Kitobni o'qish: «Двадцать одна ночь»

Часть первая: Таня

Посвящается источнику моего вдохновения, Габриэлю Эрнандесу, а также лучшей подруге и консультанту по написанию этой книги, Алене, и моему бесконечно любимому мужу, взявшему на свои плечи заботу о троих детях для того, чтобы данное произведение увидело свет.

Пролог

2022, Хорватия

«Команданте Че Гевара…» – проникновенно донеслось со сцены. Я не могла поверить своим ушам… Около пятнадцати лет я не слышала эту песню, со времен моей поездки на Кубу в 2007 году. Тогда я знала каждое слово, а теперь смогла припомнить лишь слова куплета.

«En tu querieda presencia», – продолжали музыканты.

Я замерла и ловила каждое слово:

Seguiremos adelante

Como junto a ti seguimos

Y con Fidel, te decimos

Hasta siempre, Comandante…

Нет-нет, я не революционерка и к Че отношусь по-разному, но эта песня – гимн Кубы, Острова свободы, острова бурлящей страсти и необъятной нежности.

В моей голове пронеслось множество флешбэков. Помню, как в шутку я купила в сувенирном магазине берет, как у Че, и однажды надела его с черной рубашкой в стиле милитари. Габи тогда засмеялся и сказал, что со спины перепутал меня с команданте. Габи… Где же ты сейчас?

Концерт закончился, дочери с папой пошли в отель, Давид задремал у меня на коленях, люди вскоре разошлись, бар на набережной закрылся, а я продолжала сидеть на ступеньках, ведущих к воде, слушала шелест волн и все глубже погружалась в воспоминания.

Погружалась, словно в воду Атлантического океана – теплую и ласкающую, которая должна была унести меня туда, на пятнадцать лет назад.

«Ты помнишь, как все начиналось?»

2007, Россия

В текущем году мне исполнилось 25 лет, я еще жила с родителями, и папа был жив. Два года назад я устроилась на работу в крупную международную компанию, где, наконец, стала неплохо зарабатывать, а недавно получила продвижение по службе. Все заработанные деньги я тратила на путешествия, в чем папа горячо поддерживал меня (как и во всем остальном, вплоть до его безвременной кончины через полгода после описываемых мной событий).

Да, забыла упомянуть, в этот период у меня был страстный роман с абьюзером, но тогда я еще не знала этих умных слов.

Идея с Кубой появилась еще весной две тысячи седьмого года, так как моя лучшая подруга работала в туристическом агентстве, а путешествия на Остров свободы были на пике популярности. Когда я объявила родителям, что лечу на Кубу с подругами, маме сразу пришли на ум страшные опасности в виде змей, крокодилов, акул, наводнений, землетрясений и нашествия саранчи. Кстати, на Кубе почти нет опасных животных, а крокодилы обитают только в болотистой местности, куда я явно не собиралась (хотя, в моем случае, никто этого не знал точно).

Со своим тогдашним молодым человеком Максом я тут же поделилась планами. Он выглядел очень оптимистично и заверил, что точно поедет со мной.

«Мы будем купаться в Карибском море и любить друг друга днями и ночами, – сказал он, глядя мне в глаза, – но сначала надо убедиться, что я буду свободен в эти даты».

В последний момент выяснилось, что именно в это время у него поехать не получится из-за обстоятельств непреодолимой силы, а поскольку я буквально сохла по Максу, Куба в момент потеряла свою привлекательность. Наоборот, поездка стала меня тяготить. В итоге нас, едущих на Кубу, оказалось четверо: я в гордом одиночестве, моя лучшая подруга Алена, которая благодаря своим связям в туристическом мире организовала нам всю поездку, ее молодой человек, по совместительству фотограф, а также рубаха-парень, балагур и весельчак Петечка, и наша общая подруга Ника Ромашкина, или просто Ромашка. Решено было лететь на три недели, чтобы спокойно пережить джетлаги, без спешки насладиться островом и осмотром местных достопримечательностей. Итак, нас ждала двадцать одна карибская ночь, которые я изначально надеялась провести со своим вечно занятым молодым человеком. Однако реальность была такова, что делить гостиничный номер мне выпало с Никой.

