Kitobni o'qish: «Эта чудесная жизнь»

Мятлик луговой – один из самых ранних злаков.

…Этой ночью мне приснился странный сон. Будто я оказалась в далеком-далеком прошлом, когда люди жили в высоких домах, сами водили авто, ели животных, с вирусами боролись с помощью вакцин, и миром – правили тоже люди, а вовсе не программа. То ли кошмар, то ли, наоборот, умиротворяющая сказка?…

Утром я открыла глаза, и поняла, что это был только сон.

Все пространство вокруг меня было наполнено серо-голубым сиянием. Каждый день подсветка стен в моей комнате менялась под мое настроение. Вернее, задача этих цветовых переливов – улучшить настроение живущего здесь, конкретного человека.

Вот он какой, цвет моего настроения сегодня. Вообще-то я не любила серый, он казался мне скучным и тоскливым.

О грустном же я совсем не хотела думать в эти, самые первые минуты после своего пробуждения. Я и так все время старалась изгнать из своих мыслей звук сирены, оповещающей о карантине. Хоть с тех пор, как я слышала этот звук в последний раз, и прошло много времени, но, подозреваю, совсем забыть его невозможно.

Нина, моя воспитательница, в последнее время часто мне напоминала: «Ты, Рита, уже почти взрослая».

Я и хотела распрощаться со своим детством, и немного побаивалась тех, пусть и добрых, перемен, которые несло с собой взросление. А что, можно же быть взрослой, и жить так, как я сейчас живу, когда считаюсь еще ребенком?

По-хорошему, лучше не думать ни о прошлом, ни о будущем. Это лишние мысли. Ненужные. Все равно прошлое уже не изменишь, а будущее – предопределено Истиной… И только настоящее имеет смысл.

Я лежала, и наблюдала за переливами цвета на стенах. А что, если я не пойду сейчас в Столовую? Просто останусь дома, и буду нежиться в постели – так долго, как захочу… Я заерзала, пытаясь подстроиться под небольшое возвышение плотного изголовья. Укуталась в одеяло с головой, только небольшой просвет оставила, чтобы дышать. Зажмурилась. Но сон уже не шел, и к тому же желудок весьма ощутимо сжался от голода. Вот так всегда – невозможно сопротивляться режиму!

Нет, придется все-таки вставать.

Я вздохнула, потянулась назад, и, не глядя, нажала на большую плоскую кнопку в стене. Без результата.

Эти кнопки при механическом нажатии вырабатывали электричество, и иногда приходилось повторять действие, если электричества не хватало.

Я опять нажала на кнопку, уже приложив значительное усилие. Лишь тогда, с едва слышным стуком, упала в углубление под кнопкой – утренняя жвачка. Я нащупала ее, затем закинула в рот. Принялась жевать, медленно и методично. А иначе и не получилось бы ее раскусить, такую тугую, плотную. Вкус у жвачки нейтральный. Но Лара, соседка по дому, как-то призналась, что ей данный вкус в последнее время кажется горьким, и потому она каждый раз мучается, перетирая зубами «эту гадость», а потом, проглотив, с трудом сдерживает приступ тошноты.

Это странно. Меня вот совсем не тошнило, и никаких других некомфортных ощущений я тоже не испытывала, когда проглатывала уже разжеванную, мягкую субстанцию. Наоборот, после того во рту возникало приятное ощущение чистоты и свежести. Вот как сейчас: я проглотила жвачку, и тут же словно забыла о ней.

Я полежала еще чуть-чуть, но потом все-таки не выдержала и, откинув одеяло, встала с кровати. Подошла к окну, ощущая голыми ступнями мягкий, бугристый пол, напоминающий неровную почву.

Никого на улице. Было видно веранду первого этажа нашего дома, сделанную из прозрачного материала. На веранде тоже никого. Значит, моя другая соседка, Дина, и ее маленький сын Ники, еще не встали.

