в воздух и вырывая из меня куски мяса.

Обе бабушки с клекотом вылетели на веранду, но мы с петухом успели преодолеть этот участок трассы и неслись с противоположной стороны дома.

– Луба! Луба, сделай что-нибудь! Зачем ты этого людоеда держишь во дворе?! – запричитала моя бабушка.

– Да в жизни он никого не трогал! – встала грудью за своего петуха Луба-бебо.

– Да открой глаза, посмотри, что он с ребенком делает! Стой, стой, чтобы ты сдох у своего хозяина, я его перехвачу!

Пока бабушки бежали спасать меня, мы с петухом сделали очередной круг и продолжали смертельную схватку со стороны веранды.

Эта свистопляска могла бы продолжаться до тех пор, пока петух не обклевал бы меня до костей, но более хладнокровная Луба-бебо, хорошо знакомая с нравами своего питомца, осталась стоять на месте и встретила кортеж с топором в руках.


– Не плачь! Не плачь, маленькая, – утешала меня Луба-бебо, держа злодея за крылья, – мы ему отомстим! Мы ему башку открутим и съедим!!

Петух злобно косил красным глазом и издавал леденящие душу звуки, а я от переживаний начала икать.

– Может, не надо ему башку крутить? – вступилась я за обидчика. – Дети сиротками останутся!

– Он мне давно уже надоел, – неожидано выдала себя Луба. – Хоть пиши на воротах: «Во дворе злой петух!» Какие еще сиротки, у меня вон приличный куриный отец подрос.

– Впервые вижу такого ненормального рачинского мужчину, – удивлялась бабушка, делая примочки на мои раны. – Они же у вас тут добрые! Безобидные! И медли-и-и-и-ительные!

– Овца-то овца, а если разозлится – даст молодца, – выдала пословицу Луба-бебо, ощипывая злодея в дымящейся кастрюле. – Хотя мне этого петуха привезли из Сванетии, так что лютый норов у него был явно не рачинский!

– Зато женщины тутошние – не промах, – невинно подметила бабушка.


Вскоре приехали дядя и тетя с кузенами, и жизнь понеслась галопом. Каждый вечер во дворе под ореховыми деревьями закатывалась пирушка – на дощатом столе раскладывали лобиани5, лори6, мчади7, зелень и обязательно наливали из оплетенной бутыли рубиновое вино «Хванчкару». Приходили соседи, чокались стаканчиками, разламывали лепешки и хрустко закусывали веточками зелени, гудел неспешный разговор, тамада говорил красивые тосты, похожие на рассказанный сон.

Бабушка тоже смаковала по одному стаканчику:

– Это целебный бальзам, а не вино, Луба!

– Только его много пить нельзя, а то кровь загустеет, – предупредила Луба-бебо.

– А мне попробовать, – пристала я к бабушке, и та дала отпить глоток.

– Что-то я и вкуса не поняла, – потянулась я еще.

– Детям нельзя, – хором сказали бабушки.

– Я сколько хочешь его пил, знаешь, как вкусно, – похвастался кузен. Я посмотрела исподлобья: ему можно, а мне – нельзя.

Теперь у меня появилась заветная цель, и я сторожила в засаде удобный момент.

Он приплыл мне в руки очень скоро.

После очередной пирушки все винные остатки слили в большой стакан. Взрослые толпились у ворот, договаривая последние разговоры; забытые тарелки горой высились на столе; вислоухая собака догрызала в траве кость. Я, недолго думая, схватила стакан и залпом выпила весь рубиновый напиток до дна – наконец терпкий шершавый вкус «Хванчкары», отдающий вишней и зеленой ореховой кожурой, раскрылся во всей красе!

– Эй, эй, ты что?! Его нельзя много пить! – прокричал неизвестно откуда появившийся кузен.

Ноги налились тяжестью, а голова разрослась до размеров колокольни. Кузен что-то мне выговаривал, и его лицо шло волнами. Ореховые деревья закрутились зонтиками карусели, и я мягко осела в траву.

– Тут знаете сколько вина было! – возбужденно объяснял взрослым кузен.

– Убей меня, Господи, с ней ничего не будет? – причитала бабушка.

