Презумпция любви

Кто из них Горка, Лавров определил сразу. Разумеется, не тот «зефир бело- розовый», который, поджав коленки к круглому, как мяч, животу, передвигал пухлой ладонью игрушечный автомобиль по истертому линолеуму. Горка, похожий на рисованного детской рукой человечка из пяти разновеликих черточек, стоял во весь рост, сосредоточенно глядя под ноги. На его худеньком детском теле стриженная под машинку голова с большим выпуклым лбом и низким детским затылком казалась немного несоразмерной. Константин, не поворачиваясь, завел руку за спину и закрыл за собой дверь. Она натужно скрипнула, Горка вздрогнул и обернулся. Из- под длинных, как у девочек, темных ресниц на Лаврова глянули широко расставленные большие серьезные глаза.

– Здравствуй, Горка, – проговорил Лавров, внезапно севшим голосом.

– Здравствуйте, – ответил мальчик безо всякой заинтересованности в продолжении разговора.

Константин прокашлялся.

– Меня зовут Константин Николаевич… Полковник Лавров… Я отца твоего знал.

Горка опустил глаза. Губы его дрогнули. Не от сентиментальной чувствительности. Насмешливо так. И Лаврова кинуло в жар. Он увидел, что рот мальчишки были изуродован болячками, которые в далеком детстве украшали губы его дворовых приятелей- близнецов из семьи алкашей. Константин подумал, что многие сослуживцы полковника Гордиевского, представляясь мальчику, вероятно, говорили именно так, как он. Только их знакомство с самим Горкой продолжения не имело. А был налицо простой акт обычного обывательского любопытства. Иначе отчего бы у парнишки в благодетелях оказался отставной майор Гнедышев, та еще гнида интендантская.

– Я на Юга собрался, Горка. К морю. Вот заехал за тобой,– сказал Лавров так спокойно и уверенно, как будто не в эту минуту, а давным- давно так решил. И только поэтому принял приглашение майора посмотреть его «бунгало» за городом. – Поедешь?

Мальчик с места не сдвинулся, позы не переменил. Только тонкие в ниточку брови приподнялись, распахнулись глаза, и стало ясно, что они серые отцовские.

– Поеду, – ответил он, наконец, после паузы и посмотрел вниз на приятеля.

Тот сидел на полу, согнув колени и опираясь на отведенные за спину руки. Глаза и рот его были широко раскрыты.

– Ну, тогда собирай, солдат, свой «сидор». Одежды не надо. Игрушку любимую… книжку… Я сейчас вернусь.

Доктор Добжанский, сидя за рулем, уже просматривал последнюю страницу «Известий», когда Константин рывком распахнул заднюю дверцу и помог худенькому длинноногому парнишке устроиться на сидении.

– Рудька, – сказал он решительно. – Горка едет с нами в Морское.

– Понятно,– невозмутимо ответил доктор, аккуратно складывая газету. – Майора об этом ты поставил в известность?

– «Посадил», – хмуро ответил Лавров.

Несколько минут прошло в полном молчании. Крепкий коренастый Константин откинулся на спинку сиденья и, вздернув волевой подбородок с ямочкой, смотрел через лобовое стекло куда- то вдаль немигающим взглядом . Доктор Добжанский, с бессловесным укором глядящий на спутника своими немного выпуклыми шоколадными глазами, первым нарушил тишину.

– Спасибо, что не «положил», – ядовито сказал он и, спустя минуту,

добавил тоном, не допускающим возражений.– Ждите меня и общайтесь, не выходя из машины.

После этого доктор открыл дверцу, аккуратно выставил наружу длинные ноги в модных светлых туфлях, низко нагнул коротко остриженную ярко- рыжую высоколобую голову и, ступив на землю, первым делом проверил не съехал ли набок аккуратный узел темно- серого галстука с легкой красной искрой, который оттенял белизну рубахи с подвернутыми до локтей рукавами.

Первым нарушил молчание Лавров.

– Слушай, – круто разворачиваясь, обратился он к мальчику. – давай познакомимся поближе. Запомнил, как меня зовут?

– Да. Константин Николаевич.

– Вообще- то, лучше бы не так официально. Может, дядя Костя?

– Хорошо, – ответил мальчишка со взрослой снисходительностью в голосе. – Вы с папой в одной части служили?

