Kitobni o'qish: «Имя на солнце», sahifa 3

Но в той книге «под старину» на самом деле были спрятаны сведения о моем окружении, всех соседях того времени и тех людях, что могли мне встретиться. Когда они родились, когда и отчего умерли. Книга – на тот случай, если планшет сломается. «Знающий судьбы – видит на несколько шагов вперед», – как высокопарно выразился Николай, объясняя мне, как ею пользоваться.

Деньги. С собой мне предстояло взять деньги того времени (напечатанные, как мы с Колей уже говорили, не позже 1979 года, разумеется).

А, и еще важное. В той же книге, похожей на дореволюционную, прятались и дополнительные сведения – о результатах лотерей, кладах; еще о специалистах, которые могут мне понадобиться в прошлом, там же способы и пути получения тех или иных благ и возможностей, варианты всевозможных лазеек, позволяющих добиться нужного – каких-то вещей и услуг (эти сведения взяты из воспоминаний, мемуаров, признаний и рассказов очевидцев того времени). Разумеется, не все эти сведения и не всегда отличались точностью, но и отказываться от подобной информации – тоже глупо.

Короче, все то, что было на мне и то, что я собиралась взять с собой в прошлое – было максимально стилизовано под прошлое и пряталось в «упаковке», которая тоже не могла вызывать подозрений. Смартфон с антенной хранился в компактной книжечке, оформленной под словарь Владимира Даля (скрывался в прорези внутри книги, как футляре). А планшет таким же образом прятался в фолианте, где на обложке красовалось скучнейшее название «Археологические раскопки в Кыштыме».

Почти все это Николай подготовил, оформил и сделал еще задолго до встречи со мной. И на первый взгляд к моему скарбу, отправляющемуся со мной в 1979 год, придраться было, конечно, сложно. Хотя, конечно, было бы лучше, чтобы «футляры» были оформлены под классику литературы… «Под меня» то есть. Впрочем, что есть, то есть, переделывать поздно, да и смысл.

Дело в другом – если бы в моих вещах стали целенаправленно рыться, то, разумеется, нашли бы в стилизованных под книги футлярах планшет с телефоном. А уж если бы расшифровали «Списки Тобольской губернии» – то даже не знаю… Что бы тогда случилось? Наверное, мной бы заинтересовался КГБ? В общем, тогда это был бы мой полный и безоговорочный провал.

С другой стороны… наверное, в этом случае мне пришлось бы рассказать своим разоблачителям всю правду о будущем. О конце двадцатого века и начале двадцать первого. Пусть специалисты прошлого мучаются, переживают из-за грядущего распада СССР. Может, чего и придумают, чтобы его предотвратить? В общем, каких-то особых ужасов от своего возможного разоблачения, даже при всей своей тревожности, я в своем воображении не рисовала. Я ведь жила в то время, пусть и формализованное, расписанное от и до, но достаточно мягкое при этом.

Если же меня отправят в дурдом – ведь кто поверит россказням попаданки, – то как мне тогда действовать? Я решила, что по ситуации – и эта беззаботность на миг порадовала меня.

Где конкретно должен произойти переход во времени? Как я поняла, Николай собирался сделать это в месте, которое последние сорок шесть лет оставалось неизменным (первое условие) и скрытым от чужих глаз (второе условие). Николай пока не уточнял, где именно, сказал, что я узнаю о нем в день перехода. Ну я и не настаивала, Николаю виднее.

Что еще мне пришлось сделать. Я оплатила коммунальные услуги на год вперед (совершила так называемый «авансовый платеж»), мимоходом сообщила нескольким соседям, что уезжаю далеко и надолго. Также сказала и нескольким оставшимся приятельницам о своем скором отбытии и возможном исчезновении со всех «радаров». Словом, я сделала все, чтобы меня не хватились, не стали искать. И чтобы подозрения не упали на Николая – что он как-то причастен к моему исчезновению. Даже если нас запечатлеют где-то рядом друг с другом, меня и Николая, камеры видеонаблюдения, например, то ничего страшного, ведь видеозаписи долго не хранят. Никто обо мне не станет беспокоиться. Если меня и станут искать, то очень, очень нескоро. Наверное, не раньше, чем через год. А к тому времени вообще все забудется.