– Фати, это вино я своими руками отжимала, – уверяла Луба-бебо. – Ну, пошатает денек, зато крови прибавится!

Шатало меня даже в постели, точь-в-точь как в Батуми на волнах – весь дом плавно взмывал и опадал, и происходящее доходило до меня как сквозь толщу воды.

– Ну что, пьяница? – встретил меня утром кузен: после моего геройства за вином ввели строжайшее наблюдение, и ему так и не удалось меня переплюнуть.

– Дидэ, – предложила я, – а если тебе жить вместе с Лубой?

– Зачем это? – изумилась бабушка.

– Ну, тут смотри как хорошо – виноградник есть, и марани8 есть, и там – видела? – крышку снимают прямо с земли, а внутри кувшин! И полно вина!

– Я смотрю, ты в отца пошла – ценитель вина, – иронически отозвалась бабушка. – Мне свой дом нужен, на своей земле. А виноградник тут правда хороший, у нас таких нет.

Ровные ряды лозы начинались сразу за домом.

– Я тебе покажу, как надо правильно виноград есть, – сказал кузен.

Он сел на землю и стал обирать губами виноградины прямо с ветки, без рук!

– Я тоже так хочу! – обрадовалась я и села под самую большую гроздь. Солнце светило сквозь прозрачные ягоды, они были теплыми и лопались с тугим звуком.

– Вы с ума сошли? – всполошилась Луба-бебо. – Его немытым есть нельзя, он же опрысканный!

Взрослые всегда найдут червя в яблоке и пятна на Солнце!

Самое же ошеломительное в Раче то, что сразу за виноградником, под склоном, текла речка – как положено, ледяная и быстрая. Выше нашего участка она шла поверху, а потом лилась широким водопадом в небольшой природный бассейн. Это было самое восхитительное купание на свете!

– Я же говорил – холодно, – давил на меня кузен, но мне было все равно – надо было успеть накупаться вдоволь, пока бабушка не увидела посиневшие губы.

Дядя расширил природный водоем, и теперь большой камень оказался в центре бассейна: он раскалялся на солнце и согревал наши продрогшие в ледяной воде тушки, чтобы снова отпустить под струи водопада.

– Мне бы домик хоть в половину Лубиного, – с непонятной грустью вздохнула бабушка на мои восторженные рассуждения. На всякий случай я обхватила ее за шею и сильно-сильно стиснула.

Другие и я

Ужасно, ужасно много в мире людей, а среди них есть – я.

Людей в мире много – я видела по телевизору, они бывают очень разные, не знаю, настоящие они или нет, но и вокруг тоже много – соседи, прохожие на улице, еще на пляже – когда мы с бабушкой ходим на море, еще дети в саду, потом – очень много разных людей в деревне, и по пути туда – на вокзале, и в автобусах, и на базаре еще бывает много. Они почти никогда не повторяются, особенно если в новых местах.

Но я от них отличаюсь. От всех. Даже от бабушки. Потому что я единственный человек, который может сказать обо мне – Я.

Это надо понять, что такое – Я. Очень сложно понять, я напряженно стараюсь, и в самом конце догадка уплывает, скользнув по пальцам, как мальки в нашей ледяной речке, когда ты их уже поймал в ладошку.

Попробую еще раз.

– А что было, когда меня не было? – спрашиваю я у бабушки.

Мы лущим кукурузу – полный початок в одной руке, в другой – голая сухая сердцевина, ею надо проводить по стройным рядам белых зерен, и те с шумом осыпаются в бабушкин подол.

– Что было – все было, – отвечает бабушка. – Только тебя не было, а так – жили себе и жили.

– Ну, а я где была? – допытываюсь я, потому что кто-то же должен дать мне знание – как это, когда меня – нет?!

Я вижу других людей – они все отдельно, а я – отдельно. Я – не они. Интересно, каждый из них думает про себя то же, что и я? Главное отличие Я от других, что я не могу увидеть меня, моего лица. А ведь это так интересно – вот толпа, и я среди них, и я себя вижу, как другого. Как я выгляжу со всех сторон? Раз я не вижу себя среди других, значит, сравнить невозможно.