– Да нет, – сказал Константин, принимая прежнюю позу спиной к Горке и вздыхая. – Не служил. Я – военный инженер- строитель. А он – тот самый «комбат- батяня». Но так случилось, что мы с ним на больших учениях вместе были. И за это время много чего пережили.

Помолчали.

Лавров снова повернулся к Горке лицом:

– Отец твой был намного старше меня. Это у мамы ты ранний ребенок, а

для него – и сын, и внук. Представить себе нельзя, как он тобой дорожил.

Помолчали.

– А после учений этих вы с ним еще встречались?

– Да нет. Я же в своём строительном ските сиднем сидел. В общем, в городе режимном. О том, что с родными твоими случилось, я только дня три назад, как узнал.

– А кто это за рулём был?

– Ну да… Прости… Не успел вас познакомить. Брат мой это. Рудольф Янович Добжанский. Военный врач. Был, как и я полковником, а теперь вот – «невольно наемный».

– Брат?! – удивился Горка.

– Понятно… фамилия другая… и все такое… Троюродный брат. Что- то в этом роде. Но мы вместе росли. У меня ближе человека нет. А у тебя хотя бы со стороны матери родственники есть?

– Из Беларуси кто- то приезжал. Только я даже имен их не запомнил. Женщина очень пожилая и мужчина на костылях. Они со мной почти не говорили. Узнали что- то про комнату и уехали.

– Тебя сразу в интернат определили?

– Нет. Я в папиной части недолго пробыл. У коменданта в общежитии. Вообще- то там с детьми никто не жил. Говорили плохая экология. А потом за мной приехал майор Гнедышев. Сказал, что ему поручено обо всем позаботиться.

– Ну, где мне жить, учиться.

– О чем «обо всем»?

– У вас с мамой отдельная квартира была?

– Нет. Комната в коммуналке. Правда большая. И одна соседка – тетя Броня. Добрая. Она своего кота Барсика на поводке гулять водила. Боялась, чтоб не обидели.

– Ты бываешь там?

– Нет. Я оттуда книгу любимую взял. Фотографии. И меня сразу увезли. Сперва почему- то в больницу, а потом – в интернат. Не тот, в котором я сейчас. В другой. А теперь майор говорит, что туда нельзя. Там другие люди живут.

– Сколько тебе было, когда это случилось?

– Восемь.

– Значит теперь одиннадцать. Ладно, «Горка ибн Николай». Что- то наш миротворец задерживается. Кстати, знаешь, из какой книги, вот это: «ибн»?

– Нет.

– «Старик Хоттабыч».* Я в детстве ее любил. А твоя любимая, книга, которую ты из дома взял, как называется?

– «Рольф в лесах». Сетона- Томпсона. Последний папин подарок.

– Н- да- а- а! – протянул Лавров после паузы. – Такое вот совпадение… Мы эту книгу с твоим отцом вместе выбирали. Я еще расстроился, что не было в магазине «Маленьких дикарей». Тоже Сетона- Томпсона. Мы с Рудиком каждое лето в этих дикарей играли, когда у деда в совхозе жили.

Машина вдруг чуть качнулась. Кто- то нажал на крышку багажника.

– Ну, вот, и сам Рудольф Янович. Легок на помине.

Доктор молча занял свое место за рулем и повернул ключ зажигания.

– «Пациент скорее» что? – с тревожными нотами в голосе спросил Лавров.

– «Жив». Ты мне еще в ножки должен поклониться! Ведь мне сюда, вполне вероятно, еще не раз придется приезжать.

– Брось, Рудька! Я его не трогал! Но сказать – сказал!

– «Дон- Кихот Арзамасский». Кстати, ты бы хоть представил нас.

– Ну, прости. О тебе я уже рассказал, а это – Гора Гордиевский.

Доктор Добжанский, оставив левую руку на руле, развернулся вправо и

внимательно посмотрел на Горку усталыми воловьими глазами.

– Будем знакомы…

Горка молча кивнул и, засмущавшись, вжался в спинку сиденья.

Довольно долго ехали в полном молчании. Потом доктор притормозил у супермаркета.

– Вот что, ребята. Вам – на первый этаж. Купите все, что нужно на сегодняшний день. Деньги вам дать?

– У меня карточка, – обидчиво ответил Лавров, выходя из машины. – Сумку дай.

– Пакетами обойдетесь. Сумка мне самому нужна. Я на второй этаж загляну. Если возвратитесь раньше меня, подождете во- о- н там. В скверике.

А скажите мне, молодой человек, какой у вас размер ноги?

