Kitobni o'qish: «С.П.А.С. 107»

С.П.А.С. – значимые ступени, по которым прошла скифская цивилизация, отчаянно боровшаяся жизнью царей Скилура и Палака за возрождение величия Скифии, добытой на полях сражений их предшественником великим Атеем, но обреченная стать на последнюю из них – плиту судьбы Савмака. Роман о времени 135 – 105 годах до н. э., и, эта книга о современном нам мире. Поворот на Восток, разве не означает он, обращение к своим предкам, скифам. Какой символ может объединить людей? По мере выстраивания конструкции книги, не кто иной, как герои произведения, имеющие реальных прототипов, сами раскрывают свою тайну. История любви скифского царя и дочери греческого сфрагистика Евпсихии, кто из них убивает жреца. Как под влиянием внешних обстоятельств меняются отношения влюбленных: царевны Сенамотис и князя Ксеркса, что вынуждает царевну изменить своим чувствам. Во что перерастает детская дружба Лукии и Сагилла в период дворцового переворота и восстания сатавков Боспорского царства. Человеческие судьбы в нечеловеческих условиях вызывают эмоции, близкие современному читателю. Не дрогнет рука, занесшая смертельный меч над головой царя Боспора. Удастся ли Диофанту, пленившему Савмака преодолеть морскую стихию и достичь Синопы? Как загадочные Скифы посеяли свои золотые семена во вселенной. Герои романа живы, и сдается, что история сохранит скифов и передаст их человеку будущего. Чей зов помогает нам отогнать злые ветры и направиться к счастливому берегу каждой человеческой судьбы – Берегу скифской мечты.

Исторический любовный роман

Посвящается моему отцу Горному Борису Григорьевичу

В судьбе каждого человека есть следы прошлого – признаки его предков, сцепл̀ение взаимод̀ействий внешних факторов соврем̀енности с неповторимым характером индив̀ида и р̀еверсные влияния на судьбу его будущего, относительно далекого или близкого. Счастье и удача заключаются в том, чтобы воздействий из будущего было больше.

С глубокой благодарностью каждому творцу, кто посвятил Скифам свои знания и страсть, воплощ̀енные в слове, танце, музыке; живописи, без которых написание книги было бы затруднено; искренней признательностью к первым читателям Ⅰ тома романа.

Предисловие

Когда ощущения приобретают совершенно другие откровения

Есть ли идея, способная породнить Европу с Азией и все страны, возникшие на территории СССР? И есть ли такой пос̀ыл вообще? Несомненно, и это «СкифИя». Представим ее, заглянув в книгу.

В современную нам эпоху активно выстраивается информационная инфраструктура, которая призвана сломить сопротивление человека к принуждению, и ее воздействие устремлено не на социальную психологию, а, минуя социокультурные коды, на архетипы психики, поведение толпы. Первообразы современного человека шлифовались в древние времена, поэтому так важно их исследование, восстановление динамического психологического портрета человека античности скифа, грека, сатарха, тавра. Большинство важных и насущных дел люди игнорируют из-за погруженности в свои дела, проблемы, выживание. Многие привыкли жить в своем маленьком мирке и те страшные вещи, которые можно остановить в зародыше, игнорируются современным обществом. Попытаемся найти организующие черты современных архетипов, исследуя жизнь наших предков. Задача это не простая. Конструкция современного мира держит человека в особом состоянии, когда предметы предстают перед ним, подернутые тончайшим налетом неестественности, фальши, ложных следов, неисчислимых преград, за которыми прячется суть вещей. Так, что даже в местах исторических, туго пропитанных информацией, трудно пробиться к настоящим посылам, когда совершается переход от застывшей грани кристалла к живой клетке мысли.