О нашей нынешней переписке в мессенджере тоже можно было не беспокоиться – как объяснил Николай, мы вели ее в секретном чате, где все сообщения автоматически удалялись, и главное, восстановить их было уже невозможно.

* * *

…Рано утром двадцать первого апреля Николай позвонил мне и велел спускаться вниз – он ждал меня на соседней улице со всеми нужными вещами. В этот день должен состояться переход во времени.

Если честно, я накануне смогла заснуть только со снотворным. Проснулась по будильнику, приняла успокоительное. Давление не стала мерить – поздно уже метаться. Приняла душ, надела на себя ту одежду, что заранее принес мне Николай. Трусы, лифчик, колготы – все из советских времен, новое, даже бирки и ценники сохранились. Разумеется, я все это постирала, бирки отпорола.

Надела винтажное платье. Сверху – старинное пальто (железные пуговицы я срезала, пришила старинные пластмассовые). Какие-то старомодные боты фабрики типа «Скороход» – на ноги, узорчатый платок – на голову. Максимально надвинула его на лицо.

В зеркало я не стала смотреться, побоялась своей эмоциональной реакции (представляю, какое я чучело сейчас), сразу спустилась на лифте вниз.

Проходя мимо почтовых ящиков, заметила, что из моего торчал белый уголок какого-то письма. Не знаю, может, мне надо было как-то отвлечься, зацепиться хоть за что-то в этом мире – я вытянула письмо за уголок.

Но ничего особенного – это был обычный рекламный проспект какого-то сетевого магазина, оповещающий о скидках.

…Я вышла на улицу – не холодно, достаточно сухо. Но как будто поднимается ветер? Николай помог мне сесть в машину.

Мой бывший одноклассник выглядел неважно – бледный, с покрасневшими глазами. Тоже плохо спал?

– Не волнуйся, Коля, – сказала я, когда машина тронулась с места.

– Ты просто ангел, Аленка. Ты еще умудряешься меня успокаивать! – нервно засмеялся он.

Мы минули метро «Семеновская», затем свернули в переулки. Я эти места знала прекрасно – дальше располагался Головинский парк (он же парк Лефортово).

Вот ограда Введенского кладбища из красного кирпича…

Неожиданно Николай остановил машину неподалеку от входа на кладбище.

– Ты что? – шепотом спросила я.

– Приехали.

– Здесь?!

– Не пугайся, – нервно произнес он. – Я потому и не говорил тебе раньше, чтобы ты не переживала лишнего.

– Но на кладбище!!!

– Алена, успокойся. Вот теперь и ты запаниковала! Этого еще не хватало. Да, я в курсе, что тема смерти тебя пугает. Но именно здесь находится то место, которое не изменилось за сорок шесть лет. Это наш фамильный склеп. Он официально, по документам – мой. Я имею право там находиться, заходить в него, вести какие-то небольшие ремонтные работы. Склеп стоит тут с девятнадцатого века и до сих пор. Его внутреннее содержание скрыто от посторонних глаз. Мы войдем туда спокойно, не вызывая подозрений.

– Нас увидят! Там везде камеры! – запаниковала я. – Увидят, что мы вошли в склеп, а из него ты один вышел!

– Угомонись. Камеры там не везде. На том участке, где наш склеп – их нет. Вход внутрь склепа вообще не просматривается. Да никто специально просматривать камеры и не станет – это сделают только в том случае, если произошло нечто чрезвычайное, кто-то подерется или разгромит что-нибудь на кладбище, вот тогда да… да и то, кадры с нами промотают. Не станут вглядываться. Никто не станет следить специально за тем, сколько вошло на кладбище и сколько вышло оттуда… Тем более что там два входа! Мониторить все это без всякого повода, да кому это надо…

– Но если…

– Алена… – терпеливо произнес Николай. – Накануне отмечали Пасху, на кладбище в этот период обычно ходят люди, навещают могилы своих близких. Это нормально. Кто, с кем, куда идут – не наблюдают. Мы никому не нужны, мы обычная парочка пенсионеров – если смотреть со стороны. Нас никто не заметит и не запомнит, что в склеп мы зашли вдвоем, а потом я вышел один.

