Kitobni o'qish: «Тихая комната»

Терри Майлз

Shrift:

Посвящается Мэйси

Люди исчезают постоянно. Каждый раз, когда выходят из комнаты.
Профессия: репортер (1975)

Terry Miles

THE QUIET ROOM

Переводчик Т. Чамата

Глава 1
Какой ваш любимый цвет?

Ночь стояла ясная и прохладная, и хотя далекий свет горстки особо настойчивых звезд пробивался сквозь плотную городскую дымку, было темно.

Кто знал, какие ужасы скрываются в этом мраке?

Испытательница вышла из пассажирской двери черного внедорожника и машинально подняла воротник серой куртки, защищаясь от моросящего дождя, который еще не шел, но должен был начаться в ближайшее время.

Она ехала проводить опрос.

У нее больше года не было новых испытуемых. Ее не волновало, откуда они вдруг появились. Ее наняли провести опрос, не более.

Задать вопросы.

Записать ответы.

Сдать оценочный лист.

Выпить бокал вина.

Последнее, разумеется, не входило в официальные обязанности, но день был тяжелым, и она не пила уже несколько недель. Хотела заказать в самолете, но алкоголь почему-то не подавали. Это не слишком расстраивало: перелет из Сан-Франциско в Сиэтл занимал всего два часа, и все же лететь без спиртного было немного дико.

В детстве она уже бывала в Сиэтле. Впервые увидела там океан. Помнила, как собирала битые ракушки и переворачивала камни в погоне за крабиками, которые появлялись из песка будто по волшебству.

Она подошла к деревянной двери невысокого здания из красного кирпича. Будет ли у нее время посетить рынок Пайк-плейс? Может, Спейс-Нидл? Дважды постучав, она подождала ответа.

– Входите, – раздался низкий хрипловатый голос с той стороны.

Открыв дверь, она вошла в небольшое фойе.

Там ждал мужчина. Под сорок, высокий, хорошо сложенный, широкоплечий, с черными курчавыми волосами. Он был похож на типичного государственного служащего, только темно-серый костюм сидел на нем значительно лучше. Его глаза опасно блестели.

Он передал ей планшетную папку с ручкой и бланком тестирования четвертого уровня, затем развернулся и пошел прочь.

Четвертый уровень. Такие ей попадались редко.

Она прижала папку к ноге и последовала за ним.

Мужчина провел ее по темному узкому коридору в другой, более широкий и светлый. По обе стороны тянулись двери, помеченные загадочными черными символами. Некоторые показались испытательнице знакомыми, но она не придала им значения. Все равно знала, что в комнатах никого нет.

Она приехала не за этим. Не в этот раз.

Остановившись в конце коридора, проводник постучал в широкую металлическую серую дверь и кивнул испытательнице.

– Сроки? – спросила она.

– Столько, сколько потребуется.

Он пошел обратно по коридору. Когда его шаги стихли, испытательница медленно втянула носом воздух и открыла дверь.

Подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и осмотрелась.

Стены комнаты площадью около двух с половиной квадратных метров закрывали темно-серые звукоизоляционные панели. В центре стоял прямоугольный металлический стол и два стула. Там, заняв место подальше от двери, сидела испытуемая: женщина в очках с черной оправой, выцветших джинсах и свободной кремовой кофте с длинными рукавами. Ее густые темно-рыжие волосы были собраны в длинный хвост, руки скрещены, а на лице написано раздражение. Испытательница прикинула, что ей примерно от тридцати пяти до сорока лет – наверное, тридцать семь. Конечно, она могла проверить досье, но угадывать ей нравилось больше.

Заняв место напротив испытуемой, она положила папку на стол и сняла прикрепленную ручку.

– Ты еще кто? – грубо поинтересовалась рыжая женщина, едва заметно переминаясь.

Испытательница достала из кармана небольшой планшетный компьютер, коснулась нужных сенсорных кнопок и положила его на стол между ними.

– Простите за ожидание, – сказала она. – Я добиралась из Калифорнии.

– Зачем я здесь?

– Пожалуйста, постарайтесь расслабиться. Опрос не займет много времени.

– Чего? Какой еще, на хрен, опрос?

