Kitobni o'qish: «Боги & Боты»

Shrift:

Читатель!

Если ты знаешь о себе наверняка, что твои религиозные и прочие чувства потенциально могут быть оскорблены потреблением продуктов художественного творчества, в том числе и литературного, ОСТАНОВИСЬ! Не читай ЭТУ книгу! В противном случае все последствия такого чтения, в том числе и моральные травмы, будут рассматриваться как результат осознанного самоистязания.


Часть первая. Эпоха перемен

Архивный номер 43534692: «Звонок от 12-го апреля 2100-го года. Время 18:51:10»

– Миди-кампани “Алфа”. Прива, гварите.

– Драствуйти-простити. У миня новасть!

– Стаите на линии, падклиучау к новасти.

– Ждать низя, дивушка. Оочнь, оочень сручная новость.

– Харашо, гварите, вас пишут.

– Тут… Чилавек…

– Так… чилавек. Чта с ним? Пагип?

– Ниет, дивушка… нааброт… он… ваз-ра-дился.

– Как ета?

– Иму больше ста лет, дивушка. Памагите иму… он учень, учень слап.

– Оки! Миди-група стартуит. Как вас зват?

– …

– Прива? Хело? Хело!

Через 100 лет одиночества

Резкий сильнейший внутренний взрыв будто вырвал меня из цепких объятий сна. Первые ощущения – страшная боль в голове, просто дикая… второе ощущение – не чувствую конечностей, просто полнейшая атрофия… как будто их нет вовсе, с огромным трудом даётся дыхание, свет сильно режет глаза, хотя… хотя, я понимаю, что это не солнце и даже не лампа, возможно, свечи… жадно хватаю ртом воздух, а тело налилось свинцом и мне тяжко приподнимать даже грудную клетку… вокруг суетятся какие-то люди, постоянно поливая меня чем-то горячим, и массируют, массируют… внезапно ощутил рвотный позыв и меня вывернуло наизнанку какой-то вонючей слизью… тут же услышал, как бешено, аритмично стучит моё сердце… пытаюсь открыть глаза, но вижу только световые пятна и прыгающие тени на стенах… все звуки и запахи окружающего мира разрывают мой мозг, они как будто ждали момента, чтобы всем скопом наброситься на меня. Прошло несколько минут, а я устал, и у меня появилось нечто похожее на панику… кашель раздирает горло, из носа постоянно что-то течёт, глаза слезятся. Наконец-то начал ощущать своё тело – его сводит судорога, передёргивает и ещё… такое впечатление, что повсюду, на спине, на животе, на бёдрах и руках одни пролежни.

И тут я отчётливо ощутил тот факт, что меня окружают исключительно чужеродные, отвратительные и потенциально опасные существа. Вот именно – существа. Я так и почувствовал их запах, мерзкий, чужой. Их плоские лица, они первыми бросились в глаза, когда те стали привыкать к свету. Теперь стала понятна причина паники, которая началась гораздо раньше… Теперь уже меня стало трясти и выворачивать из-за вполне понятных и осознаваемых причин. Вокруг меня суетились, прикасались ко мне и переговаривались друг с другом какие-то МОНГОЛОИДЫ.

Как только я ощутил во рту слюну, тут же сплюнул в сторону самого ближнего ко мне. На миг он замер, но через какое-то время продолжил растирать мне руки, что вызвало новый прилив паники… По всей видимости, моя слюна безвредна для них, а конечности всё ещё не слушались. «Возможно ли проникновение их тел в моё через растирание? Используют ли они свой жуткий запах для одурманивания жертв?» – в голове постоянно возникали какие-то нелепые идеи, которые казались сперва непроверенными гипотезами. Потом я строил планы, как эти гипотезы проверить, ну а потом, когда с трудом, но всё же включал мозг – то понимал, что брежу. Понимал также, что настоящая опасность этих людей в другом, в чём-то, что пока ускользало от меня.

Наконец левая рука задрожала и дала мне ощущение контроля. Я что есть силы, влепил ею по тому же персонажу. Он заорал. Остальные засуетились и на время отступили… Столпились где-то в углу помещения и стали вести переговоры… Боюсь, один я с ними не справлюсь, но ничего… Теперь я точно знаю, что мои удары их пугают. Может, попробовать махать обеими руками и, если получится, ногами – это должно возыметь какое-то действие.

