Kitobni o'qish: «Месяц в деревне»
Серия «Женские истории»
© Краснова Т. А., 2020
© «Центрполиграф», 2020
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2020
* * *
Часть первая
Герой нашего времени
– Моя жизнь, чё хочу, то и делаю, – огрызнулся подросток лет двенадцати, кубарем скатившийся с грузового состава, который внезапно затормозил.
Пожилая дама с розовым зонтиком, шедшая по тропинке вдоль железной дороги, всплеснула руками.
– Как это – твоя? А как же поколения, которые передавали по цепочке твою будущую жизнь начиная с пещерных людей? Ты только представь: они должны были пережить все войны и эпидемии, и голод, и смуты, и татарскую орду. Им было не миновать ни одной эпохи и ни одного исторического катаклизма, раз уж ты родился! Они проявляли чудеса стойкости – и тут тебя потянуло на подвиги!
Пока дама сообщала, что она врач, и рассказывала про отрезанные здесь, на железке, руки-ноги-головы, упавший поднялся, отряхнул драную джинсу и двинулся вперед, не оглядываясь.
– Да что вы время тратите, это же зацепер, они все придурки, – прозвучал еще один голос – громкий и насмешливый.
Мальчишка обернулся и увидел девицу старшего школьного возраста. Рыжую, точнее, оранжевую, как апельсин.
– Дура рыжая, – утвердил он и прибавил шагу.
Ответом ему был обидный смех.
– Всего доброго, молодые люди, не ссорьтесь, – пожелала старушка.
Апельсин ее окликнул:
– В сторону Белой Горки, к дачам, я правильно иду?
Розовый зонтик начал многословно объяснять, что еще не изучил все здешние места и может ошибиться, что посещает лекции по краеведению, но про Белую Горку им еще не…
Зацепер обернулся и перебил:
– Неправильно. – И грязный палец указал другое направление.
Обрыв
Гора поднималась уступами, словно гигантскими ступенями, которые заросли гигантскими же лиственницами, кленами и ясенями. Было похоже на сильно запущенный парк. Апельсиновая девчонка остановилась, переводя дух. Откуда-то сверху раздался голос-колокольчик:
– Можешь вот так постоять? Постой еще немного, пожалуйста.
– Я только и могу – стоять. Или упасть и не встать. Это Эльбрус, а не Белая Горка!
– А это и не Эльбрус, и не Белая Горка. Дачи совсем в другой стороне. Здесь городской парк начинается. Ты, наверно, не здешняя?
– Да уж, ожидала я чудес, – мрачно проговорила апельсиновая девочка. – В Белогорске моя мама родилась. Я про него сопли-вопли все детство слушала. Судя по восторгам, здесь должны быть принцессы, феи, эльфы…
Она разглядела среди веток на обрыве фигуру с карандашом в быстро-быстро двигающейся руке.
– Поднимайся сюда. Передохни на лавочке. Мне нужно твое лицо. Тебя как зовут?
– Юля. А тебя?
Юля одолела последнюю вертикаль и оказалась под двумя березами, которые росли в обнимку на самом краю.
Перед ней сидела принцесса. У нее были огромные голубые глаза и золотистые волосы, кольцами разбросанные по плечам. Если бы собственные Юлины волосы потеряли красноватый оттенок, побледнев до золотистого, а веснушки исчезли, а нос утончился, а рот уменьшился, то и она стала бы похожа… Апельсиновая девочка тряхнула головой и вернулась в реальность.
– Марина, – представилась принцесса, не переставая работать карандашом.
Юля присела рядом, заглянула в рисунок, прочитала на подложенной под него книге название:
– «Поллианна». А, это про рыжую девчонку, которая играла в радость. А ты ее и рисуешь? И тут как раз я, тоже рыжая? Но это же детская книжка, я ее в четвертом классе читала.
Марина была как раз принцессного возраста, на вид лет семнадцати.