Нельзя дважды написать первый роман. Свое первое сочинение в этом жанре я посвятила теме Скифов. Оглядываясь на прожитое со скифской темой время, которое, как сейчас понимается, пришло из далекого детства, приходит понимание того, что не всегда правдой является мнение, якобы писатель определяет или интуитивно выбирает тему для своего произведения. Возможно, не он, это его выбирают для решения определенной задачи. Автор выступает лишь частью длинной цепи непредсказуемого и дивного мира переплетающихся неслучайных случайностей и не совсем логичных необходимостей, когда предугадать конечный результат очень сложно.

Несколько слов для тех, кто интересуется процессом проникновения в знания давно минувших дней. «Откуда вы знаете? Мы там не были и не ведаем, что было там на самом деле!» – заявляют равнодушные скептики. Действительно, процесс познания древности сложный, он заключается в особом состоянии, когда глубокое погружение в суть научных источников, крайняя степень заинтересованности, эмоциональная чувствительность и синхронизация с проявлениями природы начинают влиять на восприятие реальности в различных ее срезах и позволяют описать событийность конкретного места в заданных модусах. Состояние обостренной сонастройки, когда органы чувств по-новому начинают воспринимать близость к древним предметам, ритмичный шум моря становятся языком; прикосновение ветра к коже, пульсирующий танец солнечного света сквозь листву, начинают рассказывать истории, скрытые от обычного восприятия, когда ощущения начинают приобретать совершенно другие откровения. Осознать их и передать – вот та движущая сила, которую могут называть восприимчивостью вдохновения. Состояние, когда разум становится мостом между физическим миром и духовным, что позволяет с ясностью исследовать глубины бытия. Состояние, когда глубокие откровения ожидают нас, и по-особому освещенные сухие выкладки начинают говорить о многом. Следует учитывать, что содержание психики человека с его многовековой историей и всего 3-5 миллиметровой толщиной культурного слоя, слабо поменялось за тысячелетия. Как и две тысячи лет назад, люди любят и ненавидят, верят и предают, смеются и плачут. Все повторяется, только на новом витке научно-технического прогресса.

Каковы механизмы развития нашей цивилизации? И как случилось, что давно забытое, казавшееся не нужным, устаревшим оказывается сейчас близким современности? Аналогия вызовов, с которыми столкнулись скифы в свою завершающую эпоху, сегодняшним задачам мира, приближает их к современности. Опыт скифской и древнегреческих цивилизаций владеет паролями победы сил прогресса. Скифы, – вперед!!

Введение

Ключи прошлого открывают пароли будущего.

В превозносящих красоту греческих городах полисах все горделиво, даже пороки, даже язвы. В античные времена нигде не существовало рабовладельческого строя несравнимо великолепного, более отвратительного и сильного, чем в эллинистических государствах и Римских колониях. Однако в начале своего зарождения и становления этот строй был продуктивен по сравнению с предыдущей формацией. Эллинистическая культура оставила бесценные плоды античной философии и искусства. Автору этой книги посчастливилось прикоснуться к некоторым из них, это, прежде всего, наследие философов-стоиков. Передовой мысли научных мыслителей античности не суждено было в достаточной мере смягчить и уврачевать язвы рабовладения греческих колоний. Вспыхивают восстания рабов в различных государствах.

Страсть к свободе и справедливости зажигает скифов; всеобщий взрыв, начавшийся банальным дворцовым переворотом, но переросший в настоящий народный протест под предводительством Савмака, который, приблизительно, в 107-105 году до н. э. терпит неудачу. С.П.А.С. – значимые ступени, по которым прошла скифская цивилизация, отчаянно боровшаяся жизнью царей Скилура и Палака за возрождение величия Скифии, добытой на полях сражений их предшественником великим Атеем, но неминуемо обреченная стать на последнюю из них – плиту судьбы Савмака. События, описанные в первом и втором томах романа, привязаны к территориям проживания скифских племен. Действия разворачиваются на отрезке времени с 135 по 105 года до н. э., однако, сюжет включает событийный анализ истории скифов с восьмого века до н.э. и до третьего века н. э.