Попробовал помахать, но быстро выдохся. Скорее всего, они это заметили. Им явно известно, что я слаб и не способен долго сопротивляться. Но… вот они удалились, и наступила тишина… В тишине я провёл какое-то время. Сколько я так пролежал – не знаю… иногда выпадал из сознания, иногда возвращался в него, сблёвывая, сплёвывая всё, что томилось в желудке. Иногда по всему моему телу проходили судороги, мысли путались, а моя паника то усиливалась, то уменьшалась… в зависимости от того, насколько обречённым мне казалось моё состояние. И вдруг… Множество торопливых шагов… Резкий звук открывающейся двери и яркий электрический свет:

«Ааааа» – вскрикнул я от неожиданности и страха. Рука инстинктивно прикрыла голову. Вторая, на данный момент более сильная, приготовилась нанести удар и… тут же обмякла: СВОИ!

В комнату решительно вошли представители моей расы. Все в белых одеждах и с запахом, который казался далёким и родным, будто из детства. «Это врачи» – напомнил мозг… Они подошли, тут же стали производить со мной какие-то манипуляции, переговариваться на смутно знакомом мне языке и я расслабился. Я полностью отдался им и даже, почувствовав небольшой, но ощутимый укол, не встревожился. От паники не осталось ни следа. Их голоса звучали уверенно и надёжно. Они не дадут меня в обиду. Теперь можно отдохнуть… забыться и накопить сил. Возможно, они ещё мне пригодятся. Наш мир слишком жесток, чтобы быть таким вялым и незащищённым, к тому же так долго.

Какое хорошее, бодрое и ясное пробуждение… никакой боли, только глаза нечётко различают объекты.

– Kazhica, on prihodit v sebya1

– Кто здесь?

– Priva. Ne bois’. Ya – Sirena. Eta – doctar Gorlav.2

Похоже, какая-то блондинка-тинейджер… И зачем так коверкать язык?

– Здравствуйте, больной, – а вот и мужской бас, но говорит так, будто делает над собой усилие… может, он иностранец? – Я буду стараться говорить так, как вам привычно. Вчера специально для етого про-шёл курс обучения, – ничего не понимаю. – Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

– Спасибо, док. Всё окей. Небо и земля по сравнению с тем, что было… – мучительно ворвались воспоминания о моём предыдущем пробуждении.

– Так и должно быть. Это благоприятное действие нанотерапии. Если п мы приехали чуть позже, боюсь, вы, как минимум, потеряли п ноги, а могли и вовсе не выжить.

Пока он это говорил, глаза привыкли к свету и я смог осмотреться – обстановка не была похожа ни на что знакомое мне. Люди были одеты в белое, но это были абсолютно нереальные ткани и покрой, а их волосы были то ли седыми, то ли белёсыми, как у альбиносов. Складывалось впечатление, что я попал на съёмочную площадку фантастического фильма.

– Такое впечатление, что я попал на съёмочную площадку фантастического фильма… что-то уж слишком стерильно для больницы.

– По нашим подсчётам вы пробыли в состоянии летаргического сна около ста лет.

В голове вспыхнула и заставила поморщиться какая-то болезненная вспышка.

– Какого сна?.. Сколько?!!

– Esli tohna, to sta adin got.3

Неожиданно на её голос среагировала мужская часть моей нервной системы. Голос был не просто женским, а таким женским грудным… который зовёт каждого мужчину на подвиги, который бодрит и горячит кровь, который сулит ему острое наслаждение и глубокое удовлетворение… Это был голос женщины из моих снов.

– Да, Сирена права… А что, вас это удивляет? (да он смеётся надо мной) Вы ета не планировали?

– Стоп, доктор… я, что, идиот, планировать сон на сто лет?! Или вы шутите так? Нас, может, камера снимает? – они тревожно переглянулись.

– Ета правда. Мы не шутим. Вы родились в девятьнадцать семьсят-третьем году. Так?

– Эмм… Типа в тысяча девятьсот семьдесят третьем? Ну да.

– А в девятьнадцать девяностодевятом замедлили свои процессы бромидами и уснули, – кто им сказал про бромиды? – Так?

– Да…

– Так вот, прошёл сто один год и сейчас у нас…

– Две тысячи… сотый?

– Пра-виль-но.

Чувствую себя идиотом, хотя он не издевается, но ведёт себя со мной, как с ребёнком. Странно, но я ничего не помню – эти 100 лет пролетели как один миг. А ведь всё должно было быть иначе… я должен был что-то увидеть, должен был… но вместо этого просто бездарно и бессмысленно отключился на целый век…

– Тааак, а вы не подскажете, где те сволочи, что меня оживляли?!

– Бригада прибыла по анонимному звонку в дряхлый домишко на юго-востоке города. В момент при-бытия никого в доме не было… хотя все приз-наки жизни присутствовали.