Я отправилась в туалетную комнату – небольшую, узкую, круглую, вытянутую вверх. Формой она напоминала стакан. Все поверхности здесь в длинных щелях и отверстиях, позволяющих воздуху внутри помещения свободно циркулировать.

Я одной рукой нажала, опять же, применив значительное усилие, на выступающую из стены кнопку, и мне прямо в другую руку упала подложка, за которой тянулся непрозрачный шланг. Я приладила подложку – длинную, чуть загнутую, с двумя входами, прикрытыми пленкой, не пропускающей запах – к себе спереди, между ног, и замерла. Вернее, подложка сама присосалась, довольно плотно, к телу, чуть шевельнулась, когда разжимались пленки на ее поверхности, соприкасающейся с моим телом. Я чувствовала, что происходит с моим организмом (эти самые «большие и малые процессы», как говорили мне в детстве) но на всякий случай терпеливо ждала короткого сигнала, оповещающего, что процедура закончена.

Би-ип.

Я отсоединила подложку, отпустила ее – шланг сам втянулся в стену, исчез за панелью вместе с подложкой. Там, в глубинах дома, она стерилизовались. А все продукты жизнедеятельности организма уходили куда-то вглубь земли.

Для женщин существовали подложки одной формы, для мужчин совсем другие. Вон, за другой скрытой панелью, как раз подложка «для мужчин». Но она в моей квартире не работала, что не удивительно, ведь я жила тут одна. Стандартная квартира под маркировкой «один человек», рассчитанная на оба пола на всякий случай. В квартирах, где жили маленькие дети, подложки отличались еще и по размеру.

Я не представляю, как раньше люди справляли естественные надобности, и видели, нюхали, да и осязали порой все то, что пряталось у них в кишках? Да еще тратили воду на канализацию, и делали из деревьев специальную бумагу, чтобы вытираться ею…

Меня всегда, сколько я себя помнила, интересовало то, как люди жили раньше. Это, наверное, свойство моего характера – анализировать вещи самые простые, обыденные, привычные, на которые никто из моего окружения уже давно не обращал внимания. Поэтому немудрено, что мне сегодня приснился такой странный сон.

Затем я чуть расставила ноги, отвела от боков руки, чтобы поверхность моего тела оставалась максимально открытой, нажала на очередную кнопку перед собой, и зажмурилась. Поскольку с открытыми глазами процесс дезинфекции невозможно выдержать, очень сушилась слизистая… Со всех сторон меня стало обдувать воздухом из щелей дезинфектора, спрятанного за стенами, а волосы поднялись вверх, там, в потолке, над головой, воздух, наоборот, втягивался. Вот теперь едва заметно запахло цветочной отдушкой, как всегда, когда происходила дезинфекция тела и головы.

Приятное ощущение – все тело обдувалось, и струи воздуха теребили волосы на голове, это заодно и распутывало их. Иногда, в определенные промежутки времени, с предупреждающими мелодичными трелями, сверху спускался очередной шланг, с широкой круглой насадкой, как раз по обхвату головы. Волосы втягивались в отверстие внутри насадки, там что-то щелкало, затем насадка опять поднималась к потолку. Так корректировалась длина волос. У женщин она длиннее, у мужчин короче. Вроде, так было всегда, что-то типа традиции. Хотя шли разговоры, что вот, благодаря генной инженерии от мужских бород избавились, от волос на теле тоже (как и от ногтей на пальцах, кстати), надо бы еще и от шевелюры избавиться. Потому как – ненужное расточительство. Тогда и мусора меньше (волосы же выпадают потихоньку, засоряют пространство), и конструкции домов станут проще, и сам процесс очищения тела – экономнее и быстрей. Другие же говорили, что без волос на голове мы станем совсем одинаковые, и так неинтересно. То есть, еще не все были согласны лишиться шевелюры.

Но, пока общее мнение не пришло к консенсусу (Истина эти процессы в обществе отслеживала), то все население Земли оставалось при волосах на голове.