Все-таки я упорно стараюсь увидеть себя без зеркала.

Если немного прикрыть веки – вижу ресницы, они у меня прямые и скошены книзу, если скосить глаза – вижу нос, и губы – если их вытянуть трубочкой.

Но глаз своих без отражения в чем-то другом не увидишь никогда.

Мои глаза смотрят изнутри наружу. И внутри кто-то есть, и этот кто-то – я. Это мое тело, и в нем что-то еще внутри. Там происходит что-то, что чувствую, знаю, думаю только я и больше никто. Это немного страшно – как будто ты закрыт в маленькой тесной комнате, и много-много лет, долго, а скорее всего – вечно – будешь там один.

Я чувствую запах воды. Он всегда разный, а мне говорят, что я выдумываю, чтобы обратить на себя внимание, и что вода пахнуть не может! Ну, море да, пахнет. А река не пахнет!

И нюхают мокрыми носами, и ничего не чувствуют, и злятся на меня, а я вдыхаю прозрачный голубоватый запах воды и важно отмалчиваюсь. Я даже отличаю по запаху разную воду: наша из крана – слегка отдает талым снегом, из родника – как будто мятная на вкус, а в бабушкиной деревне – пахнет огурцами. Это мое личное свойство, больше ни у кого его нет.

А моя сестра, например, очень хорошо рисует красками. Это только кажется, что любой сможет – я попробовала, потом два часа отмывалась, а на листе – страшно смотреть, что получилось. У сестры же получается такое, что не можешь понять, как это сделал человек – ведь только что этого не было!

А вот бабушка чувствует что-то такое, на что я бы внимания не тратила. Она знает все про страхи – чего нельзя делать.

– Не коси глазами, так и останешься! – ругается бабушка. – Девушка не должна столько гримасничать – морщины рано появятся. Ты что, обезьяна?! А ну-ка выровняй глаза, неслух! Чтобы у твоего врага были косые глаза!

– Ба, а что плохого в морщинах? У тебя же есть, они такие симпатичные – когда дождь идет, капли по ним стекают, как по бороздкам.

– Ну вот откуда у тебя эти дурацкие мысли, сколько я вырастила детей, ни один столько не говорил, да еще столько глупостей! Да девушка должна даже спать без подушки и лицом вверх, чтобы лицо было гладкое…

Ну, все, если бабушка завелась, это надолго.

Вот вчера я продиралась через лимонные деревья, а они колючие – на колене длинная царапина. Я это почувствовала, было больно, но не очень. И потом бабушка мыла мне ногу хозяйственным мылом под краном, и щипало – только у меня.

А бабушка, хоть она была так близко ко мне и трогала меня руками, она не чувствует моей царапины. Она чувствует мой запах, она может узнать мою кожу, она только не родила меня, а так – знает лучше всех. Она всегда кричит и ругается, если я поранюсь, это потому, что она за меня боится, но ведь она не чувствует по-настоящему, если мне больно, и не может стать мной!

Впрочем, она и свои болячки не чувствует. Недавно резала что-то ножом и срезала себе полпальца – хоть бы пикнула!

Я только увидела, как кровь хлещет. Бабушка деловито промыла под краном рану, вернула кусок кожи на место, плотно залепила пластырем и подняла руку наверх. И даже бровью не повела.

Я завывала от собственного воображения – как же это больно!

– А наверх руку зачем? От этого меньше болит? Ба, больно, да? – между вытьем спросила я.

– Больно? Разве это больно, что ты понимаешь. Больно – совсем не это, – спокойно сказала бабушка. – Руку наверх – чтобы кровь оттекла.

А еще бабушка хватает горячие кастрюли и сковородки без ничего, голыми руками, и потом швыряет их на стол, и этими ошпаренными пальцами трогает себя за уши.

– Ба, а зачем ты уши трогаешь?

– Попробуй горячее взять, только очень быстро, а потом приложи пальцы к мочке, увидишь, – как ни в чем не бывало, обьясняет бабушка.

Я немедленно берусь за черный бок покоцанной сковородки и, раскрыв рот и глаза на максимальную ширину, хватаюсь за мочки.

