Kitobni o'qish: «Век рисков: убежденность Ватроффа»

Сравнительно недавно, пятьдесят лет назад и ранее, люди одинаково и на кухнях, и на научно-популярных семинарах спорили о том, какая угроза составит приговор человечеству. Вариантов было «несколько»: глобальное потепление, новый ледниковый период, метеориты, порабощение инопланетной расой, взрыв солнца, всемирный голод, атомная война больших масштабов, перенаселение, улетучивание атмосферы, нашествие зомби, ужасного мора, и так далее, и так далее. На данный момент вымирание нам не грозит. Но споры продолжаются по сей день.

Не менее остро люди спорят о том, чьи силы будут виноваты в сотворении апокалипсиса: силы природы, силы людей или космические? Оказалось, все виноваты в какой-то степени прямо сейчас. А вина в том, что человеческий мир уже пошел по пути апокалипсиса, ни спасши себя, ни спасши окружающее естество. Но по правде, это понимает не каждый.

Ввиду накопившихся всемирных проблем, чья-то среднестатистическая семья и глазом моргнуть не успела, как привычный уклад жизни бесповоротно изменился. А затем еще одна семья не успела моргнуть, и еще одна до тех пор, пока новый строй не поработил всех. Дошло до того, что старые места работы кормильцев сгорели – многие компании, особенно надувательского спроса, канули в лету, оставив свое наследство на съедение важным появившимся Фракциям. Раньше были предприятия, структуры и государства? Сейчас существуют только Фракции.

Масштабы Фракций поражают. Их по всему миру только четыре: Фракция Благополучия, Фракция Безопасности, Фракция Времени и Передовая Фракция. Однако каждой из них принадлежат Бункерные города и Секторы. Бункерных городов у нас пруд пруди. А вот Секторов у одной Фракции может быть пять, а может быть десять – точные цифры никто не говорит. В свою очередь они внутри разделены на Кубы. В одном Секторе может быть до ста Кубов, «слепленных» друг с другом как вагоны поездов. В одном Кубе содержится как минимум пятьсот человек, но в основном – добротные две тысячи. И весь этот механизм в цементных муравейниках – силы для спасения нашего теперь хрупкого мира.

С момента начала Экономического переворота, нового шага для более лучшего будущего, прошло всего-навсего двадцать лет. Я бы описал свое положение в новой эре как батарейку в часах – мне здесь место, и мне не о чем жалеть. Но частенько при дежурном обходе наших офисов, расположенных в Кубах, слышу разные недовольства как от рядовых надзирателей, так и от подчиненных работников, мол они – невинные овечки в суровой игре волчьих стай. Соответственно, в домах у наших подчиненных поднимаются разговоры и ругани больше всего в другом ключе – не о плохих и вредных покупателях, как это было раньше, да и речи про кредиты тоже прекратили свое существование… наверняка некогда улыбающиеся продавцы и госслужащие в простых людных местах, в наши дни, находясь у нас, матерят меня и мне подобных добротно и много-много раз. Я даже понимаю их, но что поделать? Жизнь их изменилась внезапно, и к этому сложно привыкнуть. Вначале – переселение из простого города в Бункерный. Затем приказ о найме на непонятную работу в какой-то Куб… Мне же все по вкусу – и положение, и обстановка, и даже недовольные люди.

Я слышал, что существуют другие неофициальные Фракции, которые тоже ищут план по спасению планеты. Говорят, почести тебя там находят сами, стоит только присоединиться к нелегалам. Но мне они не интересны. Важно, что цель у нас одна. Впрочем, на данный момент есть только одна цель для всех, к достижению которой стремится официальное Объединение Фракций. Все банально хотят вернуться под небо без каких-либо запретов и с тем же благополучием, каким оно было до «пещер».

Что мне больше всего нравится на пороге Конца света, так это то, что почти все бывшие государства как один подключили к проблеме свое население от мала до велика. Так отдельно от Бункерных городов появились Фракции, Секторы, и так появилась новая профессия. Я ею обучен одним из первых – и не стесняюсь говорить о том, что являюсь первопроходцем.

Меня зовут Ангст Ватрофф. Я вхожу в добровольное меньшинство, которое осознанно помогает правительству выжить в нашей жестокой реальности. У меня даже есть пара-тройка наград, на которые без слез не взглянешь. А моя должность именуется как «Надзиратель-маршал Фракции», сокращенно – намаш. Нас, намашей, можно пересчитать по пальцам. Мы те, кто имеет в подчинении один Сектор от одной Фракции, и это та еще задача. Мои владения – это Сектор 3 Передовой Фракции. Здесь мы производим аналитику сельского хозяйства и очень стараемся поддерживать количество продовольствия для всех людей не только эмпирически, но и физически. Лично я ничего общего с сельским хозяйством не имел ранее. Но зато, хорошо разбираюсь в стратегии, в задачках на повышение эрудиции, и в управлении персоналом.