С Аленой и Никой я дружила всю мою сознательную жизнь, еще с тех времен, как в пятом классе перевелась в новую школу по месту жительства родителей. До этого времени я жила с бабушкой, дедушкой и моей тетей в другом районе Москвы, купаясь в их любви. Думаю, многие знают, как беззаветно и всецело могут любить бабушки и дедушки своих внуков. Мне кажется, их общество во многом сформировало меня как личность: долгие прогулки с бабушкой, у которой всегда было для меня время и слова утешения на любой случай, которая считала, что у семилетней меня не бывает неважных проблем, и которая была всегда готова на любую авантюру, как, например, прогул начальной школы, если по телевизору шла интересная передача. Дед был моим кумиром: высокий, подтянутый, в белой рубашке и галстуке, он был выдающимся инженером и управленцем и еще во времена Советского Союза объехал полмира, подолгу работая при прокоммунистических режимах отдельных стран. Я помню, как однажды он привез нам всем, включая бабушку, маму, тетю и меня, потрясающие ювелирные украшения из столицы Перу Лимы. Маме досталась маленькая серебряная лама на цепочке, чудесная и филигранно выполненная. Я мечтала, что, когда вырасту, мама отдаст мне эту ламу по наследству. Рассказы деда о дальних странах еще в детстве заставляли меня мечтать о путешествиях.

В начале девяностых, после развала Союза, завод, который возглавлял мой дед, будучи еще в прекрасной форме, остался без госфинансирования и закрылся, а мама, работающая там же, попала под сокращение и решила забрать меня от дедушки и бабушки в квартиру, где жили они с папой. Это были трудные годы, как экономически, так и адаптационно. Я привыкала и к новой школе, и к новой экономической реальности. В начале восьмидесятых годов высокий пост деда и его загранкомандировки обеспечивали нам безбедную жизнь, в позднеперестроечные времена жить стало гораздо сложнее, но еще терпимо. После развала Союза все рухнуло. Если до девяносто первого года я помню очереди за мылом и грандиозное событие в виде покупки искусственной елки перед Новым годом, ради которой мама каждый день ходила отмечаться в большой универсальный магазин, то после распада СССР с московских полок исчезло все, наступили трудные времена.

Мама воспитывала меня в строгости и в режиме жесткой экономии, я пошла в новую школу, привычный мир моих родителей исчез, а новый построить они не успели. Самое важное, что пошатнулись их ценности: то, во что они верили, идеалы партии и светлое будущее, оказалось лишь мыльным пузырем. Оказалось, надо опираться на себя, а не на партию. Принятие новой реальности заняло долгое время, совпавшее с экономическими трудностями. Какое-то время мы жили очень скромно, что резко контрастировало с моей привычной жизнью, когда дед в чемодане приносил завернутую в промасленную бумагу черную икру. Я помню, как однажды мама объявила, что еды в доме нет, и мы пару дней питались обжаренным в масле черным хлебом, посыпанным солью. Я донашивала перешитые вещи моей тети, а когда папа занялся перепродажей американского секонд-хенда, то мне удалось выпросить крутую джинсовую куртку, которую я обожала. Мы пережили это сложное время только благодаря папиному юмору и оптимизму, эти качества я унаследовала от него. Готовность посмеяться и пошутить (в том числе и над собой) помогала мне выжить в самые темные времена, а также после многолетней психологической терапии я испытываю благодарность к моей маме за железный стержень, сформированный благодаря ей, мою волю и целеустремленность. Мама не прощала никакой слабости и даже намека на нее. Как-то в школьные годы я с утра почувствовала себя плохо, но мама решила, что мне просто страшно идти на контрольную и я придумала причину прогулять занятия. Мама заставила меня собраться и выйти из дома, хотя далеко я не ушла: меня стошнило на лестничной площадке, прямо под дверь квартиры. В свою очередь, я навсегда усвоила, что в школу надо ходить, а мое истинное состояние, самочувствие и ощущение никого не волнуют.