– И что за признаки?

– Разбросанные вещи, свежеприготвленная еда. Хотя, очень примитивная и вредная – на огне, весьма перегоревшая. На стенах были буддийские знаки, письмена… одна только фраза по-русски: «Помни послание Экариота» – по всей видимости, секта, – к концу фразы доктор уже был не с нами, у него расфокусировался взгляд и слегка наклонилась голова…

Сирена приложила палец к губам, показывая, что доктору сейчас лучше не мешать. А тот прикоснулся к небольшой серёжке на мочке уха и поднял пустую белую папку на уровень глаз. Потом сказал одними губами пару фраз и снова сосредоточился на нас.

– Сирена вам всё расскажет, – он на время отложил папку, – … ну, или, по крайней мере, ответит на первые вопросы, которые будут возникать… Ну-с, милостивый государь, мне нужно идти… до скорых встреч.

– Доктор!

– Да?

– Все эти ваши «Милостивый государь», и этот «Ну-с» – это не из моего времени. Вы не путайте. Это, кажется, ещё лет на сто раньше.

– Да вы что?! Странно… я ведь отчётливо помню, как услышал этот оборот в одном фильме конца двадцатого века. Доктор произносил его по отношению к больному. Неужели подделка? У вас так не гворили?

– Ну, может, и говорили… врачи в некоторых фильмах… советских, но…

– Вот видите – значит, я прав! Ну, всё. Я пошёл. До новых встреч!

– Ну, пока-пока.

Он куда-то нырнул в стену и усвистал… я перевёл взгляд на Сирену… она улыбалась и явно была то ли в восхищении, то ли в возбуждении… постоянно елозила на стуле… сидя прямо на расстоянии вытянутой руки… и так пахла… Ну зачем она одела такой короткий халатик, который так и манил заглянуть между её ног? Это было уже невыносимо…

– Иии… С чиво стартуим?

И тут я вспомнил, кого она мне напомнила своими ужимками…

То была моя первая любовь. Я признался ей ещё, когда мы учились в начальной школе, сидя в деревянном домике на детской площадке. Она сидела тогда и елозила на скамейке, выпытывая из меня признание. А когда получила его, смеясь и краснея, убежала. Потом я долго не мог понять, почему это произошло и что со мной не так. А она сидела на первой парте с косичками, болтала, елозила на стуле, когда ей было скучно… А когда начался пубертат, и все стали активно искать себе приключений, она встречалась с моим другом, продолжателем славной рабочей династии с какого-то завода, потом с другим, затем с третьим… чуть ли не со всей брутальной элитой нашего двора, а я всё это время смотрел на неё со стороны и не понимал, что со мной не так.

До сих пор помню, как один, недавно вернувшийся из армии дворовый полу бандит по кличке «Дядя Толя», заглянув на школьный двор, стоял со мной и смотрел на то, как ОНА вдали кокетливо прыгает, выполняя какое-то упражнение по физкультуре. Прищурившись и глубоко затянувшись сигаретным бычком, он медленно и смачно произнёс: «А вот ту смугленькую, я бы пое…ал». И мне казалось, что нет на свете момента более кощунственного.

Да, мы дружили. Я вообще умел дружить с девушками. Потом только понял, что быть другом девушек – самое глупое позиционирование парня в подростковой среде. А она была не просто симпатичной, она была яркой, обаятельной, влюбчивой – не девушка, а мечта. Особую остроту добавляло то, что её интеллигентная еврейская семья даже не представляла, с какими «реальными пацанами» она теряла свою невинность.

А когда все умненькие детишки из интеллигентных семей разошлись по вузам, их одноклассники рабоче-крестьянского происхождения пошли в ПТУ. Кто-то загремел в армию, потом они бухали, кололись… кто чем измерял границы возможностей своего организма. Один из её бывших, кстати, умер от цирроза печени в 25 лет. Жизнь другого нашего общего друга примерно в этом же возрасте остановил передоз. Красивые, спортивные ребята были – цвет нации…

А она вышла замуж за однокурсника, будущего топ-менеджера крупной компании, и нарожала ему пару ребятишек. А я? А я всё смотрел на это со стороны и…

– Иии… С чиво стартуим? – и зачем-то нагнулась ко мне поправить подушку… какой запах…

– А вот с чего!