– А мне двадцать, – уточнила она. – Но захотелось перечитать. Знаешь, как в одном стихе: только детские книги читать, только детские думы лелеять, все большое надолго развеять, из глубокой печали восстать.
– Это из какой же печали? – поинтересовалась Юля бесцеремонно: раз ее используют, заставляют позировать, то чего церемониться. Но художница сказала только:
– Хотела вспомнить, как играть в радость. Воспользоваться способом Поллианны, раз само по себе ничего не радует. А книжка, видишь, без картинок, и я решила это исправить. Мне до сих пор кажутся несправедливыми две вещи: что у взрослых нет каникул на все лето и что для них делают книжки без картинок.
– Ты художница?
– Нет.
– Ну, учишься?
– Тоже нет.
Юля вытянула шею, еще раз заглянула в рисунок – выходит очень даже хорошо. Видимо, лицо у нее было недоверчивым, и Марина пояснила:
– Я и в художественную школу не ходила, хотя она тут есть. Мне в детстве вообще не хотелось рисовать. Я читать любила и еще цветы в нашем саду выращивать – там было только мое царство, никто не мешал. А потом я увлеклась флористикой: одна знакомая делала картины из цветов и меня научила. Только у меня не хватало терпения. Надо какой-нибудь элемент подобрать из растений – а я возьму и подрисую, так же быстрей. Вот и началось…
– Значит, это хобби, – постановила Юля.
Принцесса погрустнела:
– Ну да. А учусь я на юриста. Папа юрист, и мама была… И мне казалось естественным на юрфак поступать. Папу послушать: не работа – поэма…
– А оказалось, муть какая-нибудь? – спросила Юля без всякого сочувствия.
– Очень скучно, – призналась Марина. – То есть не учиться даже, а на работе. Папа меня в свою контору взял. Я сейчас, после сессии, бумажки там перебираю, отношу их из кабинета в кабинет. На компе что-нибудь делаю.
– Так это и есть глубокая печаль? – догадалась Юля.
– Каждый день жду, когда это кончится и начнется настоящая жизнь. А когда подумаю, что ВСЯ жизнь из этого и будет состоять…
– Так бросай.
– Ну, нельзя же так сразу… Я еще только начала…
– Можно, – отрезала апельсиновая девочка. – Или ты там наковыряла какую-нибудь радость? Типа хорошей зарплаты?
– Нет, радость – вот она. – Марина пошевелила свой листок. – Спасибо, что помогла. Ты так вовремя появилась. Прямо из книжки выскочила. Только до Белой Горки отсюда далеко. Что ж тебя никто не встретил? У тебя ведь здесь родственники, наверное?
– Сама дойду, – ответила Юля, поднимаясь и вспоминая гада-зацепера, пославшего ее не в ту сторону. – А родственникам, то есть деду, будет сюрприз.
Витязь в тигровой шкуре
На цветущей поляне под сосной стоял дом со множеством флюгеров на крыше. Юля разглядела флажок с тремя языками, кота с выгнутой спиной, ключ, петушка, дракона и корабль под парусами. Были еще какие-то, но их заслоняли трубы и башенки.
Попав в дом, Юля запуталась во множестве комнат. Хотела вернуться к входной двери, но вместо нее увидела какие-то ступеньки и начала подниматься. Лестница привела ее на чердак таким образом, что сначала там оказалась голова.
Все чердачное пространство было расчерчено солнечными полосами, которые пробивались сквозь щели в некрашеных деревянных стенах. Просторно и пусто. Только покачивалось кресло-качалка, к которому подкатился большой красный мяч, казалось еще сохранявший движение.
Раздался страшный грохот, и все развалилось.
Юля разлепила глаза.
Этот сон с домом на поляне она уже видела – перед приездом в Белогорск. А дедушкин садовый домик напоминал конуру кума Тыквы из «Чиполлино». Крошечная комната внизу и помещение под крышей, заваленное старьем, среди которого спала Юля. Поднявшись, она обнаружила за окном кислое серенькое небо.
