Kitobni o'qish: «Воронье наследство», sahifa 2
– Тебе не к лицу черные крылья, нет-нет, – пробормотала старушка себе под нос, покачала головой. – Не должны были так с тобой поступать. Не должны оставлять одну…
Порой вскользь брошенная фраза, мимолетный жест – и в голове будто что-то щелкает. Не раздумывая, Мэлоун двинулся следом за старушкой. Одно быстрое движение…
– Простите, вы обронили, – тонкая серебряная цепочка с потемневшим от времени медальоном, которая еще мгновение назад была у старушки на шее, теперь оказалась у Мэлоуна в руках.
– А? – старушка обернулась, увидела медальон и в ужасе прикрыла рот рукой. – Я совсем рассеянная стала, да.
Она протянула руку, однако Мэлоун чуть помедлил, прежде чем отдать ей медальон.
– По-моему, вы одна из немногих здесь скорбите по-настоящему, – наклонившись ближе, доверительно произнес он. – Мои вам соболезнования, леди…
– О, тут нечему соболезновать, – на лице старушки мелькнула такая ярость, что Мэлоун невольно отшатнулся. А она, сгорбившись еще сильнее, добавила: – Зови меня бабушкой Клодетт, не нужно «леди». Ты же, наверное, тоже из моих внуков, да? Конечно, да, у меня их столько, внуков, всех и не упомню. Который ты?
– Очень дальний, видимо, – уклончиво ответил Мэлоун. Бросил быстрый взгляд на Эстеллу, вокруг которой гости так и вились, она только успевала изображать вежливую учтивость. Нахмурился.
– Вам не кажется, что все это слишком внезапно? Они ведь были совсем молодыми, очень несправедливо.
– О, я их давно предупреждала, – бабушка Клодетт вдруг положила руку поверх руки Мэлоуна, крепко придавив ее к столу. – Надо держаться подальше от этого дома, слышишь? Всем. Скажи им, скажи, чтобы убирались и не возвращались. И ты. И я тоже.
Бормотание стало совсем неразборчивым.
Если бы кто знал, с каким удовольствием Мэлоун последовал бы ее совету. Прекратил бы затянувшийся фарс, не нужный никому из них. Но…
– Будет очень невежливо так поступить, – он пожал плечами. Не сказать, чтобы его так уж волновала вежливость, но шокировать гостей было не с руки. А вот «бабушке», кажется, было все равно.
– Вежливо, не вежливо, какой в том толк, – ответила она. – Крылья черные уже беду накликали.
Она совсем перестала обращать внимание на Мэлоуна, да и вообще на всех вокруг. Бормоча под нос какую– то нелепицу, задела стоящего к ней спиной парня лет двадцати в темно-синем сюртуке, споткнулась, но продолжила идти в сторону балкона.
– Не обращай внимания, – тот самый парень остановил уже решившего, сам не понимая, зачем, пойти следом за «бабушкой» Мэлоуна. – Пусть проветрится, свежий воздух полезен, а ей особенно.
– Давно она такая? – решил уточнить Мэлоун.
– Сколько ее знаю, а знаю почти с рождения. В детстве забавно было ее сказочки слушать, только…
– Только – что?
Дуновение сквозняка от открытой двери балкона растрепало волосы.
– Ну, – парень задумчиво почесал затылок. – Чем дальше, тем эти сказочки страшнее становились. И непонятнее. Отец предлагал ей поехать к источникам, подлечиться. Только хуже стало.
– Прямо так и предложил, подлечиться, – хмыкнул Мэлоун. – Тогда у меня не очень хорошие новости.
– То есть?
Мэлоун замолк в раздумьях. Наверное, стоило бы промолчать. По правилам хорошего тона точно стоило бы. Но отчего-то простодушный новый знакомый располагал к ответной откровенности. В конце концов, он сам, первым, завел разговор.
– Не обижайся, но либо твой отец не очень умен, либо не очень хочет, чтобы она выздоровела. Такие, как она, ни за что не признают, что больны. Еще и оскорбятся.
– Вот-вот, – вздохнул парень. – «Ты не посмеешь меня запереть, потому что стала неудобной! Не посмеешь прогнать из моего же собственного дома», и потом еще месяц не разговаривала с ним. И вообще ни с кем. Странно, что сюда пришла.