Герои произведения имеют своих древних прототипов, а исторические аналогии, вектор судьбы и характер людей близки нашему времени, что наводит на мысль о том, что в глазах истории отрезок в две с лишним тысячи лет не слишком велик. Несколько слов необходимо сказать об особенностях обозначения исторических объектов. В примечаниях указываются географические и другие названия соответственно наиболее общепринятой точке зрения, они не всегда точно совпадают с современными объектами. Так древняя река Танаѝс (Сѝну), ассоциирующаяся с современным Доном, на самом деле, по описаниям древних историков, например, Геродота и координатам Птолемея, соответствует Северному Донцу – притоку Дона. Предположительно, и Борисфен не полностью соответствовал нашему современному Днепру. В качестве его истока древними рассматривалась река Березина̀. Что касается современных топонимов мест, обнаруженных археологами скифских и греческих поселений, то некоторые из них точны, как, например, Херсонес, Калос-Лимен или Керкинитида, другие не соответствуют существовавшему в то время языку античных народов данной территории. Так Кара̀-Тобѐ никак не могло быть именем скифского поселка 2 века до н. э. Поэтому выбрано название, пришедшее на ум, после длительного пребывания на территории уникального городища – Птэхра̀м (Бараний холм). По аналогии выбраны топонимы и для других скифских объектов Тан, Бозайра̀н, Достайрѝ. К сожалению, скифы не оставили следов с надписями, по которым можно было бы с убедительностью судить о названиях их городов и поселков.

Часть первая
Влюбленные скалы

Скилур и Ксифарес отвечают на загадку

Интуиция – священный дар, разум – покорный слуга.

А. Эйнштейн

С. П. А. С.

107

Смысл этого названия прояснится от главы к главе для всех, равно как это случилось и с автором этих строк, который, надо сказать, сразу над ним и не задумывался в полной мере, разве только сейчас, когда события, описанные в произведении, достигли своего логического завершения, и книга почти готова к печати. Таинственные буквы, однажды случайно попавшие ему на глаза в отдаленном коридоре внутреннего экрана памяти, оставляли темным смысл их внезапно явившейся последовательности. Приходилось упорно гадать, не означает ли первая заглавная буква, предположим, Сенамотис, вторая – Посид̀оний (из Апам̀еи) и так далее, а СПАС говорит о спасении, но кого? Сразу и не подумаешь, что по мере выстраивания конструкции книги, когда готово было совершенно другое название, не кто иной, как герои произведения, сами раскрывали свою тайну, по-новому зазвучало «С. П. А. С. 107».

Главы, посвященные царю Скил̀уру, очутившиеся в середине произведения, кричали о таком разочаровании, одну из них так обуревало честолюбие, что невольно откликнулся искусственный интеллект, взявший, да и переместивший ее в самое начало книги, задав тон и всем последующим историям. С этого момента становилось ясным значение первой буквы «С» в названии книги – под ней скрывалось имя скифского царя Скилура.

ↂὫ

Танцующие Арг̀от вместе с Камас̀арией? Откуда они тут взялись? И что они делают среди этих странных людей. Вот и знакомые лица среди неясной толпы: маленький сын Скил̀ура, исчезнувший в двухлетнем возрасте, Ат̀ей с красивой белой бородой, Анах̀арсис с п̀осохом, вокруг которого обвил̀ась зеленая змея, а также загорелый до черноты испол̀ин с широким носом и стеклянными синими глазами. Человек, чье раст̀ерзанное сознание выплывало из тумана фантастического видения, огляделся кругом. Он очнулся от громкого звука упавшего предмета на каменные плиты; мужчина выпрямил спину.

Великий муж гордо восседал на высоком кресле, обтянутом золотистой тканью, и смотрел на грека – учетчика штемпелей и печатей Ксиф̀ареса, уронившего золотой слиток на пол. Сфраг̀истик дрожащими руками поднял драгоценный образец, вернул его на прежнее место и стал делать пометки на листах тонкой кожи, не решаясь поднять глаза на царя. Скил̀ур, как и Арг̀от, достойный исполнитель зав̀етов кочевых скифских родов, обожествлялся при жизни.