Я резко скинул покрывало. Оказалось, что на мне была обычная белоснежная пижама – брюки и рубашка с короткими рукавами. Затем молниеносно обхватил её рукой за талию и перевалил через себя. Теперь уже она лежала подо мной с широко раскрытыми глазами и ртом. Одежда, то есть халатик был без пуговиц и мешал мне. Когда я потянул его, он не стал рваться – легко и покорно распустился под напором моих рук прямо по шву (какая удобная ткань!). Так же среагировали и мои пижамные штаны – просто разошлись в нужном месте и выпустили то, что в них содержалось, наружу. Что же до её трусиков, то они вообще оказались в моих руках, стоило только слегка дёрнуть на себя. Она была сухой, а я ощущал жуткое нетерпение. Не было времени ни на разговоры, ни на флирт, ни на предварительные ласки. Пришлось плюнуть на руку и увлажнить её промежность. Пока я входил и потом в процессе, она не кричала, не жаловалась, просто лежала, не в силах справиться с шоком и, не закрывая своих огромных красивых глаз с лиловыми линзами, молча терпела моё спонтанное насилие.

Не знаю, было ли ей приятно. Я особо не заботился об её ощущениях. Я чуть не умер на минуточку! Кто знает, сколько мне ещё даровано?.. Надо действовать быстро и решительно, а думать и разговаривать будем потом… если позволят.

– Ну, вот и всё… финиш (всё-таки они хорошо надо мной поработали – чувствую себя как молодой бык, готовый к оплодотворению всех вкусно пахнущих тёлочек).

– Vsyo? Kakii ischo kaprizi u bal’nova?4

Она убрала прядь своих полуседых волос со лба, нашла скомканные трусики и засунула их в свой карман. Потом сдвинула руками края разошедшейся по шву ткани халата – та тут же срослась. Я сообразил и сделал то же со своими пижамными брюками – они так же срослись. Дыхание постепенно восстановилось. На меня накатило стыдливое чувство вины. НЕУЖЕЛИ Я ЭТО СДЕЛАЛ?!

– Сорри. Не удержался… Может, сходим сегодня вечером куда-нибудь, – это я, наверное, глупость щас сказал?

– Vecheram – u menya lichnaya zhizn’. Satri zdes’.5

Она показала на небольшую татуировку на шее. Вписанный в круг двусторонний древнегреческий топор.

– Эт чо такое?

– Ya – lesbi. Znachit – s men-ami ne splyu. Fiksiruy – prigadica.6

Весь её тон демонстрировал и обиду, и желчь, и даже какое-то превосходство и брезгливость.

– Вас клеймят уже? Полезная штука.

– Kleymim sibia sami, no ne vse. Toka geneki…7

– Ясно… Надеюсь, ты не в обиде? – я постарался улыбнуться и выжать из себя максимум обаяния, на какое был способен. – Друзья? Я, видишь ли, сто лет уже без этого… ну и не удержался. Ты ведь расскажешь мне ещё что-то об этом вашем мире.

– Ya ne abidelas’, vse norm. Eta – rabota.8

Она присела на кровати и навела какой-то луч, исходящий из кольца на руке на свой живот.

– Nada srochna delat’ nana-chistku.9

Ну конечно, мои сперматозоиды видимо так и прут к её яйцеклетке на всех парах – её луч именно это показал?

– А мне чо делать?

– Ni na kavo ne napadat’. Good? Ya bistra.10

Грациозно скользнула сквозь щель в стене и пропала. Как они все от меня разбежались молниеносно, как будто за инструкциями. Что со мной дальше делать? Не знают.

Можно пока хотя бы оглядеться. То, что я считал окном, оказалось чем-то вроде стереоизображения, висящего на стене. На нём с достаточно реалистичной перспективой имитировался вид из окна на потрясающий лесной пейзаж. На самом деле окон в этой палате не было, но свет хороший, идёт как бы отовсюду и глаза не режет, и тепло ощущается. Как будто – естественный, солнечный. В обстановке ничего лишнего. Я бы даже сказал – совсем ничего. Моя койка это нечто не делимое на составные части. Пощупал бока и понял, что – некий целостный материал, наверху помягче и вязкий немного, а чем ниже, тем жёстче. Стулья, на которых сидели Сирена и Горлов, по ходу из того же материала белого цвета, почему-то без спинок. На прикроватном столике лежали фрукты. Сперва я даже подумал, что – бутафория, настолько они казались нереально идеальными. Взял машинально яблоко и надкусил – скулы свело с непривычки, но сок, такой сладкий с небольшой кислинкой брызнул мне в рот. Это было волшебно.