– Все, что от вас потребуется, – взглянуть на фотографии, ответить мне на вопросы, и вы будете свободны.

– И все?

– И все.

– Вы же понимаете, что я позвоню в полицию, как только отсюда выйду?

– Конечно. Мне можно приступать?

Испытуемая откинулась на стуле.

– Валяйте.

– Какой ваш любимый цвет?

– Серьезно?

– Мне нужно от чего-то отталкиваться.

– Любимые цвета есть у детей, не у взрослых.

– Боюсь, мне нужен ответ. На самом деле не…

– Зеленый.

– Чудесно. Спасибо. – Поставив несколько галочек на первой странице оценочного бланка, испытательница открыла на планшете фотографию мужчины в черных солнцезащитных очках.

– Вы узнаете этого человека?

– Издеваетесь? – спросила испытуемая.

Она не получила ответа.

– Это Боно. Из группы U2.

– Отлично. – Испытательница перелистнула фотографию на современный дом у озера, окруженный густым темным лесом. – А это?

– Это мой дом. Я там выросла.

Испытательница кивнула, сделала пару пометок и перешла к следующей фотографии, продемонстрировав зеленый двухдверный автомобиль с вашингтонскими номерами.

– Это моя машина. В старших классах на ней ездила. На хрена вам это все нужно?

Испытательница промолчала, сделала еще пару пометок и снова провела по экрану пальцем, на этот раз показав фотографию небольшой керамической мыльницы, только вместо мыла на ней лежала кучка серебряных потускневших колец.

– Похоже на мыльницу.

– И все?

Испытуемая кивнула.

– Вы ее не узнаете?

– Нет. А должна?

Испытательница улыбнулась.

– Вы ничего не должны. Меня интересует то, что вы помните.

Она перелистнула на следующее изображение: чрезвычайно детализированный абстрактный рисунок из линий и крошечных символов, при ближайшем рассмотрении оказавшийся сложным, запутанным лабиринтом.

– Это картина. Я купила ее на аукционе в Ванкувере в прошлом году, она висит у меня в спальне. Откуда у вас эти фотографии?

– Пожалуйста, давайте сосредоточимся на опросе.

– И при чем тут то, что я помню? Я что, должна была вспомнить мыльницу?

Испытательница улыбнулась.

– Мы закончим быстрее, если вы будете сохранять спокойствие.

Испытуемая вскочила со стула.

– Да щас. Я хочу знать, что происходит. Ну?

– На первые четыре фотографии вы так не реагировали.

– В смысле?

– Только пятая фотография вас разозлила. Почему?

– Что? – надломленным голосом спросила испытуемая и уставилась на трясущиеся руки. Она медленно села обратно. – Я не понимаю, что происходит. Плохо помню некоторые моменты. Меня похитили. Кажется.

– Дать вам воды?

– Это тоже входит в опрос?

Испытательница лишь улыбнулась.

– Что происходит?

– Если вы расслабитесь и будете отвечать на вопросы, то выйдете отсюда через десять минут. Даю слово.

Испытуемая втянула носом воздух, а затем выдохнула.

– Ладно. Давайте уже закончим.

Испытательница отметила, насколько измотанной выглядит женщина, и решила поговорить с руководством о способах задержания и перевозки испытуемых. Тем временем та поежилась.

– А нельзя побыстрее, пожалуйста?

Испытательница перелистнула фото. На нем была изображена средних размеров собака, держащая мяч в пасти. Судя по всему, ее сняли на пляже.

– Это собака.

– И все?

– Какой-то спаниель. Наверное, спрингер.

Испытательница сделала пару отметок в бланке, перевернула страницу и продолжила писать там.

– Можно быстрее? – снова попросила испытуемая, подтянув колено к груди.

– Вам нужен перерыв?

Испытуемая опустила ногу и наклонилась вперед.

– Нет.

– Представьте, что кто-то тонет. Вы единственная, кто может спасти этого человека, но вам доподлинно известно, что тогда он навредит множеству животных. Как вы поступите?

– Это что за вопрос?

– Боюсь, я их не выбираю.

– Ладно, все просто. Пусть тонет, урод.