Я вышла из туалетной комнаты; в спальне опять с усилием надавила на очередную кнопку, и достала из одного люка в стене чистые брюки, из другого – чистую футболку. Штанины у брюк несколько раз сжала ладонями, смяла, уплотнила ткань – укоротила, тем самым, их длину. Поскольку брюки, если я их надену без предварительных манипуляций, окажутся мне длинноватыми. А вот с футболкой я ничего не стала делать, сразу натянула ее на себя, футболки в последнее время мне подходили идеально.

В общем, это был довольно нудный момент в утренних сборах, когда приходилось подгонять одежду по размеру. Так она, конечно, вся одинаковая, просто кто-то из людей чуть выше, кто-то чуть ниже, у кого ноги длинней, у кого руки. И вообще мужчины от женщин немного отличались пропорциями… Вот тогда приходилось тянуть, либо чуть сжимать в ладонях ткань, чтобы она либо растянулась, либо сжалась, под нужный размер. С детской одеждой возни столько же, ее выдавали в отдельном люке, который находился лишь в тех квартирах, в которых росли дети.

Раньше, в прежние времена, когда мир был иным и им еще не правила Истина, одежду сразу шили в нескольких размерах, которые уже никак не изменить. То есть, ничего не надо было делать с тканью специально, вещи подходили человеку сразу и по длине, и по ширине. Разумеется, если их выбрать правильно, по своему размеру и росту. И еще одежда мужчин и женщин – серьезно различалась по фасону. Женщины могли надевать платья и юбки. И с обувью люди тогда тоже много чего придумывали… Разглядывая в главном хранилище всей информации – Мемори – картинки прошлого, я ужасалась обуви с высоким каблуком. Это пытка на таких ходить!

Что интересно, раньше практиковалось ношение нижнего белья – всякие трусы, и лифчики еще у женщин, на грудь, существовали. Столько лишних предметов гардероба, очень неэкономно…

К тому же и верхняя, и нижняя одежда постоянно пачкались. Одна капля соуса, брызги от дождя, пролетевшая птица – и все, вещи нуждались в чистке.

Это потому, что прежние материалы, из которых изготавливали одежду, не отличались особой стойкостью к внешним воздействиям. Одежду то и дело стирали в воде. Сначала это делали руками, потом, с развитием цивилизации – в специальных машинах, которые еще и ломались часто, и требовали замены на новые… Хотя к тому моменту уже имелись технологии, позволяющие выпускать одежду из «правильных» тканей.

Мир утопал в мусоре, в отходах, и одно из главных богатств Земли – вода – тратилась очень неэкономно.

Все изменилось, когда появилась Истина. Искусственный интеллект, или же, если выбрать определение проще – компьютерная программа. Истина оптимизировала, наконец, все ежедневные, рутинные процессы человеческой жизни, сделала минимальным расход важных ресурсов планеты. Одежда стала изготовляться только из тех тканей, которые не пачкались и не промокали. Нужда в так называемой стирке отпала, осталась только дезинфекция. Вода при этом не использовалась.

Словом, из прежнего хаоса Истина создала порядок, причем во всех сферах, начиная вот от этих самых коммунальных, бытовых дел, заканчивая тем, что даже автомобильный трафик был взят под контроль, и теперь ни одна поездка не проходила впустую, без людей и без грузов.

Но, насколько я знаю из Мемори, внедрение Истины поначалу тормозилось обществом. Ей боялись довериться. А вдруг она возьмет власть, да и уничтожит полностью человечество? Просто потому, что не увидит в нем пользы. И контролировать ее тоже не получится, поскольку она умнее людей. Саморазвивающийся сверхинтеллект! И предсказать действия Истины тоже нельзя, поскольку человеческий разум уже не в состоянии постичь то, что «осознала» суперпрограмма.