На левой стене обнаружил зеркало и попробовал встать, чтобы посмотреться в него…

Стоять и идти было нелегко – ощущались кое-какие проблемы с равновесием и мышцами. По полу было приятно идти босыми ногами – он был упругий и прохладный. Сделав пару шагов, я почувствовал судорогу в левой икре и упал. Пол принял моё тело на удивление мягко как батут, но такая мягкость возникла лишь в момент падения. Упругость тут же вернулась и не пропадала, пока я вставал и снова пытался идти, держась за стену. Так, я еле-еле доковылял до зеркала и поднял глаза. На меня смотрел человек, которого я никогда не видел и вряд ли бы узнал, когда бы встретил. Ему было лет 40, а мне, как я себя помню – всего 25. Кожа была отвратительного коричневатого цвета. Борода и волосы на голове явно были пострижены наспех, чтобы просто не мешались, и потому торчали как слипшиеся клочья. КТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК? ЭТО ЯВНО БЫЛ НЕ Я. ЧТО СО МНОЙ ПРОИЗОШЛО ЗА ЭТО ВРЕМЯ? ПОЧЕМУ Я ВЕДУ СЕБЯ И ГОВОРЮ ТАК, БУДТО В МЕНЯ КТО-ТО ВСЕЛИЛСЯ?

– A vot ya snova. Lubuites’?11

Она показалась в отражении, как с обложки глянцевого журнала. Яркий контраст с моей рожей. С горькой усмешкой я решил, что, даже не будучи лесбиянкой, любая женщина стала бы ею рядом со мной.

– С этим надо чо-то делать.

– Hatela s etava nachat’, no menya aperedili.12

Очередной упрёк в голосе, но уже менее язвительный, видимо, начала постепенно отходить.

– Ну, и какие идеи?

– Budem delat’ plastiku i malazhenie.13

– Прям здесь?

– Net. Zdes’ nipaluchica. Vam nada bol’she hadit’. Pademte v kabinet.14

– Падёмте! – над этой моей пародией она даже рассмеялась.

– Oy! Zhdite!

– Чо такое?

– Tapki!

Перед койкой лежали два тапка с отсутствующим верхом. Точнее верх был раздвоен и свисал по краям подошвы. Я поставил на них ноги, а Сирена присела и лёгким движением рук свела половинки верха на каждом тапке вместе. Те, разумеется, срослись. Причём так, что обувь стала плотно прилегать к стопе.

Потом она выпрямилась, взяла меня под руку, и мы проскользнули сквозь небольшую щель в стене, которая распустилась перед нами и сошлась сзади. В широком и таком же белом коридоре стояли два телохранителя с застывшей мимикой и какими-то мутноватым белёсыми глазами, в одежде, ничем не отличающейся от одежды медперсонала. Посреди коридора двигался участок пола. Мы с Сиреной встали на него и поехали, а боты несколько угловато, механистически, двинулись пешком за нами. В коридоре были всё те же самые белые стены с редкими вертикальными полосками (типа, дверьми). Практически восемьдесят процентов площади стен занимали светящиеся прямоугольники, транслирующие в 3D-проекции различные сюжеты. Около некоторых останавливались люди и как бы на ходу в процессе бурного обсуждения пальцами двигали изображения, и даже отдельные объекты на них: «Etat “trikster” tireaet reiting. Uberite ivo na vtaroy plan» «Kuda ya ivo uberu?» «Sho Kuda? Suda uberite! Sho ya vso sam doljen delat?»

Часть людей, а, может, и не людей в коридоре имели такие же искусственные лица и мутные глаза как у охранников.

– Эт чо у них с глазами?

– Eta botiki. U ludey – linzi. Smatri zhdes.’15

Она оттянула пальцем кожу под глазом, и я даже разглядел какие-то микро-микро схемы.

– Eta svyaz’, vihad v set’. Kak “ma-bil’-nik”, “in-ter-net” u vas. Ya prahadila inschool.16

– Интернет помню. Мобильников не помню17. Ошиблась ты, Сирена, на пару десятков лет. Не было у нас никаких мобильников, тока пейджеры. Ну, не важно. Итак, у вас это – связь, а у ботиков что?

– U botikaf – vizori. Ani ne vidyat prosta – toka chrez kameri.18

– Ясно… А чё они ещё делают?

– Vso. Ani pamagaut nam. No personalkam suda nizya. Ya svaevo v mabile astavila.19

– Ну, долго нам ещё? – слишком уж быстро меня настигла усталость.

– Prishli. Vhadite.

Приложив руку к очередной полоске, Сирена развела в стороны половинки дверей, и мы проникли в очередное помещение, где была всё та же атмосфера света и радости. Посреди него стояли операционная кушетка и врач – женщина чуть старше Сирены и не менее глянцевая.