Испытательница поставила новые галочки и продолжила:

– Вы были беременны в прошлом или в настоящее время?

– Эпаньоль.

– Простите?

– Собака. Не спрингер, а бретонский эпаньоль.

– Еще что-нибудь?

– В смысле?

– Вы не узнаете ее?

– Нет. Или… а можно еще раз взглянуть?

– Боюсь, нет.

– Я не беременна.

Испытательница сделала несколько пометок и перешла к следующей фотографии: крупному плану похожей на Таро карты, подписанной «Путешественник».

– Вы узнаете эту карту?

Испытуемая покачала головой.

– Можете ответить устно?

– Зачем? Или вы запись ведете?

– Нет, но я измеряю и записываю вашу физиологическую реакцию на вопросы.

– Каким это образом?

Испытательница улыбнулась.

– Такая у меня работа. – Она постаралась сделать улыбку как можно менее угрожающей. Она давно работала над приветливостью и искренностью и мысленно отметила, что позже нужно будет проверить свою улыбку на записи.

Разумеется, они вели запись.

Испытуемая выглядела взволнованной. Она нервничала, ерзая на стуле.

– Последние два вопроса, – сказала ей испытательница.

– Ну наконец-то.

Испытательница улыбнулась и наклонилась вперед.

– Вы играете в «Кроликов»?

Во взгляде испытуемой мелькнуло… не узнавание, но что-то еще. Испытательница решила, что проверит и это, когда будет пересматривать запись.

– В каких еще «Кроликов», на хрен? – спросила испытуемая. – Как можно притворяться животным?

– Хорошо, – сказала испытательница. – Мы почти закончили.

Испытуемая медленно выдохнула и кивнула. Похоже, она изо всех сил старалась оставаться спокойной.

Испытательница выключила планшет и улыбнулась.

– Последний вопрос. Как вас зовут?

– Эмили Коннорс. Сами представиться не хотите?

Испытательница пристально посмотрела на Эмили, а затем надела колпачок на ручку с неожиданно громким щелчком.

– Большое спасибо, что пришли.

В этот момент в комнату вошел мужчина в темно-сером костюме и протянул Эмили черный мешок.

– Наденьте, – сказал он.

– Еще чего.

– Тогда будем действовать по-другому. – Он достал шприц и шагнул к Эмили.

– Ладно. – Она выхватила мешок из рук мужчины и натянула на голову.

Испытательница откинулась на стуле и потерла глаза. Похоже, пора было искать передержку собаке, ведь поездка домой не светила ей еще долго.

У них появилась проблема.

Глава 2
Хрен редьки не слаще

Последнее время Роуэну Чессу снились очень странные сны.

Прошлой ночью ему приснилось, что он пишет оперу о вылупившемся из яйца динозавре. А позапрошлой приснился кошмар, и, в отличие от яйца динозавра, кошмар был связан с событием, произошедшим в реальности.

Тогда Роуэну было девятнадцать и он жил в канадском Ванкувере. Как-то вечером, возвращаясь домой с репетиции и слушая песню, которую недавно записала его группа, он ощутил на лице капли воды. Неожиданно, но довольно приятно: ночь была прохладной и темной, а вода оказалась неожиданно теплой. Но когда Роуэн коснулся щеки и посмотрел на пальцы, он понял, что никакая это не вода.

Это была кровь.

Он посмотрел на тротуар.

Там, прямо у его ног, лежал человек – точнее, куча разорванной плоти и блестящих белых костей, некогда бывшая человеком.

Перед тем как в лицо Роуэну ударили брызги крови, наверняка раздался крик или еще какой-нибудь звук, но из-за наушников он его не услышал.

Обернувшись, Роуэн с удивлением понял, что не один.

Группа людей из четырех-пяти человек пялилась на него с открытыми ртами, широко распахнув глаза. Они явно видели, что только что произошло, и пытались понять, что за высокий длинноволосый молодой человек стоит посреди тротуара, с ног до головы забрызганный кровью.

Роуэн обошел мокрое месиво и пошел дальше. Он не слышал окликов, доносящихся в спину.