– Тридцать шестой… – ответил удивленный Горка с некоторым сомнением в голосе и осторожно захлопнул дверцу Вольво.

– А росту в Вас, я полагаю, – чуть больше полутора метров, – с нарочитой вежливостью продолжил Добжанский.

Горка только плечами пожал.

Через полчаса прихрамывающий Лавров и Горка возвратились к машине с двумя пакетами, куда попало все, что полковник посчитал необходимым для приготовления обеда и ужина. Доктора пришлось довольно долго ожидать на скамейке.

Рудольф Янович покупок своих не продемонстрировал, а застегнутую спортивную сумку поставил в багажник рядом с пакетами.

Во время езды спутники Горки о чем- то негромко разговаривали, но он к ним не прислушивался. После того, как не стало родителей, кто- то чужой постоянно решал за него, где ему жить, что надевать и что есть. Обычно это делалось в приказной форме. А если и предлагался выбор, то давали ясно понять, каким он должен быть. Вот и теперь, когда ему предложили поехать к морю, то, наверное, были абсолютно уверены, что он скажет «да». Конечно он скажет «да»!

Кто бы отказался?! Только непонятно, зачем ему рассказывают какие- то сказки?! Рыжий, тот и посмеяться может, но этот- дядя Костя – вроде бы говорил на полном серьёзе. Такой наивный, что ли. Так лучше бы помолчал.

Обещали уже ему это самое «синее море»!

Последние два года, когда все было еще так обычно, они жили, как мама

говорила, «на два дома». Горка с мамой переехали в столицу, а папина военная часть была от этого города за тысячи верст. Мама лечила больные почки в особом столичном Центре, где время от времени ее подключали к специальному аппарату и «чистили кровь». Когда Горка слышал об этом, то пугался. Он представлял «аппарат» чем- то вроде механического паука – кровопийцы. Но маму об этом не расспрашивал.

В последнее лето маме стала чувствовать себя лучше. Она повеселела, договорилась с тетей Броней, чтобы та присмотрела за Горкой, а сама решила сделать отцу сюрприз, поехать к нему за Урал, чтобы вместе отметить десятый юбилей их свадьбы. Горке она обещала возвратиться вместе с папой и потом втроем отправиться «к самому синему морю». Отправились…

Доктор Добжанский припарковал машину во дворе мрачного темно- серого пятиэтажного дома. В маленьком дворе, сплошь заставленном машинами, росли высокие клены – по одному напротив каждого подъезда. Некоторые едва не касались ветками крыши. Когда подошли поближе, Горка увидел, что стены здания были составлены из больших шершавых прямоугольников, как из кирпичей. Маленькие тяжелые балконы походили не то на ласточкины гнезда, не то на бойницы.

Заметив, что Горка с любопытством осматривает дом, Лавров объяснил:

– Довоенный. Крепость. Но внутри всё вполне по барски. Здесь большие чиновники жили. Таких зданий немного осталось.

Квартира оказалась на последнем этаже. Всего на площадке было две двери. Обе современные железные с двумя замками и красивыми металлическими ручками.

Первым порог квартиры переступил доктор Добжанский, за ним Горка и Константин. И сразу оказались в длинном и широком коридоре, по которому запросто можно было бы кататься на трехколесном велосипеде. В овальном зеркале напротив двери отразились два озабоченных мужских лица и одно детское с широко открытыми от любопытства глазами. Ими Горка сразу же зацепился за игрушечный парусник на полке небольшого напольного шкафчика со старым телефоном, на котором вместо кнопок был круглый диск с цифрами. Судя по пропорциям и косым парусам, – это была шхуна. Не прогулочная яхта, а именно шхуна, пригодная для дальних странствий.

Заметив, что спутники снимают обувь, Горка тоже принялся стряхивать с себя вьетнамки, не отрывая при этом взгляда от замечательного корабля.

– Что? Понравилась «Алоиза»? – с улыбкой сказал Лавров. – Ну, так бери. Владей. Будешь на море учить ее плавать. Она давно по капитану скучает.

Горка еще пару секунд выжидательно смотрел на Константина, а потом неуверенно протянул руки к кораблику, осторожно охватил пальцами округлое лакированное днище и стал внимательно осматривать шхунку, начиная от треснувшего киля до грязноватых парусов, прикрепленных к мачтам нитками разных цветов

– Коська, – начальственным тоном сказал Лаврову доктор, – возьми сумку и идите осваивайте с мальчиком «колыбельку». Я переночую в гостиной: мне на дежурство утром. А ты устраивайся в кабинете. Пока я с обедом буду возиться, пусть Гарик примерит то, что в сумке.

