Kitobni o'qish: «Моя дорогая»

Shrift:

* * *

– Вот, полюбуйтесь, – сказала Надя. – Кажется, с длиной брюк я угадала? И рукава у блузки – в самый раз?

– Девочки, я извиняюсь, но любопытство сильнее меня… А вы кто друг другу? Сестры? – словно не услышав Надю, спросила клиентка с редким именем Катрина, оглядывая себя в зеркале. И тут же торопливо добавила, встретившись взглядом с Надей в отражении: – Если сестры, то совсем не похожи!

Надя улыбнулась, метнула, в свою очередь, невольный взгляд на Ольгу. А вот та чуть нахмурилась. Что и следовало ожидать. Ольгу всегда задевали подобные вопросы, Надя же к ним относилась спокойно. Открытость клиента – высшая степень доверия. Да, это бесцеремонность, но бесцеремонность не самый страшный грех. Отчего не ответить, не открыться самим?.. Тем более что и секрета-то никакого нет.

– Мы не сестры. И не любовницы. И даже не подруги, – охотно отозвалась Надя. – Мы с Олей – компаньонки.

– Да-а? – воскликнула Катрина, но взгляд ее заметно поскучнел. – Как это? Если, конечно, вас не затруднит объяснить…

– Нисколько. У нас с Надей свой маленький, но коллектив. Фабрика, пусть и в обычной квартире. Мы с Надеждой – партнеры по бизнесу, – сдержанно пояснила Ольга. – Она шьет одежду, я работаю в основном с кожей. Какую-нибудь классическую модель сумки принести? Продукт уже моего труда, так сказать…

Катрина задумалась, глядя на свое отражение в зеркале. Клиентка обладала весьма нестандартными формами: узкие плечи, широкие бедра, большая грудь и в довершение – явно прорисованная талия. Ко всему прочему еще и невысокий рост. К такой фигуре трудно подобрать одежду: либо сверху широко, либо снизу, о талии производитель обычно забывает, а если и вспомнит, то она из-за роста сползает на бедра. Брюки и юбки обязательно приходится подшивать…

Словом, Катрина, намучавшись с магазинами готовой одежды, решила обратиться к услугам портних. Опыт с индпошивом у нее имелся, но негативный. Она еще на первой примерке сообщила Наде, сколько раз потерпела фиаско, делая заказы в ателье. То затянули с пошивом чуть ли не на месяцы, то испортили ткань, то не стали прислушиваться к ее пожеланиям…

– Как же мне нравится! Мне все нравится! – не ответив Ольге, с восторгом произнесла Катрина, поворачиваясь перед зеркалом. – Это и просто, и… идеально.

– Черные брюки и светлая блуза – классика, – любуясь своей работой, согласилась Надя. – Главное, не белая, а именно светлая ткань с каким-либо оттенком: серым, бежевым, розоватым… Экрю, молочный, слоновая кость… Чисто-белый редко кому подходит.

– Да, да. И не надо никаких рюшечек, завязочек, манжет невероятных. Ничего лишнего! – кивнула Катрина. – Это для молодежи хорошо, а в моем возрасте…

– Ну какой ваш возраст! – вспыхнула Ольга. – Сейчас возрастные рамки сдвинулись, рано себя в пожилые записывать.

– Я понимаю, но… мне сорок два, – кокетливо вздохнула Катрина. – А сорок два – это не двадцать два. Да, Оленька, принесите мне сумку, но не кожаную, а… как вы ее называли? Экосумка?

– Да. Очень недорого, кстати, – Ольга вышла из комнаты, вернулась через минуту, с ворохом сумок на локте. – Пакеты из полиэтилена сильно загрязняют планету. Века лежат в земле, не разлагаясь. А это сейчас новый тренд, вот такие сумки для покупок, вроде тех авосек, что были у наших бабушек раньше… Ткань я покупаю оптом – полиэстр, плотный хлопок, джинса, вельвет. Сумки легко стираются, занимают мало места в сложенном состоянии, прочные. Шьются без всяких изысков и быстро. Очень недорого. Тут – самые простые, здесь – уже с узорами…

– Чудесно, чудесно! Вот эту, из джинсовой ткани, возьму. Она подо все, мне кажется, – обрадовалась Катрина.