– Znaites’, doctar Alina Krista. A eta nash drevni pacient.20 Ha-ha.

– Здрав-ствуй, Сирена. И вам здравствуйте.

– Здрасьте, доктор. Я так понимаю, вы тут людям молодость возвращаете.

– Атчасти так.

Как она мило улыбается, как кинозвезда и говорить явно старается, как я, но с трудом.

– У вас в будущем все так выглядят?

– У нас харошиа медицина, – они с Сиреной переглянулись как-то уж слишком нежно, а я почему-то поморщился, услышав это слово «медицина», отчего-то оно вызвало у меня мерзкие ассоциации.

– То есть, эта ваша внешность – не от природы?

– Не савсем. У нас практически все лиуди при дастижении савершенналетиа абрасчаутсиа к пластическим хирургам. Каждии может чтота паменят в себе. Груд, лицо, биодра и прочее.

– В там числе пол, – добавила Сирена.

И вот они стояли передо мной, излучая сияние, а я думал, что эти дамы такие красивые только благодаря чудесам медицины. С генетической точки зрения наверняка – сущий брак. И тут же почувствовал охлаждение своих эмоций. СТРАННО… И КОГДА ЭТО ИМЕЛО ДЛЯ МЕНЯ ЗНАЧЕНИЕ?

– Садитес. Какои возраст вас интересуит?

– Понимаете, доктор, ещё пару дней назад мне было 25… – Алина улыбнулась ещё милее, а Сирена моя опять хохочет. – По крайней мере, по моим ощущениям времени. Смотреть на себя в зеркало и видеть такое просто невыносимо. Вы могли бы вернуть мне это состояние или хотя бы близкое к нему?

– Ну… с аднои старони для нас нет ничиво нивазможнава…

– А с другой?

– А с другои, – неожиданно раздался мужской голос сзади и я развернулся, чтобы посмотреть… с другоЙ старанЫ эта может акаазатся нецелесобразным.

– Нецелесообразным, с какой точки зрения? И вы кто такой вабще?

– Eta pradiuser Minkh.21

Сирена как-то уж очень почтительно его представила, для неё и Горлов был как старший брат и Алина как сестра, а этот, судя по тону – вроде местного начальства, как я понял. Мужчина был молод и похож на карьерного проныру. Он был одет в какой-то витиеватый обтягивающий костюм, который в наше время мог одеть только гей, и был крайне ухоженным, ну, собственно тоже, как гей. Да и седина у него была какая-то голубоватая, прилизанная.

– Добрый день, мой друг, – он жеманно протянул руку, и я пожал её – рукопожатие было вялым.

– Привет, продюсер. Ты, что ли, тут главный?

– В некатараам роде.

– Странно… У нас продюсеры в шоу-бизнесе только были… а у вас видимо…

– У нас таа же ситуация. Но! Есть кое-какие атличия…

И он начал свой неспешный рассказ. В ходе этого монолога в кабинете омоложения я узнал, что информационно-развлекательный бизнес уже около сорока лет доминирует и в экономике, и в «паалитике». В России есть два основных медийно-промышленных холдинга, которым принадлежит пятьдесят процентов верхней палаты парламента и «праактичски» весь Совет Федераций. Один из них – тот, на который он работает, называется Альфа. Альфа выдвигала нынешнего президента на второй срок. Так что ничего удивительного. Телек по-прежнему контролирует умы людей. Даже спустя столетие.

– Не саавсем. Собственно «телек», как вы изволили выраазиться, в том самом виде уже не существует. Информация крайне персонализированная. Индивид паалучает её через своего бота. Но, это вам сейчас сложно паняять. Ваажнее другое.

– Что именно?

– Вы лечитесь не на госденьги, как это ни прискорбно, – все в кабинете печально покивали головами. – Ваши спасители, видимо, знали, что, если зваанить медийщикам, помощь придёт быстрее и она будет гаараздо более существенной. Эта больница принадлежит нам, да и все остальные блага, которые вы будете палучаать в ближайшее время… тоже наше спонсарство… извините, канечнаа…

– И, по всей видимости, мне придётся как-то за это расплачиваться… Ты к этому клонишь, продюсер?

– Нууу… не абязаательна, – и снова все: Сирена вместе с Алиной почти синхронно замотали головами, глядя на меня тёплыми, успокаивающими взглядами. На самам деле вы нам ничего не даалжны. Ваша жизнь сама по себе краайне ценна для нас… а если гваарить проще – мы уже атбили затраты одним тем, что владеем и тааргуем эксклюзивной информацией о вашем бытие. И это, не учитывая того фаакта, что мы ещё ни разу вас не показаали… – он смешно жестикулировал так, что кисти безвольно болтались, как на шарнирах – сильно хотелось оторвать ему эти руки и засунуть в… – Паака адни анонсы и цифры о показателях вашего здааровья… интервью с враачами и т. п.