«Искусственный интеллект является основной угрозой, с которой человечество сталкивается как цивилизация!..» «Искусственный интеллект – тот случай, когда нам нужно реагировать заранее на его действия, а не после них! Потому что потом будут уже поздно!» – Вот примерно об этом спорили люди в то время. Многие переживали, что искусственный интеллект может спровоцировать войну – с помощью компьютерных взломов и дезинформации…

Но все опасения оказались напрасными. Люди спокойно продолжили жить на Земле под властью искусственного интеллекта, и даже забыли о многих своих прежних трудностях (собственно, с чего вдруг и решили когда-то внедрить Истину – чтобы справиться с ними). Жить сразу стало легче, и, главное, проще. Человеку уже ни о чем «бытовом» не приходилось думать. Ничего его жизни и здоровью больше не угрожало. Да, совсем уж без проблем не получилось, но эти, оставшиеся, мелкие проблемы – успешно преодолевались, было бы желание. В сущности, нерешенным остался лишь вопрос с инфлюэнцей…

Еще прежде, я знаю, боялись того, что внедрение Истины искоренит любопытство. Любопытство почему-то считали главной движущей силой, без которой никак нельзя, и что, собственно, именно потому и стал человек разумным, что у него есть эта прекрасная особенность – любопытство. И именно оно толкает к открытиям и прогрессу.

Но и это опасение оказалось напрасным. Верно, потому, что у любопытства есть и другая сторона, которая значительно ухудшает и усложняет жизнь. Столько бед и глупостей люди натворили именно в раже любопытства… С какого-то момента оно начинает все только портить.

Когда выработана единственно верная стратегия жизни, то всякое отклонение от этой стратегии – грозит гибелью человечества. Пусть даже если тяга к переменам вызвана самыми благими намерениями, желанием улучшить жизнь…

И вообще, похоже, ученые ошибались, считая любопытство главной потребностью именно на этом отрезке развития цивилизации. В начале развития – да, любопытство являлось благом. Когда же человечество достигло пика своего развития, любопытство превратилось в зло.

После внедрения Истины наступила так называемая технологическая сингулярность: когда вычислительные возможности программы – превысили возможности человеческого мозга, и тот был уже не в состоянии понять работу компьютера…

А зачем человеку – это понимание? Истина же была создана как копия человеческого сознания. Гораздо более мощного, да, но решающего именно человеческие проблемы… Работу Истины понять нельзя, кто спорит (да и смысл?), зато результаты ее работы – понятны, приятны, и удобны. Они устраивают всех.

Противники Истины утверждали еще, что предсказания хода истории после того, как миром станет править искусственный интеллект, потеряют всякий смысл. Потому что тогда история будет твориться разумом, превосходящим человеческий.

Но и тут они ошиблись. Какая такая история, что там должно твориться, и что значит – непостижимое?! Наоборот, история перестала существовать, напрочь. Никаких невероятных происшествий, неведомых событий, невероятных явлений, глобальных перемен… Жизнь человека максимально упростилась, в хорошем смысле, и стала вполне предсказуемой.

…Закончив со всеми своими утренними делами, я вышла из своей квартиры, и хотела было уже захлопнуть за собой дверь, но в этот момент у меня зачесалась ладонь левой руки. Это подало сигнал мое Око. Я взглянула на ладонь, круглый экран на ней, называемый Оком, показывал восклицательный знак, ярко-красного цвета. В принципе, ясно, Око давало подсказку: я что-то забыла сделать.

…Раньше, в те времена, что еще до Истины, существовали люди, которые называли себя трансгуманистами. Они мечтали об улучшении человека – в физическом, умственном, эмоциональном плане. Хотели превратить гомо сапиенс в человека-компьютер, напичканного всевозможными имплантами, улучшающими его жизнь. Чтобы человек не старел, не болел, да и вообще, по-хорошему, обрел бы бессмертие. (Трансгуманисты даже всерьез рассматривали идею переноса человеческого разума в компьютер, что должно было подарить «царю природы», по их мнению, жизнь вечную).