– Может быть, все-таки кожаные сумки посмотрите? – предложила Ольга. – Они, конечно, подороже того, что вы сейчас выбрали, но, я вас уверяю, все равно дешевле, чем в фирменных магазинах. И потом вторую такую вы вряд ли где встретите.

– Нет, спасибо, я и так уже поиздержалась, – отказалась Катрина, вертя в руках сумку из светло-голубой джинсовой ткани.

– Ну как знаете, – сдержанно произнесла Ольга. Но Надя заметила, что Ольга опять чуть помрачнела. Конечно, Ольге выгоднее продавать кожаные сумки, чем эти, тряпичные. – Может быть, желаете кошелек, ключницу авторской работы?

– Нет-нет, благодарю.

– Подарок мужчине – бумажник? – настаивала Ольга.

– Вот, кстати, про мужчин, – спохватилась Катрина, обернулась к Наде, которая теперь стояла в стороне молча. – У меня есть кузен. То есть двоюродный брат, зовут Филиппом. Он помладше меня, ему тридцать восемь, но, девочки, это же просто кошмар! Я понимаю, он работает на «Скорой», это тяжело и выматывает, но он же просто… Даже не знаю, кто он. Одевается непонятно во что, в магазин его не затащишь.

– Типичная проблема, – засмеялась Надя. – У него есть супруга или девушка? Обычно жены проявляют инициативу и водят своих благоверных по магазинам.

– Да нет у него никого, один как перст, и потому одичал совсем… – охотно болтала Катрина. – В магазинах он теряется. Хотя я его прекрасно понимаю: заходишь в большой торговый центр, а там – гигантские площади, множество разных брендов, поди разберись… Он себе обычно одежду в Интернете заказывает, что-то такое спортивное, с чем трудно ошибиться, или джинсы – одну и ту же модель, годами. Но в общество с ним не выйти. Вот скоро у моей доченьки выпускной, соберемся всей семьей в ресторане, а в чем наш дядя Филя придет? Опять что-то невообразимое на себя напялит… Джинсы да майку-алкоголичку, с него станется!

– Я не поняла, так под каким соусом вы своего братца нам предлагаете: как клиента или как жениха? – весело спросила Надя.

– Надежда! – возмутилась Ольга.

– В основном как клиента, но ничего не имею против того, чтобы Филипп нашел здесь себе пару, – тоже развеселилась Катрина. – Ой, вы знаете, девочки, я теперь себя совсем другим человеком чувствую! Так всегда, если одежда к лицу, и в ней удобно, и нет этой неуверенности, когда купила что-либо, а потом на улицу боишься выйти, потому что не знаешь, как окружающие отреагируют. А так я чувствую себя – собой!

– Я очень рада, – вздохнула с облегчением Надя. – Только знаете, я мужских костюмов не шью. То есть я могу, но это не мое. Запороть не запорю, но сил потрачу слишком много. Есть портные, которым это в удовольствие, вот они пусть это и делают. Я чаще берусь за что-нибудь простое и легкое в изготовлении. Делаю быстро и недорого, на том и держусь.

– Костюмов не шьете?.. – задумалась Катрина. – Жаль. Но погодите, Филипп на костюм и сам не согласится, скажет, что бесполезная вещь, на один выход… Ему бы брюки обычные и самую простую рубашку.

– Это я могу, – кивнула Надя. – А Оля ему какую-нибудь сумку предложит, чтобы и в пир и в мир. Да, Оль?

Ольга тоже коротко кивнула, тряхнув длинной косой челкой, напоминающей крыло птицы. Высокая, тонкая, в ситцевом пестром сарафане, купленном в торговом центре на распродаже, поскольку они заранее с Надей договорились не «осчастливливать» друг друга своими умениями, чтобы уж ни в чем, ни в одной мелочи не зависеть друг от друга, не быть обязанными и не иметь повода для упрека из серии «Вынуждена носить, ибо сделано руками подруги, а я не хочу ее обидеть», – Ольга и вправду была похожа на какую-то экзотическую птицу. А иссиня-черные волосы, сзади коротко стриженные, открывающие шею, а спереди спускающиеся до подбородка, своим ярким блеском и четким, жестким рисунком прядей напоминали оперение.