Приняв долгий душ и поужинав лапшой с замороженными овощами, Роуэн прочитал половину комикса о сексуальных подростках-убийцах – который, разумеется, так и назывался – и лег спать пораньше.

О том, что с ним случилось, он никому не сказал.

* * *

Роуэн родился и вырос в штате Вашингтон, в небольшом двухэтажном домике на заросшем лесом гектаре земли недалеко от Беллингхема. Его отец был геологом, специализирующимся на промышленных минералах и их применении, а мать вела хозяйство и подрабатывала, составляя кроссворды для местных и национальных газет. Минуту славы она получила, когда использовала подсказку «__ редьки не слаще», в результате чего в верхней строчке кроссворда появилось гордое «ХРЕН». Потом она долго извинялась перед редактором по телефону, говорила, что это вышло случайно, и обещала подобных ошибок больше не допускать, но Роуэн по лицу видел, что мама сделала это специально.

Примерно в пятнадцать у Роуэна появилось настойчивое и упорное чувство, что с ним что-то не так.

Он начал подозревать, что живет не своей жизнью.

Он признался в этом матери, но та лишь улыбнулась и сказала, что все через это проходят и это признак полового созревания.

Но Роуэн сомневался, что дело тут в биологии.

Слишком глубоко в нем сидело то чувство.

Иногда оно накатывало подобно океану, рвущемуся на свободу, иногда утихало до легкого беспокойства. Но не прекращалось, а давило и грызло.

Оторванность Роуэна от себя и других людей сохранилась и во взрослом возрасте. Однажды, описывая это чувство знакомому психотерапевту матери, Роуэн сказал, что будто живет в фотографии, которая самую каплю размыта – не настолько, чтобы объекты стали неразличимы, но достаточно, чтобы сфокусироваться было трудно. Психотерапевт задумчиво кивал, задавал вопросы в нужных местах, а затем прописал легкие антидепрессанты.

* * *

Следующие несколько лет Роуэн учился делать вид, что все хорошо, и, когда окончил университет – несколько лет спустя после того инцидента, – уже умел хорошо притворяться. После выпуска, когда он переехал в Сиэтл и занялся архитектурным проектированием тематических парков и театральных представлений, никто, казалось, не замечал, что в глубине души Роуэн до сих пор ощущает себя гостем в собственной жизни.

За прошедшие годы у него почти не было серьезных отношений. Только Мона, его первая любовь в седьмом классе, Моника, бас-гитаристка из Боулдера в Колорадо, с которой они пару лет жили в Ванкувере, и Мэдисон, с которой он встречался полтора года назад, пока работал над реновацией станции монорельса.

После нее – никого.

Обычно он не знакомился в интернете, но когда Тейлор – подруга еще со времен музыкальной группы – предложила попробовать, Роуэн согласился. Тейлор считала, что, даже если Роуэн не найдет вечной любви, у него как минимум будет шанс встретить женщину, чье имя не начинается на «М».

Поэтому Роуэн попробовал найти любовь, смахивая фотографии влево и вправо.

Через два самых популярных приложения Роуэн познакомился со множеством женщин, и иногда первые свидания проходили так хорошо, что он (или его спутница) предлагали их повторить.

После одного чудесного ужина, продолженного изрядно выпитым алкоголем, Роуэн привел домой женщину: диджея по имени Хэнк (сокращение от Генриетты) из какого-то города в Мичигане (вроде Анн-Арбор?).

Ночь прошла замечательно, и они согласились встретиться снова.

Следующим вечером Роуэн сидел у Хэнк в квартире – из-за мебели гостиная больше напоминала студию со съемок «Ночей в стиле буги», – потягивал вино, наблюдал, как та собирается на свидание, и представлял их совместную жизнь. Хэнк была красивой женщиной, но необычной: копна кудрявых светлых волос, пронзительные голубые глаза, завораживающие изгибы фигуры. Она красила ресницы, покачивая бедрами под The Long Run группы Eagles, а Роуэн представлял, как она будет возвращаться домой и целовать его в шею, пока он коптит лосося на кедровой щепе и пьет пиво. Он улыбнулся. Она была необыкновенной. А через секунду она повернулась к нему и сказала:

– Ух как мы сегодня закинемся коксом!