В этом заключалась какая-то невероятная инфантильность людей прошлого. Дескать, в будущем все проблемы решатся с помощью науки и новых изобретений. Фантасты-трансгуманисты легко сочиняли утопии, в них совершенные существа жили в совершенном мире, который весь был к их услугам. Но откуда вдруг возьмутся ресурсы на эти роскошества – фантазеры из прошлого даже не задумывались.

А это оказалось слишком дорогим удовольствием, требующим чересчур много ресурсов – создание человека совершенного. Ну ладно, одного-то можно сделать, а если главная задача – осчастливить всех? Что будет с миром, если вкладывать много ресурсов в каждого человека, живущего на Земле? Невозможно всех без исключения превратить в ходячие сокровища, в совершенных, и потому бесценных созданий.

Истина посчитала, что подобные «улучшения» окончательно погубят планету, заваленную мусором и отходами, истощат и без того чахлые ресурсы, а деятельность заводов и предприятий, на которых будут производить необходимое оборудование для всех – окончательно «добьет» экологию. И другой момент, что потом делать человеку-гаджету, на убитой планете, чем заниматься, куда прикладывать свои драгоценные сверхусилия? Или надо лететь в космос, чтобы «добивать» и другие планеты?

Проще и дешевле гоняться не за бессмертием, а убрать, или хотя бы снизить у населения страх смерти, уровень тревожности.

И потом, как оказалось, чем продолжительнее жизнь, тем сильнее нежелание завести детей.

Соответственно, придется постоянно поддерживать физическое состояние человека-компьютера, вернее, всю ту электронику и механику, которой он «набит» под завязку, а так же лечить и поддерживать в хорошем состоянии то, что называется «бренной плотью».

На поддержание в достойной форме каждого усовершенствованного человека тогда ухнется еще столько ресурсов, что человечество окончательно разорится, во всех смыслах.

Дешевле и проще родить новых людей. И сделать их жизнь приятной.

То есть, теперь современный человек, пока живет, он вполне себе счастлив, а грядущая смерть его не сильно пугает – если с самого рождения готовить его к этому, и вовремя купировать острые приступы страха и тоски с помощью фармы. В конце концов, желание счастья и покоя сильнее тяги к бессмертию, вот что показали наблюдения.

Поэтому Истина, просчитав все плюсы и минусы трансгуманизации, ограничилась лишь небольшими изменениями. Имплантом (мини-компьютером), внедренным человеку в мозг, и Оком – чипом, с выведенным на ладонь небольшим экраном, куда Истина посылала сообщения в виде схематичных картинок: что надо сделать, что не надо делать, куда пора идти, или же оповещала о том, что кто-то из знакомых желает выйти с этим человеком на связь. Око так же являлось и идентификатором личности. Имплант и Око работали на энергии тепла человеческого тела.

Решить же задачу радикально, то есть, «слить» все живые существа в компьютер (что весьма экономно, кстати) тоже не получилось. Хотя существование в виде алгоритма, внутри электронной схемы было возможно. Да, ученые вполне могли создать «электронную» версию данного конкретного человека. В которой учитывались все его внешние признаки, свойственные ему эмоции, характер, поведение, возрастные изменения, возможные реакции… Его способы взаимодействия с другими людьми, его инсайты, провалы и взлеты… Затем смоделировать мир, похожий на настоящий, и заставить электронную версию этого человека и версии других людей – жить в нем, в этом мире, тоже электронном. Да пожалуйста, можно придумать такое. Но тела-то реальных, живых людей – куда потом девать? Пусть валяются по всей планете, разлагаются себе, а внутри компьютера – кипят их якобы живые страсти?

Данный вариант будущего мало кого вдохновил: люди были готовы фантазировать о нем, но на деле все боялись именно физической гибели своего тела. Причем, если вспомнить, этого боялись даже в те времена, когда повсеместно верили в загробную жизнь.