Надя, сколько себя помнила и, соответственно, сколько знала свою приятельницу (все же, если всерьез, не для представления перед клиентами, они были в первую очередь именно приятельницами, подругами), немного побаивалась ее. Она, Надя, отчасти разгильдяйка, отчасти болтушка, легкомысленная и порой поверхностная (сама за собой эту особенность знала – избегала всего серьезного), являлась в их отношениях ведомой. А ведущей всегда была Ольга.

Они учились в одной школе, в одном классе, но близкими подругами их никто не называл, у каждой – своя компания. Привет, пока да и только. Потом, после окончания школы, случайно столкнулись в стенах того вуза, в котором, оказывается, они обе теперь учились, только на разных факультетах. Выяснилось, что обеих увлекали дизайн и шитье. Правда, Надю интересовало изготовление одежды, а Ольгу – работа с кожей.

И так получалось, что Ольга всегда знала больше, выглядела серьезней. Но Надя при всем ее легкомыслии слыла человеком надежным и не злым, и тем она очень импонировала приятельнице.

Опять же, их отношения мало напоминали обычную девичью дружбу: изредка перезванивались, вели переписку в сети, обсуждая в основном технологические вопросы, а никак не свою личную жизнь, и в том заключалась своя прелесть. Они не лезли друг другу в душу, не нарушали границ, не проводили долгих вечеров за пустой болтовней, под бутылочку красненького.

Наверное, именно поэтому Ольга и Надя решили работать вместе, вдвоем, не завися ни от какого начальства и в то же время не боясь, что одна из компаньонок подведет другую. Правда, объединились они не сразу после окончания вуза. На несколько лет девушки расстались, а потом вновь возобновили общение. Вот тогда и придумали эту идею – стать компаньонками.

Поселившись вместе в двухкомнатной съемной квартире, они вместе вели расходы и платили налоги. Поначалу думали открыть ООО (общество с ограниченной ответственностью), потом решили, что быть ИП (индивидуальным предпринимателем) более удобно и менее тревожно: никто друг друга не подсидит. У каждой была собственная квартира, но и Ольга, и Надя сдавали их, доходы от сдачи шли в равной мере на оплату общего съемного жилья. Да, конечно, можно было обосноваться в квартире одной из девушек, но какое тогда равенство, какое партнерство?

Вдвоем выживать оказалось проще. И спокойнее, чувствуя рядом плечо надежной компаньонки и давней, проверенной приятельницы.

Что касается личной жизни, то ситуация на данный момент являлась таковой: у Нади в прошлом короткий неудачный брак, затем развод и долгое, неприятное послевкусие от этих отношений, поскольку бывший супруг, Никита, долго терроризировал ее своими визитами и жалобами. Физической угрозы от него не исходило, но вытрясти душу, морально доконать человека он умел превосходно. Положение спасло лишь то, что Надя съехала со своей квартиры и Никита потерял из виду свою бывшую супругу.

Что касается Ольги, то она уже семь лет находилась в спокойных и доброжелательных отношениях с женатым мужчиной. Обоих все устраивало – и Ольгу, и ее любовника, мужчину в возрасте. Со стороны, во всяком случае, Ольга определенно выглядела уверенной и довольной, изредка упоминая в разговоре с подругой о Георгии, своем тайном возлюбленном. Но Надя, примеряя эту ситуацию на себя, думала, что уж она-то точно не чувствовала бы себя счастливой, деля своего мужчину с другой женщиной. Конечно, в данный момент между Ольгой и Георгием ни недопонимания, ни взаимного недовольства не наблюдалось, но что потом? Ольга потратит свои лучшие годы на эти безнадежные отношения и в результате останется ни с чем. Так про себя рассуждала Надя.

Но читать проповеди вслух, специально лезть в личную жизнь подруги и компаньонки Надя не собиралась. Впрочем, сейчас, с предложением Катрины, Ольге выпадает возможность встретиться со свободным мужчиной… Отчего нет? Почему Ольга так сопротивляется и хмурится? Почему ей так важно показать всему миру: «Мне ничего не надо»?..