Роуэн поклялся завязать с онлайн-знакомствами навсегда.

Но спустя несколько месяцев, после пары бокалов виски на открытии галереи друга, Роуэн понял, что не может уснуть. Он открыл одно из (теперь уже пяти) приложений и начал листать.

Несколько сообщений спустя некая Рамона пригласила Роуэна на званый ужин и по совместительству квест в реальности, который проходил в невероятно богатом закрытом поселке «Высокогорье». Оказалось, ведущая, телевизионная актриса, была ее подругой.

Насчет Рамоны Роуэн сомневался, но квест в реальности пропускать не хотел. Званый ужин интересовал его мало, а вот возможность порешать головоломки порадовала. Любовь ко всякого рода загадкам и ребусам передалась ему от матери, и он никогда не упускал шанса сыграть.

* * *

– Правила простые, но это необычный квест в реальности. – Высокая внушительная брюнетка была одета в строгий смокинг темно-серого цвета. В нем она немного напоминала Джеймса Бонда, если бы его играла Натали Портман ростом под сто девяносто. – Сбегать из комнаты за определенное время не потребуется. Наоборот, нужно будет кое-что отыскать.

В толпе раздались шепотки.

Роуэн огляделся. В огромной резиденции, напоминавшей особняк криминального авторитета из старых фильмов Майкла Манна, собралось человек пятьдесят-сто. Все они стояли вокруг бассейна с искусственными пальмами и замысловатым фонтаном в виде трехметрового мраморного ангела с длинными крепкими руками, не подходящими остальному телу.

Метрах в тридцати перед большим гаражом на шесть мест красовался ряд блестящих старинных автомобилей. Роуэн в них совершенно не разбирался, но даже он узнал несколько знаковых моделей и марок, включая красный «Феррари», серебристый «Астон Мартин» и черную модель американского автопрома шестидесятых.

Вероятно, изначальный владелец особняка разбогател в конце восьмидесятых – начале девяностых, и хотя нынешние обитатели явно пытались скрыть показное излишество той эпохи, безвкусицу коринфских колонн и мраморных фонтанов замаскировать не получилось: стиль наркоторговцев восьмидесятых все равно пробивался.

– Даже не верится, что мы здесь, – сказала Рамона, схватив Роуэна за руку, будто они встречались уже многие годы. Он не оценил напускной близости: они впервые увиделись буквально перед воротами, когда Рамона вручила ему билет.

Она уже раздражала.

Рамоне было около тридцати: чуть выше полутора метров ростом, бледная и худая, с прямыми темно-каштановыми волосами и светло-голубыми глазами, сегодня она пришла в уж больно узких выцветших джинсах с расстегнутой верхней пуговицей, красных ковбойских сапогах и футболке Black Sabbath (из обычного магазина). Говорила она с легким акцентом – то ли средиземноморским, то ли новоанглийским. Роуэн не знал.

– Надеюсь, мы победим, – сказала она. – Призы тут какие-то сумасшедшие. В прошлый раз девушке пел Крис Мартин.

– Ты уже играла в эти квесты?

– Нет, но Лилит их постоянно проводит. Это она. – Рамона указала на высокую женщину в смокинге.

– Вам предстоит пройти десять захватывающих и увлекательных испытаний, – продолжила тем временем Лилит. – В фойе вас ждут подарочные наборы, где вы найдете все необходимое для решения головоломок. – Она низко поклонилась, а потом театрально вскинула руки к сумеречному небу, словно начинала нелегальную гонку. – Удачи!

Воодушевленная толпа двинулась к большим открытым дверям, ведущим в фойе.

– Пойдем, – сказала Рамона, схватив Роуэна за руку. – Не хочу остаться без набора. Они тут, говорят, просто супер.

Роуэн старался не отставать, пока она тащила его через толпу. Это была явно не первая вечеринка Рамоны – людей она избегала с уверенностью профессионала. Не прошло и минуты, как они оказались в фойе.

* * *

– Ого, какие большие, – сказала Рамона, протискиваясь мимо пары гостей к длинному деревянному столу, заставленному подарочными наборами, о которых упоминала Лилит.