Многих пугало даже такое состояние, как кома, хотя мозг работал и тогда, а человек, провалившийся в кому, в сущности, находился в том самом, вожделенном вирте.

И сны, как аналог вирта, тоже не вызывали энтузиазма, люди очень четко ощущали эту тонкую грань между жизнью и играми разума.

Ведь переход от живого существования к виртуальному в любом случае связан с гибелью тела, а значит – равен смерти. Такой переход, пусть и в жизнь вечную, в сущности, являлся коллективным самоубийством.

Некоторые люди, все же, соглашались после своей реальной смерти перейти в виртуальность. Одно время даже существовали фирмы, которые именно этим и занимались: переправляли не то что мертвых, а еще даже вполне себе живых людей (вернее, их электронные версии, сканы их мозга) – в «загробный», виртуальный мир, после оцифровки их сознания. Причем, виртуальный мир можно было смоделировать любой, по желанию человека. Как выяснилось довольно скоро, у каждого были свои представления о лучшем мире, в котором хотелось бы остаться навсегда. Мало кто желал оставить свою виртуальную копию в том виртуальном мире, который полностью походил на настоящий. Скоро окружающее пространство наполнилось бесчисленными мини-компьютерами, в которых хранились «души» умерших. Что с этими мини-компьютерами только не делали их живые родственники, даже ожерелья составляли, и носили на себе – так сказать, в память о предках. Потом придумали хоронить вместе с телами умерших, клали мини-компьютер в могилу с покойным. Но скоро эта мода закончилась, люди потеряли интерес к такому рода «бессмертию».

И всерьез задумались уже о другом: что, если вовсе отменить смерть? Погрузить живые тела в вечный сон, как в той известной старинной истории про Матрицу? Но… земных ресурсов опять не хватило бы на то, чтобы создать такое царство спящих, да еще и поддерживать все эту систему в порядке целую вечность. Слишком грандиозная задача, невыполнимая – в уже существующих, бедноватых и скудных реалиях.

…Подчинившись сигналу, посланному мне на Око, я вернулась обратно в свою квартиру. И точно, в спальне я обнаружила, что не убрала одеяло. Оно так и лежало на кровати – скомканное, сдвинутое к подножью. Я взяла одеяло, и, предварительно нажав на кнопку, открыла люк, затолкала одеяло туда. Там, где-то в глубинах дома, под городом, вещи всех жителей подвергались процедуре дезинфекции. Каждый день. Одеяла отдельно, брюки и футболки тоже отдельно. Можно конечно, в одну кучу все вещи свалить, но, как понимаю, это было бы непродуктивно и неэкономно – сортировать-то их потом сложнее. Проще разделить потоки вещей изначально, чем строить дополнительную, требующую ресурсов, систему их сортировки.

После дезинфекции, вечером, каждый житель из этого же люка мог вытащить уже «чистое» одеяло. Не его, не личное, а, так сказать, общественное. Поскольку индивидуальные вещи – слишком дорогое удовольствие. Еще и сортировать их по принадлежности каждому, то есть, по второму разу; тем самым, получается, еще больше усложнять систему! То есть, тратить на все это ресурсы. И другой технический момент. Сложная система будет чаще выходить из строя и требовать замены, а значит, это опять лишняя трата ресурсов.

Поэтому Истина сочла, что человеческие капризы (иметь свое, индивидуальное) того не стоят. И люди с этим согласились. Если бы сейчас кто-то высказал свои претензии на тему того – «хочу, как раньше, в прежние времена, иметь свое, личное», то этого человека не поняли бы, и сочли бы транжирой и эгоистом, не думающем об окружающем мире.