У меня как у намаша есть меньшие по званию, именуемые просто как надзиратели, и между ними грамотно поделены обязанности по содержанию Кубов. Даже сейчас я, неспешно поедая сочное красное яблоко, удобно расположившись в своей штаб-квартире на кресле (штаб-квартира как большой высококлассный кабинет, расположен в конце пятого Куба), понимаю, что с каждой вяло исчезающей минутой прибавляется хлопот… Но мои надзиратели справляются с делами как могут. Уверен.

Наверняка в это самое мгновение в каком-то офисе нашего Куба бунтует один человек, падают на пол белые бумажные листы, и его пытаются успокоить все остальные подчиненные работники. В другом Кубе возможно кто-то кого-то снова попытался взять в заложники, и уже на помощь спешат надзиратели из соседних офисов, оставив без присмотра свои места. Подобные выходки – это новая свалившаяся рутина как для меня, так и для надзирателей.

– Устал я, – вырвалось из уст непроизвольно. – Надеюсь, поставка с «оковами» не задержится еще больше.

«Оковы» – это легкоперевариваемый дурман, который мы заставляем наших подчиненных выпивать, чтобы ликвидировать агрессию с их стороны. Почему подчиненные агрессивно себя ведут? Понять можно. Последняя ступень искусственной эволюции человека до Экономического переворота была более эгоцентричной, чем следовало бы. Свобода – это хорошо, но всему есть свои пределы. И вот, когда людскому роду грозит со всех сторон опасность, где искать помощи, когда каждый сам за себя? Жаль, но из наших подчиненных мало кто понимает, что ситуация в мире требует множества рук и мозгов, даже обычных. Поскольку даже в самом посредственном может скрываться что-то, что непосредственные ищут веками.

От огрызка яблока осталась только веточка, и я ее отправляю в консервационный ящик. У нас ничто не выбрасывается – штраф большой. Этот маленький серебристый ящик под столом заполнен доверху, а место сортировки отходов откроется в семнадцать часов… стало быть «Сортировка» уже открыта.

Взяв ящик под подмышку, я было направился к двери, как гарнитура в ухе запищала, и пришлось затормозить.

– Связь открыть, – дал я команду гарнитуре. Ведь если она просто запищала, значит звонок по внутренней линии. – Слушаю.

– Намаш Ангст, ко входу в шестой Куб пришли из другого Сектора, – привычным, но каким-то более замученным тоном проговорил надзиратель Морис.

– Кто?

– Намаш Карина и ее приближенные.

– Пять минут. Связь – отбой, – устало фыркнул я, и вернул ящик на законное место. С грустью отвернувшись от него, покинул кабинет.

Намаш Карина… красивая женщина, роскошная… Лучше бы она не умела разговаривать.

– Хотя, если не дать ей говорить, она не пощадит маникюр, когда начнет царапать чье-то лицо.

Второй раз за неделю «наша царица» посетила нас. Будет ли она снова просить отдать ей ценного Мориса? Или в этот раз угрожать? Я долго думал над тем, каковы мотивы у Карины, и даже не заметил, как прошел весь длинный «хрустальный» коридор пятого Куба. Однако обычно прохожу свои территории с двадцатью офисами и шестью лабораториями медленно и всякий раз с восторгом, будто впервые.

Разумеется, Карина уже удобно расположилась в кабинете надзирателя Мориса. Не упущу возможности похвастаться, что все кабинеты надзирателей в Секторе – мои кабинеты. Жаль, что каждый из них – в точности как предыдущий. Поэтому, когда я увидел, как намаш Карина пользуется, моими, чайником и чаем, лицо невольно выразило прискорбие.

– Надо же, Вы и впрямь бесцеремонны, – высказавшись, я сел на хиленькую табуретку напротив Карины. Диваны и кресла были заняты ее телохранителями и приближенными в строгих костюмах. – Это как будто я в гостях, а не Вы.

Женщина в длинном коктейльном платье темно-красного цвета молча продолжала мешать чайной ложечкой в чашке. Ее профессиональный макияж должен был скрыть цифру возраста под номером сорок, однако недовольная гримаса только прибавила годы. Она подняла чашку чая, пододвинулась к спинке кресла и поправила черные кучерявые локоны.

– Когда же Вы прекратите быть настолько мелочным? – отозвалась Карина, и элегантно сделала глоток ароматного чая.