– На самом деле солнце просто заливает все вокруг! Оно сияет там, над облаками, в черном космосе. Заметь – всегда! И днем и ночью. Просто надо его подождать.
Юля оглянулась – дед появился незаметно и перебирал какой-то хлам. Лучше бы наоборот: сначала хлам перебирал потихоньку, а уж потом грохотал, когда она проснется.
– Я тебя разбудил? – тут же догадался он. – Это я ведра расставил, чтобы вода погрелась перед поливом, а потом тачку не глядя покатил, а дорожка каменная…
– Ничего. Мама рассказывала, что ты всегда сконцентрирован на себе и на своих великих целях.
– Что, она так и сказала?
– Ну да.
– Вот, хотел показать – подумал, тебе будет интересно…
В руках у деда был альбом с марками. Юля невольно рассмеялась, глядя на ветхие невзрачные бумажки, явно представлявшие для него великую ценность.
– Да, мама рассказывала, что ты и календари собирал, и значки, и монеты, и много всякого хлама.
– Что, она так и говорила?
– Ну да.
Дед убрал альбом.
Юля спустилась на первый этаж, походила по домику, осмотрелась. Летом еще ничего, тепло и птички поют, а каково здесь зимой? Ну, дед же выживает.
Незнакомые звуки окружали со всех сторон. В наукограде кричали петухи и мекали козы. К пению птичек прибавилось шебуршание. Мыши, что ли? Или покрупнее – крысы? Пока Юля перекусывала, неясный шум перемещался, то утихал, то нарастал. Где его источник – под полом, за стенами? Не разобрать. Юля вышла на крыльцо. Может, под крыльцом? Она свесилась через перила маленькой терраски.
Тигр смотрел на нее в упор. Глаза горели желтыми огнями.
Не сразу стало понятно, что домашний васька был в шкуре, выкроенной из большого тигра, с полосками не по размеру, причем одна из них проходила наискосок через морду, придавая устрашающий вид.
Увидев незнакомое существо, кот оторопел. Потом подскочил и бросился прочь. На дорожке, выложенной каменными плитками, загремели ведра, одно за другим. Эффект домино, подумала Юля. А витязь в тигровой шкуре жирноват – зацепил, когда перепрыгивал.
Из сарайчика высунулся дед.
– Юлечка, я очень рад, что ты приехала погостить… Но я должен сказать… Я подрабатываю репетиторством – ну там, алгебра, физика. Летом тоже есть желающие. И как раз сегодня у меня будет урок…
– Не шуметь, да? – перебила Юля. – Поняла уже, ладно. А как же ты уроки-то даешь, если сам сто лет назад учился? Не как Хоттабыч, я надеюсь, – Индия находится на самом краю земного диска… Неприятностей потом не бывает?
– Ну, математика не так изменилась, как география, – слегка смешался дед.
Война и мир
Странно – источник исчез, а шум остался. Юля отчетливо его слышала. Можно спросить у деда, но она предпочла походить по новому для себя пространству и прислушаться. Дошла до кустов малины, заменявших забор…
Вчерашний зацепер уставился на нее, оторопев совсем как кот. Вид у него сегодня чистенький и домашний, но не узнать нельзя. Это из-за него она два часа бегала вверх-вниз.
Юля, раздвинув кусты, вмиг оказалась на территории обидчика – без вступлений и риторических вопросов.
– Ах ты, мелкий гад! Башку откручу!
Мальчишка отпрянул.
– Не бойся, – пообещала апельсиновая девочка, – я с мелкими гадами прекрасно справляюсь. У меня братец такой же, как ты.
Осознав, что его хватают за шиворот, мальчишка бросился бежать. Юля гналась за ним через весь его садовый участок. У противника было преимущество – знание местности, и она сразу поняла, что он уводит ее от своего дома с родителями, где могли начаться всякие выяснения обстоятельств и всплыло бы его дурацкое паровозное хобби.