Взяв со стола два черно-белых многоразовых пакета средних размеров, она передала один Роуэну, а другой забрала себе.

Внутри обнаружились две небольшие бутылки вина, икра, швейцарский нож, электронная книга и множество подарочных карт в места как полезные, так и совершенно ненужные, но интересные. В самом центре лежала небольшая шкатулка из темного дерева. На крышке был выгравирован крошечный символ цветка, мерцающий жемчужно-белыми чернилами.

Когда Роуэн открыл шкатулку, Рамона нависла у него над плечом. Внутри лежала открытка, а на обратной стороне крышки была выведена крупная белая надпись: «Найди орхидею».

– И что это значит? – спросила Рамона.

Роуэн не удостоил ее ответом.

Наконец она ответила на свой вопрос другим:

– Видимо, будем искать орхидею?

Роуэн начинал думать, что не стоило соглашаться на это свидание.

Внешне Рамона была привлекательной женщиной, но она раздражала. На мгновение он задумался, не стоит ли попрощаться и просто уйти, но потом передумал.

Он не собирался уходить, пока не найдет орхидею.

Когда Роуэна что-то интересовало, он предпочитал доводить начатое до конца.

– Давай подумаем вместе, – сказала Рамона, запихивая подарочный набор в огромную сумку из черной кожи.

Роуэн натянуто улыбнулся.

Видимо, нужно было потерпеть Рамону еще какое-то время.

На лицевой стороне открытки был изображен символ, характерный для госпиталей и прочих медицинских учреждений: две змеи, обвивающие жезл с крыльями. На обороте от руки было написано: «Следуй карте, найди орхидею».

– Что за карта? – спросила Рамона, устроив подбородок на плече Роуэна.

– Наверное, она как-то связана с изображением на лицевой стороне.

– Хочешь пропустить квест и сразу напиться? – спросила Рамона с надеждой, почти что с мольбой.

Роуэн помотал головой.

Рамона схватила два бокала шампанского с подноса ближайшего официанта и вручила один ему.

– Ладно, тогда врубаем Индиану Джонса. Что это за врачебный символ?

– Кадуцей.

– Вот ты умник.

Как же она раздражала.

– В греческой мифологии с ним ходит Гермес. – Роуэн перевернул открытку.

– Что ты делаешь?

– Ищу скрытый текст или картинку.

– Посмотрите, экий профессионал. – Она опрокинула шампанское и тихо рыгнула в кулак. – Значит, ищем аптечку?

– Слишком очевидно. Ты не заметила ничего, связанного с Гермесом?

– С Гермесом? Это который сумки с шарфами продает?

Он хотел было сказать, что дизайнерский бренд произносится по-другому, но потом решил, что идея отличная. Следующая подсказка действительно могла лежать в сумке «Эрмес».

– Хороший вариант, – сказал он. – Давай осмотримся.

Рамона с улыбкой сжала его ладонь.

– Мы точно победим.

Прикосновение Роуэну понравилось.

Может, не так все было и плохо.

Роуэн провел Рамону через фойе, ища любую зацепку. Пройти внутрь дома просто так не получилось: для этого нужно было миновать импровизированный контрольно-пропускной пункт, воздвигнутый специально для квеста. Двое грузных мужчин со скучающим видом охраняли стойку с электронным считывателем.

– Похоже, для следующей подсказки нужен пропуск, – услышал Роуэн в стороне.

– Точно не хочешь пойти в бар и чего-нибудь выпить? – спросила Рамона. – Поможет привести мысли в порядок.

Проигнорировав ее, Роуэн пошел к небольшим диорамам, расставленным по фойе на постаментах из искусственного мрамора. Среди них были медведь, угрожающий сотруднику Королевской канадской конной полиции, акула, охотящаяся на незнакомую Роуэну крупную рыбу, модель Солнечной системы, сцена Рождества Христова и несколько других. Ничего медицинского и связанного с Гермесом.

Роуэн подошел к пьедесталу с Солнечной системой.

– Меркурий, – сказал он.

– А?

– Гермес – греческое имя. В Риме его называли Меркурием.

– Это поможет?

– Возможно, – сказал он. – Я на улицу.

– А, – сказала она. – Ну пойдем.