Так вот, вернемся в девяностые. В сложное время я перешла в новую школу, где помимо меня была еще одна новенькая девочка с толстой черной косой, ставшая моей лучшей подругой и товарищем во всех играх и начинаниях на протяжении уже многих лет. У нас была очень бурная фантазия, мы все превращали в игру и удивительные приключения, даже унылые задания по истории от нашей классной руководительницы. Мы вместе мечтали, а наше активное воображение порой выплескивалось через край. Будучи чем-то похожими по характеру, мы частенько ссорились и тянули одеяло на себя, нам очень нужен был уравновешивающий элемент. Им оказалась Ромашка, подруга Алены из предыдущей школы. Спокойная и рассудительная, не претендующая на лидерство, она могла удивительно сглаживать все конфликты и привносить в наши отношения покой, умиротворение и гармонию. Частенько, когда мы были молоды и только начали открывать мир с помощью путешествий, мы снимали номера с одной кроватью, и Ника всегда ложилась посредине, чтобы мы с Аленой вдруг не начали ссору в ночи из-за какой-то ерунды. Она была буфером между нами в плохие дни и нашим третьим мушкетером – в хорошие. Мы даже были все немного похожи внешне, все были брюнетками примерно одного роста: эффектная пышногубая красотка Алена, миловидная кудрявая Ника и я. Мне трудно описывать саму себя, так как я необъективна, но многие считали меня очень симпатичной, а главное, задорной и энергичной, непрестанно улыбающейся и излучающей тепло (многие даже говорили, что я чересчур много смеюсь). Наша дружба с девочками прошла через года, мы поступили в один вуз и вместе выучили испанский язык, на котором в те времена свободно говорили.

В начале двухтысячных в России начал наблюдаться неимоверный экономический подъем. Развивался туризм, в страну пришли международные инвесторы в лице мультинациональных компаний. Алена, бредившая с детства дальними странами, пошла работать в туристическую отрасль, в кругах которой быстро стала очень успешной и известной, а я, как говорила выше, устроилась работать в международную корпорацию, где за два года выросла с ресепшиониста до руководителя с собственным кабинетом. Ника по окончании университета совместно с нами поняла, что хочет чего-то другого, и, будучи по-настоящему заботливым и альтруистичным человеком, начала учиться на ветеринара.

Личная жизнь у всех у нас была бурная, но не стабильная. За год до поездки Алена начала встречаться с Петечкой, достаточно известным в Москве фотографом, образовав невероятно творческую и сумасбродную пару, а я встретила Макса. Макс покорил меня своей пылкостью и непредсказуемостью. Вот он делает мне сюрприз и летит ко мне в Сочи, где я отдыхаю с подругами, потому что не может без меня жить, а вот – пропадает на несколько дней. Через некоторое время общения с ним у меня развился романтический невроз. Его отказ ехать на Кубу был ожидаемым, но крайне травмирующим событием для меня – я очень надеялась провести с ним время на острове, ведь мне его так не хватало в реальной жизни!

Макс благородно вызвался отвезти меня в аэропорт в день вылета, и, пробираясь по московским пробкам, я оплакивала свои мечты о любви под пальмами Варадеро.

«Мы еще обязательно съездим на отдых вместе, Снежинка, – заверил меня Макс, подхватывая чемоданы. – Мне правда очень жаль, я так сильно хотел поехать с тобой, любимая. Клянусь тебе, это наша последняя поездка порознь. Привези мне рома и сигар, и мы устроим кубинскую вечеринку после». Как показал мой дальнейший опыт, Макс имел очень скудное представление о зажигательности кубинских вечеринок.