– Горка, – поправил Константин

– Хорошо- хорошо, Горка. А какое все же полное имя?

– Игорь,– негромко ответил Горка, с некоторой робостью глядя на строгого доктора.

Про себя подумал, что мама и папа звали его – «Горкой», ребята в школе – «Гошей», а в интернате – «Гуней». Но промолчал, конечно.

После этого уточнения случилось так, что Лавров всегда стал называть его Горкой, а Рудольф Янович – Игорем.

В небольшой комнате с одним трехстворчатым окном и высокими потолкам мебели было мало и царил прямо- таки военный порядок. Кровать аккуратно заправлена пледом. На небольшом письменном столе ничего, кроме письменного прибора с несколькими ручками и ножницами. Маленькая настольная лампа была похожа на человечка в зеленой шляпе, сдвинутой набекрень. Подвесные книжные полки. Пустые. Старый шкаф для одежды с какими- то зарубками на боковинах И все.

– Та- а- к… – протянул Лавров, разглядывая содержимое сумки.– Тут разве что фрака не хватает. Давай, Горка, примеряй.

Из сумки на кровать полетели джинсы, шорты, футболка – в общем все, что требуется мальчику, который оказался среди взрослых без собственных вещей.

Горка посмотрел на всю эту экипировку и сделал шаг назад.

Лавров взял в руки джинсы. Посмотрел на Горку выжидательно, потом сказал:

– Ясно. Я тоже этой возни с тряпками не люблю. Давай просто прикинем к тебе и посмотрим, какой глазомер у нашего Доктора.

– Похоже угадал. Длинноваты только.

Повернул мальчика к себе спиной, приложил к плечам футболку.

– С этим в точку. С остальным разберешься по мере необходимости.

Теперь поможешь мне отсюда в кабинет перебраться. Я постель перенесу, а ты вези за мной чемодан. Вон, у двери стоит.

Константин свернул валиком постель вместе с подушкой, и через вторую дверь справа от стола направился в большую комнату, которую Горка определил как гостиную. А из нее в ту, где стояли два больших книжных шкафа с россыпью беспорядочно лежащих книг, громоздкий письменный стол, красивый трехстворчатый шкаф и большой диван. Эта комната казалась вполне обжитой. На письменном столе лежали какие- то журналы, папки с бумагами и стоял пустой стакан в подстаканнике в виде трех богатырей, держащих круговую оборону. В глубине шкафа сквозь узкое узорчатое стекло в центре виднелась какая- то одежда.

Лавров пристроил постель на кожаном кресле у стола. Сказал:

– Приехали. В этой квартире Рудькины родственники жили. Старшего поколения уже давно нет, а младшее «далече». И знаешь где?! В Новой Зеландии. Вот какое время наступило. Мы с Рудиком об этой Зеландии только от Паганеля узнали. А теперь там Феликс и его чада сок на фазенде распивают из собственных апельсинов, на вулканы любуются.

– А почему та комната, где Вы спали, «колыбелька»?

– Ну, дети там обитали. Фелька, потом дочка его Милочка. Рудик только недавно в права наследства вступил. У него еще одна квартира есть, недалеко от госпиталя. Там он после дежурства отлеживается.

До того, как Рудольф Добжанский не позвал Лаврова и Игоря к столу, каждый из них занимался своим делом. Константин разбирался со своими вещами, а Горка учил плавать шхунку по старому дубовому паркету.

Еда, приготовленная доктором, была простой: картошка, помидоры, колбаса и масло в масленке с крышкой. Но замечательно было то, что ты сам мог взять, что и сколько хотел. Как когда- то дома. Только картошку Рудольф Янович раскладывал по тарелкам один, но спрашивал у каждого:

– Хватит? Или еще?

А вот чай пили, как в праздник. С тортом и конфетами. Среди них были любимые Горкой «Коровки» только в необычной обертке. Лавров попробовал одну и сказал:

– «Коровка косолапая». С вафлями. Никогда такой не пробовал.

Горка не выдержал, фыркнул и тут же поперхнулся, закашлялся и стал задыхаться. Константин подхватился и принялся стучать ладонью по его спине. Но Доктор резко встал и сказал:

– Убери лапищу, Коська.