Я молчал с прищуром наблюдая за собеседницей. Неужто она поняла, что мне не нравится то, что я сижу не на кожаном черном сидении и то, что мой сервиз и чай тронул чужак? Но как только Карина сверкнула карими глазами, и показательно взглянула на чайник, а затем на меня, я все понял.

– Увы, – мило улыбнулся я ей, – но сейчас я мелочен в два раза больше, чем Вам подумалось.

Карина хохотнула:

– Ладно. – Она отставила чашку и махнула неприметному пареньку за ее плечом. Он сразу же подошел и положил передо мной толстенную папку с бумагами. – Как Вы видите по логотипу, документы принадлежат нашей Фракции. Сегодня мне приказали осведомить Вас об этом деле. Ну же, откройте.

По виду Карины понятно, что дело явно серьезное. Это значит – шутки в сторону. С полной невозмутимостью я спросил:

– Насколько оно засекреченное?

Карина немного напряглась:

– Взгляните на дело.

Лично для меня запахло жаренным.

– Намаш Карина, я не хочу открывать бомбу замедленного действия. Если Вы так настаиваете, чтобы я просмотрел дело, значит обратного пути потом не будет.

– Вы правы. Но у Вас нет выбора.

– Тогда дайте взглянуть на приказ о распоряжении.

– В первом файле этой папки.

– Будет Вам. Я похож на дурака?

Карина видимо уже устала, иначе почему она потерла висок опустив пышные ресницы вниз?

– Константин, зачитайте ему первую страницу из дела.

Мое удивление тут же подскочило вверх:

– Раз Вы можете ему разрешить, то я сам зачитаю.

Открыв папку и прочитав приказ о распоряжении намашу Карине передать это дело намашу Ангсту, я немного успокоился. Особая печать поставлена самим Секретарем нашей Передовой Фракции. Выходит, что Карина действительно не имела никаких скрытых намерений и не хотела меня обмануть.

Моя собеседница поднялась с места.

– Что ж, дело вручено лично в руки, мне здесь делать больше нечего. Всего доброго.

– Угу, – буркнул я ей вслед, даже не поинтересовавшись об отношениях между ней и Морисом. Но это сейчас совсем не важно.

Диваны и кресла опустели, дверь захлопнулась, и я остался один… Я думал, что остался один, и без зазрения совести окунулся в бумаги. Помимо того, что в них приказано перенаправить меня к черту на куличики подальше от любимого Сектора, к делу также прилагались пояснения таковой причины и отчеты, но в скучной бюрократической манере.

Я не знал, так как живу в Секторе уже пятнадцать лет и редко выхожу из него, но оказывается, вспышки на солнце в последнее время происходят так часто, что некоторых метеозависимых людей стало больше в разы – они уже рождаются с прогрессирующими патологиями.

Да, это давно факт – мистика и двойственные мнения о проблемах метеозависимых в какой-то момент резко исчезли. Есть только один четкий ответ – солнце и его излучение влияют на все организмы, в том числе человеческие. Однако, как написано в отчете, бич современного народа – невозможность что-либо делать при вспышках. Сказано, что артериальное давление пациентов выходит из-под контроля, все органы барахлят пуще незащищенной электронной техники, а спасение народов разрабатывается в нашей Фракции четыре года, но с трудом. Пока что все разработки лежат на стадии экспериментов, и мне вручили путевку в этот самый засекреченный Куб второго Сектора, где якобы нужна моя поддержка.

– Намаш Ангст, все хорошо? – услышал я от Мориса, все это время смиренно сторожившего двери.

– Честно признаться нет, – сухо отозвался я, продолжая хмуриться над графиками. Морис молчал. Видимо он тоже не чуял чего-то хорошего. Потому я постарался смягчить углы: – Боюсь, нам надо будет сделать «перестановку в доме» побыстрее, чтобы успеть адаптироваться.

– К чему Вы клоните? – Морис принялся прибирать за Кариной.

– Как бы мне сказать помягче…

– Если Вы приняли такую формулировку, значит стоит приготовиться к чему-то плохому.

– Возможно…

Мне не хотелось говорить на эту тему, а Морис не выпытывал ответов. Я молча листал отчет, Морис готовил чай. Когда чашка звякнула перед моим носом, я выждал паузу и безапелляционно произнес:

– Ты будешь вместо меня, а на замену тебе мы найдем кого-то из наших лабораторий. Я уезжаю.

– Надолго? – к моему сожалению, Морис спросил обыденным голосом.

– Не могу сказать, но я бы не рассчитывал на скорейшее возвращение.

– Все-таки есть какая-то неоднозначность.