С этими словами мы расстались на двадцать один день. Мне было так больно и обидно, что я не нашла ничего лучшего, как напиться в самолете, поэтому перелет помню весьма туманно. Помню, мы пели. После песен я плакала. Наплакавшись, спала. Потом просыпалась с ощущением брошенности и ненужности, подкрепляемым страстными поцелуями Алены и Петечки, которые сидели на следующем по счету ряду кресел.

В итоге, после тринадцати часов слез, беспокойного сна и алкоголя, мы прибыли в пустынный аэропорт Гаваны.

На взлетном поле наш самолет был единственным воздушным лайнером, Куба тогда находилась под мощным экономическим эмбарго, грузовых самолетов не было совсем. Туристические рейсы прилетали, но именно в тот момент аэропорт был абсолютно пустым. Я вышла с трапа и вдохнула воздух острова. Вы можете себе представить, что можно влюбиться в страну с первого вздоха? А знаете ли вы, что все страны и города пахнут по-разному? Куба пахла весной, свежестью, любовью и надеждой. Я спустилась с трапа и не могла надышаться этим воздухом, мне показалось, что страна приготовила для меня что-то магическое, но еще не достала кролика из шляпы.

На пограничном контроле никаких отметок в паспорт о прилете на остров нам не поставили, чтобы впоследствии не было проблем с въездом в Соединенные Штаты. Так Куба показалась мне идеальным местом для встреч с тайными любовниками: то, что случилось на Кубе, – останется на Кубе, тем более если твое присутствие там никто не сможет проверить.

«У нас секса нет»

Куба, 2007, ноябрь

На Кубе нашим местом обитания стала курортная зона Варадеро – в свое время любимое место отдыха известного гангстера Аль Капоне и других представителей этой «славной» профессии, представляющее собой двадцать километров атлантического побережья с белым песком, вдоль которого расположились отели, работающие по системе «все включено». Особенность кубинского all inclusive заключалась в том, что алкоголь входил в стоимость проживания, поэтому особо зависимые от зеленого змия туристы могли ни разу не появиться на море за весь период своего отпуска, просиживая это время в барах. Одного такого мы даже встретили лично – уезжать он не собирался.

Кубинский ром впоследствии тоже станет верным спутником нашей поездки, однако, несмотря на молодой возраст, свою меру мы знали.

Наш отель находился на большой зеленой территории, обрамляющей длинный песчаный берег Атлантики. Среди пышной тропической растительности расположился основной корпус отеля, несколько ресторанов и пара бассейнов, а также уютные бунгало, в которые мы и заселились, благодаря Алене, забронировавшей их с грандиозной скидкой и использовавшей для этого все свои связи и влияние в туристическом мире. Алена, если ты сейчас читаешь эти строки, то прими мою благодарность за то, что ты всегда делала для нас, за наши замечательные приключения, лучшие места и отели, которые ты всегда знала, как «добыть». Ника, а если ты читаешь эти строки, знай, что у меня никогда не было соседки лучше – ты была снисходительна ко мне, даже когда я хрустела чипсами по ночам!

Белые домики под красными черепичными крышами, в тени пальм и окружении цветущих бугенвиллей были поистине раем на земле. Мы поселились вместе с Никой. Номер, выполненный в колониальном стиле со множеством деревянных и плетеных элементов мебели, состоял из спальни и гостиной, окна выходили в чудесный сад. Мы сразу познакомились с горничной Марией, и она была нашим первым контактом с реальной Кубой, одной из последних коммунистических стран на планете, с ее радостями и тяготами. Впоследствии мы отдадим Марии все наши шампуни и гели для душа, а Мария не сможет сдержать слез и прижмет нас к своей большой груди в голубой униформе. Также впоследствии Мария попросит телефон Ники, чтобы отправить СМС сестре в Майами, потому что тогда кубинцам еще запрещалось пользоваться сотовыми телефонами (смартфоны еще не были изобретены), чтобы те не сболтнули чего-то лишнего. Работа в отеле открывала для сотрудников возможность получить дешевый сотовый телефон с предоплаченной сим-картой в подарок от постояльца, однако Марии пока не повезло, а сим-карту на Кубе мог купить только иностранец.