– И, как я понимаю, это не может длиться вечно.

– Даа. Вы всё верно панимаете, даарогой мой пациент. Чтобы и дальше заботиться о вас, мы даалжны заключить с вами юридически аформленный договор. Ну, согласитесь, вы – уникальный информационный повад. При граамотном прадюсировании вы можете приносить прибыль. А при неграмотном – люди очень быстро удавлетворят своё любопытство и астынут, – казалось, он так искренне мне сопереживает – это передавалось и голосом, и даже головой, слегка свесившейся в сторону. – Пара лет, не больше – и пастепенна каличество паклонниц и желающих выпить на брудершафт будет сакраащаться, на работу вас никто не ваазьмёт – вы абсолютно неадаптированы к нашей системе. В результаате акончите сваю карьеру в каком-нибудь абщежитии для бездомных… Паанимаете? Ну, вы извините меня, канечнаа…

– Да-да. Я знаком с журналистикой.

– Даа? Ну, таак тем более! Канечнаа, этот договор нужен нам, чтобы быть уверенными в своих инвестициях. Но, прежде всего, он нужен ваам. Прежде всего, чтобы получить гараантию абеспеченности на всю оставшуюся жизнь…

– Хорошо. Можете меня не убеждать, что моя жизнь вас волнует больше собственного бизнеса. Верю на слово. С договором мы решим… Причём тут мой внешний вид?

– Ну, как же! Ваш новый облик – это ваш собственный выбор и никто на него не впрааве влиять. С другой стороны, это – часть наших инвестиций и часть стратеегии, которая должна их акупить. Вы саглаасны, мой друг?

– Дааа.

– Паэтому настоятельно рекомендую прислушаться к маему саавету. Вам ни к чему 25-тилетний образ. Это совершенно не саатветствует ажиданиям аудитории. Вот пасмаатрите.

Он нажал на свой браслет, и стена напротив оживилась. На ней появилось изображение пафосной презентации с эффектом глубины, графики всплывали и менялись, поверх них появлялись фигурки людей, дававших интервью, сидя перед мониторами в своих квартирах. Минх комментировал только изредка и давал понять, что по всем опросам самых разных целевых групп мой идеальный возраст должен быть где-то в районе 32-33-х лет.

– Итак, что скаажете? Каково ваше ришение? – я почему-то перевёл взгляд на Алину и она, улыбнувшись, кивнула мне в знак одобрения – надо будет приглядеться к её шее на всякий случай.

– Послать бы тебя куда подальше, но… думаю, есть в этом какая-то логика.

– Вот и хаарашо! И ещё – бороду даваайте аставим… но такую… аккуратненькую… дагварились? Нам нужен Wise Old, а не Peter Pan.22

– Да оставляйте, хрен с ней. Её потом и сбрить можно, если не понравится.

– Вам паанравится! – почти пропел он, но видимо уже был не со мной, так как расфокусировался и увлёкся чтением каких-то данных, судя по бормотанию «некст, некст, стоп», а потом и вообще какие-то слов, похожих на ругательства… – ну сё… иа пашёл… всем пака! Деваачки – работаем!

Он скользнул в проём двери, за ним из операционной вышла Сирена, зашли ещё две модельного вида медсёстры, меня раздели, уложили на операционный стол, который выехал из стены, смазали, вкололи очередных нано-роботов и, пока я уходил в сон, послали меня вместе со столом обратно в стену… Сквозь дремоту я слышал, как они обсуждали Минха: «On uje razvelsya?» «Ni znau. A sho? Nravica tibe? Hochesh, kaju imu» «Net, dura. Ni gvari» «Ha-ha, ti sho pugalas? On ni strashniy»… Мне хотелось встрять и объяснить этим обеим дурам, что ради такого пидара, как Минх, им совсем не стоит волноваться. Что настоящий мужчина просто не может так выглядеть, но силы меня покинули, а вскоре я и вовсе уснул…

Я иду по лугу, по мягкой, как ковёр, траве. Меня обдувает нежный ветер. То тут, то там по траве пробегают мелкие грызуны… вокруг много света, тёплого и нежного… он как будто струится отовсюду. Чистейший воздух, наполненный запахом листвы и цветов, вызывает желание дышать полной грудью. Я иду босиком и… будто, без одежды. Я практически не ощущаю никакого веса – ничто на меня не давит, ничто не стесняет моих движений. Мне не хочется суетиться, оглядываться, не хочется смотреть под ноги или задирать голову… я просто иду, как будто точно зная, куда мне нужно.