– А по мне так слишком разговорчивая.
«Правда, не очень-то эта ее разговорчивость помогла», – нехотя вынужден был признать Мэлоун. Впрочем… При воспоминаниях о сказанном, по руке пробежали мурашки. Черные крылья, они и впрямь будто незримо парили над поместьем. Герб дома – наблюдающий за гостями с постамента ворон, и то завещание. Когда правда раскроется, когда все узнают о последней воле Барксов, скандала не избежать.
– Ты же не воспринял ее бред всерьез? – рассмеявшись, новый знакомый похлопал Мэлоуна по плечу.
– М? – тот вскинул голову, выныривая из размышлений.
– У тебя вид такой, как будто призадумался. Расслабься, – сказал так, словно последовать этому совету было проще простого. Протянул руку. – А если захочется с кем поболтать, заходи в гости. Поместье Ратлинов, за лесом, тут недалеко. Спроси Вейна, там любой подскажет.
– Ты очень гостеприимен, – Мэлоун пожал Вейну руку. Не обещая ничего определенного, сделал вид, что очень уж заинтересовался бокалом красного вина на столике рядом. Сделал глоток, отвернувшись в сторону. Попытался насладиться тонкой мускатной ноткой в аромате, но вместо этого поморщился, будто перед ним была настойка полыни.
Нужно будет воспользоваться приглашением. Даже если оно сделано лишь из вежливости – наверняка так и есть – поймать Вейна на слове. Расспросить старушку в более спокойной обстановке.
– Вам должно быть стыдно за себя, дядюшка! – донеслось с другого конца зала.
Строгий, поучительный тон, точь-в-точь отчитывающая подопечного гувернантка. Мэлоун и сам невольно выпрямил спину, хотя слова Эстеллы были обращены вовсе не к нему.
– Но я просто хотел… – коренастый краснолицый дядюшка переминался с ноги на ногу, раздувая ноздри. Договорить не успел, прерванный эстеллиным:
– Да, я знаю, вы мне добра хотите, – на этот раз спокойнее, сменив гнев на милость. – Только в следующий раз попрошу помнить: если мне понадобится помощь, особенно в поисках помощника, я обязательно сообщу об этом сама.
Отчеканила быстро, а потом так же быстро развернулась и отправилась к другому столу, на этот раз безлюдному. Заинтригованный Мэлоун не удержался, подошел к ней.
– Даже не спрашивай, – опередила Эстелла, не успел он задать вопрос. Взяла со стола зефирную пирамидку, проглотила ее в один присест.
– Не буду, – кивнул Мэлоун. – Но если все достало и хочешь побыть одна – иди. Вряд ли кто осудит тебя за это.
– Думаешь?
– Уверен. В случае чего постараюсь их отвлечь, твоего ухода и не заметят.
Эстелла обернулась к ворону, словно спрашивала разрешения. И, Мэлоун готов был поклясться: ворон подмигнул.
– Спасибо, – прошептала Эстелла то ли ворону, то ли Мэлоуну. Убедилась, что никто на нее не смотрит, и выскользнула из зала.
Не прошло и полминуты, как ворон вылетел следом. Мэлоун вдруг почувствовал себя ужасно одиноко, пусть вокруг и было полно людей. Людей ли? Что ж, им нужны развлечения – сейчас они их получат.
– Вы, думаю, знали, – начал он нарочито громко. Гости обернулись в недоумении. – Что предки графини, покойной графини Баркс, прибыли к нам с Паннских островов. Будет правильным проводить ее согласно традициям родины, как считаете?
– А ты знаешь их традиции? – спросил кто-то в толпе.
«Понятия не имею, но сейчас что-нибудь придумаю», – мысленно признался Мэлоун. Он и острова-то эти выдумал на ходу, в очередной раз убедившись: плевать тут все хотели на хозяев дома, даже не знали их толком. Но так гораздо проще.
Грохот за окном избавил от необходимости что-то придумывать. Следом – почти одновременный вопль нескольких голосов со стороны балкона.
Глава 3
Эстелла взяла протянутую нянюшкой Юм кружку горячего морса, обхватила обеими ладонями в надежде согреть закоченевшие пальцы. А раньше она и не замечала этих сквозняков, по-хозяйски гуляющих по коридорам. Просто не обращала внимания, считая само собой разумеющимся. Теперь же все изменилось в один миг.