Они покинули многолюдное фойе и вернулись к лужайке, где до этого слушали Лилит.

– Смотри. – Роуэн указал в сторону гаража. – Что за машина там справа?

– Ты про «Форд»?

– Да. Это «Меркурий»?

– Ага, – сказала она. – Шестьдесят седьмого года.

– Уверена?

– Если повезет, может быть шестьдесят девятого.

Роуэн пропустил шутку мимо ушей и направился к гаражу.

– У меня два старших брата. Они разбираются в машинах, – сказала Рамона, потянувшись за ним.

– Смотри. – Он указал на открытое пассажирское окно. Из бардачка торчала стопка пропусков, а маленькая табличка рядом гласила: «По одной в руки».

– Ты гений, – сказала Рамона.

Роуэн улыбнулся. Он плохо разбирался в машинах, но догадаться было легко. Он гордился собой. Давно ему не попадались такие головоломки. Он оглянулся в сторону дома. К гаражу никто не шел – значит, Роуэн был первым.

Вернувшись в фойе, он приложил пропуск к считывателю, и огонек переключился с красного на зеленый. Охранники расступились, пропуская Роуэна с Рамоной в широкий коридор.

В центре, сразу за пропускным пунктом, стоял деревянный столик. На нем лежала небольшая стопка открыток. На обратной стороне тем же почерком, что и раньше, было написано: «Следуй карте, найди орхидею». Роуэн перевернул открытку. Второе изображение представляло собой крохотную сине-белую наклейку с надписью «Здравствуйте, меня зовут…», только имя оставалось пустым.

– И что это значит? – спросила Рамона.

– Понятия не имею, – ответил Роуэн.

В толпе зашептались: явно заметили, что контрольный пункт кто-то прошел. Вскоре они тоже должны были догадаться.

Взяв Рамону за руку, Роуэн прошел по коридору. Если они хотели победить, нужно было поторопиться.

Они прошли через двойные двери в конце коридора и оказались в просторном игровом зале. У дальней стены стояли старинные аркадные автоматы: «Мисс Пакман», «Темпест», «Галаксиан» и незнакомый Роуэну пинбол. Центр занимал огромный бильярдный стол, покрытый темно-красным войлоком, напоминающим кровь. По правую руку находились двойные двери: их снова охраняли двое мужчин со считывателем на стойке.

Но внимание Роуэна привлекли не они, а левая сторона комнаты.

А точнее – точная копия бара из «Сияния» Стэнли Кубрика.

– О, – сказала Рамона. – Пойду поиграю в «Пакмана».

Роуэн не стал отвечать. Он знал, что «Пакман» им не поможет. Зато поможет бармен, одетый в точности как персонаж из «Сияния»: в бордовый смокинг с широкими красными атласными лацканами и белую рубашку с черным галстуком-бабочкой.

Подойдя к бару, Роуэн сел прямо напротив мужчины.

– Привет. Можно два джина с тоником? – спросил он.

Бармен не ответил.

– А, понял. Нужно сказать какой-то пароль?

Бармен остался молчать, косо ему улыбаясь.

Оглянувшись на Рамону, которая успела перейти от «Пакмана» к пинбольному автомату, Роуэн снова посмотрел на бармена.

«Сияние» было его любимым фильмом. Он покрутил открытку в руках, а сам оглядел бар, любуясь в точности отраженными деталями. Кто бы ни проектировал помещение, он проделал потрясающую работу. Не упустил ни единой мелочи. И тут, пока Роуэн разглядывал бутылки за спиной бармена, его осенило. Он мельком взглянул на открытку с сине-белой наклейкой. «Здравствуйте, меня зовут…»

– Привет, Ллойд, – сказал Роуэн, использовав имя бармена из «Сияния».

– Здравствуйте, мистер Торранс, – немедленно откликнулся тот. – Что будете?

– Джин с тоником?

– Боюсь, сейчас могу предложить только это, – сказал бармен и протянул Роуэну еще один пропуск.

– Что мы ищем? – спросил Роуэн.

Бармен не ответил.

Со стороны игровых автоматов подскочила Рамона.

– Ну, что тут есть выпить для девушки?