Звонки с Кубы были неимоверно дорогими, но однажды я разорилась, чтобы позвонить папе и поделиться впечатлениями от острова.

Первые дни были адаптационными. Помимо похмелья меня накрыл джетлаг и постоянное желание позвонить Максу. Я таскала свое тело на пляж и обратно, купалась в кристально чистой воде Карибского моря, но мои мысли метались между несчастной личной жизнью и списком невыполненных дел на работе. «Никогда» и «всегда» плотно обосновались в моей голове, злобно накаркивая мне судьбу старой девы и конец света в связи с уходом Макса.

Пляж надоел мне на третий день, ибо это было невыносимо – продолжать мрачные диалоги с потаенным нечто внутри меня.

Я не была по жизни угрюмой грымзой, но все изменилось, когда я встретила Макса и начала качаться на эмоциональных качелях: взлетая к безудержному, полному счастью и срываясь в темное отчаяние и всепоглощающий страх потерять своего возлюбленного. Самое главное, Макс заставлял меня верить, что все проблемы в наших отношениях заключены во мне.

«Ты слишком остро на все реагируешь» или «Ты требуешь от меня слишком многого» – были его любимыми фразами. А я ведь очень старалась быть для него идеальной – во всем. Отличной любовницей, яркой спутницей, интересной личностью, заботливым партнером, не понимая, почему мы всегда ссоримся накануне выходных. Конечно, позже объяснение было найдено – Макс был глубоко несвободным человеком, но я упорно не желала этого замечать и искала проблемы в себе.

В целом, сколько себя помню, я всегда пользовалась вниманием мужского пола благодаря своему жизнерадостному и искристому, как брызги шампанского, нраву, однако с мужчинами я зачастую предпочитала просто дружить, и наши романы захлебывались не начавшись. Я достаточно поздно созрела физически, будучи еще совсем ребенком на фоне своих одноклассниц, которые уже вовсю постигали азбуку любви. Я помню, как Алена уже крутила романы с крутыми парнями нашего района, а я предпочитала писать книжки про романтическую любовь на фоне трагических исторических событий. Кстати, в конце школы из-за этого мы немного потеряли связь с Аленой и Никой, потому что их детство уже закончилось, а мое продолжалось полным ходом.

На непонимание себя, своей женской сути, огромное влияние оказали три фактора. Первый, как ни странно, большая бедность, в которой мы жили после развала Союза. Качественных вещей почти не было, недаром мода девяностых годов – это объект для многочисленных шуток: все одевались как могли. Позже в Москве и других городах начали возникать челночные рынки – дельцы стали возить недорогую одежду из Турции, а у населения появились деньги ее покупать. У населения, но не у моих родителей. Одежду мне покупали строго два раза в год: перед первым сентября и весной, когда я вырастала из того, что купили перед школьным сезоном. Перед первым сентября можно было, правда, получить достаточно много вещей: от туфель до белых блузок и добротных джинсов. Одежда была практичной, купленная с расчетом, что она будет служить мне большую часть года, поэтому предпочтение отдавалось брючным вариантам, носким материалам и нейтральным расцветкам, причем права голоса в выборе одежды у меня не было никакого. Впоследствии у меня ушло достаточно много времени, чтобы начать носить платья и выбирать для себя яркие цвета. Чтобы хоть как-то придать себе заметности, я рано стала использовать губную помаду кричащих оттенков, и даже в университете меня первое время идентифицировали как девушку с красными губами. Это была моя первая заявка на сексуальность и самоидентичность, уход от черных джинсов и серых рубашек, надетых поверх неприметных водолазок. Потом у меня ушло много времени в целом, чтобы найти свой стиль: в одежде, косметике, и иногда мне кажется, что я до сих пор ищу его, в отличие от, например, Алены, которая всегда поражала меня своим врожденным чувством стиля и вкуса. Моим консультантом по стилю неожиданно стал Макс, одетый всегда с иголочки и объяснявший мне, что «так не носят». За это я ему невероятно благодарна. Я как-то сумела пережить этот комплекс Золушки, которую выбрал прекрасный и стильный принц, и стала гораздо более внимательно относиться к своему внешнему виду, купив себе первые платья и юбки, подчеркивающие мою стройность и миловидность. Конечно, тогда я делала это не для себя, а для Макса, отчаянно пытаясь ему соответствовать.