«Изменится», – поправила она сама себя. Поднялась на несколько ступенек по мелодично поскрипывающей деревянной лестнице. Решила: как только станет графиней, первым делом распорядится, чтобы в доме всегда было тепло. И не важно, насколько дорого это будет обходиться.
Но это позже. Когда исчезнут все «если». А пока…
– Пусть меня никто не беспокоит, – Эстелла взглянула на бронзовые часы с изящным кованым орнаментом, висящие над входом в библиотеку. – До утра, по меньшей мере.
Стрелки показывали без четверти полночь. Врали беззастенчиво. Наверняка врали, как и все вокруг.
– Совсем никто? – уточнила нянюшка. – Даже если вдруг стрясется что?
– Даже если гости устроят погром, – Эстелла ничуть бы не удивилась, случись и в самом деле подобное. – На этот случай у нас есть Дикс с братьями.
– Воля ваша, графиня, но если позволите сказать, – начала было нянюшка Юм, однако Эстелла резко оборвала ее:
– Не называй меня графиней, пока рано.
После услышанного завещания такое обращение казалось издевательством. А уж слышать его от единственного человека, которому все еще могла доверять – вдвойне. Дожидаться ответа она не стала. Поднялась еще на три ступеньки вверх, прошла в гостиную, закрыла за собой тяжелую дубовую дверь.
Кромешную темноту рассеивал лишь свет фонаря, едва пробивавшийся сквозь завесу начавшегося ливня. Эстелла несколько мгновений прислушивалась к барабанной дроби капель по стеклу, шелесту крыльев слетевшего с плеча Гаруша и только после этого зажгла светильник.
– Тебе когда-нибудь было одиноко? – тихо спросила она ворона, уцепившегося за спинку обитого бархатом кресла. – Не хотелось улететь на поиски сородичей?
– Карр!
Эстелла готова была поклясться, что в голосе Гаруша послышались обида и укор. И в том, как пристально уставился на Эстеллу, склонив голову на бок, тоже.
– Забудь. Ты же и не летал ни разу дальше поместья, – отмахнулась Эстелла. Прошла мимо стеллажей с фарфоровыми статуэтками, которые с такой любовью собирала мама. Плюхнулась в кресло.
– Карр-карр! – Гаруш перелетел на подлокотник, недовольно мотнул головой и отвернулся.
– Верно, тебе и ни к чему это, здесь твой дом.
Вместо ответа Гаруш вдруг замахал огромными крыльями так, что Эстелла отпрянула и отгородилась ладонями.
– Знаю, знаю, это и мой дом тоже.
«Должен быть им».
Родители ободряюще улыбались с черно-белого, будто подернутого туманом портрета в простенькой рамке на столе. Этого Эстелла вынести уже не смогла.
– За что вы так со мной? – крикнула во весь голос. Ударила по рамке наотмашь, так что портрет опрокинулся.
Думала, станет легче. Сделать так, чтобы хоть ненадолго ничего не напоминало бы о них. Стало только хуже. Слезы брызнули из глаз, обжигая. Эстелла всхлипнула, но, услышав шелест крыльев, быстро вытерла глаза.
– Да, – Эстелла набрала в грудь побольше воздуха, пытаясь заставить плечи перестать предательски подрагивать. – Не их вина, что они погибли.
Или…
«Они уехали, еще до рассвета», – в тот день эти слова дворецкого ошарашили. Конечно, не так, как пришедшее несколькими часами позже известие. Почему родители так решили? Обещали, что проведут чудесный семейный пикник у Лазурного озера, и даже не взяли ее с собой.
– Они меня не считали частью семьи, – только по тому, как Гаруш склонил голову, Эстелла поняла, что говорила вслух. А поняв, добавила уже громче, с вызовом: – Не считали! Они сами это доказали своим завещанием. Ай, да кому я рассказываю?
Глупая птица, даже если и не такая глупая, все равно не ответит. И никто не ответит. Подруги да кузины слишком заняты, обсуждая личные дела в обеденном зале. Что им до ее переживаний? Нянюшка могла бы выслушать, наверняка бы согласилась, но вряд ли смогла бы понять. Для нее Эстелла всегда была и будет малышкой, которую достаточно обнять и пожалеть, чтобы решить все проблемы.