– Вот именно – вокруг люди!

– Введенское кладбище небольшое, тут давно не хоронят, а лишь подхоранивают к родственникам, или как это назвать… Короче, здесь нет толпы посетителей. И час сейчас еще очень ранний. Охранник на входе меня знает и знает, что склеп – мой.

– Охранник тебя знает!!!

– Вот именно. Я ни у кого не вызываю тут подозрений. Я войду первым на территорию, а ты пойдешь следом. Идем прямо, потом я сворачиваю, ты за мной.

Я выдохнула, затем заставила себя выйти из машины.

Николай тоже покинул авто, достал из багажника довольно объемную тканевую сумку-шопер, направился ко входу на кладбище.

Я шла за своим бывшим одноклассником, отстав шагов на двадцать.

На входе нас никто не остановил, я даже не поняла, наблюдал ли кто за нами вообще.

Я только сейчас начала осознавать действительность.

Было раннее весеннее утро: небо пасмурное, все в серых тучах. Очень ветрено. Первая зелень на деревьях. Лужи на дорожках. Запах краски. Людей и правда мало – вон кто-то вдали идет по соседней аллее, какая-то женщина стоит на перекрестке, уткнувшись в телефон, ветер треплет подол ее платья. Совсем далеко едет небольшой трактор с прицепом и кучей веток в нем… Тихо.

Николай шел сначала по центральной аллее, затем свернул на боковую, я, соответственно, за ним. Потом он еще свернул, и тут я чуть не потеряла его из виду. Ускорила шаг и увидела его – он стоял перед склепом, напоминающим часовенку.

Кивнул мне, подзывая.

Я подошла к Николаю, огляделась. Деревья, ограды, кусты. Нагромождение старинных надгробий.

– Тут никого. В этом месте давно уже никого не хоронят, – сказал Николай. – Смотри, на нас никто не смотрит. За нами не наблюдают. Даже если сейчас заметят, что мы вошли в склеп – ничего страшного. Повторяю: я имею на это полное право, – ровным голосом произнес он. – Алена, ты не того боишься. У нас не так много времени. Скоро случится гроза, нам надо успеть до нее.

– А причем тут гроза?

– Для нашего плана понадобится электричество. Много. Только так устройство, которое совершает переход во времени, сможет поймать волны темной материи, исходящей из центра Солнца, – сказал Николай, открывая ключом дверь, ведущую в склеп.

Мы вошли, Николай закрыл дверь, включил свет. Да, тут был свет, под потолком горела лампочка.

Совсем небольшое помещение, темно-серые стены, вверху, под потолком, что-то вроде узких бойниц. На одной из стен организован колумбарий.

– Внизу, у нас под ногами, в могиле покоится предок, тот самый Жан-Батист, но больше в склепе хоронить нельзя, только урны с прахом вот стоят, в стене замурованы. Узнаешь? – Николай указал на одну из ячеек фамильного колумбария с фотографией. В небольшом овале – знакомое лицо. Нестерпимо сияющие глаза, грива черных волос, открытые в улыбке белые зубы… Артур.

Мне вдруг стало нехорошо. Я не знала, что именно тут лежит его прах, меня никогда не тянуло узнать, где похоронена моя первая любовь.

Даты жизни и смерти Артура.

Я хотела шагнуть ближе, но тут заметила, что на полу лежит… я не знаю, как это описать. Нечто, напоминающее лодку. Каноэ? Светло-серое, белесое. Формой как овал. Большое.