Грек, приглашенный самим Скилуром по рекомендации скифской аристократии Пантикап̀ея, был полномочен следить за чек̀аном монет, печатями, верностью составляемых карт земельных владений и прочего хозяйства, подвластного скифскому царю. Ксиф̀арес сидел и писал за столом, заваленным пер̀иплами, штемпел̀ями и печатями, необходимых при чек̀анке монет и упаковке товаров с другими государствами, а царь делал пометки на длинном листе папируса, край которого доходил до колена царя. Скил̀ур просматривал документы с непринужденным и независимым видом; гордая осанка его изобличала настоящего повелителя. Волнистые русые волосы государя были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий умный лоб. Поправляя лист свободной левой рукой, правую – он всегда держал возле рукоятки короткого меча, красные ножны для акинака доставали почти до самого пола. Царь на людях не расставался с оружием.

Сдавалось или так было на самом деле, но Ксиф̀арес весь погрузился в работу. Греческая грамматика так и не принесла ученому мужу достойные плоды в Афинах. Сфраг̀истик угождал скромнице и под руку вместе с ней афинским олигархам, но не завоевал атт̀ическое сердце города. Тогда Ксифарес навсегда расстался с Афинами. По непредсказуемому стечению обстоятельств, ему пришлось оказаться в Пантикап̀ее у босп̀орского царя Перис̀ада ⅠⅤ, где он несколько лет занимал почетную должность по контролю четкости штемпелей на товарах, отправляемых за границу. Он сменил местного сфраг̀истика, который первым стал наносить на черепицу, производимую в Пантикапее, клейма «ПANTI», обозначавших не царский титул, а название города; позже грек даже преподавал грамматику сыну царя, будущему Перисаду Ⅴ.

Ксиф̀арес за долгие годы службы на Боспоре снискал уважение Арг̀ота и всей скифской аристократии. Князю Мелос̀аку, боспорскому скифу, имевшему свое конное войско, стоило больших стараний переманить ученого грека из Пантикапея в Неаполис. Но Скил̀ур положил впечатляющее вознаграждение, и Ксиф̀арес согласился, однако, утаив, что главной побуждающей причиной к отъезду из большого города, где ученый муж был окружен почетом и достатком, было усиливающееся внимание со стороны лохага и Перисада к его дочери Евпсихии, не питавшей симпатии ни к кому из царственных особ. Желание избежать конфликтной ситуации, зачатки которой прозорливый грек обнаружил задолго до того, как могло разразиться несчастье, и ускорило перемещение отца и дочери из одного города в другой. Все произошло так скоро, насколько были быстры лошади Мелосака.

Но от судьбы не убежишь. Смиренно принимал Ксиф̀арес открытие о тайном увлечении своей дочери скифским царем, тот тоже с каждым днем загорался все сильнее при виде Евпс̀ихии. – «Видно такую судьбу уготовили ей боги – не боспорский супостат, так скифский царь завладел ее сердцем», – думал мудрый грек. Свершилось то, чему было предначертано свершиться. Ксиф̀арес тяжело вздохнул, Скилур поднял на него свои проницательные глаза:

– О чем печалишься, мой ученый помощник, что смутило твою умудренную голову? – спросил он грека, отстраняя тонкий листок кожи.

Царь был по-будничному в белой домотканой нижней одежде, расшитой золотой нитью скифской рубахе и темно-красной замшевой накидке, его помощник – в светлом хит̀оне* и напыщенном орнаментами гим̀атии*. Муж, не ожидавший такого вопроса, смутился и, не поднимая глаза от документов, рассматривал одну из новых царских печатей. Он казался очень сосредоточенным. Медля с ответом, наконец, сказал касательно дел, приписывая свои вздохи усталости и заботам о важных вопросах:

– Вот этот тип монет, отчеканенных в ̀Ольвии, никуда не годится, я предлагаю новые знаки – протягивая нарисованный на тонкой коже образец царю, – произнес он. – Слишком слабые оттиски остаются на реверсах монет после нагрева металла: «Ʃκίλουρος».