Потом он обхватил Горку сзади длинными руками, наклонил и надавил где- то вверху живота. Горка невольно сильно выдохнул и успокоился.

«Как будто я котенок», – подумал Горка, глядя как рыжий Доктор с невозмутимым лицом уселся на свое место и принялся допивать чай.

До ужина каждый занимался своими делами. Рудольф Янович принес Горке две большие, но тонкие книги: «Подвиги Геракла» и «Гулливер в стране лилипутов».

– Вот, – сказал доктор, протягивая книги. – Все книжное наследство Милочки. Горка принялся рассматривать книжки той девочки, которая где- то в другом полушарии пила сок из апельсинов. Рудольф Янович уселся в гостиной перед телевизором и стал слушать две головы из передачи «Совершенно секретно». А Константин Лавров почти весь вечер провел в телефонных переговорах, изредка забегая в «колыбельку», чтобы спросить Горку:

– Ну, ты как? Не скучаешь?

Горка сидел за столом, рассматривая картинки, и каждый раз, отрываясь от книги, мотал головой и отвечал:

– Не- а!

Ужинов, было целых три. Пока не доели торт. А в десять часов Лавров принес в «колыбельку» чистые простыни, подушку, легкое одеяло, все в слонах и жирафах, и предложил Горке пойти в ванную, принять душ.

– Дал мальчику, во что переодеться? – спросил Константина доктор, ставя в сушилку вымытые тарелки.

– Дал, разумеется… – ответил Лавров и вдруг осекся. – Полотенце забыл!

Сказал и исчез в коридоре.

Когда он появился у двери ванной с полотенцем в руках, там уже стоял его брат.

– Дай мне! – сказал он в приказном тоне.

– Что? – переспросил Константин

– Полотенце дай мне!

– Зачем?!!

– Иди в кухню. Там поговорим, – и буквально вырвал полотенце у Лаврова.

Затем доктор, приоткрыв дверь, просунул в щель руку с полотенцем, не заглядывая внутрь, накинул его на крючок и сказал:

– Игорь, это для тебя.

Лавров после этой сцены круто развернулся и направился в кухню.

– Это что еще за номер, Рудька? – спросил он раздраженно. – Что за секретные

переговоры? Да еще на кухне?!

– Потому что здесь слышно, когда мальчик будет выходить из ванной.

– Это что – сериал «Дети шпионов»?!! – взвился Константин.

– Успокойся! Вот скажи: что ты об этом мальчике знаешь?!!

– Что я знаю?!!! Он сын Николая Ивановича! Этого мало?!

– Представь – мало. И не ори, пожалуйста. Ты хоть знал его отца, а он о тебе даже не слыхал. А вот о том, что со взрослыми мужиками нужно быть осторожными за три года в интернате весьма осведомлен.

– Ты о чем?!! Я что – разносчик бубонной чумы, холерных вибрионов или поросячьего гриппа?!!

– Ты – дикарь! Все СМИ только и обсуждают тему защиты детей от любителей наслаждений, догадайся какого толка!

– Рудька! Я тебе врежу! Мы здесь вдвоем, и ты смеешь говорить мне такие гадости?!

– Смею! Потому что мне ногу твою спасать нужно!

– Так это моя нога вызывает у тебя такое странное подозрение?!!

– Уймись и слушай! Ты, осел упрямый, пообещал мальчишке взять его с собой. Если это и возможно, то нужно будет оформлять целую тонну документов. Во всяком случае, доверенность от твоего Гнедышева – это точно. А поскольку ты Игорю человек совершенно посторонний, то никто тебе ребенка не доверит. И потому документ, в лучшем случае, если и будет составляться, то на меня как врача. И я должен предусмотреть все возможные риски. Их, я тебя уверяю, очень много, а самая главная – ты с твоим первобытным невежеством относительно существующих законов и общественного мнения.

Лавров, шумно вздохнув, отошел к столу, с грохотом выдвинул стул, сел и отвернувшись от брата, стал смотреть в окно невидящими глазами. Рудольф собрался было продолжить свой монолог, но услышал шум в коридоре и поспешил туда.

– Пижама подошла?– спросил Добжанский мальчика.

– Да,– ответил мальчик шепотом, прижимая к груди мокрую шхунку.

Выходя из «колыбельки», где Горка уже натягивал на себя одеяло с африканским пейзажем, Добжанский столкнулся с братом.

– Ты куда?! – спросил доктор, пытаясь прикрыть за собой дверь. Константин отвел его руку и твердо произнес