Ольга молчала, и тогда Надя была вынуждена любезно произнести:

– В общем, Катрина, приводите своего брата. Устроить личную жизнь мы ему не поможем, за этим лучше к свахе, а вот приодеться немного – запросто!

Когда она сказала это, то Ольга, кажется, вздохнула облегченно. А клиентка, Катрина, видимо, поняв, что Ольга и Надя настроены серьезно, им не до сватовства, в свою очередь, расслабилась и принялась откровенничать о брате. Так часто случается, с кем еще поговорить о личном, как не с портнихой (или с парикмахершей, маникюршей)?

– Филипп же мне как свой, единокровный брат. Наши с ним матери – родные сестры, только мама Филиппа умерла рано, и он у нас в семье рос, со мной. Хороший паренек, умница, добрый, не хулиган в школе был. Всегда хотел стать врачом. А отец Фили, Петр Васильевич, – тот еще тип, – нахмурилась Катрина. – Красавец и бабник. Думаю, это он своими похождениями загнал жену, мою тетю, в могилу… О сыне не вспоминал, денег на него почти не давал, какие-то смешные копейки… Мои родители племянника сами поднимали, на свои кровные. От Петра помощи никакой. А сам Петр, едва только жену похоронил (маму Фили), второй раз женился. На очень богатой женщине. Которая к тому же на десять лет его старше.

– Может, это любовь была? – рассеянно заметила Ольга.

– Я вас умоляю! – с сердцем воскликнула Катрина. – Петр сроду не работал, всегда сидел на чьей-то шее, его хобби – фотография – не в счет. Сначала из своего отца деньги выкачивал, тот умер, потом перебрался на шею к первой жене, та тоже умерла. Нашел вот эту Марину, Марину Яковлевну вернее. Старую и страшную. Она всегда такой была, даже в молодости, – старой и страшной, это особый женский тип. Молчит и смотрит, глаза голодные и злые у нее… Я так понимаю, она всегда хотела любви и страстей, а мужчины ее мимо обходили. Так что Петра она себе купила. Он-то думал, облапошил богатую дурочку, а не-ет, – охотно вещала Катрина, – Петр наш попался. Марина Яковлевна держала его то на коротком, то на длинном поводке, не убежишь. Денег давала, машину купила, по заграницам возила, а на сторону – ни-ни, иначе кран закроют. Так и жили. У Марины Яковлевны большие капиталы имелись от ее отца покойного… На проценты шиковала. Две квартиры, одна – огромная в центре, другая – скромная двушечка на окраине, и еще шикарная дача на берегу известного водохранилища. Кто знает про те места, тот понимает: не хуже Рублевки. Сама дача – миллионов десять-пятнадцать, если по нынешним деньгам.

– Это еще немного, – снисходительно улыбнулась Ольга.

– Ага, немного!.. – с азартом возразила Катрина. – Человек со средним достатком на такое заработать не сможет, только через долговую кабалу… А, забыла: у Марины Яковлевны еще антиквариата было много, всякие старинные штучки-дрючки, колье да алмазные перстни…

– Антиквариат – это серьезное вложение, – прилежно согласилась Надя лишь для того, чтобы поддержать беседу. Выговорившийся клиент – счастливый клиент. Огляделась, нашла свое простенькое колечко из обычного ювелирного магазина, лежавшее на гладильной доске, надела его на палец. Она постоянно забывала о нем, снимала во время работы (кольцо было ей чуть велико, мешало, то и дело норовя свалиться с пальца), потом искала… Но всегда находила.

– Ну вот, попался наш Петя как кур в ощип к голодной до любви богачке. Хотя, конечно, я про длинный поводок не зря: иногда Марина Яковлевна чуть отпускала хватку, знала, что порой надо и подышать давать мужу, иначе совсем сбежит.

– Не понимаю подобных женщин, – брезгливо заметила Ольга. – Зачем так унижаться?..

– Я тоже не понимаю, если честно. Но, видно, другого выбора у нее не было.

– А дети? У них дети родились? – уже с любопытством спросила Надя, вертя кольцо на пальце.