Я довольно хмыкнул, ибо надзиратель видит в этой ситуации положительную возможность того, что я могу вернуться. И в то же время я понимаю, что при любом повороте сможет вернуться только мое бездыханное тело. На своем опыте знаю, что некоторые секреты Секторов остаются в своей основе неразглашенными любыми методами ради того, чтобы Генералы Фракций ни о чем не знали. И все-таки, даже интуитивно предчувствуя, что не все может быть так положительно, я постарался говорить обычно:

– Меня радует, что тебя натаскать на мою должность не составит труда. Ты многое и так уже знаешь.

– Но то, чего я не знаю, знать не хотелось бы.

Из меня вырвался неудержимый смех. Морис прав. Я его уберег от всего самого грязного, с чем сталкиваюсь по работе. Но теперь ему придется вникнуть по самый пояс. Благо, выдержки его хватит с лихвой.

– У нас есть ровно пять дней на все.

Морис с тяжестью буркнул «буду стараться», и с этого момента у меня не было никаких забот кроме как стажировать бравого помощника.

По прошествии пяти дней, ровно после оповещения к переезду, я вовсю готовлюсь. Осталась стадия «привести себя в порядок»: щетина на лице побрита; я самостоятельно себя постриг коротко; умылся от лишних пепельных волосков. В серой тусклой ванной есть только я и мое отражение в зеркале.

Я, смело опираясь руками на раковину, еле разглядел лицо, по которому стекала теплая вода: эта непоколебимая белая улыбка, привычный прямой нос, родные светло-голубые глаза, которые обычно смеются… все это сейчас смотрится грустно благодаря поднятым густым бровям. Я удивился самому себе, просто не желая верить нынешней гримасе:

– Жалкое зрелище. Настолько напуган неизвестностью, что аж тошно? Действительно страшно? Мне-то, намашу Ангсту…

С полотенцем на голове я принялся одеваться. Параллельно оглядывался на серые стены, стараясь прогнать дрожь из-за предстоящего. Костюм надет. Я поправил синий галстук, рука взялась за чемодан на колесах, и все. Жду звонка по передатчику. Стою перед дверью как вкопанный уже вторую минуту. Мое подсознание явно считает, что меня заберут какие-то монстры. Но стыдно должно быть – взрослый дядька тридцати лет. Незачем трусить перед тем, что неведомо. Удивительно как с годами предвкушение от приключений сменяется беспокойством за свою безопасность.

– Даже если будет что-то неожиданное, следует держать лицо, – только я это произнес, как входная дверь отворилась, и передо мной предстали восемь вооруженных мужчин в черной форме со шлемами.

Ни стука, ни «добрый день».

– Намаш Ангст, следуйте в нашем конвое, и ни шагу в сторону. Таковы правила.

– Понял, – постарался я ответить привычно.

Чего еще стоило ожидать от переезда из одного Сектора в другой, где есть что-то секретное? Чувствую себя поистине заключенным.

Маленький вагон, больше похожий на белую капсулу, направлялся по горизонтальной шахте в незнакомый мне Сектор. Сидения жесткие, как в старинных электричках, а в узких щелочках, служивших окнами, то и дело поблескивал свет от аварийных ламп. Все пристегнуты на своих местах. Говорить, когда движешься со скоростью восемьсот километров в час, не очень удобно. Но мне это не мешало покопаться у себя в голове.

Что я знаю о внешнем мире помимо Секторов и Бункерных городов? Как сейчас живут другие люди? А животные? Не стоит волноваться только о микробах, хотя может быть за такую мысль меня осудит какой-нибудь биолог. За пятнадцать лет, думается мне, внешний мир преобразился.

Я был еще маленьким, когда появились Фракции. До них все взрослые были разными на эмоции, а дети ни о чем не подозревали и беспечно играли во дворах положенные им два часа в день, но строго – не более того. Помню, как дедушка водил меня в поход по местным дюнам. Мы карабкались на сам хребет, и оттуда смотрели на наш маленький городок и на пустыню позади. Дедушка говорил, что в его молодости песков не было, а были бескрайние желтые поля из цветков горчицы. Он рассказывал, что в городах вдоль дорог можно было видеть клумбы с деревьями, а где-то были целые лесополосы. Существовала уличная живность в немалых количествах… Потом дед плакал, говоря о времяпрепровождении с друзьями и о том, что таких хороших улиц почти не осталось. Сожалел, что моему поколению уже не понять, каково гулять под небом сутки напролет. Напоминал мне главное правило: если я хочу жить дольше, то не следует быть на солнечном свете больше сорока минут. Затем дед смахивал слезы сухой ладонью, улыбался, и мы возвращались обратно. Я по дороге назад выслушивал, как дедушка добротно проклинал то, что каждая гора и большой холм превратились в бункеры.