Впрочем…
Эстелла взяла один из стопки лежащих на столе листов с гербом Барксов в верхнем левом углу. Окунула перо в уже начавшие подсыхать чернила.
Есть один человек, кому она может все поведать. Единственный на свете.
«Не думала, что снова тебе напишу», – вывела она кружевным почерком. И лишь когда поставила точку в конце предложения, чернила предательски выдали кляксу.
Еще несколько дней назад Эстеллу бы это жутко расстроило, но сегодня – сегодня она лишь невесело усмехнулась и продолжила:
«Меня будто в клетке заперли.»
Нет, не так, все не так. Эстелла прижала мягкий, шелковистый кончик пера к губам, призадумалась.
«Не просто заперли. Раньше я ее не замечала, эту клетку. Думала, что вся жизнь так и пройдет легко и беззаботно. Но знаешь, что хуже всего? Я и не хочу ее покидать. Хочу, чтобы она всегда оставалась моим домом. Только моим, не позволю никому другому здесь хозяйничать. Разве я слишком многого прошу? Это все, что у меня есть.»
Буквы начали расплываться перед глазами. Эстелла крепко зажмурилась. К почти стихшей барабанной дроби дождя за окном добавилось легкое, нетерпеливое царапанье, совсем рядом.
– Гаруш, не порти мебель, – строго сказала она, не открывая глаза.
– Карр? – вопросительно-обиженное.
Эстелла пожала плечами.
– Ну да, не тебе же потом приводить стол в порядок.
Чернил на кончике пера почти не осталось, да и в чернильнице тоже было всего несколько капель. Отличный повод быть краткой и тщательно выбирать слова. Только не в этот раз.
«Мне предлагали помощь», – вывела она, с удовлетворением отметив, что рука не дрожит. – «Каждый, кто приехал проститься. Такие искренние, такие заботливые. Но я слышала, о чем они шепчутся у меня за спиной. Только и думают, как бы выгоднее отдать меня замуж. Выгоднее для них, разумеется.
А если взять и послушать совета Мэлоуна? Не становиться графиней и посмотреть, как они все перегрызутся между собой?»
Идея показалась настолько заманчивой, что на лице Эстеллы заиграла улыбка. Она еще раз перечитала последние строчки. Да, было бы неплохо сделать именно так. И…
– Нет уж, – сказала она вслух невидимому собеседнику.
Слишком жестоко по отношению к ним.
Письмо было аккуратно сложено пополам. Конверта рядом не оказалось, да он и не был нужен: Эстелла не собиралась отправлять письмо несуществующему адресату. Вместо этого она поднесла его к пламени свечи.
Было что-то завораживающее в наблюдении за тем, как слова становятся горсткой пепла, оставаясь лишь мыслями в голове. Мыслями, которые тоже стоило бы поскорее обратить в ничто. Только так можно двигаться дальше. Наконец-то заняться тем, ради чего и пришла сюда.
Эстелла подошла к комоду из черного дерева, который родители называли «хранилищем воспоминаний». Когда-то она посмеивалась над таким чересчур пафосным названием. Знала, что хранятся там сущие безделицы. И лишь теперь осознала их истинную ценность.
В первом ящике обнаружились программки с представлений, на которые они ходили всей семьей. Эстелла и не ожидала, что родители захотели их сохранить. Разноцветные бумажные дверцы в прошлое. Эстелла вновь ощутила вкус ванильного мороженого, что было куплено в перерыве «Ласточки в небе». Тихонько пропела привязчивую мелодию из «Невероятного путешествия Виралики». Откладывала программки одну за другой.
Были среди них совсем недавние, яркие и глянцевые. Эстелла с удивлением отметила, что о некоторых даже не слышала, хотя уж впечатлениями-то родители могли поделиться, если не брали ее с собой. На «Летнее утро» и вовсе ходили в ее прошлый день рождения, хотя сослались на срочные дела. Это оказалось настолько обидным, что Эстелла смяла программку в кулаке, но уже через мгновение одумалась, разгладила бумагу и отложила в сторону, сама до конца не понимая, зачем. Лишнее напоминание о том, как на самом деле относились к ней родители? Эта мысль помогла немного притупить боль от потери.