Они пронеслись по заброшенной даче, где ничего не стоило перескочить через поваленный забор, потом помчались через дачу пустую, незастроенную и незасаженную, где забора не было вообще. Зацепер петлял, стараясь, чтобы Юле под ноги попадались скамейки, бочки, ямы, кучи мусора, но она и вправду прекрасно со всем справлялась.
Наконец они вылетели на обширный пустырь, выложенный бетонными плитами, которые растрескались, заросли бурьяном и были щедро усыпаны битым стеклом. Повсюду торчала арматура. Чернел открытый люк канализации. На краю стояла ржавая вышка: лесенки со скошенными ступенями, погнутые перила, проваленные деревянные площадки. Этажа три высотой.
Мальчишка резко затормозил – и забыл о погоне, словно переместился во времени и никакой Юли за его плечом уже не нависало. Юля тоже остановилась.
На вышке, на нижней площадке, сидел эльф.
Острый подбородок упирался в острые коленки, обнятые хрупкими ручками. Прозрачные печальные глаза смотрели из-под челки, как из зарослей, и тут же переменили цвет на радостно-зеленый.
– Егор? Привет. Как ты вырос. Я не сразу тебя узнала.
– А я сразу! Таня! Ты что тут делаешь?
Юля перевела взгляд на Егора – и тоже не узнала его. Мерзкий мальчишка вдруг сделался таким красивым, с такими тонкими чертами лица, с бездонными глазищами.
– Тут хорошо, тихо, никогда никого нет. – Таня неопределенно повела вокруг своей прозрачной рукой и вдруг, улыбнувшись Юле, спросила: – За вами кто-то гонится?
Егор покраснел до самых пяток.
– Пробежались малость для разминки. – Юля удивилась собственному великодушию.
Егор, метнув на нее быстрый взгляд, ненатуральным голосом продолжил:
– Здесь когда-то была площадка клуба юных десантников. Мама рассказывала. С этой вышки они прыгали с учебными парашютами. А еще тут настоящие самолеты стояли, большой и маленький. Когда началась перестройка, их украли, все теперь заброшено, и клуба нет.
– Вот оно что, – оживилась Таня. – Значит, в этом месте бывало много смелых людей. Это чувствуется. Поэтому тут хорошо.
– Думаешь, можно зарядиться чужой смелостью? – удивилась Юля.
– А ты давно в Белогорске? – одновременно спрашивал Егор.
Таня ответила мальчишке:
– С конца мая. Мама боялась, что вдруг начнется аномальная жара, как прошлым летом и позапрошлым, и в Москве нечем будет дышать, – и сняла здесь дачу. На все время, пока я сдавала ГИА. А жары нет никакой. Наоборот, дожди заливают.
– И я на даче, у бабушки и деда, – радовался Егор. – Может, мы недалеко друг от друга? А ты еще не уезжаешь? Еще здесь поживешь?
– Ты тоже окончила девятый? – оживилась Юля, успевшая забраться на вторую площадку вышки. – Сколько баллов по русскому? А по математике? А что еще сдавала? Я – физику и информатику.
Теперь Таня отвечала уже ей, поинтересовавшись:
– Ты там как? У меня бы сразу голова закружилась.
– А меня вдохновляет смелость крутых парней, – хохотала Юля, балансируя на краю с раскинутыми руками.
Вся вышка была изрисована и исписана. Патриотичные надписи вроде «Слава ВДВ» перемешивались с нецензурными, с любовными признаниями и множеством имен и прозвищ. Над самой головой нависали непонятные гигантские буквы: NikBer.
Егорка, поняв, что Юля уже не будет его ни казнить, ни позорить, расслабился и завладел Таниным ноутбуком:
– «Макбук Эйр»! Круто. Тот самый, да? Обновленный, сверхтонкий!