Вторая вещь, оказавшая влияние на открытие себя как женщины, – это многочисленные запреты, шедшие от моих родителей. «Умри, но не давай поцелуя без любви», – слишком часто шутил папа. «Только не принеси в подоле», – вторила ему мама. Частыми разговорами в нашей квартире были беседы о пользе девственности в современном мире: почему и для чего это важно. В итоге долгое время я просто сбегала при любом намеке на близость или на то, что отношения могут зайти слишком далеко. Так я переживала череду следовавших один за другим романов, длившихся по три месяца, напоминая себе каждый раз «сбежавшую невесту». Когда мой первый раз все-таки случился в достаточно позднем возрасте, мама повела меня ко всем возможным гинекологам, будучи уверенной, что я точно себе всего «нацепляла», и я чувствовала стыд и ужас, сидя в больничных коридорах, а также, как мне казалось, порицание маминых специалистов (конечно, мама вела меня только к своим, надежным профессионалам советской закалки, которых она сама посещала в своей юности).

Интимная жизнь, правда, сама по себе мне понравилась, но я долгое время не знала, что мне со всем этим делать: никаких открытых материалов на эту тему тогда не было, хотя секс уже вышел из советского подполья. И это было непосредственно связано с третьим фактом, который совершенно точно оказал влияние на мое поколение: были сняты (или почти сняты) многие этические запреты, но что делать в постели, толком никто не понимал. В целом было распространенное убеждение, что женщина, конечно, обязана быть богиней любви, и это важный шаг к ее жизненному успеху. Понятие супружеского долга, как и обслуживающая роль женщины, очень прочно засели в российских головах и, к сожалению, остаются там до сих пор. Итак, обнаружив в себе красивую, молодую, полную страсти и желания женщину, я не очень понимала, что с ней делать кроме того, чтобы радовать своего партнера. Завышенные ожидания от себя, перфекционизм, работа на результат как часть моего характера и строгого воспитания мамы пришли и в эту область. «Все зависит от женщины», – любили повторять все кому не лень, и я стремилась быть идеалом для Макса, во всем, в том числе и в постели. Каждый раз я словно пробегала марафон, в котором трофеем было удовлетворение желаний моего возлюбленного. Я была в постоянном напряжении, заслуживая его внимание и любовь, которые вечно были в недостатке. Это было моей второй работой после офисной, где я сражалась за достижение результатов, демонстрацию эффективности и перевыполнение показателей.

Так было всегда, в учебе и на работе я тоже постоянно участвовала в гонке, причем, в отличие от личной жизни, там мне все-таки удавалось занимать призовые места. Я была серебряной медалисткой в школе, закончила с отличием университет, а в двадцать четыре года стала крупным руководителем. С самого детства я работала на результат, подгоняемая мамой, которая искренне хотела подготовить меня к сложной жизни, научить бороться за место под солнцем, идти к цели и не повторить ее судьбу, оказавшись без копейки за душой и с пустым холодильником. Я знаю, она хотела лучшего для меня и искренне верила, что оценки в школе как-то повлияют на мой жизненный успех, так что мои тройки всегда были поводом для шумных разбирательств дома, и тогда мне казалось, что успешность – отличный и бескровный способ заслужить мамину любовь и уважение. Что же, какие-то плоды строгое воспитание принесло, и в середине двухтысячных я прошла огромный конкурс и устроилась на работу моей мечты: я возила тележку с почтой по офису в центре Москвы. А через пару месяцев почту уже возили мне.

Теперь в моих ближайших планах было съехать от родителей и начать жить с Максом, заманив его, как мотылька, в сети, расставленные мной, истинной жрицей любви.