Кстати Лара, соседка, несколько раз пренебрегала подсказками Ока, и забывала кинуть использованное одеяло в люк. И вот тогда включался звук-напоминание, конечно, не такой тревожный и страшный, как сигнал, оповещающий о начале карантина, но тоже, приятного было мало это слушать. Звук становился все громче и громче. Выскакивали из квартир все жильцы, искали ее, или Дэна; недовольную Лару, в конце концов, соседи вынуждали исполнить предписание…

В наше время все было подчинено экономии и строгому контролю, плюс постоянной дезинфекции. Все предметы в Столовой, а так же одежду, обувь, коптеры, детские коляски, медицинские каталки и прочее – полагалось неукоснительно возвращать на место.

Лара и Дэн жили в квартире для семейной пары («мужчина + женщина»), с общей спальней, общей туалетной комнатой (там работали два устройства для отправления естественных надобностей, мужское и женское), а Камер там было две. Камера числилась за каждым жильцом своя. Пожалуй, если и существовала какая-то личная вещь у человека в современном мире, так это именно Камера…

Других пар, помимо Лары и Дэна, в нашем доме не было.

На первом этаже квартира Нины, моей воспитательницы. Это понятно, у Нины теперь мало сил бегать по лестницам, она жила на этом свете очень давно. Напротив Нины, с другой стороны, поселилась не так давно Дина с маленьким Ники, но их квартира – не для пары («мужчина + женщина»), это жилье шло под маркировкой «один взрослый + один ребенок». Почему тоже первый этаж, понятно, Дине с маленьким Ники – сложновато карабкаться по лестницам. На втором этаже, как раз над Ниной, моя квартира, напротив меня, я уже упоминала, поселились Дэн и Лара, семейная пара. На третьем этаже обитал Алекс, а напротив него – находилась квартира Лены.

…Итак, я, разобравшись с одеялом, наконец, покинула свою квартиру, закрыла за собой дверь. Прислушалась: там, за дверью, внутри – загудело, зашумело. Это включилась система дезинфекции всего помещения. Выдувалась та грязь и пыль, что скопилась за ночь в спальне, туалетной комнате и Камере, потом помещение обдавалось воздухом с растворенным в нем дезинфицирующим составом. Как я понимаю, этот состав убивал основные болезнетворные организмы, не все, конечно, а те, что могли нести опасность эпидемии инфлюэнцы. Хотя если вдруг начинался карантин из-за нее (а на моей памяти, увы, это уже произошло один раз), очищающая система дома работала с двойной нагрузкой, помню, аж стены тогда тряслись, и уши закладывало, и – в присутствии людей. Пусть и неполезно, а что делать…

Открыть дверь в квартиру сейчас, чтобы войти обратно, я уже не могла. Только спустя некоторое время, после очистки. Помню, в детстве сколько раз я пыталась проникнуть внутрь квартиры, пока там шла уборка… Интересно же! Но нет, система не включалась, если в помещениях оставался человек (опять же, если это не карантинный период). Вот и сейчас я зачем-то подергала за ручку, пытаясь отрыть дверь. Бес-по-лез-но.

Насколько я могла понять, изучая в Мемори материалы о прошлом человечества, раньше люди сами за собой убирали в доме, и все это происходило стихийно и нецентрализованно. Для уборки изобреталось множество устройств, которые часто ломались и выбрасывались, а потом приобретались новые… Стоял огромный завод по изготовлению каких-нибудь пылесосов, там работало много людей, они их собирали… Затем пылесосы везли к месту их продажи – магазину. В магазин шел человек, покупал пылесос, и вез его к себе домой… Как-то так все это происходило тогда, давно. Это ж сколько ненужных манипуляций и передвижений! А каким бессмысленным, хаотичным, совершенно неконтролируемым выглядел в те времена дорожный трафик!

Некоторые люди и вовсе не утруждали себя домашними хлопотами, позволяя своим квартирам зарастать грязью и мусором.

Иные же приглашали на дом специальные, клининговые службы, это все за деньги в ту пору, разумеется.