– Нет. Я так думаю, Марина особым здоровьем не отличалась, да и Петр – хитрый жук, не хотел себя лишними путами связывать. Он к детям всегда был равнодушен, вон о Филе и не вспоминал даже, – вздохнула Катрина. – У покойного отца Марины много друзей известных имелось, иногда вспоминали о ней, приходили. Адвокат вот этот, слышали? Габричевский! Однажды Марина с Петром поехали на дачу, и Габричевский к ним с визитом заявился. Приглядывал за Мариной в память о друге, ее отце, время от времени. Посмотрел адвокат на Петра, поспрашивал, как да что, и очень удивился, что Марина своего пасынка к себе на дачу не приглашает, дескать, нехорошо и с ее стороны, и со стороны ее молодого мужа о безвинном ребенке забывать. И так это он сказал, адвокат тот, Габричевский, и словно между прочим, и вместе с тем с укоризной, что Марина вдруг застыдилась. И в первый раз пригласила Филю к себе на дачу.

Надя уже слушала Катрину, не отрываясь, забыв обо всем. Она любила подобные драматические истории, в отличие от Ольги, та слушала клиентку с равнодушной любезностью.

– А вас приглашали? – спросила Надя.

– Меня? Что вы? Я для них никто! – засмеялась Катрина.

Она принялась подробно описывать дачу Марины Яковлевны: само строение, напоминающее замок, то место, где оно стояло, окружающий пейзаж…

– Это мне все Филя потом рассказал. В подробностях, сама-то я там не была. Я уже в институте училась, на пятый курс перед тем перешла, о дипломе думала, а братцу тогда лет семнадцать или восемнадцать исполнилось, как раз первое лето после школы. И вот что интересно. Поселок тот элитный, но в нем еще много «старых» жильцов было, из обычных людей. Так вот, напротив особняка Марины Яковлевны стоял простой домишко, там жила одна дама с дочкой. Дочке – чуть больше двадцати. Двадцать два, что ли, года? Я к чему о возрасте все упоминаю – это важно. Филе – семнадцать, той девице по соседству, Лорой ее звали, – двадцать два, Петру Васильевичу – сорок, Марине Яковлевне – пятьдесят. Чувствуете расстановку, этот разброс? Полное непопадание, по всем фронтам.

– Ну почему же? Нормальный разброс, не может же все тютелька в тютельку совпасть, – пожала плечами Ольга.

– Не-ет, такие вот мелочи иногда буквально убивают. Короче, Филя влюбился в Лору, как сумасшедший, как мальчишка… А он, собственно, и был мальчишкой в ту пору. Его первая любовь, крышу снесло! А Лора – хоть и молоденькая девица, но в этот период разница между ними – очень существенная. Ну что ей, двадцатидвухлетней уже, вчерашний школьник! Она играла с Филей, будто с котенком: то подпустит, то оттолкнет. Там, на даче, вокруг нее целый хоровод ухажеров кружился, из местной публики. Но кто бедноват, кто семьей обременен, кто ее своей спутницей жизни не мог представить, потому что, наоборот, с капиталами и только интрижку на лето готов завести… Богатые – они ведь тоже ровню хотят возле себя видеть. Короче, мужиков вокруг Лоры много вилось, целая свита, но ни одного подходящего. А времена те, если помните, двадцать лет назад – не самые сытые.

– Да, это точно, – согласилась Надя, уже забыв смотреть на Ольгу. Она теперь полностью сосредоточилась на рассказе Катрины.

– Однажды Филя пригласил Лору к себе в гости, там ее Петр Васильевич впервые увидел, ну и мачеха Фили, Марина Яковлевна… Петр по привычке все свои чары включил: молодая девушка, красивая и дерзкая… И она, Лора, его тоже оценила: сорокалетний красавец, есть и сила, и опыт. Марина буквально вся ядом изошла. Возможно, ничем бы эта история и не закончилась, если бы Марина Яковлевна не стала Лору за глаза высмеивать. После ее слов Петру Васильевичу захотелось свою состоятельность доказать, что он еще мужчина, что он не раб своей жене. А может, и влюбился всерьез, кто теперь разберет, – Катрина вздохнула, махнула рукой.

– Он бросил жену, ушел к Лоре? – спросила Надя.