– Стоит ли выпячивать мое имя на деньгах, мудрый Ксиф̀арес?

– задумался Скилур. – Знать бы такой символ, который объединит всех сколотов лучше всяких букв и моего профиля, а также отвернет от Скифии врагов!

– Нет ничего лучше твоего имени, великий царь, оно объединяет друзей и наводит ужас на н̀едругов.

– Нагнать бы страха на сармат! А символ ищи такой, чтобы стер все кочки под копытами скифских коней.

Воцарилось непродолжительное молчание. Морщинистый лоб мудрого грека хмурился, движениям его длинного носа следовала аккуратно подстриженная тонкая бородка. Это был человек лет сорока – сорока пяти, ниже среднего роста, плотный и даже с выпирающим животом, с коротко подстриженными волосами на большой треугольной голове. Широкий умный лоб грека слабо гармонировал с заостренным подбородком и крючковатым носом, говоривших о придирчивости и мелочности их владельца.

– Как не похожа Евпс̀ихия на своего отца, – думал скифский царь, наблюдательными глазами рассматривая лицо сфрагистика. – Его ли она дочь или просто удалась в свою мать, которую я никогда не видел? Мне ничего не известно о ней, жива ли она?

Раздумья Скилура были внезапно прерваны громкими, радостными криками:

– Эврика! Пид̀ашд! – с этими восклицаниями, обозначающими неожиданную находку, Ксиф̀арес вскочил с лавки; левую руку он прижал к груди, правую вытянул вперед и проводил ею, будто расчищал пространство, чтобы лучше рассмотреть свое видение.

– СПАС 107! – торжественно провозгласил радостный грек. Вот что следует чеканить на скифских монетах.

Не обращая внимания на удивление Скил̀ура, он продолжал мысленный поиск в дебрях своих видений; смотрел он при этом свозь царя, внутренний образ которого как будто и навевал ему открытия тайного смысла новоявленных букв и чисел.

– Истина явилась мне, не обладающему даром пророчества, благодаря тебе, великий царь! Ты спасешь Ск̀ифию, в 107 году она снова станет великой, как и при Атее, под руководством твоим и сыны твоего Палака, – тут он осекся; последняя буква смутила его.

Если значение первых трех символов было столь очевидно для мудрого грека и складывалось в ясное послание: от Скил̀ура через Пал̀ака явится воскрешение величия Атт̀ея; то суть последней буквы «С» ускользала от его понимания.

– Неужели дочери царя Сенамо̀тис предстоит сыграть в скифской истории ключевую роль? – сомневался Ксиф̀арес.

Ему на помощь быстро пришел сам царь:

– Саг̀илл объявится, – глубоко задумался Скил̀ур и разъяснил, – один из моих старших сыновей исчез в раннем детстве. Очень загадочно скрылся он вместе со своей матерью из царской усадьбы, когда я был в ̀Ольвии. Их много искали, но тщетно. Я слишком поздно об этом узнал…

– Сколько лет было бы ему сейчас? – недоверчивый взгляд грека блуждал по бронзовым статуям Геракла и Арг̀ота на коне.

– Сейчас ему был бы двадцать один год; он старше Пал̀ака на два года, которому летом исполняется девятнадцать. Не раз мне доносили, что Саг̀илла нет на этом свете, но сердце вещает мне совсем другое. Мой сын жив!

– Саг̀илл является тебе во снах? – почему-то предположил Ксефарес, продолжая взглядом напитываться силой магической бронзы статуи Геракла.

– Да… Подобный оленю, имеет значение у нас его имя – Саг̀илл, – взгляд Скилура становился теплым. – Где сейчас мой сын?

Интуиция – священный дар, доставшийся людям от богов, приоткрыла царю скифов истину дальнейшего хода событий, но ему следовало бы еще глубже присмотреться; многого он не мог предвидеть в судьбе своих детей.