– Это капсула, – пояснил Николай. – Ты должна лечь внутрь. Но прежде… посмотри вот сюда, на это углубление в стене. Тут прячется еще один ключ от склепа, запасной. Он всегда тут находился на всякий случай. Я не шучу, он тут буквально с прошлого века лежит. Когда ты окажешься в прошлом и выберешься из капсулы, возьми этот ключ, он поможет тебе выйти. Затем запри им снаружи дверь в склеп, чтобы сюда никто не смог войти. Потом, позже, когда вы с Артуром уже все выясните и поговорите, отдай ему ключ, он просто положит его на место. И пусть польет капсулу водой. Капсула сделана из особой смеси – она отчасти напоминает и гипс, и картон, со временем сама растворится, распадется. Но если ее водой полить – это произойдет еще быстрее. Ну, будет тут чем-то белым посыпано, как песком… Вокруг капсулы – провода. Это электрический контур, этим тоже не заморачивайся, будут тут провода валяться, что такого. А вот это важная вещь. – Николай указал мне на небольшую коробочку сбоку капсулы. – Это то самое устройство, которое и совершает переход во времени. В нем все настройки, ну и прочее… Оно на клеммах. Их надо потом отсоединить от проводов и спрятать устройство. Не оставляй его тут. Но вообще об этом всем пусть Артур думает, когда ты ему расскажешь правду о себе, поэтому сильно не заморачивайся.

– Хорошо, – прошептала я. – А вдруг там, в прошлом… когда я там окажусь и покину склеп… а сюда на следующий день зайдут твои родственники? А капсула еще валяется тут, и запасного ключа на месте нет…

– Ой, они нечасто сюда заглядывали в то время, – отмахнулся Николай. – Да и то больше снаружи сидели, на лавочке у входа, я помню. Пока не похоронили тут Артура… Что еще я тебе с собой даю. К документам, твоим документам (а я постарался предусмотреть их на все возможные случаи жизни!) я положил еще письмо для Артура. Отдельно лежит, в другой папке. Оно от меня, что называется. Чтобы брат тебе поверил. И там еще медальон. Медальон Артура. Сняли с него, мертвого… Я хранил эту вещь сорок шесть лет. Тоже можешь ему показать. Ну все, давай прощаться. Ни пуха тебе ни пера. – Николай обнял меня.

– Прощай, – потерянно произнесла я, обнимая его в ответ, параллельно думая о том, что медальона, получается, тоже будет два, что ли? Один у меня, другой на живом Артуре?..

– Живая и неживая материя переносится во времени и пространстве по-разному, – словно услышав мои мысли, сказал Николай. – Твое тело изменится, а предметы, которые ты возьмешь с собой – нет. Все твои вещи тоже в отдельных капсулах, это, опять же, из того же вещества, что и большая капсула. Но оно достаточно хрупкое, ты его просто расковыряй чем-нибудь. Только аккуратно, не испорти планшет и смартфон, они же хранятся внутри оболочки.

– Поняла.

– Ну, тогда вперед!

Николай помог мне забраться в большую капсулу. Я вытянулась во весь рост, Николай положил мне на живот маленькую капсулу с вещами.

– Не тяжело?

– Нет, – глухо пробубнила я, глядя в темно-серый потолок склепа на тускло светящуюся лампочку.

– Сейчас я тебя закрою крышкой, а снаружи, по ее краю, положу замазки. Но ее немного. Она, конечно, застынет, но ты сможешь вытолкать крышку. Дышать ты тоже сможешь, хотя все-таки постарайся потом побыстрее вылезти из капсулы, ладно?

– А что сейчас произойдет?

– А сейчас случится гроза, я тебя уже предупреждал. Над склепом, в куполе – антенна. Я ее подниму, у меня пульт есть. – Николай похлопал себя по карману. – Молния ударит в антенну, устройство должно поймать электрический разряд со сгустком темной материи, и ты перенесешься в прошлое. В двадцать третье апреля 1979 года.

– Почему в двадцать третье, а не двадцать первое? Сегодня же двадцать первое?!

– Потому что абсолютную точность очень сложно соблюсти. Это будет следующий день после той Пасхи. После Пасхи в 1979 году. Ты станешь другой, молодой. Выходи из склепа не сразу, прислушайся, чтобы не было никого рядом. Ну а придерется кто – скажи, было открыто, ты сюда просто случайно заглянула.

– Коля, а вдруг я попаду совсем не в то прошлое?

– Это исключено. Вот это как раз я точно все рассчитал. Сам день может быть, что называется, «плавающим», плюс-минус сутки-двое, а вот месяц и год – это все точно.

– Коля, а что я почувствую?