– Хуже. Все хуже… Грустная история, в которой никто счастливым не стал, – пробормотала Катрина. – Марина умерла, Лора та, аферистка – не пойми где сейчас, а Петр Васильевич наследство от покойной жены профукал бездарно… Поначалу он в Америку уехал, но долго там не продержался. Никто не хотел с ним нянчиться, несмотря на всю его неземную красоту. Не нашел спонсорш на чужой земле. Помыкался он там да и вернулся сюда. Жил тут случайными заработками, больше на пожертвования (добрых-то дураков много!), ну а потом благополучно пересел на шею своему сыну.

– Это как? – осторожно спросила Ольга.

– Ну как, Петр Васильевич не так давно подал в суд, выбил из Филиппа алименты на себя, – морщась, с неохотой призналась Катрина. Она определенно замкнулась, говорила уже с трудом. – И ведь платит, дурак, Филька мой, платит, и к отцу ездит, продукты привозит старому ироду… Ну папаша, конечно, не совсем старик, что по нашим временам шестьдесят лет?.. Но все равно Петр – паразит. И чего Филипп его терпит?

– Мазохизм, – коротко обозначила Ольга поведение Филиппа.

– Наверное, – согласилась Катрина. – Думаю, братик и Лору до сих пор забыть не может. Душевная травма. Лора с моим мальчиком жестоко обошлась. Пусть и Петру Васильевичу тоже досталось, но… Ладно, девочки, побегу я, чего-то разболталась вдруг. Спасибо еще раз. Так что ждите Филиппа, если, конечно, смогу его уговорить на визит к вам.

Попрощавшись с девушками, клиентка ушла. Надя принялась подметать пол, там валялось много ниток, обрезков ткани, а Ольга села на подоконник, вытянула ноги.

– Знаешь, что я не люблю в нашей работе? – тихо спросила Ольга, глядя в окно.

– Что?

– Что приходится быть мусорным ведром – для чужих эмоций. Люди даже не догадываются, что их откровения другим неприятны.

– А ты не принимай ничего близко к сердцу, – посоветовала Надя. – Я в одно ухо впускаю – в другое выпускаю. Болтовня клиентов – это как по телевизору фоном сериал. Впрочем, иногда бывает интересно послушать…

– Я так не могу, я все через сердце каждый раз, – возразила Ольга. – И потом, что за дурацкая привычка лезть людям в душу? Ну вот какая этой тетке разница, кто мы с тобой друг другу? Какое ее дело? – Надя пожала плечами. – И ведь всегда какую-нибудь липкую мыслишку в голове держат, всегда что-то додумывают, кто мы с тобой друг другу да что… Фу! Слушай, пойдем прогуляемся, вон какой день солнечный сегодня! – с мрачным энтузиазмом воскликнула Ольга.

– Пойдем, – согласилась Надя.

Они выбрались из дома через полчаса, когда улицы заполнили люди – начало седьмого, рабочий день только что закончился.

– Представь, вот и мы бы так сейчас куда-то спешили! – заметила Надя.

– Ехали бы к себе, может, с другого конца города! – подхватила Ольга. – А работали бы в ателье, под начальством какой-нибудь вздорной фифы, которой спонсор дал денег на свой бизнес, чтобы не заскучала…

– Или бы сидели в офисе с девяти до шести. В отделе легкой, ле-егонькой такой промышленности! – вспомнив старый фильм, засмеялась Надя.

Они свернули в тихий переулок, подальше от толпы. Здесь прохожих почти не было. В вечернем оранжевом свете вился тополиный пух, щекотал открытые плечи, щеки, нос.

Ольга чихнула, поморщилась:

– Гадость какая!.. Когда же эти дурацкие тополя окончательно вырубят?

– А мне не мешает, – заметила Надя. – В это время, сколько себя помню, в городе всегда пух летит. Пусть вечно будет лето, так грустно, когда оно, такое короткое, заканчивается.

– Надоест, – коротко заметила Ольга. – И вообще, я зиму люблю, что ж, мне с твоим вечным летом мучиться придется?

Надя хотела пошутить в ответ, но заметила, что лицо приятельницы вдруг изменилось. Ольга нахмурилась, потом с яростной тоской произнесла:

– О нет.