Оказались среди программок и те, что уже начали выцветать, а пара из них так и вовсе была едва ли не старше самой Эстеллы. Наверное, для родителей они и впрямь были ценными, а вот ей нестерпимо захотелось поступить с ними так же, как несколькими минутами ранее с письмом. Помешала замеченная в последний момент на дне ящика серебристая пластинка-кулон с выгравированным на ней скрипичным ключом и надписью «Музыкальный театр «Инкансо»». Тот самый, куда родители ходили в день ее рождения.
Эстелла сжала пластинку между пальцами, некоторое время вглядывалась в каждый завиток рисунка и надписи.
«И что ты тут рассмотреть пытаешься?» – спросил занудный внутренний голос, напоминающий карканье Гаруша.
Ответить было нечего, так что Эстелла повесила пластинку на шею и открыла следующий ящик. Вернее, попыталась открыть, однако он оказался запертым. Пришлось дернуть изо всех сил, и еще раз, но замок лишь жалобно щелкнул, не желая подпускать к секретам, которые хранил.
За спиной послышался шелест крыльев, и Гаруш уселся на комод. Издал вопросительно-любопытствующее «Кар?» От такого пристального наблюдения стало не по себе, словно она и впрямь пыталась сунуть нос, куда не следует.
Раньше – не следовало, и это была чистая правда. Теперь же ее это напрямую касалось, так что немой укор птицы не подействовал.
– Не хочешь помочь? – пожалуй, прозвучало чересчур нагло, по крайней мере на взгляд Гаруша, который взмахнул крыльями так, что едва не отвесил пощечину. От неожиданности Эстелла даже вскрикнуть не догадалась, только машинально отмахнулась от ворона. Пробурчала недовольно: – Ладно, сама справлюсь.
«С закрытым ящиком-то, может, и справлюсь», – она огляделась в поисках мало-мальски подходящего на роль отмычки предмета, встретилась взглядом со сверкающими янтарем глазами Гаруша, внутренне сжалась. – «А вот как справиться с тобой – это проблема посерьезнее».
Совсем ручной, тактичный и все понимающий ворон. Был. При родителях. А вот Эстеллу постоянно норовил ущипнуть, стоило им отвернуться. Они лишь посмеивались на ее жалобы.
Теперь стало совсем не смешно.
Еще раз, на всякий случай, дернув ящик на себя, Эстелла сняла любимую, серебряную с бирюзовыми цветами, заколку. Повертела в руках, примерила к замку. Будет очень обидно, если сломается, а сломается наверняка, слишком хрупкая застежка. Но не попробовать она не могла.
– Так не получится.
Не знай Эстелла, кому принадлежит этот голос, запросто бы решила, что Гаруш вдруг решил заговорить по-человечески. Да что уж там: на мгновение именно так и решила. Разжала руку, так что заколка осталась торчать в замке. Обернулась убедиться, с кем именно разговаривает.
– Давно ты тут? – впрочем, стоило Мэлоуну выйти на свет, как знать ответ тут же расхотелось, а он и не спешил отвечать. То ли тени так падали, то ли он в самом деле был чем-то не на шутку встревожен, трудно было определить. По коже пробежали ледяные мурашки. Или все дело в сквозняках? Попытавшись скрыть нахлынувшие плохие предчувствия, Эстелла добавила нарочито-строго: – Будешь так прятаться, однажды кто-нибудь решит, что у тебя недобрые намерения.
– То есть сейчас ты так не думаешь? – Мэлоун поднял отложенные в сторону свежие программки.
Сказал это так, что Эстелла с трудом подавила желание оказаться как можно дальше. Продолжила стоять на месте и была невероятно рада этой своей маленькой победе.
– Будь это так, Гаруш бы предупредил, – выхватив программки из рук Мэлоуна, она положила их на стол и прижала ладонью. Бросила ворону недовольное: – Мог бы дать знать, что тут посторонние.
– Карр, – ответил ворон и отвернулся. Мэлоун подошел к нему, пригладил распушившиеся перья.
– Он тебе говорил. Если хочешь с ним поладить, придется научиться понимать.