– Ты увидишь очень яркую вспышку. Ты ее ни с чем не спутаешь, – коротко ответил он. – И вот именно после нее и постарайся выбраться из капсулы.

– Вспышку? А вдруг я умру? Или… а если вообще ничего не произойдет? – со странным любопытством спросила я, дрожа всем телом. – И я останусь тут, живая… Что ты будешь делать?

– Если ничего не получится, то и вспышки не будет, и вообще ничего и не произойдет. Я вернусь, помогу выбраться из капсулы. И отвезу тебя домой.

– Коля, а если все получится?

– Это будет научный прорыв, – засмеялся Николай, наклоняясь надо мной. – Жди вспышки. Осторожнее, я закрываю капсулу.

– Коля, это не капсула. Это ладья.

– Ладья, Аленушка, ладья. Я тебя очень любил тогда, в десятом классе. Но ты на меня не смотрела даже.

– Ты серьезно? – оцепенела я и уже больше не дрожала. Это было очень неожиданное признание, я на некоторое время даже забыла о том, зачем я здесь и что сейчас должно произойти. Николай был в меня влюблен?!

– Ага. Я долго не мог привыкнуть к Наташе, я буквально заставлял себя… как это назвать? Сродниться с ней. Да – просто заставлял себя.

– Коля, погоди! Это правда? Ты был в меня влюблен?

– Нет времени. Все, прощай. Кладу крышку. Не шевелись.

Темнота. Шкрябающие звуки снаружи. Мне стало так жутко, что я хотела закричать, но вместо этого у меня из груди вырвался какой-то слабый стон. «Что я делаю, зачем согласилась на этот эксперимент? Это безумие!» От ужаса я стала совсем слабой и не могла пошевелиться. Но дальше ничего не происходило, и я подумала, что зря так переживаю.

Сколько прошло времени? Не знаю. «Наверное, ничего у Коли не вышло, – с надеждой подумала я. – Надо отсюда вылезти!»

Но в следующее мгновение я вдруг увидела яркий оранжевый свет перед закрытыми глазами. Ослепительная, невероятная вспышка! Свет был вокруг меня, я находилась внутри яркого потока, и он меня словно нес куда-то… Ощущение стремительного движения, полет, да. Я стала прозрачной, невесомой, я растаяла в этом потоке, слилась с ним. И тут я потеряла сознание.

* * *

…Это был какой-то тяжелый, неприятный сон, потому что я проснулась очень разбитой. Надо срочно принять лекарства – была моя первая мысль при пробуждении.

Я открыла глаза. А перед ними – сплошная темнота. И в этот момент я вспомнила все. Была яркая вспышка, как и сказал Николай. Или она мне померещилась от страха? Я сейчас, считай, что в гробу, в ладье Харона, и мне надо срочно выбираться из нее. Я все-таки в прошлом? Или эксперимент не удался? Помню еще одну книгу, прочитанную в детстве, какого-то немецкого автора про Древний Египет и скульптора Тутмоса. Там говорилось о ладье Усерхат, на которой почившие переправлялись в царство мертвых… И еще викингов, что ли, так хоронили, отправляя в загробный путь на лодке, вот вам еще вариант похорон. Бедная моя книжная головушка, чем ты только ни забита, какими книжными премудростями…

Я принялась толкать крышку над собой, она не поддавалась. Ощутила тяжесть другой, маленькой капсулы у себя на животе. Выбраться не получалось, и я явно ощутила нехватку воздуха. Какие-то камешки во рту, это что такое? Я повернула голову в сторону, языком вытолкала камешки изо рта.

Ударила вверх с силой, и вдруг крышка поддалась. По ощущениям – так прорывается нечто картонное, напоминающее коробку из переработанной рыхлой бумаги, в которой продают яйца.

Я оторвала крышку, осторожно села, сдвинув капсулу с багажом вниз на ноги. Очень темно, мало что видно, свет едва пробивался сквозь узкие бойницы сверху. Я с трудом встала, переложив капсулу с багажом в сторону. Голова кружилась, все тело болело и ломило как при тяжелом гриппе. Мутило. Я выплюнула еще один камешек. Что это за дрянь такая у меня во рту, когда я умудрилась наглотаться камней?