В далекой любвеобильной молодости Скил̀ура появился на свет мальчик, рожденный простой скифской женщиной, в один день с разницей в два года от даты рождения другого ребенка – вторым сыном государя Пал̀аком. Мать Палака задумала погубить чужого мальчика, чтобы обеспечить своему первенцу наследование власти от Скилура. Царский жрец предсказал царю день, когда родится его преемник, и Скилур горячо воспринял это прорицание. Знатная скифянка новоявленного княжеского рода Мѝрра, имевшая в своей родословной синдских вождей, любой ценой стремилась обеспечить своему сыну наследование царской власти. И не был ли ею щедро задобрен известный жрец для этой цели?

Обрадованный Ксифарес, что так легко разрешилась его задача, глубоко склонился перед царем в знак полного с ним согласия.

– Посмотри на этот документ, – успокоившись, перешел к другому вопросу мудрый грек, – скифские доходы в греческих городах едва покрывают расходы. В ̀Ольвии твое войско чуть не взбунтовалось из-за плохого снаряжения и пищи. Воруют ольвиопол̀иты!

– Об этом мне известно от гонца, посланного Фарз̀оем. Вопрос этот будет решен нашими князьями в ближайшее время, – серо-карие глаза Скилура блеснули пронзительной влагой, крупный нос еще больше выступил вперед, что сделало его лицо более выразительным. – Виновные будут найдены и наказаны!

– Прости, государь, но я счел своим долгом осветить и этот сложный вопрос.

– Так и поступай впредь, я хочу знать все! А теперь отправимся к скалам! Какой совет даст нам Пап̀ай относительно твоей догадки?

Быстро доскакали они на резвых высоких жеребцах до обрыва, где у самого края были выложены особые древние камни округлой пирамидкой с драконом из окрашенного хвоста конских волос на верхушке. Светоз̀арностью особого свойства облачилась стать царя на вершине скифских скал, когда на своем белом коне он замер на самом краю пропасти и любовался своими владениями. Это прозрачное сияние открывало силу царя, и странным воздействием отталкивало свидетеля, наблюдавшего этот дивный свет. Почему так происходило? Могло ли так быть из-за чуждой, глубинного свойства тени, приставшей к государю.

Сегодня царь хмурился, тревожно гудел ветер, разгоняя белые тучи с темно-синими брюшками. Там, вдалеке, зловещим пятном среди идиллии пшеничных полей, богатых лугов, аккуратных домиков и дубовых рощ темнело пятно поселения фрак̀ийцев, выходцев из Эксамп̀ея, прогневавших скифов ростовщичеством и выселенных из Нового города. Не вняли они предупреждениям Скилура о запрете на дачу денег в рост, и были выгнаны не только из Неаполиса, но и его пригородов. Фрак̀ийцы называли свое селение Ятр̀анью в напоминание происхождения своих предков с берегов реки Ятр̀ань; их отношения со скифами столицы носили неустойчивый характер.

Еще больше удивился и вознегодовал бы Скилур, узнай он о том, сколько иеромемнѐсов, выполняющих роль нотариусов, жрецов, свидетелей, судей; всяких договоров, разрешений, дозволений разведется на этих землях стараниями его потомков. Ничего этого не мог знать Скилур, он стоял в глубокой задумчивости и всматривался в неровный из-за лесистости горизонт, к которому уходила извилистая дорога, и вспоминал, как по ней везли природный материал для возведения толстых оборонительных стен Нового города.

Новый город

Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.

Им умастивши прекрасное тело, власы расчесала,

Хитро сплела и сложила, и волны блистательных кудрей,

Пышных, небеснодушистых, с бессмертной главы ниспустила…

Легким покровом главу осенила державная Г̀ера,

Пышным, новым, который, как солнце сиял белизною…

Гомер «Илиада»

После возведения укрытий стали обустраивать город. Вначале Аргот задумывал его только как оборонительное сооружение, где будет находиться ставка скифских царей, и расположится военная аристократия Скифии. Но время внесло свои коррективы. «Стойте» – приказал Скилур воинам, строителям и переделал столицу; возвел дворцы, общественные строения, культовые сооружения и жилые дома с портиками и греческой лепниной, мраморными и бронзовыми статуями; новые ямы для зерна вдоль дороги накрыли надежными плитами. С ранними оттепелями вереница подвод, запряженных безрогими быками, в сопровождении конных въезжала и выезжала из боковых ворот крепостной стены, за которой рос будущий Неаполис. Целый день от зари до зари камни, дерево, глина и мрамор для строительства, требовавшиеся все в больших и больших количествах, широким потоком стекались к южной стороне природного возвышения.