Дом с мезонином
Комнат на втором этаже было несколько, и Таня неслышно переходила из одной в другую. Пустота, мебели – никакой, ободранные старые обои. На одном подоконнике – цветочный горшок без цветка. За окнами качаются ветки высоких древних яблонь без яблок.
Таня прислушалась, точнее, отключила все способы восприятия, кроме слуха. Сначала в уши врывались звуки улицы: голоса машин, людей и собак, велосипедный звонок, пение птиц – множества разных птиц – благозвучное и не очень. Потом начали проступать голоса самого дома. Скрипы, шорохи, щелчки, идущие непонятно откуда, – сколько же их! Какие-то вздохи, воздушные волны… Еще немного – и зазвучали смех и разговор играющих детей, потом их шум и плач. Похоже, в этой комнате жила не тихая и одинокая старушка.
Таня заметила еще одну дверь, оклеенную обоями и слившуюся со стеной. А за ней, в чуланчике, обнаружились сказочные богатства: несколько кукол, велосипедное колесо, конь на колесиках, хвост этого коня. На полках лежали коробки с елочными игрушками и настольными играми. Конечно, здесь жили дети! То ли игрушки подтверждали голоса из прошлого, то ли голоса подтверждали игрушки – Таня повеселела, приставила коню хвост и еще раз прошлась по пустынным комнатам.
Здесь хотелось покружиться под негромкую музыку. У них дома тоже есть комната, куда редко заходят и где можно протанцевать все свои мысли, сны и события дня, чтобы они до конца проявились. Таня посмотрела на плеер. Может, включить совсем-совсем тихо?
Но с первыми же звуками на лестнице послышались шаги. Она быстро нажала на кнопку, но было поздно.
– Вот ты где. – Мама, как обычно, выглядела озабоченной и недовольной. – Ты не забыла, что сегодня урок?
– Как урок? Экзамены же кончились, – удивилась Таня. – Я же все сдала.
– Но я договорилась с Юрием Георгиевичем! Тебе нужно подтянуть алгебру.
Таня молчала.
– Нам просто повезло, что мы его здесь откопали! Ты должна осознавать, какого уровня это специалист! Это же историческая личность! Все равно что сам Пифагор тебе бы таблицу умножения объяснял.
Таня молчала.
– Он на синхрофазотроне работал – ты ведь представляешь, что это коллайдер того времени! Тебе это что, неинтересно?
Таня молчала.
– Вижу, что неинтересно, – обреченно проговорила мама. – А что тебе интересно? У тебя же пустота в голове. – Она подняла и разбудила спящий Танин ноут. – Господи, а это еще что? Кладбища… готы какие-то. Что еще за чушь?!
– Жизнь и смерть – это чушь? – наконец разлепила губы Таня.
– В твоем возрасте, в виде этой вот дребедени – да! Я прекрасно понимаю, что все это – от элементарного безделья. И что я сама виновата, предоставив тебе слишком много свободы. Но настала пора тобой заняться, пусть даже в ущерб делам!
– По-твоему, я элементарная частица и мне нужен ускоритель?
– Вот именно! А умничать уместнее было бы в школе, а не с несчастной мамой, которая жертвует для тебя всем! Даже сюда согласилась приехать, потому что тебе здесь нравится! Думала, ты взбодришься, дела успешнее пойдут. Не забудь про урок!
В несчастной маме было столько энергии, что хватило бы на запуск и коллайдера, и синхрофазотрона.
Таня, сползая по перилам, оглянулась. Из приоткрытой двери чулана выкатился большой красный мяч и нерешительно замер посреди пустой комнаты.
Бахчисарайский фонтан
По дорожке вдоль забора прошла дама с розовым зонтиком. Узнала Юлю, кивнула. Та помахала рукой в ответ и подумала, что здесь уже есть с кем поздороваться.