– Что? Что?.. – Надя повернула голову в том же направлении и увидела своего бывшего мужа, Никиту. Он бодрым, решительным шагом следовал навстречу, победная улыбка сияла на его круглом лице, и отраженным золотым светом блистала его бритая голова. Невысокий, рыхловатый Никита, тем не менее, считал себя брутальным красавцем, его идеалом являлся Вин Дизель (в лучшие годы актера). В минуты особого подъема он флиртовал со всеми девушками подряд, окружающих мужчин (своих потенциальных соперников) ненавидел и мог затеять скандал с любым, кто смел ему противоречить. Впрочем, и на женщин склочность Никиты тоже распространялась, если те отказывались видеть в нем рокового мачо. Словом, Никита с энтузиазмом супермена был готов воевать с целым миром.

Но порой, а именно в лирические моменты, Никита резко менял свое поведение и превращался тогда в плюшевого мишку, обаятельного и ласкового. Он рычал, урчал, ходил по пятам за Надей, обижался на каждую ее интонацию, в которой не сквозило восхищение, и требовал к себе полного, абсолютного внимания. «Я твой ласковый и нежный зверь!» – заявлял он, полностью поглощая пространство вокруг Нади и ее время. Его обожание тогда казалось Наде черной дырой, которая высасывала из нее все силы.

Собственно, она полюбила Никиту именно за то, за что потом и разлюбила: за его энергию и нежность. И того и другого оказалось слишком много.

Муж требовал полного подчинения, абсолютной сосредоточенности на себе, он ревновал Надю ко всему и ко всем: к мужчинам, женщинам, работе, клиентам, тканям, ниткам и иголкам, к фильмам и книгам, к временам года и даже к ней самой (когда Никите мерещилось, что Надя любит себя больше, чем его).

Поначалу Никита казался Наде идеалом мужчины – такой сильный, принципиальный, открытый, забавный, милый… И лишь потом она поняла, что когда этих качеств в избытке, то уже невозможно дышать свободно рядом с таким человеком.

Она часто слышала истории, в которых муж агрессивен, пьет, бьет и денег своей бедной спутнице не дает, сидит на ее шее; истории, в которых муж не обращает внимания на жену, равнодушен и скуп на эмоции… И не подозревала о том, что в океане эмоций, оказывается, можно утонуть, а от избытка внимания – сойти с ума.

В первое время, живя рядом с Никитой, Надя чувствовала себя виноватой. Кажется, она уделяет мужу мало внимания? Недостаточно нежна и чутка к нему? Неспособна проговорить со своим мужем весь вечер и затем еще полночи? Ведь это так здорово, когда супруги много и долго разговаривают о чем-то, бурно обсуждают какие-то проблемы!

Никита постепенно подчинил себе Надю, завладел ее волей и всем ее временем. Он находился у жены под кожей, он поселился у нее в мозгу. А Надина ревность! Да, Надя, со своей стороны, тоже отличалась довольно-таки сложным характером. Конечно, она удерживала себя от желания устроить публичный скандал, но и молча наблюдать за тем, как ее благоверный с кем-то из окружающих женского пола умильно кокетничает, позволяя себе поцелуйчики, поглаживания и объятия, тоже долго не могла…

Словом, в какой-то момент Надя не выдержала, взорвалась от этой гремучей смеси мачизма и мимими, что гнездилась в Никите, – и сбежала. Разумеется, она тем самым ранила его в самое сердце, и тот решил выяснить все начистоту. Почему Надя бросила его? Что именно ее сподвигло на столь ужасный поступок?.. Но разве за один или за два раза все выяснишь, все поймешь? Заглянешь во все закоулки мозга? Коснешься всех душевных струн неблагодарной супруги?

Никита принялся методично преследовать бывшую жену: почему, да зачем, да как ты могла?.. Положение спасло то, что в один прекрасный день Надя исчезла (именно тогда они с Ольгой сняли общую квартиру). Надя, наконец, вздохнула свободно. Еще никогда она не чувствовала себя столь счастливой: никто не лез ей под кожу, не пытал ее мелочными расспросами, не требовал абсолютного внимания и ей не надо было до состояния взвеси растворяться в другом человеке.

Казалось, жизнь наладилась.