От того, с каким довольным видом Гаруш запрокинул голову – казалось, еще чуть-чуть, и заурчит – стало жутко досадно. Эстелла сжала губы и процедила:
– Вот может и научишь? У тебя-то отлично выходит.
– Может быть, – Мэлоун пожал плечами. – В другой раз, когда тебе будет, что дать взамен.
– Ах ты! – от возмущения Эстелла задохнулась и не смогла больше сказать ни слова. Уже замахнулась для пощечины, но Мэлоун успел выставить перед собой ладони, словно щит.
– Тише, тише. Не представляю, что ты себе вообразила, но…
– По-моему, прекрасно представляешь, – хмыкнула Эстелла, уже немного пришедшая в себя. Щеки пылали, и она успела порадоваться, что свет достаточно тусклый, так что вряд ли это было заметно.
Мэлоун что-то произнес одними губами, встряхнул головой, прежде чем вновь поднять взгляд на Эстеллу.
– Ты правда хотела узнать у меня секрет приручения своенравной птицы? Сдается мне, сейчас тебя другое больше волнует.
Эстелла поморщилась, не желая признавать его правоту. Но еще больше она была недовольна собой: за пустой болтовней из головы совершенно вылетело, ради чего сюда пришла.
– Сейчас? Да, пожалуй, – она указала на торчащую из замка заколку. – Очень нужно достать кое-что из ящика, а он заперт, как назло.
Мэлоун вынул заколку, протянул Эстелле.
– Уверена, что нужно? Если там и хранится что-то важное, то не для тебя.
– Не забывай, теперь все, что в этом доме, принадлежит мне.
– Пока еще не принадлежит, – напомнил Мэлоун, и Эстелла поморщилась, как если бы съела сразу несколько долек лимона.
– Придется это исправить.
Эстелла скрутила волосы в пучок на затылке, заколола. Не слишком аккуратно, но возможности как следует заняться прической сейчас не было. В одном из открытых, а потому не слишком интересующих пока ящиков комода отыскала нож для вскрытия конвертов, и на лице засияла победная улыбка.
Как выяснилось через пару минут, радость была преждевременной. Сверкающая костяная ручка скользила в руке, а замок никак не желал поворачиваться.
– Точно помощь не нужна?
На несколько мгновений Эстелла успела позабыть о присутствии постороннего и теперь недовольно поморщилась.
– Не хочу ни с кем делить секреты родителей, – еще одна попытка. Замок жалобно скрипнул, поддаваясь. – А с тобой тем более.
«Ну же, почти получилось».
Рука предательски соскользнула. Собственный вскрик Эстелла услышала раньше, чем ощутила жжение в ладони, и точно раньше, чем заметила выступившую капельку крови.
– Дай-ка сюда, пока не покалечилась.
Мэлоун забрал у нее ножик, отложил в сторону. Однако ладонь отпускать не спешил. Наклонился ближе, внимательно всматриваясь. Эстелла настолько смутилась, что отдернуть руку не пришло в голову.
Мама всегда говорила, что ухоженные руки – признак настоящей леди. У Эстеллы же они больше походили на руки неумелого поваренка. Даже скорее подмастерья неумелого поваренка. Нестерпимо захотелось скрыть это безобразие под перчатками.
– И к чему такая забота? – лишь когда Мэлоун перевязал ее ладонь платком, Эстелла пришла в себя и сделала шаг назад.
Мэлоун только пожал плечами.
– Не всему нужны причины.
Сказал так, будто и впрямь всего лишь сделал то, что полагается в таких случаях, и от этого стало самую капельку неприятно. Пока Эстелла пыталась решить, притворяется он или нет – ладонь все еще слегка покалывало от прикосновений – Мэлоун отвернулся.
Пара ловких движений, которые Эстелла даже не успела уловить, и замок на неподатливом ящике издал характерный щелчок.
– Любопытно, откуда вдруг такие умения? Прокрадываешься невидимкой, с легкостью вскрываешь замки.
– Поверь, тебе лучше этого не знать, – Мэлоун чуть выдвинул ящик и отошел в сторону.
– Прошу.
Со своего места Эстелла смогла разглядеть стопки пожелтевших конвертов, но подходить не спешила.
– Ты подозрительно добр.