Я в этот момент была полностью уверена, что эксперимент не удался. Машины времени не существует! Это невозможно!

Я это только что осознала. Как же ловко мой бывший одноклассник «развел» меня. Ну да ладно, все технари немножко странные.

Мои глаза к этому моменту немного привыкли к темноте, я потянулась к нише, где должен лежать ключ. Нашарила его – тяжелый, холодный.

Передо мной находилась стена, исполнявшая роль колумбария. Ячеек в ней как будто стало много меньше, да и квадрата с именем и фото Артура я вдруг не нашла.

Мои глаза окончательно привыкли к темноте, я еще раз осмотрела все стены.

В склепе не было никакого намека на то, что здесь покоится прах Артура. Нигде нет ни его фото, ни имени, ни скорбных дат. Да и ячеек с именами родителей Артура тоже не было. Они исчезли! Но я все еще не хотела верить в произошедшее. А так все было прежним – эти серые стены, этот сырой, немного затхлый, какой-то «подвальный» запах замкнутого пространства… Включить свет я так и не решилась, вдруг снаружи заметят.

Все-таки придется признать, что я попала в прошлое. И яркая вспышка мне не померещилась!

Как там у поэта Блока: «Все это было, было, было, свершился дней круговорот. Какая ложь, какая сила тебя, прошедшее, вернет?»

Очень сложно принять эту мысль – что я уже пересекла Стикс на своей ладье. Причем в обратную сторону. Я все-таки попала в 1979 год.

Я отсоединила перемещающее во времени устройство от проводов, прикрепляющих его к капсуле (ух, небольшое, но какое тяжелое!), положила его пока в ту нишу, где прежде лежал ключ.

Села на остатки капсулы (мягко, с хрустом прогнулись ее детали подо мной), принялась ковырять ключом уже другую, маленькую капсулу, в которой прятался мой багаж. Замочка на ней не было, она должна была просто открыться, но поддавалась пока плохо. Я ковыряла ее крышку, подцепляла ключом, отщипывала руками кусочки… Получилось. Переложила содержимое маленькой капсулы в тряпичную сумку-шопер, которую дал мне с собой Николай. Обычную такую сумку из ткани типа дерюги, без надписей.

Встала, отряхнулась, повесила сумку на плечо. Огляделась – весь пол усыпан обломками капсулы. Ее остатки валялись на полу склепа и напоминали скорлупу разбитого яйца. Огромного. Ну вот я и вылупилась из яйца.

Физически лучше мне не стало, но я хотя бы могла держаться на ногах и двигаться. Ключом отперла дверь склепа, вышла наружу.

Было светло. И холодно. И снег с дождем. Оказывается, в прошлом очень холодно!

А все остальное выглядело как раньше. Кладбище с надгробиями, памятниками, бумажными цветами, узкими дорожками между рядами захоронений. Или как будто зима? Но нет, уже заметна первая листва на кустах и деревьях.

Я закрыла дверь, ведущую в склеп, повернула ключ в замке. Затем положила ключ в карман и заковыляла в сторону центральной аллеи.

Я чувствовала себя настолько плохо, что меня мало что волновало.

По центральной аллее под руку медленно шли две пожилые женщины. В широких пальто, обуви, которую условно можно назвать «ботами», обе в платках на голове. Как я.

Дальше, на одной из боковых аллей, я увидела двух работяг в синих халатах, они мели дорожку метлами – такими, с прутьями. Еще люди вдали… Старуха с мрачным лицом, с растрепанными седыми волосами, в телогрейке набирала у колонки воду в ведро.

Ворота распахнуты, возле них никого.

Я вышла и побрела по улице в сторону знакомой дороги. Я ощущала себя сейчас кем-то вроде зомби.

Мир точно был каким-то другим. Да, здания вроде прежние, в основном особняки (это старинный район). Но то, да не то. Что именно не то – пока трудно сказать.

Знаменитый госпиталь на месте, а вот откуда тут старый деревянный дом неподалеку? Он тут стоял или нет? И этот деревянный забор-штакетник? Он был в будущем? Хотя вход в парк вроде тот же… И цвета самих зданий какие-то другие?