Потом оказалось, что дед решил, будто она общается с ним, и давно уже что-то говорит. Кажется, о том, как она похожа на маму.
– …Вас еще и зовут одинаково…
– Вовсе нет. Дома меня называют Ю-2. – Юля привычно уже прислушалась, но сегодня нигде ничего не шуршало.
Дед, естественно, не врубился:
– Ю-2? А почему?
– Ну, ты же сам сказал, что я – модификация мамы. Значит, мой номер – следующий по порядку.
– По этой логике Ю-1 должен бы быть я, – задумался дед, но Юля не стала подсказывать, что по этой логике его вычеркнули. Кажется, он догадался сам и поинтересовался: – А ты звонишь маме? Или она тебе?
– Нет, – ответила Юля спокойно и, глядя, как подскочили у деда очки, так же спокойно и серьезно спросила: – А ты звонил пятнадцать лет назад, когда все уже переехали из Белогорска, а ты остался продавать дачу, а потом решил не продавать и не уезжать?
– А… а родители хотя бы знают, что ты здесь? – начал заикаться дед. – Я думал, что это у вас согласовано…
– Это не было согласовано, – честно ответила Юля. – Но я перед отъездом написала им эсэмэску. И уже отсюда – еще одну, что доехала благополучно. Если бы родители захотели меня вернуть, они бы давно это сделали.
И если мама не звонит, значит, просто не хочет. – И великодушно добавила: – Могу дать тебе мамин телефон – позвонить, пожаловаться. Тем более пятнадцать лет не общались – и вот повод.
– Но я не собираюсь жаловаться! Я очень рад, что ты приехала в гости. Мне бы просто не хотелось никаких неприятностей, прежде всего для тебя…
– А я не в гости. – Юля смотрела на него еще более серьезно и внимательно. – Вообще-то я насовсем. Но лучше мне пойти пройтись – сейчас ведь твоя дурочка припрется на урок.
Чужие дачи больше напоминали особняки и терема. Или это уже не дачи, а город? На одном из дворцов, мимо которых шла Юля, красовался флюгер – золотой кораблик. Под парусами. Неужели из сна? С крыльца помахала рукой Марина – та самая, НЕхудожница. Юля ответила, еще раз подумав, что уже есть с кем поздороваться в этом Белогорске. Осведомилась:
– Как Поллианна?
– Я добралась до продолжения. Ты читала «Поллианна вырастает»?
– Да. Там все испортили любовью. – И пояснила, увидев растерянное лицо: – Тебе не кажется, что значение любви вообще сильно преувеличено?
Пока Марина думала, что ответить, Юля пошла дальше. Побродив по улицам, притормозила у фонтана с большой рыбой посередине. Из разинутой пасти били струи воды, превращаясь в прозрачный купол, накрывавший и рыбину, и каменную чашу. А на ее краю сидел вчерашний эльф, то есть Таня, высматривая что-то под этим куполом. Юля тоже пригляделась, увидела монетки на дне, а еще вездесущие надписи – на рыбе и ее постаменте. «NikBer», – крупно было выведено перед самым носом. «Что-то знакомое», – отметила Юля и подошла поздороваться.
Любые превращения происходили здесь легко. Можно было дать глазам задание видеть только белый цвет – и отовсюду начинали выскакивать ромашки, пушистые одуванчики, кисти белой кашки, душистые медовые зонты, мелкие белые цветочки без названия, а еще бумажки, камешки, обломки кирпича – все, только что невидимое и незамечаемое, утопавшее в зелени. Оставалось поражаться, сколько вокруг белого. То же самое происходило с желтым, синим, красным и розовым.
Таня сидела на нижнем ярусе парашютной вышки, включая и выключая зрение.