Луг постепенно переходит в лесистую местность. Деревья не стоят плотно друг к другу – между ними можно легко идти, не сворачивая с пути, не виляя. Они отбрасывают тёмно-зелёные тени на траву и свои корни. Вокруг кружат две маленьких птицы, то ли соловьи, то ли дрозды. Я протягиваю ладонь, они садятся обе, какое-то время сидят, что-то насвистывают, а потом упархивают прочь. Постепенно я осознаю, что мой путь лежит прямо по направлению к самому древнему и большому дубу посреди этой рощи. Кто-то или что-то ведёт меня к нему.

У дуба я, наконец, останавливаюсь. Он реально большой. В три обхвата. Его тёмная шершавая кора с глубокими прожилками приятна на ощупь. У меня такое чувство, что я вернулся домой. Мне легко и спокойно. Я не знаю, почему и когда я покинул это место. Но зато я знаю, что мне никогда не было покоя в моём путешествии, и только сейчас я могу его обрести. Я обнял дерево и немного постоял так в обнимку с ним. Потом я опустился на колени и прилёг отдохнуть у корней. Странное желание, учитывая то, что я совсем не устал. Просто вся эта атмосфера – тень от кроны дуба, безветрие, свернувшаяся у моих ног дикая кошка – всё это намекало на то, что можно прилечь. На всё остальное у меня целая вечность, торопиться некуда.

Впервые, за всё время пребывания в этом мире, ко мне приходит мысль, что я сплю. Или…

Будит меня какой-то внутренний толчок. Сердце стучит чаще, появляется чувство чего-то невообразимо значительного, приближающегося ко мне, от чего нельзя отвернуться и что нельзя никогда предавать. Нечто – настолько властное, что перед ним можно только стоять на коленях. Я вижу, что за дубом находится источник какого-то крайне яркого света, и слегка выглядываю из-за дерева, не вставая с колен. Какое-то время вглядываюсь, прикрыв глаза ладонью, и вдруг слышу громоподобный голос:

1.Кажется, он приходит в себя.
2.Привет. Не бойся. Я – Сирена. А это – доктор Горлов.
3.Если точно, то сто один год.
4.Всё? Какие ещё капризы у больного?
5.Вечером – у меня личная жизнь. Смотри сюда!
6.Я – лесбиянка. Значит – с мужчинами не сплю. Зафиксируй – тебе пригодится.
7.Клеймим мы себя сами, но не все. Только генетические…
8.Я не обиделась, всё нормально… Это – мая работа…
9.Надо срочно делать нано-чистку.
10.Ни на кого нападать. Хорошо? Я – быстро.
11.А вот и я снова. Любуетесь?
12.Хотела с этого начать, но меня опередили.
13.Будем делать пластику и омоложение.
14.Нет. Здесь ни получится. И вам надо больше ходить. Пойдёмте в кабинет.
15.Это боты. У людей в глазах линзы. Смотри сюда.
16.Это связь, выход в сеть. Как «мо-биль-ник», «ин-тер-нет» у вас. Я проходила в школе.
17.Комментарий к эпизоду: за год до заморозки, герой полностью погрузился в жизнь секты и не мог застать процесса распространения сотовой связи и появления сленгового выражения «мобильник».
18.У ботов это визоры. Они ни видят просто – только через камеру.
19.Всё. Они помогают нам. Но персональным сюда нельзя. Я своего в автомобиле оставила.
20.Знакомьтесь, доктор Алина Криста. А это наш древний пациент.
21.Это продюсер Минх.
22.Термины из теории Архетипов К.Г. Юнга. Wise Old – мудрый старец, персонаж, к которому обращаются за советом. Peter Pen – вечный мальчик, который играет, а не занимается чем-то полезным.
10 568,49 s`om
Yosh cheklamasi:
16+
Litresda chiqarilgan sana:
26 mart 2013
Yozilgan sana:
2011
Hajm:
350 Sahifa 1 tasvir
Mualliflik huquqi egasi:
Accent Graphics communications
Yuklab olish formati:
Podkast
O'rtacha reyting 0, 0 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,8, 89 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,4, 35 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,6, 22 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,4, 153 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,9, 13 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,8, 268 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,8, 427 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4, 40 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 4,1, 317 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,3, 3 ta baholash asosida