Но нет. Никита каким-то образом узнал, где теперь можно найти свою бывшую женушку…

– Надя! – с трагической укоризной воскликнул Никита, приблизившись к приятельницам.

– Чего тебе? – деревянным голосом отозвалась Надя.

– У тебя есть сердце?

– Нет.

– Ты понимаешь, что я места себе не нахожу, что я уже на грани болезни… – Никита остановился напротив, вытер большим клетчатым платком свою лысую голову.

– Держись, – негромко, почти не шевеля губами, произнесла Ольга, обращаясь к приятельнице.

– И ты здесь! – прошипел Никита, обернувшись. – Ты, разлучница!..

– Оля, иди домой, – сказала Надя. – Я поговорю и вернусь.

– Хорошо, если что – звони, – коротко ответила Ольга и быстрым шагом удалилась.

– Слушай, Надюш, она не кажется тебе вампиром? – задумчиво спросил Никита, глядя Ольге вслед. – Вампиром, который полностью подчинил тебя себе?

– Нет. Вампир – ты. Да, как ты меня нашел?

– Ну что я, не мужик, не могу найти свою женщину? – Никита, как всегда, часть информации, которая выставляла его в невыгодном свете, пропустил мимо себя. – Да я кого угодно могу из-под земли достать!

– Не сомневаюсь. Чего тебе?

– Я хочу с тобой поговорить. Я хочу понять, что ты за человек такой… Или дело во мне, а? Ну скажи, скажи! Что я сделал не так, что не то сказал? Чем я тебе не угодил?

– Всем угодил, – безучастно произнесла Надя.

– Тогда почему ты от меня ушла, ты можешь объяснить?

– Потому что я бездушная сволочь.

– Надя! – закричал Никита, схватившись за голову. – Ты можешь серьезно со мной поговорить, зачем ты меня мучаешь, а?

– Мы разные люди, – решила сменить тактику она. – Ты хороший человек, но ты мне не подходишь.

– А кто тебе подходит?

– Не знаю.

– И ты всю жизнь собираешься прожить одна? Надюш, тебе тридцать лет, четвертый десяток, по сути, а ты еще в самой себе не разобралась, не знаешь, как жить дальше!

От волнения Никита принялся брызгаться слюной, Надя отступила назад, но продолжала слушать бывшего мужа. Вернее, она делала вид, что слушает, а ее сознание как-то само привычно отключилось. А Никита тем временем говорил и говорил что-то возмущенно.

На нем была та самая клетчатая рубашка из хлопка, что они купили когда-то в Турции. А эти шорты, помнится, она сама ему сшила: из плотной ткани, наподобие парусины, бежево-коричневого цвета, со множеством карманов.

Его одежда, его обувь (черные кроссовки), черные носки, торчащие из кроссовок – внезапно показались Наде ужасно скучными. Она все пыталась зацепиться взглядом за что-то, что не раздражало бы ее, не вызывало тоску – но нет, все в Никите было – не таким.

– …Что творится с этим миром, я не понимаю? Люди разучились разговаривать, всем друг на друга наплевать, родители не слышат своих детей, жены – мужей, начальство – своих подчиненных!

– Никита.

– А? – спохватился бывший муж. – Да?

– Это ты меня не слышишь. Я тебе говорю прямым текстом – отстань. Отстань от меня! Отстань!!! – вдруг, не выдержав, закричала Надя и бросилась бежать прочь.

Она знала, что Никита из чувства собственного достоинства никогда не побежит за ней. Ну как это он, солидный мужчина, и вдруг бегает за девушкой! Скорее, он еще и еще попытается подловить Надю на улице, будет стоять под дверью той квартиры, где живет его бывшая, или опять начнет трезвонить Наде с разных номеров на телефон, но бегать – никогда.

Так оно и случилось. Надя домчалась до конца переулка, свернула за угол, потом дворами выскочила на соседнюю улицу, оглянулась на всякий случай и лишь затем, убедившись, что бывший муж не преследует ее, скользнула в свой подъезд.

* * *

Хлопнула входная дверь.

Ольга выглянула из своей комнаты в прихожую. Там Надя трясла ногой, пытаясь скинуть босоножку. Другая валялась в углу. «Интересно, поставит на место или забудет?» – машинально подумала Ольга, глядя в угол.