Пустырь только казался пустым. Если поиграть со слухом, то это место оказывалось переполнено звуками, начиная со всевозможных насекомых и продолжая почти неразличимыми гудками машин, стрекотом электрички, тающим гулом самолета, далекой музыкой, ударами невидимого молотка – но стоило суперслуху отключиться, как все это тут же сливалось в привычную лжетишину.
Заколдованно-расколдованное царство затягивало в себя, но Белогорск, которого она почти еще не видела, тоже тянул – и перетягивал. Таня быстро прошла две улицы, на которых раньше уже была, и задержалась у подступавшего озера. Над водой нависла плакучая береза, образуя шатер из длинных ветвей, и пространство внутри его казалось особенным. Оно обещало какую-то разгадку или ответ на какой-то вопрос, но раз за разом, как Таня ни всматривалось, ничего не выдавало. Попасть же в само это пространство было невозможно, если только не зависнуть на почти вертикальном склоне или не плюхнуться в озеро.
Там, где начинался настоящий город с многоэтажными домами, всегда хватало времени только дойти до маленькой площади или сквера с фонтаном в виде рыбы, стоящей на хвосте. В куполе воды почудилось что-то знакомое. Таня присела на край каменной чаши – под куполом было такое же точно пространство, как внутри шатра из березы – недоступное и содержащее нечто важное. И что с ним делать, непонятно. Таня пробовала изменять взгляд на прицельный и на размытый, но только увидела на противоположном краю фонтана яркую спортивную девочку, знакомую Егора. Та ее тоже узнала.
– Не наукоград, – поделилась Юля, – а деревня. Какой-то Понивилль1. Вот только здесь нормальный город начался.
– Ты заметила, что у Белогорска нет ни начала, ни конца? – чему-то обрадовалась Таня. – Три года назад я отдыхала здесь в лесном отеле, и город оттуда выглядел таким далеким, волшебным. Я все хотела специально приехать, чтобы войти в него…
– Вот и я специально приехала, – скривилась Юля. – Тоже навоображала… Даже сны видела… А все – не такое.
– А какие сны?
Таня так смотрела, будто именно это стоило внимания, и Юля навспоминала что-то о соснах, о флюгерах на красной крыше, повторив, что все оказалось совсем не таким.
– А мне представлялась калитка, – призналась Таня, – сквозная, из тонких металлических завитушек, как будто кружевная. Она распахивалась – и я оказывалась в своем волшебном городе… Я тут несколько улиц обошла, со множеством ворот. Есть какие угодно, а таких – нет. Дачные улицы перетекают в городские, и нет никакого начала, нет ВХОДА. Если ты не в лесу, считай, ты уже в Белогорске. А вот то, о чем ты говоришь, я, кажется, видела.
От сквера с фонтаном лучами расходились несколько улиц. Таня выбрала один луч и скоро остановилась у дома с красной крышей. На подвижной стреле крутился металлический кот: спина выгнута, хвост трубой. Юля вспомнила уже найденный кораблик, обрадовалась:
– Еще один флюгер! Да, очень похоже. Выходит, все не так уныло! Давай еще побродим.
– А как у тебя со свободой передвижения? – осторожно спросила Таня.
– Да нормально. У меня здесь только дед, он – Хемуль.
– Кто-кто?
– Ну, в историях о муми-троллях есть такой зверек – хемуль. Безвредный чудак – ходит-бродит, собирает марки или насекомых. Так что можем гулять до утра.
– Не можем, – медленно покачала Таня головой и словно спряталась под свою челку. – Понимаешь, я выросла с нянями и домработницами – родители бизнесом занимались. Никто ко мне не лез никогда. И вдруг мама бросилась на воспитание. Вывезла меня на эту дачу, ходит по пятам, всегда всем недовольна. Просто не знаю, что делать. Немного свободы образуется только после урока – я возвращаюсь не сразу, брожу где-нибудь, как сейчас…
– После урока? – переспросила Юля. – После какого урока?
– Ну, я хожу к репетитору. Так мама хочет. Меня учит математике сам Пифагор.