Мимо проехал грузовик «ЗИЛ-130» с сине-белой кабиной, следом «Запорожец» оранжевого цвета. За ним череда других «винтажных» машин, я даже не все марки сумела вспомнить. Словно я оказалась на параде ретроавтомобилей…

И в воздухе пахло иначе, у этих выхлопных газов определенно имелся какой-то другой оттенок, отличающийся от автомобильных выхлопов в моем времени.

Люди, что иногда встречались у меня на пути, выглядели непривычно, хотя и узнаваемо. Одежда, прически странные. Платки у женщин, как в старом кино. Но это мое прошлое, чему я удивляюсь? Я уже была тут, я жила в этом мире.

Ограда парка закончилась, я стояла у перехода. Мост через реку Яузу тот же. То, что слева, примерно такое же, как в будущем. Справа – не узнать. И боже мой, опять этот недострой!

Это здание, кажется, учебно-лабораторный корпус Бауманки, я прекрасно помнила. Несколько десятков лет стоял незавершенным, а потом его достроили, наконец, и он ожил. Также в той стороне соорудили еще один мост через Яузу. И там, дальше, в моем времени, в двадцать первом веке, уже победно сиял очередной многоэтажный новый корпус Бауманки, общежитие. Я не особый знаток города и окрестностей своего района, хотя и большой любитель пеших прогулок.

Но ничего этого прежнего, знакомого тут не было.

Вообще весь горизонт какой-то низкий, придавленный, скудный. Там, вдали, ближе к Третьему транспортному, ведь еще много зданий воткнули в моем времени. Где они? Их еще не построили? И существует ли вообще это Третье транспортное?

Только сейчас я окончательно осознала, что действительно нахожусь в прошлом.

И это было ужасно. Еще сорок шесть лет ждать, когда окружающий пейзаж станет привычным! Спустя несколько десятков лет доделают один корпус Бауманки, возведут другой. Другие! Перекинут мост через реку, построят новый квартал… Ближе к метро «Электрозаводская» тоже все изменится.

И это только про перемены в моем районе, о том, как преобразится столица к концу первой четверти двадцать первого века, и вспоминать теперь больно… Широкие тротуары, удобный и быстрый общественный транспорт, власть искусственного интеллекта везде! А удобные Госуслуги, когда даже из дома не придется выходить?! Как я могла отказаться от этого комфорта?

Зачем я вообще на это согласилась? На переброску в прошлое? Я ведь даже не до конца во все это верила! Да, я внимательно слушала Николая, он инженер и всякое такое, он старался, он делал машину времени, я готовилась, но в то, что все должно было получиться именно так, как и задумывал мой друг, – я не особо верила. Допускала вероятность – да, в принципе, такое возможно, но я больше подчинялась чужой воле. Авторитету своего бывшего одноклассника. Думала – а попробую, все равно нечего терять.

И вот все получилось. И как теперь все отменить? Как попасть обратно? Я, как та кошка, которая мяукала под дверью, требуя открыть ее, а потом передумала выходить. Выглянула наружу, втянула носом холодок свободы и, испугавшись, попятилась. Зачем мне это прошлое, такое серое, холодное и бесприютное? Прошлое, в котором меня никто не ждет, даже родная мать. Бабаня? Зачем я ей, она меня на порог не пустит. Очень нужна ей приживалка…

Я вдруг вспомнила фильм «День сурка» с Биллом Мюрреем и Энди Макдауэлл – он ведь тоже о петле времени, в которую попал герой. Немного другой сюжет, но про петлю же… Это мой любимый фильм, я его впервые посмотрела… когда? Не помню уже, в начале или середине девяностых. Сам фильм вышел в 1993 году, ну вот примерно тогда или чуть позже я и познакомилась с этой историей. Фильм мне невероятно понравился, я столько раз его потом смотрела! В последние годы я пересматривала его каждый год второго февраля. Традиция, ритуал! И все вокруг говорили, обсуждая «День сурка» – ну сколько можно это смотреть, больше тридцати лет этому фильму. И молодежи он уже старьем казался…

А я сейчас в 1979 году, о сценарии «Дня сурка» никто еще даже не задумывался. Фильм начнут снимать только через четырнадцать лет! Куда я попала, в какие глубины мироздания…

Мимо проехала легковушка, чуть притормозила у светофора. Я мельком увидела свое отражение в стекле – и тут мне стало совсем нехорошо. Я что, не изменилась? Ну это вообще тогда конец света – попасть в прошлое, да еще старухой! Лучше бы сразу умереть.