– Мы нашли следующую подсказку, – сказал Роуэн, показывая пропуск.

– Обалдеть. Как?

– Надо знать имя бармена из «Сияния».

– Это фильм, да?

– И книга.

– Ты погуглил?

В комнату со смехом вошли мужчина и женщина. Они разгадали первую загадку.

– Нет, – сказал Роуэн. – Пойдем быстрее.

Воспользовавшись пропуском, он провел Рамону через охрану перед двойными дверями, и они оказались в очередном коридоре. Этот коридор привел их в ванную комнату с новой открыткой. Роуэн решил головоломку, воспользовавшись простеньким кодом, спрятанным в узоре занавески для душа, и они двинулись дальше.

Следующие четыре загадки Роуэн разгадал с легкостью, а вот восьмая открытка допускала два совершенно разных толкования, и в итоге он выбрал неправильное, что позволило паре гостей их догнать.

К тому времени как Роуэн понял, что в восьмой подсказке подразумевался садовый гном, а не садовый гомаэ (японский салат из шпината), две пары уже наступали на пятки.

Роуэн с Рамоной пока что лидировали, но это могло измениться в любой момент.

Подсказка про садового гнома провела их через очередной КПП, и они оказались в длинном коридоре (в особняке таких оказалось немало).

Посреди коридора стоял старый торговый автомат – если точнее, автомат по продаже сигарет. Вместо кнопок у него было девять длинных ручек, за которые нужно было тянуть, закинув монеты. Обычно на них изображались разные марки или крепости сигарет, но сейчас все они показывали одно и то же: открытку. Над каждой из ручек было написано то же послание, что они находили раньше: «Следуй карте, найди орхидею». А над девятой красовалась наклейка: «Не работает с августа 2006 года».

Послание на открытке в центре автомата гласило: «Потяните за рычаг, который олицетворяет ваш дом. Выбрать можно только один рычаг».

– Это что за хрень? – спросила Рамона.

«Вот уж действительно», – подумал Роуэн, осматривая ручки. За исключением наклейки над девятой, они были абсолютно идентичны.

На то, чтобы догадаться, ушло несколько минут. Улыбнувшись, Роуэн потянул за третью ручку.

В лоток автомата упали открытка и еще один пропуск.

– Как ты понял, какой нужен рычаг? – спросила Рамона.

– Земля.

– Что «Земля»?

– Третья планета от Солнца.

– И?

– Девятый рычаг.

– Он тут при чем?

– Написано, что он не работает с августа 2006 года.

– И что?

– И то, что тогда Плутон перестал быть планетой.

– Плутон не планета?

– Нет?

– Охренеть, а что тогда?

Роуэн не стал отвечать.

На обратной стороне открытки было написано то же, что и всегда: «Следуй карте, найди орхидею». Он перевернул ее. На лицевой стороне был изображен человек с луком, немного похожий на Робин Гуда или кого-то из его шайки веселых разбойников.

Десятая – последняя – подсказка.

Воспользовавшись пропуском, они прошли в помещение, больше напоминающее номер в отеле: с небольшой гостиной, спальней и впечатляющей ванной комнатой. Внутри стояла огромная ванна Викторианской эпохи на львиных лапах, наполненная множеством непрозрачных пластиковых шариков. На каждом было что-то нарисовано: число, слово, символ или фраза. На стене за ванной висела табличка: «Можно открыть только один шар».

– У моего первого парня тоже был только один шар, – сказала Рамона, – но он об этом никогда не говорил. Вообще не упоминал. О, – она рассмеялась, – прямо стихи.

Роуэн моргнул. Не ответил.

– Я знала, что у мальчиков по два шара, – продолжила Рамона. – Все знали, и поэтому я долго думала, что у вас у всех так: один большой шар и один крохотный, который даже на ощупь не ощущается.

Пытаясь не думать о Рамоне и ее однояйцевом парне, Роуэн уставился на открытку.

Человек с луком.

Никаких опознавательных знаков, никаких греческих букв или символов, чтобы узнать в силуэте Эроса или Артемиду. Просто человек с луком, одетый в коричневую тунику, штаны и сапоги. Не мог же он действительно быть Робин Гудом?