Короче, у кого денег не хватало, сами все чистили, то есть, тратили кучу времени и сил на уборку… В результате все равно горы мусора, частые вспышки инфекций, сломанные приборы, требующие замены, и, плюсом, то есть, минусом – человеческая усталость. Я, изучая сведения о быте прошлого в Мемори, с трудом представляла себе те времена. А, и мало того, именно на женщин валили тогда весь уход за домом…

Так происходило до тех пор, пока не наступило время Истины, и не стали выпускать однотипные дома, с уже готовыми, встроенными в них системами уборки и очистки помещений.

…Я спустилась вниз. На первом этаже никого, лишь слегка что-то громыхало за дверью, ведущей в гардеробную, там висели накидки на холодное время года. Из квартиры, где жили Дина и Ники, слышалось веселое повизгивание Ники. Значит, все-таки он проснулся, и они с Диной скоро тоже отправятся в Столовую.

За дверью, ведущую в квартиру Нины – тишина. Я зачем-то посмотрела на свою левую ладонь, на Око, нет ли сигнала от Нины? Может, она хочет со мной связаться? Или вдруг Истина сообщит, что вот, прямо сейчас – Нина нуждается в помощи? Но нет, никаких сообщений пока.

А если все-таки зайти к своей воспитательнице?

Хотя навязываться – это последнее дело… Истина сама решит, пора спешить с помощью, или нет. Она даст знак тогда.

Сколько якобы слабых людей было развращено альтруистами прежних времен, их ненужной помощью… А сколько гнева и лишних эмоций обрушивали на окружающих бездельники, сетующие на то, что им мало существующей помощи, и им надо ее – все больше и больше… Претензии, несбывшиеся ожидания, обиды, и раздражение – изрядно портили когда-то атмосферу в обществе. А кто-то, наоборот, погибал в одиночестве, не в силах или не имея желания обратиться к людям за столь нужной им поддержкой.

Поэтому Истина решила: в помощи нуждаются только те, кто без нее действительно обойтись никак не может. И все люди теперь, скопом – волонтеры. Кто ближе (или быстрее, или сильнее), тот и бежит на помощь своему соседу, получив от Истины сигнал на Око. Это экономней и проще, чем содержать отдельные службы спасения, как раньше.

…Я ногой, приложив изрядное усилие, нажала на кнопку у выхода из подъезда. Открылась ниша рядом, на стене, внизу: там стояли сабо, примерно подходящего мне размера. Я по очереди всунула в них ноги.

Наконец, я вышла на улицу.

Было тепло, светило солнце. Дорожка под навесом (он защищал от дождя и снега) вела к площади, то есть, к центру нашего района, где располагались его главные объекты.

Столовая, Медикал, Ловемат, Тренажерная.

Сейчас я направлялась к Столовой.

В Столовую можно было попасть через простой вход (открыл дверь, закрыл дверь, никаких усилий). Или через Лабиринт, где приходилось, уже предпринимая значительные усилия, открывать многочисленные дверцы, крутить по пути, преодолевая их сопротивление, рычаги… Все это сопровождалось звуками щелканья, цоканья, звяканья и треска, такими смачными, звонкими и веселыми, что приятно слушать. Особые умельцы, проходя Лабиринт, могли все эти звуки сложить в мелодию, но у меня пока, кроме довольно-таки однообразного марша, ничего не получалось.

Говорят, если в Лабиринте не было бы звуков, сопровождающих все это действо, то электричества вырабатывалось бы гораздо меньше… Поскольку звонкие и сочные звуки при нажатии и кручении, приятное, упругое сопротивление кнопок и рычагов – влияли на энтузиазм людей. Действие должно рождать тактильный и слуховой отклик. Ну и заодно это все физическая зарядка.

Кручение-верчение рычажков в Лабиринте – позволяло копить электричество в безопасных батареях. Таким образом использовалась энергия человеческого движения. Нажатие кнопок в доме – из той же оперы, тоже сбор электричества.

Поэтому вечерами мы все ужинали в Столовой, в разноцветных переливах света. И у каждого жильца в его квартире, соответственно, тоже красиво мерцали стены.