И жар перетекает в прохладу мягкого ушка.

Бабушка немного волшебница. Я потом про это еще расскажу, что она умеет делать.

Еще она засыпает раньше меня, и я этого очень не люблю. Как будто весь мир меня оставил и ушел, поэтому я расталкиваю бабушку, а она спросонья пугается и ворчит.

Шрам на ноге

Обычный летний день в деревне.

Жара, тишина с монотонным куриным «ко-ко-ко-ко-о-о-о-о-о», собака спит и вздыхает, деревья шумят, бабушка возится на кухне, папа на работе – скучно.

Энергия жмет в ребрах.

Некоторое время прыгаю на пружинной кровати, стараясь стукнуться головой об потолок – не получается.

– Кому сказала – прекрати! Сколько детей вырастила – такой ненормальной еще не было! Только лишай вылечила, сейчас не хватало еще ноги переломать! Я все слышу – сойди с кровати!

Я на время затихаю и сажусь возле окна – смотреть на полоску моря вдалеке.

Лишай меня не очень беспокоил, не понимаю, чего они все так всполошились – даже поехали куда-то на болото рвать специальную траву череду. Бабушка ее заварила, и потом я сидела по вечерам в своем тазике и плескалась, а папа сказал, что я уже здоровая кобыла, вон – в тазике еле помещаюсь.

Окрест не видно ни души, как будто все люди вымерли, и собаки, и коровы, только шелест веток груши возле окна, да возле ворот слегка покачивает жесткими ремнями-листьями драцена.

Хорошо бы надрать этих листьев, да нарвать из них тонких полос, и потом сплести себе пояс для лука и стрел. Но бабушка сказала – только тронь драцену, она мне для подвязки помидоров и лобио нужна!

Иногда ветер взметывает простыни, и они хлопают, слепя глаза белоснежными боками, потом опадают, и после – втрое тише.

Скучно.

Энергия распирает и требует выхода.

Никого не видно – куда все дети-то подевались?

– Ба-а-а-а, – начинаю я зудеть, – а когда мы на речку пойдем?

– Еще не хватало солнечный удар получить. Да одну куда я тебя отпущу? Забыла, как ты ногу порезала на берегу? Отец тебя на своем горбу притащил домой, кровь хлестала – еле остановили подорожником. Посиди немножко, что за ребенок, откуда ты взялась на мою голову?

Сижу.

Жарко.

Скучно.

Во дворе тоже скучно и жарко, захожу обратно. Шлепаю босиком по свежепомытому полу – шлепки звонкие, но это развлечение на пять минут.

Энергия добралась до черепушки и распирает ее изнутри, как веселящий газ.

Осматриваю обстановку – вот диван, а вот шкаф: что-то я с ними еще ничего не делала.

Забираюсь на шкаф – там слой пыли и старые игральные карты. Я умею играть в «свинью», в «туалет» и «фурт», но сейчас не с кем, да и колода неполная, зачем я их трогала – только в пыли выпачкалась.

Стукаюсь затылком об потолок – не больно, но стоять неудобно.

Смотрю вниз – высоко! Не раздумывая, спрыгиваю на диван. Он шепотом взвизгнул и покачал меня на жестких пружинах.

О! Отличное ощущение – высоко и страшновато. Здорово, что я такая ловкая! Живот слегка скрутило – этого мне и надо! Не так, конечно, как я прыгала со второго этажа на кучку песка, пока бабушка ушла в нижний огород, но тоже ничего.

Упоительное ощущение надо повторить.

Повторяю.

Диван жалобно крякает, но молчит.

Бабушка, позвякивая посудой, примолкла и на всякий случай предупредила:

– Если что-то себе повредишь – не вздумай выть, а то приду и добавлю.

Мне так весело, что я влезаю на шкаф уже на скорость: стул, ногой на полку, подтянуться, животом на деревяшку – всё!

Прыгаю.

Диван грозно хрюкнул.

– Что-то мне не нравится, что ты там тихо сидишь. Подожди, дай-ка белье повешу и доберусь до тебя, намотаю твои косы на руку…

Голос слышится издалека – бабушка унесла тазик с бельем, я еще раз взбираюсь на шкаф, внимание ослабевает, я прыгаю и обдираю ногу о деревянный подлокотник.