– Просто решил, что ты имеешь полное право первой взглянуть, что там.
Эстелла уже подошла к комоду, протянула руку к перевязанной алой лентой пачке писем, но остановилась на полпути.
– Первой? – она задвинула ящик и осталась стоять, придерживая его пальцами. – Предлагаешь при тебе читать эти письма? Или отдать, когда сама прочту?
– Сама решай, ты же здесь хозяйка, – Мэлоун продолжал быть слишком уж покладистым. – Но разве тебе не кажется, что будет несправедливо не поделиться со мной находкой?
Дешевая манипуляция. Могло бы сработать, не вырасти Эстелла среди тех, для кого ежеминутно жонглировать словами и доводами в своих интересах – привычная рутина.
– Только если честно ответишь на один единственный вопрос, – она внутренне вздрогнула, поняв, что в точности копирует маму, отчитывающую провинившуюся прислугу. – Зачем ты сюда пришел? И не вздумай сказать, что решил полюбоваться на наши фамильные коллекции на ночь глядя.
– Причина та же, что и у тебя, – уклончиво ответил Мэлоун и отчего-то помрачнел сильнее прежнего.
Эстелла покачала головой.
– Я же просила, ответить честно. Здесь нет дорогих твоему сердцу воспоминаний, и я сильно сомневаюсь, будто ты знал, где мои родители хранили свои.
– Ладно, подловила, – не стал отпираться Мэлоун. – Узнал, что ты здесь и решил проверить, в порядке ли.
– Нянюшка сболтнула, да? – Эстелла не смогла скрыть досады.
– Я умею быть убедительным, если нужно. А с ней все оказалось просто, учитывая… не важно.
Он вдруг замолк, отвернулся, стал барабанить пальцами по столу, и от этого стало только тревожней.
– Учитывая что? – Голос дрогнул, но Эстелла быстро взяла себя в руки. – С чего бы мне быть не в порядке?
Несколько мгновений молчания показались вечностью.
– Завтра будет еще одна церемония прощания. Вряд ли такая же торжественная, но…
– К-кто? – едва смогла выговорить Эстелла. Осознать услышанное до конца не получалось.
– Бабушка Клодетт. Она так просила себя называть.
«Она была хорошей», – застучало в голове. – «Хорошей. Немного не в себе, а порой и не немного, но хорошей. Лучше многих, кто сегодня собрался в этом доме. Почему она? Почему…»
– Почему ты сразу не сказал? – Эстелла с удивлением услышала стальные нотки в собственном голосе.
Кажется, Мэлоун тоже услышал, потому обернулся.
– Не уверен, что я тот, кто должен сообщить такую новость.
– Или не посчитал нужным сообщить? – внутри все закипело. – Это нарушило бы твои планы. Что с ней случилось?
– Неудачно полетала с балкона, – Мэлоун сказал это так буднично, словно и не о человеке вовсе. – Или кто-то ей в этом помог. Буду рад, если ошибаюсь, и все это просто случайности. Смерть твоих родителей, теперь это. Лучше проверить до того, как произойдет новая.
Эстелла не могла поверить своим ушам.
– Как ты можешь сейчас об этом думать?
Сказала и тут же одернула себя. Не так уж трудно сохранять здравомыслие, если погибшие не были достаточно близки. Но тогда зачем так настойчиво пытаться найти виновных?
– Сомневаюсь, что заламывание рук и причитания помогут решить проблему, – он подошел, обхватил Эстеллу за плечи. Так внезапно, что она не успела отшатнуться. – Слушай, если тебе кажется, что мне легко рассуждать и искать причины, лучше еще раз подумай. Сейчас не самое подходящее время оплакивать умерших, как бы нам того ни хотелось.
Неожиданно для себя самой Эстелла кивнула. Достала из пачки писем одно, на котором еще чувствовался терпкий аромат неизвестной пряности.
– Тогда для начала давай узнаем, что так хотели скрыть мои родители.
Адреса на конверте не значилось, только выведенное размашистым почерком: «Графу и графине Баркс, лично в руки». Эстелла обернулась к подозрительно притихшему ворону.
– Не ты, случайно, почту разносил?
Возмущенное «Карр-Кар!» было вполне очевидным ответом.