К концу осени очертания Нового города выпукло очерчивались на сером фоне дождливого неба, лившего холодные капли-слезы, будто небосвод предугадал недолгую счастливую жизнь красавца-города на пологой вершине дикого холма. А, может, небесная твердь плакала о том, что ни одна крупица привезенных материалов не была израсходована для помощи простым скифам, ютившихся в низких хижинах из сырцового неотесанного камня или полуземлянках, а то, и просто в юртах. Но именно их руками было создано сказочное архитектурное великолепие. При тех громадных затратах скифских князьков и греческих купцов для возведения своих пышных домов с галереями, уставленных статуями из мрамора, строительства храмов, торговых площадок, не было сделано ничего для достойного обустройства пригородных жилищ простого народа.

Всем нравилась архитектура Неа̀полиса, она приводила в восторг всех скифов и ̀эллинов, в город устремились гости из ближних и дальних стран; на его территории поселились заморские навархи со слугами, навклеры и воины, греческие купцы, фракийские дельцы и другой разношерстный люд, который сопровождает сильных мира сего в их повседневной жизни. Разросся и пригород столицы, где строились ремесленные и кузнечные мастерские; на широких полях и в густых садах крестьяне выращивали и собирали богатый урожай.

К тому времени, о котором пойдет речь, дела обстояли следующим образом. Скифское государство находилось на полуострове Таврика со столицей Неа̀полис в самом его центре, большими для того времени городами-крепостями Хаб̀еи и Пал̀акий; Скил̀уру подчинялась также Добр̀уджа и ̀Ольвия, где чеканили монеты ск̀ифскому царю, а греческая культура все больше проникала в жизнь оседлых скифов.

– Что о прошлом плохого можно сказать, это все слышали, а что хорошего – никто не помнит*, – стали поговаривать старики.

Как понимать их слова? Усилиями некоторых эллинизированных князьков, внушали простому люду презрение к варварским обычаям скифских предков, поклонявшихся змееногой богине ̀Апи, подсчитывавших победы по числу поверженных голов врага, отвергавших хождение денег и ростовщичество, живших общинно и просто.

– Возроди по-новому обычаи предков, отгони тень – просил царя мудрец. – От этого зависит, воскреснет ли былое величие скифов!

– В чем притягательность светильника? Нужна внутренняя стройность. Нельзя отбросить достижения греков, – последовал ответ.

Спокойствие, с которым отвечал Скилур, только кажущееся, внутри у него совсем не было спокойно. Он получил донесение от скифов Боспора – узнав про поход скифских князей в земли Истра, на берегах которого живут фракийцы, сарматы домчались до Пантикапея, устрашили кровопролитием Перисада*, выбили дань с Боспорского царства и, как ни в чем не бывало, вернулись в свои степи.

Царь созвал Совет парал̀атов*, на него явилась военная верхушка Неаполиса и города-крепости Хаб̀еи.

– Клянусь Пап̀аем, нам предстоит веселый год. Сочли за волшебство когда-то предки греков, что Агаэ̀т* им уступил за бр̀осовую дань кусок наших земель. Там Боспор сегодня процветает! Теперь льют воду всем на голову! Но мы-то помним, как милет̀яне силой прихватили часть скифских городов. С тех пор нам ничего не остается, как вмешиваться в политику Боспора, – говорил Скилур своим советникам, и они соглашались с ним. – Мы отличим быка от рыбы!