Диван отомщен! Подлый и гнусный предатель!

От боли – искры в глазах и жужжит в голове.

Валюсь набок и закусываю руку, чтоб не орать.

Боюсь посмотреть – что же там с ногой?

Все-таки смотрю – на ноге болтается лоскут кожи, а под ней – что-то белое.

Кость, что ли?!

– Вот я сейчас приду и посмотрю, что ты там натворила, – приближается бабушкин голос, я наспех разглаживаю пальцами кожу обратно на ногу.

– Это что такое?!

– Ба, мне не больно совсем, – быстро говорю я и закрываю рану руками.

– Покажи. Покажи, змееныш, что ты сделала!

Бабушка внимательно смотрит на рану – почему-то даже крови нет, просто нога синяя.

Дальше она молчит, потом набирает воздуху и начинает причитать:

– Смерть моя, – говорит она вполголоса, но так страшно, что лучше бы кричала, – смерть моя и не проснуться завтрашним утром! Джандаба9!

Причитания ее я знаю наизусть – они уже устоялись и отлились в форму корсиканской баллады: тут перечислены все ее беды за всю жизнь, надежды на спокойную старость и горькое разочарование от последней внучки, которая отравила ей эти надежды.

Я покорно внимаю, а сама припоминаю все, что бабушка рассказывала про мамино детство, и ничего особо криминального в своем поведении не вижу.

Нога обработана, перевязана, баллада спета, день окончен, папа пришел и выслушал отчет о моих прегрешениях, небо усыпано огромными звездами, темнота прикрывает оркестр кузнечиков.

– Господи, пусть этот ребенок вырастет, дай мне сдать его на руки матери живой и здоровой, – молится бабушка своему глуховатому, но в целом отзывчивому Богу перед сном.

Я виновато молчу – нога уже не болит.

– Тебя на третий день из дома выгонят, задницей дверь откроешь, – привычно обещает бабушка, пока я обнимаю ее всеми конечностями.

– Кто выгонит? Мама?

– Свекровь! Когда замуж выйдешь, – свирепеет бабушка. – Или муж, еще вернее.

– За что? – искренне удивляюсь я. – За то, что нога ободранная?

– И за это в том числе. Молчи уже, – стукает бабушка меня напоследок. Звезды светят в окошко, трещат сверчки, папа храпит, собака перелаивается с товарками.

Счастье медленно закрывает глаза и засыпает до утра.


– Это что за восклицательный знак у тебя на ноге? – сочувственно спросил молодожен много лет спустя. – Не могли тебе родители пластическую операцию сделать?

– На мозг пластику не делают, – обиделась я. – Зато у меня на всю жизнь – особая примета.

Звезды почему-то светят совсем по-другому.

4.Бебо, бебия – бабушка, бебо – звательный падеж (груз.).
5.Лобиани – лепешки с начинкой из фасоли.
6.Лори – ветчина домашнего приготовления.
7.Мчади – лепешки из кукурузной муки.
8.Марани – винный погреб в грузинском крестьянском доме, выглядит как помещение с закопанными в землю большими глиняными кувшинами – квеври, в которых хранится вино (груз.).
9.Джандаба – мифическое название условно очень далекого места, что-то вроде тридесятого царства, употребляется в смысле – «преисподняя, проклятье, тысяча чертей».

Bepul matn qismi tugad.

4,8
189 baholar
31 554,94 s`om
Yosh cheklamasi:
12+
Litresda chiqarilgan sana:
11 sentyabr 2013
Yozilgan sana:
2012
Hajm:
273 Sahifa 23 illyustratsiayalar
ISBN:
978-5-271-40682-9, 978-5-9725-2225-5
Mualliflik huquqi egasi:
Издательство АСТ
Yuklab olish formati:
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,3, 39 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 26 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,9, 88 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 327 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 189 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 5, 15 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,5, 87 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 52 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,7, 3 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 26 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,7, 38 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,5, 8 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,9, 187 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,3, 39 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,8, 189 ta baholash asosida