– Лучше больше не оскорбляй его такими предположениями, – посоветовал Мэлоун. – А то можешь не надеяться на хорошее расположение.
Эстелла пробурчала:
– Перестань меня поучать.
Развернула вложенное в конверт письмо и издала разочарованный вздох. Тот же размашистый почерк, что на конверте, но вот прочесть написанное было решительно невозможно. И вовсе не из-за неразборчивости, каждая буква была выведена с тщательностью, какой обладают законченные педанты или очень старательные дети, недавно научившиеся писать и гордящиеся этим. Буквы складывались в слова, значения которых Эстелла не могла понять. Она с досадой бросила письмо на стол, около которого стоял Мэлоун.
– Знаешь, что это за язык?
Она спросила наугад, вовсе не надеясь на положительный ответ, но Мэлоун, лишь мельком взглянув на письмо, так побледнел, что стало ясно: попала в точку.
– Дело не в языке, – нехотя протянул он. – Но прочесть могу, да. Только нужно время.
– Не страшно, до утра полно времени, никто и не заметит нашего отсутствия, – Эстелла поудобнее уселась в кресло, однако Мэлоун положил письмо обратно в конверт.
– И еще нужны кое-какие ресурсы, а в этой комнате их нет. Во всем поместье вряд ли отыщутся. Придется мне ненадолго съездить домой.
С этими словами он спрятал письмо во внутренний карман сюртука, а следом и остальную пачку.
– Хэй! – возмутилась Эстелла, преградила путь к выходу из библиотеки. – Не думай, что позволю тебе унести их в неизвестном направлении.
– А придется, – Мэлоун обошел ее, будто пустое место. – Тебе придется поверить, что я вернусь с расшифровкой, или попытаться прочесть самой.
Перешагнул порог, не оборачиваясь, и Эстелла вынуждена была почти бежать за ним следом по коридору.
– Ты не оставляешь мне выбора!
Она бы многое хотела наговорить, пусть потом и пришлось бы об этом жалеть. Уже набрала побольше воздуху, чтобы начать тираду, поравнялась с Мэлоуном… и едва не столкнулась с вышедшим из-за поворота поверенным.
– О, вот и замечательно, – он улыбнулся так натянуто, что не было сомнений: все совсем не «замечательно» – Мы как раз вас разыскивали, графиня.
– Мы? – Эстелла заглянула поверенному через плечо. Заметив стоящую там, нетерпеливо переминающуюся с ноги на ногу фигуру, процедила сквозь зубы: – Дядя Вилтон? Вам-то я зачем понадобилась? Мы, кажется, все уже обговорили.
– Я бы так не спешил на вашем месте, – поверенный примирительно поднял руку. Взглянул на Мэлоуна и покачал головой. – Это конфиденциальный разговор.
Толстая папка с бумагами в руках поверенного не предвещала ничего хорошего, а чересчур довольное, прямо-таки сияющее лицо двоюродного дядюшки это только подтверждало.
– У графини нет от меня секретов, – вмешался Мэлоун. Эстелла в знак благодарности взяла его под руку. Услышать плохие новости в одиночку было так страшно, что ноги подкашивались.
– И лучше нам поговорить как можно скорее, – как голосу удавалось оставаться твердым, Эстелла не представляла. Быть может, помогло присутствие усевшегося на плечо Гаруша? – У меня нет времени на пустяки.
Она открыла дверь в ближайшую, гостевую комнату, села на мягкий бархатный диван, указала поверенному на точно такой же напротив себя. Удивленно вскинула брови, когда дядя разместился рядом с ним. Даже Мэлоун остался стоять позади дивана, не позволяя себе такой наглости.
– Речь, кажется, шла о конфиденциальном разговоре? – Эстелла красноречиво кивнула в сторону двери, но дядюшка Вилтон только заулыбался шире прежнего.
– О, девочка моя, сначала выслушайте до конца. Помощь вам определенно понадобится.
Проигнорировать его. Пусть сколько угодно фамильярничает. Не говорить ни слова. Даже не смотреть в его сторону. Только на поверенного. Выпрямить спину и обращаться только к нему.
– Я верно понимаю, вы что-то обнаружили в их бумагах? – спросила она, указав на папку, лежащую у него на коленях.