Едва не плача, я перешла дорогу, остановилась рядом с припаркованной «Волгой», в которой никто не сидел. Осторожно заглянула в зеркало сбоку, затем прищурилась и отстранилась (вблизи зрение все так же, как и раньше, подводило меня).

Нет, в зеркале отразилась не старуха. А довольно молодая, но очень некрасивая женщина. В чертах ее лица было что-то узнаваемое. Из-под платка торчали пряди волос какого-то неопределенного, сероватого, «мышиного» оттенка. Это все-таки я. Но где обещанная красота? Тьфу на тебя, Николай, что ты там в своих настройках накрутил!

Я реально хотела плюнуть себе под ноги от досады, но слюны во рту было как-то мало. Зато были на месте зубы. Все зубы. Даже те, что пришлось вырвать перед этим путешествием. Вообще все! Вот это открытие…

Не то чтобы это меня обрадовало, но… удивило. И кажется, я поняла, что за камушки мешали мне, когда я очнулась. Возможно, это мои старые пломбы? Зубы у меня выросли, а пломбы выпали, остались во рту, я выплюнула именно их.

Но почему мне так плохо физически? Быть может, у перерождения в молодую есть и минусы? И вообще, похожа ли я на именно на девятнадцатилетнюю девушку?

Я посмотрела на свои руки – красноватые, с неровной кожей, какие-то опухшие. Ногти почему-то бугристые…

Новая я совсем себе не понравилась. Отвратительная молодая женщина.

Я брела по знакомым переулкам. Какие-то здания оставались прежними, другие еще не построили. Специализированный магазин для ветеранов, столовая для студентов… Да, эти заведения были тут когда-то, помню их смутно. Старого Немецкого рынка нет, наверное, уже построен Басманный, ой, тогда он Бауманский рынок назывался, который потом обрушится. Спустя годы на его месте возведут красивые дома по реновации.

Время от времени на моем пути попадались телефонные будки красного цвета, одна была занята – какой-то мужчина в плаще и шляпе, с длинными бакенбардами, вертясь из стороны в сторону, оживленно говорил с кем-то, прижав к уху черную трубку.

Школа. Господи, ну совсем не изменилась. Все тот же бюст юного Пушкина перед ней… Детского городка еще нет, его скоро построят, в следующем году, кажется.

Вот и мой старый дом. Его ведь лет через десять тоже снесут, а жильцов расселят. А он еще стоит и неплохо выглядит, кстати.

Как ни странно, но, увидев свой дом, я немного успокоилась и преисполнилась решимости. Да, пусть тяжело, но надо пройти это испытание.

Я открыла дверь первого подъезда (никакого намека на домофон, разумеется). Лифт. Нажала на панели широкую, с продавленной серединой кнопку. Спустился лифт с открывающимися дверцами. Я распахнула железную дверь, вошла в кабину, захлопнула дверцы со стеклянными окошечками сверху. Нажала на такую же продавленную кнопку четвертого этажа. Лифт поднялся (в окошках мелькали этажи), я вышла на лестничную площадку.

Вот дверь Бабани, я помню эту дверь, сколько раз я прибегала к ней в детстве. Кнопка звонка. Мой палец давит на кнопку… Какой знакомый звук. Неприятный и резкий.

Шарканье.

– Кто там?

– Анна Яковлевна? Я Алена. Алена из Кострова, – ответила я.

Это мой голос? Не сильно изменился.

Тишина. Я стояла и ждала. Долго. Прошло минуты две, не меньше. Наконец дверь распахнулась, и я увидела перед собой маленькую старушку в выцветшем байковом халате; с седыми волосами, зачесанными назад и закрепленными в этом положении гребнем. Это была Бабаня, которая умерла лет тридцать пять назад от рака печени. Но это была она, живая.