– Пора Перисаду дать Савм̀аку больше полномочий. Без этого не остановить сармат. Они совершают все более дерзкие налеты. Валы между степью и Рыбным путем* не помогают.

– Враги со всех сторон! – выкрикнул Пал̀ак. – Нам сарматский север угрожает. Скифам дорого обходится наивность, когда считали сармат своими братьями! Смирные овечки с львиной пастью! Пронзают, как стрела степи Тавриды; добираясь до Боспора, и грабят всех!

– Неслыханная наглость, – подтвердил Мак̀ент, – в Пантикап̀ее скифов стали притеснять! В столице невозможно протолкнуться от купцов заморских, везущих из-за моря всякий хлам. А золото сатавков: просо и пшеница, задаром утекают в Геракл̀ею на чужих триѐрах.

– ̀Эллины готовят новое морское правило, – Дулан̀ак затронул больную тему. – Мы получили скиталу от Савмака: «Скифские товары обложать пошлиной». Сам же Перисад приказал тянуть время. Не отправлять скифам мечи из боспорских эргастерий.

– Пошлины! Верные вести от Савм̀ака? – князья переглянулись.

– Известно из разговора Перисада и советников, – ответил царь. – Послы от Митридата напели! Хотят поссорить царских скифов с общиной города. У местных уже не арендуют землю под посевы за денежный фор̀ос*. Отбирают хитростью и силой пшеницу у сатавков!

– Без Диоф̀анта здесь не обошлось. Хитрый лис! Проксѐн*! Не столько воин, сколько гад ползучий, – зло произнес Палак. – Ему неведома жалость так же, как и любовь.

– Мы побеждали ̀эллинов, пока понт̀ийский царь не перебросил через море воспитанника Перисада. Да, Диоф̀ант хитер, умеет ладить с Перис̀адом, не в пример Савм̀аку, – сокрушался Скилур.

– Савмак слишком молод и неопытен. Досадно, что Арг̀от земной наш мир оставил, – заступился за друга Пал̀ак.

– Боспор̀иты тянут время, наблюдая, чем закончится осада Херсонеса, – сказал Мак̀ент. – Хитрят, чтобы поднять цену на мечи. Где наше производств? Нет наших домен; проклятье на сармат.

– Через кого боспориты сообщат о своем отказе? – уточнил советник царя Фарз̀ой, самый молодой и красивый из князей, одетый в широкие красные штаны и кафтан из светлой замшевой кожи.

– Весть об отказе от договор̀енностей в пути. Ее возложат на старейших горожан общины города, – предположил Мак̀ент.

– Нет, вывернут греческий душой Совет магистратов, – продолжил царь, засмотревшись на опрятный вид молодого князя, потом перевел взгляд на нечесаную бороду советника. – А ты, Макент, бери пример своеводы крепости Хаб̀еи.

– Фарз̀оя? А со мной, что не так? – Мак̀ент вызывающим взглядом отвечал на всеобщее веселое внимание князей.

– Борода твоя опять не чесана? – Скилур, шутя, погрозил кула-

ком советнику. Когда твои усы и борода будут аккуратно подстрижены?

– Да, что там! Далась вам моя борода? – Мак̀ент смущенно

схватился рукой за подбородок, пытаясь разгладить густые волосы. –

Я вам о боспоритах, а вы мне – про бороду!

– Гм-м, Савм̀ак и Мелос̀ак получат сведенья далеко не последними, – прерывая смешки товарищей, рассуждал вслух скиф с морщинистым лицом по имени Дулан̀ак. – Отправлю к ним своих людей.

– Посылай проверенных! А тебе задание, Фарзой, – приказал царь, – собрать все недоимки в ̀Ольвии. Проверь, какова мера золота при отливке наших монет? Не уменьшили ли ее греки самовольно?

– Хорошо. Когда выезжать мне, Скилур, – отозвался Фарз̀ой, – а главное, в походе нужен надежный попутчик. Могу я взять с собой племянника, князя Кс̀еркса?